Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Западносибирские сны (окончание)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

К нему тогда быстро приспособились. Брали вместе с трехлитровой банкой зеленых помидоров, красные к нам почему-то не доходили. Й вот, чтобы не усложнять процедуру, как говорится, наливаешь сразу полный стакан и открываешь банку. Прямо из неё делаешь хороший хлебок, пропускаешь вслед за ним спирт и тут же из банки запиваешь: все дела!

Говорят, что первая рюмка идет колом, вторая – соколом, а остальные потом – мелкими пташечками... Все эти отполированные веками филигранные детали, при таком, как у нас тогда на Антоновской повелось, употреблении «питьевого», конечно же, пропадали, зато каким орлом ты себя сразу чувствовал! Сиди потом и весь оставшийся вечерок разбавляй в себе спирт глотками того же рассола от помидоров, а то и простой, если на тот момент в кране была, водичкой.

Уж куда трудней приходилось в памятный год, когда в магазинах не было ничего, кроме шампанского. Чтобы хоть что-то в конце промозглого либо морозного дня почувствовать, брать приходилось не меньше трех «огнетушителей». А если намечалось какое мероприятие, должны были прийти гости?

Из «гастронома» каждый выходил тогда, как «Иван Никулин, русский матрос» перед атакой немецких танковых полчищ... это тебе, не «по массарику»!

Чеха было звать Иржи, а так, как все подчеркивал, что он – инженер, Геннаша Емельянов тут же прилепил ему: И р ж и н е р.

– Европейский стандарт! – насмешничал в своей обычной манере. – Не обижайся, старик!.. Но вы там все одинаковые, как эти ваши трамвайные вагоны!

Пришлось объяснять, что друг мой – мастер слова, да, сибирский писатель, по-чешски списывател: это я тоже знал со времен фестиваля Дружбы, сразу после которого в Чехословакию и вошли наши танки, дружить, так дружить, чего там!.. Это сегодня мы путаемся в соплях уже на своих исконных землях.

Может быть, наш новый друг решил доказать, что не такой уж типичный он «иржинер»?

И пил он с нами на равных, и, когда кафе стали закрывать, почти с восторгом принял мое предложение взять такси и продолжить нашу дружескую встречу в поселке, у меня дома. От администраторши, успевшей к концу рабочего дня разделить с завсегдатаями не только несгибаемый дух нашей Кузни, но и то, что его обычно подпитывало, позвонил домой, и сонная жена с привычным вздохом спросила: а чем ты этого Иржинера, или как его, кормить думаешь?

– Дайте мне трубку, дайте! – загорячилась оскорбленная в лучших чувствах администраторша: в поздний час телефон в нашей Кузне переходил на режим громкоговорителя.

Но я докладывал уже сам: – Тут девочки отдают нам кастрюлю отбивных... -Тут девочки отдают нам кастрюлю отбивных...

– От семьи отрывают! – дурашливо закричал Геннаша, и администраторша понесла к его носу сжатый кулачок.

Левой он перехватил руку у запястья, а указательным правой взялся постукивать по кольцам и перстенькам на её кулачке:

– Правда везде пробьется!

Ребята мы были: палец в рот не клади!

Жена уже заранее ушла в детскую, как бы освободив для нас с Иржи три остальные комнаты, и, прежде чем надолго пристроиться на кухне, я не без некоторого бахвальства провел по ним гостя... Он всё как -то странно смотрел на меня, потом потащил в кабинет, где на стальной, со сплошным кругом внизу, подставке висело ещё не окончательно доеденное молью чучело глухаря, стал подбирать слова:

– Это мысливец, да... Это вижу. Почему ты списывател?.. Такая шутка? – Ты так считаешь?!

На письменном столе из польского, между прочим, кабинетного гарнитура, только что по великому блату приобретенного, взялся выкладывать перед ним книжку за книжкой:

– Детская повестуха. Другая. Сборник рассказов. Роман. Ещё роман... чей тут снимок? Чья фамилия? Тебе что, паспорт показать?

Теперь уже он повел меня по всем комнатам и, когда вернулись на кухню, к отбивным, сказал сочувственно:

– Бедно живешь, списывател!.. Тут был вор? Они все украли? Тогда-то я расхохотался так, что заспанная жена вышла из детской: – Напугаешь Жору. Хорошо, что не проснулся, а только вздрогнул... Где ты, «Иржинер»?.. Жив ли?

О твоем ночном гостеваньи в доме у «летописца Запсиба», чуть ли не классика «пролетарской» литературы, по народной молве -богатея, к которому уже чуть не весь наш поселок приходил стрельнуть до получки, а то и разузнать, не даст ли «на «москвича», я и раньше часто рассказывал, и рассказываю вот снова...

Но сместился акцент.

Кого, и правда что, под гребенку только что по всей России опять обобрали?

Ведь и тогда уже – почти нищету...

...Днём, когда оставался дома один, я перечитывал письмо отца и долго потом ходил по квартире, как будто вновь всё разглядывая... Польский гарнитур-то, конечно, – да, но что там в него входит? Стол, кресло и невысоконький книжный шкаф, наполовину закрытый створками, наполовину – стеклом. За створками – папки с рукописями, за стеклом – книжки со стихами, поэзия, а куда более объёмная проза так и осталась на самодельных, до потолка, стеллажах, на манер детского «конструктора» сложенных из поставленных один на другой деревянных ящиков из-под водки. Это теперь повсюду их заменили никчемные картонные коробки, из которых не соорудишь ничего приличного... А в то время чуть не каждому деревянному ящику была суждена у нас долгая, почти символическая судьба: на заре юных лет – непременная дань Бахусу, который в русском произношении именовался тогда в Сибири все больше Б у х а с о м; потом продолжительная, а когда и не очень, служба Амуру в качестве прикрытой матрасом из соломы, а то и подпаленной у костра телогрейкой с торчащей из ней обгорелой ватой и такими же стегаными штанами тахты; и, наконец, союз – бывало, даже юридически оформленный – с Гименеем: после недолгих трансформаций предыдущее узкое ложе с добавлением новой тары превращалось в роскошную двуспальную кровать... как вспомнишь!

Когда по телевизору, не успев его вовремя выключить, увидишь рекламу новейших зарубежных ароматизаторов – ну, что они, вместе взятые, вдруг подумаешь, перед устойчивым запахом свежей пихты, из которой только что были сколочены ящики, с оригинальной добавкой к нему терпкого душка селедочного рассола, который почему-то всегда над ними витал – может, досточки пропитывали им ещё в тарном цехе? Может, по какой-то хитрой технологии, так и оставшейся тайной тех лет, в селедочном рассоле выдерживали?

А неистребимый запах упомянутой выше паленой ваты?

После бурных перемен прежней жизни и для этих, казалось бы, неодушевленных предметов новостроечного быта наступала, наконец, задумчивая пора осмысления не только всего невольно увиденного и подслушанного, но и запоздалого знакомства с далеко отстоящими от нашей «ударной» вершинами человеческого духа... с каким рвением мы тогда собирали свои библиотеки!

Денег у нас по-прежнему не было, но самый основательный из нас, Толя Ябров – недаром столько лет, бедный, не то что самоотверженно – жертвенно «тащил» в нашей газетенке отдел партийной жизни, чего никто другой из нас не мог, как бы сказали теперь, «по определению»... так вот, Толя разобрался, наконец, в редакционной бухгалтерии, и вдруг выяснилось, что уже несколько лет мы не обращались к некоей хитрой графе, которая давала нам, ну, чуть ли не беспредельную возможность приобретать книг «по перечислению». Какие тут ожидали нас радости! В городском «Книготорге» с его забитыми собраниями сочинений букинистическими отделами наш нищий, как нам всегда казалось, «Металлургстрой» стал вдруг самой уважаемой организацией... И ящики из-под неё, проклятой, сделались, наконец, хранилищем тысячелетней мудрости и вместилищем высокого духа.

Конечно, с помощью типографской, опять же в счет «Металлургстроя», бумаги и множества кнопок их, насколько это возможно, облагораживали, а на белом поле перед разноцветными, с черными буквами, а то и золотым тиснением, корешками сочинений классиков мировой литературы и древних философов расставляли и раскладывали на первый взгляд странные приметы новостроечной жизни: крошечный глиняный человечек, вылепленный когда-то из отодранного от пудовых кирзачей ошметка глины; обгорелый кусок бикфордова шнура, оставшийся после взрыва на месте «пня» будущей доменной «печки»; чуть порыжевший, с рваными краями двугорбый брусок металла с надписью по бокам: «Первый чугун.» «Июль 1964. Запсиб» – само собою, апофеоз нашей всеми горячо любимой Домны Запсибовны...

В 1999 году иеромонах Феофил из Саввино-Сторожевского монастыря подарит мне семитомный, в каждом по тысяча двести страниц, «Букварь школьника», где собраны «Начала познания вещей божественных и человеческих», и в первой книге найду, что «Домна – христианское имя, означающее с латинского – госпожа.»

Была она нашей госпожею, была!

Стыдно сказать, но моею, несмотря ни на что, остается ещё и нынче...

А сколько разного цвета и разного вида касок, подаренных сперва строителями да монтажниками, а после уже – «эксплуатацией» венчали под потолком верхнюю полку стеллажа-самоделки!

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.