Не от всякой опоры можно оттолкнуться даже для того, чтобы сделать шаг – не тверда она, не прочна, кисельна. Ползком по ней далеко не продвинешься. Кузбасский поэт Борис Васильевич Бурмистров – это такая личность, от которой можно оттолкнуться, чтобы начать разговор о поэзии и о вечном в ней.

Если бы  я был художником и передо мной стояла задача изобразить Бориса Бурмистрова символически, то я бы нарисовал человека, согбенного под тяжестью коромысла на плечах. 

К коромыслам подвешен груз: один справа, и на нём написано «Директор «Дома литераторов», другой - слева с надписью  «Председатель Союза писателей России» (кузбасское отделение).

Однако это еще не все отягощения. От сердца тянется шнурок с грузиком и на нём написано – «долг перед музой», и корни этой музы уходят глубоко в почву русской литературной традиции. Отсюда и название самого гражданского стихотворения Бурмистрова, вслед за Пушкиным. 

КЛЕВЕТНИКАМ  РОССИИ

Не озлобляйте ум и сердце,

Не оскверняйте души злом.

Всегда вы в роли иждивенцев –

Пасетесь во поле чужом.

В миру безмолвного творенья

Вам, громогласным, не понять,

Что исихатское моленье

Нам до поры велит молчать.

Молчит народ, потом как ахнет

И разметет смердящий дым...

А русский Дух, он Русью пахнет

И оттого неистребим.

И потому хочу заметить,

Заметить раз и навсегда,

Что нам в пути не ваша светит,

А наша – русская звезда...

Хотя с содержательной стороны это обращение похоже на увещевание слепня не пить крови, но дело тут именно в непрерывности традиции! Более того, в христианском понимании сути греха: «Не тебя я ненавижу, а грех, что в тебе».

То есть здесь ненависть к тому, что из человека клевещет на Россию.

По сути это обличения беса клеветы, что подчинил себе человека и сделал из него клеветника! 

Есть и еще отягощения, весящие на Бурмистрове. Суть их в природе творческих личностей, болезненных до надрыва, вздрагивающих и вопящих даже от  легкого к ним прикосновения. Поэты – а наше кузбасское отделение по преимуществу сообщество поэтов – это люди с «ободранной кожей», и руководить ими – задача непростая. 

Но я литератор, поэтому мой инструмент не кисть и краски, а слово. Слово же, в от визуальных образов, несет гораздо меньше  символической информации, ведь даже сказав, что Бурмистров оплетен проблемами как Лаокоон змеями, практически ничего не сказать!

Читатель сразу же потребует разъяснений, что этим самым хотел сказать автор. А вот нарисуй художник вышеописанную картину и вряд ли отыщется умник, чтобы задать подобный вопрос. 

 

Борис Бурмистров поэт - отсюда и отягощение сердца «сердечной смутой», брожением чувств, требующих выхода не просто в слове, а в слове, организованном в стих. 

              * * *

Вновь за окошком слякоть,

В сенях тоскует пес.

Во сне не стыдно плакать,

Во сне не видно слез.

Когда душе тревожно,

Когда душа болит,

Во сне поплакать можно,

Укрывшись от обид.

Отсюда и образная связь между слякотью жизни,  тоскующим псом и лирическим героем поэта Бориса Бурмистрова. 

И в этом разрыве между чувством божественной красоты, разлитой в мире, но испорченной слякотью и миром людей, испорченных первородным грехом Адама, склочных и похотливых, пребывает и плачет душа поэта. А чтобы в эту душу не наплевал мимо идущий, слезы запрятаны так глубоко, что только сон срывает покровы человеческой воли и обнажает её – плачущую.

Один из глубочайших православных писателей современности, Клайв Стейплз Льюис, рассуждая о псалмах, писал в работе «О проклинающих» следующее: «Это – досада, выраженная так свободно, бесстыдно, непристойно, как в наши дни ее выражают только дети. Они не скрывали злобы ради приличия и не боялись, что их назовут неврастениками. Поэтому мы и видим здесь злобу, как она есть».

Сейчас мы боимся выглядеть неприличными – в душе готовы сожрать человека, но улыбаемся ему, говорим слова, приятные его уху, то есть лицемерим «во благо», но чаще «для». 

Если Борису Бурмистрову в силу его должностей приходится идти на компромиссы, - век таков! А главное – дело своё не сделает, так как должно, то есть успешно для писательской организации! 

В стихах он раскрывается с поистине детской непосредственностью псалмопевца, оснащенного мудростью жизни и отточенным инструментом своего профессионализма.

Стихи Бурмистрова чисты и прозрачны той истинно русской чистотой и прозрачностью, за которой нет ни грамма корысти, двоедушия, житейской подлости, и в этом смысле лирический герой Бурмистрова является воплощением самых светлых сторон его души. 

                     * * *

Что-то не то в этом мире творится,

Если печалью подсвечены лица,

Если на лицах тревога застыла,

Значит душа о душе позабыла,

Значит душе одиноко и сиро,

Значит в миру нету Божьего мира,

Значит Любовь в суете затерялась –

Мне не досталась, тебе не досталась...

Так и живем в этой жизни мы бренной –

Плачет душа о душе сокровенной.

Не будем никогда забывать, что ни один писатель не исчерпывается его литературными героями, как бы близко они ни подступали к его сердцу, к его сути, к его биографии. Он, безусловно, куда больше, куда значительнее и глубже своих «alter ego».

Поэзия – это когда красиво, когда возвышенно светло и ангельски чисто. Поэзия – это живая связь прошлого с настоящим.

           * * *

И холмы, и равнины,

И глухая тайга.

Скрип продрогшей осины,

И снега, и снега …

Это все мне с начала

И до смертного дня,

И кусты краснотала,

И речушка Иня.

Тихий шепот ковыльный,

Звон колосьев литых

И далекий былинный

Голос предков моих.

 «Голос предков моих», - это и есть чистейший патриотизм, не замутненный политическими устроениями, тем более, партиями, президентами!

Если нет этой чистоты и прозрачности,  то от таких стихов несет мертвечиной, похотью, которую часто воспринимают как любовь. Западная культура в этом откровенна и говорит – секс! 

Мы еще блудим, нам пока еще стыдно, и  мы прикрываемся благопристойными фразами и даже пишем на сборничках «стихи о любви». На самом деле там бурлит и кипит вино, настоянное на гормональном буйстве, нацеленное на потребление объекта любви, а не на жертвенную отдачу.

Русская поэзия, осеянная знаменем православия,  всегда и во все времена срывает покровы с лицемерия и обнажает суть влечения и неважно к чему: к небу ли, к естественности, из которой был изъят человек божественным промыслом.

              * * *

Кому звездная дорога,

Кому пыльная стезя –

Я прошу любви у Бога,

Без любви никак нельзя.

Кому пыльная дорога,

Кому млечная тропа –

Я прошу любви для Бога,

Но бесчинствует толпа.

Кто не жил в аду, тот и рая не оценит! Кто не голодал, тот не поймет голодающего, кто не страдал, тот не поймет страждущего.

Поэт по природе своей личность сострадающая, личность, всегда готовая пойти в своем воображении либо до христова распятия, либо до сатанинской, всё вокруг выжигающей гордыни!

 

       МЕТАМОРФОЗА.

Он меня совсем не узнает,

А твердит, что знает – явно врет.

Говорит, что помнит, ей-ей-ей...

А глаза все уже, глазки злей.

Не обманет этот лживый взгляд,

Что ни слово, что ни буква – яд.

Развалился надвое язык.

Жало вижу и змеиный лик.

Ухожу, душа мне так велит,

Он мне вслед уже без слов шипит...

Самое трудное – это прервать цитирование стихов Бориса Бурмистрова, потому что о любом из его стихотворений можно написать не одну, а множество статей, раскрывающих бесконечные смыслы подлинно поэтической речи.

Вот и это последнее, процитированное мной стихотворение, возвращает меня к началу, моей более чем скромной попытке прикоснутся словом к поэтической душе Бориса Бурмистрова.