Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


«Просвяти мои очи мысленные» 20 глав жизни

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

XI

«Исполняется 170 лет со дня рождения Лермонтова. Сейчас я, простите, заговорю стихами...» Однако Саша Колпаков стихами не заговорил, он стал читать по бумаге то, что знал вообще-то каждый школьник.

О странной любви Лермонтова к России, о том, что поэт любил ездить по ее проселочным дорогам и «встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге, дрожащие огни печальных деревень».

«Не везло русской деревне, – делился Саша с телезрителями, – всегда смотрели на нее со стороны, с проселочной дороги, вместо того, чтобы посмотреть изнутри...» И после упрека в адрес поэта, бодренько добавил: «И это решили сделать мы...»

«Мы» – это были честолюбивые дублеры 80-х, а, может быть, просто тщеславные?

Александра Колпакова зампред Митякин вытащил с Алтайской студии. Коллектив дружелюбно принял новичка со свежими идеями. Колпаков быстро стал известен зрителям эффектными сюжетами программы «Эхо».

«Так вовремя грянул этот 85-й! Еще немного и быть мне в когорте потерянного поколения людей, которым не переделать себя...»

Свое кредо под вызывающим названием «Профессия-Колпаков» Саша напечатал в новом альманахе «Провинция». «Это мое время, и я хочу жить в нем по своим законам...»

Вот уж что прекрасно умели делать такие ушлые, как Колпаков, так это быстренько переделываться ради карьеры на любой лад. Этим и отличались они от нас «ущербных» и, конечно, закваской худшего в телевидении – бесцеремонностью.

...Скрытая камера. Колпаков уговаривает мужика продать спиртное из-под полы, – «Сколько?» – «15 рублей». Мужик приносит бутылку. Он достал ее явно по блату и не прочь бы выпить сам, но, видно, деньги нужны. – «Пойдем, я налью». Нехотя, словно чуя подвох, идет мужик за «добрым» покупателем, подходит к машине и наконец все понимает. – «Так не делают», – растерянно говорит он резвому журналисту.

На летучке завязался спор.

– Это функция милиции,

– Это провокация!

– Где этика журналиста?

«Провокация? Прекрасно, если это хорошая провокация», – заявил Колпаков.

«Этика – понятие, которое меняется с обстоятельствами, у эскимоса она своя, у нас своя, это не постоянное», – защищал Колпакова Геннадий Михайлович Митякин. Молодой режиссер Саша Глобин возмутился: «Выходит у нас – как у фашистов? Цель оправдывает средства?»

В редакции мы опять спорили с Митякиным. «Что же делать, такое он существо, – говорил о Колпакове наш толерантный руководитель. – Да, самовлюблен. А себя надо любить. Меня продаст? Я знаю. Я бы с ним в разведку не пошел...»

Прошло совсем немного времени, и в «Нашей газете» мы увидели инсценированное фото Колпакова и некоторых его коллег с завязанными ртами. Дескать, вот мы какие смелые! Правда, горбачевская гласность уже была у всех на слуху и особой смелости для этого актерского жеста явно не требовалось.

На очередной летучке нам, у кого на рту не было повязок в любое время, пришлось защищать зампреда Митякина от предательских ударов того, кого он по-отечески пестовал, прощая и то, что невозможно было простить.

Центральное телевидение нового времени было опорой поколению «успешных». С появлением Российского канала нашу провинциальную студию покинула талантливая журналистка Таня Худобина. Укатил в поисках более теплого местечка и Саша Колпаков. Геннадия Митякина потеснило новое начальство.

Еще в 82-м году художник Лобузнов сказал: «Телевидение – это хищник». Я не верила ему, несмотря на то, что всю жизнь общалась с художниками и знала, что они – лучшие прогнозисты грядущих событий.

В среде творческой интеллигенции начиналось резкое размежевание. Уже в середине 80-х пошла эта этика «по понятиям».

В 90-е кое-кто срочно пошел записываться в бомонд, в князья-графья. Кого-то не волновало это самое благородное сословие с ихним комильфо, зато прикормленный новой властью, он легко превращался в Ивана, не помнящего ни родства, ни Отечества, ни собственной истории и культуры.

Лермонтов любил Родину «странною любовью» и писал беспощадные строки: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ», но ему бы в голову не пришло, как литератору Василию Аксенову, считать, что у России нет собственного пути и потому она «должна стать частью Запада».

«По понятиям» стало возможным вручать премию Войновичу, злобному автору романа-пародии о солдате Красной Армии. И можно было постараться забыть о 200-летнем юбилее великого поэта Федора Тютчева.

Коснулись и нас новые законы нового телевидения.

На летучках кто-то из бывших членов КПСС уже обращался к нам: «Господа...»

На Кемеровской набережной снимали актера в гриме Пушкина, и звучал зазывающий глас рекламы: «Наверняка Александр Сергеевич нашел бы что купить в магазине «Петросиба».

Оформление передач стали вдруг называть коммерческим термином «упаковка». Рыночная стихия влезла во все поры телевещания. Либерально настроенное новое руководство нашей студии уже не позволяло решать творческие проблемы «совковской» привычкой, коллективно.

Наши строгие лидеры прежних времен, Култаев и Вишневский, не считали себя хозяевами студии. Единственным ее хозяином был творческий коллектив, совестью – художественный совет.

Теперь судьбы нашего вещания решались за закрытой дверью кабинетов Гребенникова и Войтович.

Новая метла по-новому метет. Появились должностные инструкции, запрещавшие разглашение коммерческой тайны о зарплате вышестоящих работников. В особом журнальчике мы теперь обязаны были отмечать все прибытия-убытия. Поощрялись не столько творческие поиски, сколько умение угодить вкусам начальства. Куда там нашим советским чиновникам до талантов новой бюрократии!

Теперь неплохо платили актерам за рекламу, а в передачах культуры они получали гроши. Стремительно сокращалось время присутствия нашей периферийной студии на Первом, затем и на Российском каналах, и все меньше времени в наших программах занимало художественное вещание. Если раньше мне говорили: «Почему мало современных тем?», то теперь: «Почему вы думаете, что искусство важнее людям, чем личный автомобиль?» Преимущество отдавалось информации и, конечно, поощрялись любые шоу, отвлекающие людей от того, что происходило в стране.

Каким мощным предвидением обладал опороченный в 90-е годы Ленин! «Никто в мире не скомпрометирует коммунистов, если сами коммунисты не скомпрометируют себя, – говорил он. – Никто в мире не сможет помешать победе коммунистов, если сами коммунисты не помешают ей...»

Бывший коммунист, Председатель Верховного Совета Ельцин дает приказ расстрелять Верховный Совет, высший орган советской власти.

Перед нами на телеэкране – страшное зрелище обугленных окон Белого дома. Танки стреляют по зданию, окруженному колючей проволокой. «Раздавите гадину!» – верещат холопы новой власти. Беззащитных защитников Парламента избивает дубинками ОМОН, в них стреляют солдаты из частей народной армии. Только по официальным данным в Останкино и возле Верховного Совета было расстреляно не менее тысячи человек. Народная армия у нас на глазах превращалась в правительственные войска, подчинявшиеся непосредственно Ельцину.

И телевидение транслировало наш позор, нашу трагедию всему миру!

«Цинизм – разве это так уж плохо?» – с искренним удивлением спросила меня новая начальница Светлана Войтович. «Я думаю, что цинизм – рак души».

После этого диалога мы больше не находили взаимопонимания и вскоре я почувствовала ее немилость.

В филиале краеведческого музея мне дали письмо из Чечни. На листке из школьной тетради красовался старательно нарисованный огромный цветок. «...У меня такое желание, чтобы все цветы, которые есть на белом свете, собрались, как добрые молодцы, и подняли тебя к небу, святую для меня маму...» Так писал Дима Климов маме ко дню ее рождения. Дима родился 9 мая 1975 года, погиб в 1995 под Грозным. Мать не знала, как он погиб, за что удостоен награды. Она ожидала приготовленный мною сюжет о сыне в вечернем эфире: вдруг отзовется кто-нибудь, знавший ее Диму. Но какое значение мог иметь голос матери, потерявшей сына, для новых хозяев студии, озабоченных доходами с рекламы. Сюжету о погибшем мальчике не нашлось времени в вечернем эфире. Сжалилась, видя мое отчаяние, редактор городского канала. Зрители области сюжет не увидели.

«Уважаемые тети и дяди, здравствуйте, – обращались к нам в письме незнакомые дети 90-х. – Мы братья Кулиш – Женя, 13 лет и Дима, 8 лет. Живем с бабушкой, она наш опекун. Нашу маму убили бандиты, и мы остались сиротами. И вот мы решили попросить вас, милые люди, передать для нашей бабушки Лиды песню...»

Надежды на улучшение жизни, на новые реформы быстро рассеивались. Но еще были оптимистические размышления и у кого-то из моих близких.

«Нет, сейчас не безвременье. Колесо истории поворачивается. У меня есть надежда на пробуждение нашего народа. Мне всегда безмерно больно было думать: какой могла быть наша страна, если б не большевистский переворот...»

Я не считала революцию 17-го года большевистским переворотом, но, отвечая на это письмо моего друга Бориса, не спорила с ним, потому что знала: у него была причина стать в оппозицию к советскому режиму. Его семья была репрессирована, сослана в Сибирь. Борис и в студенческие годы был явным антисталинистом, единомышленником Александра Зиновьева. И вдруг я получаю от него письмо совсем иного настроения: «Мое отношение к Сталину изменилось...»

Когда невозможно было оставаться безразличным к судьбе России, пришлось моему другу забыть и о заповеди «Дхамманады». Не ты ли, Боря, учил меня быть «непривязанной» и равнодушной к политике? А он писал: «Что же нас удержит от гибели, сохранит, спасет как нацию, как страну, как народ? Мы всегда умели объединяться против внешнего врага, но как бороться против внутреннего тлетворного духа?»

Затем пришло письмо из Парижа, куда он отправился навестить родственников: «Западу трудно понять, что для нас и для всего человечества поражение СССР – великая трагедия...»

И наконец мы услышали голос президента Путина: «...Следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века. Для российского же народа оно стало настоящей драмой... Олигархические группировки, обладая неограниченным контролем над информационными потоками, обслуживали исключительно собственные корпоративные интересы. Массовая бедность стала восприниматься как норма...»

Но вот ведь в чем беда: не только западный «волк» кушает и никого не слушает, как очень точно сказал президент, но и свой отечественный Васька, как заметил дедушка Крылов, «слушает да ест».

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.