Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
7.
Считал, что не очень радостная эта работа, которая началась после настойчивого звонка из Новокузнецка и вот во что теперь вылилась, уже подходит к концу… Не пора ли, и правда что, закругляться?
Там, пожалуй, и эта книга воспоминаний уже успела выйти, а я всё не оторвусь от компьютера. Эдак можно и до бесконечности – не довольно ли?
Но вот поехал из-под Звенигорода в Москву, вышел на Белорусском вокзале, стал проходить через турникет и больно вдруг ударился бедром, между стенок непривычно застряла сумка…
Обернулся разобраться, в чём дело… ба-атюшки!
Оказывается, пока я корпел над этими записками о своём поколении, тут для «племени младого, незнакомого» таких нагородили препон!
- Когда же это успели? – спросил у молоденького милиционера.
Он усмехнулся:
- На днях вот!
Была та редкая минута, когда толпы не было, и пожилая дежурная откликнулась от своей прозрачной будки:
- Оборона Москвы!
- Выходит, - согласился с ней, - так!
Ну, нету у них денег, нету, а билеты за проезд с каждым днём дорожают – оттого и прыгают поверх турникетов, как северные олени через ненавистные для них трубы нефтепроводов в тундре, а, бывает, что также и разбиваются.
Ещё с полгода назад, когда за безбилетников решили, видимо, взяться со всей строгостью, напротив выходов через турникеты появились ребята-мордовороты в черной «спецуре» со всеми этими – страшно, аж жуть! – «орлиными» да «леопардовыми» знаками на рукавах.
Одни, значит, прыгают, другие их тут же отлавливают и куда-то уводят… Куда?!
Печальный вариант «казаков-разбойников» по версии транспортного министра Левитина: браво!..
Понаблюдал я тогда за новой этой игрой, понаблюдал, подхожу потом к одному из мужичков – самому пожилому.
- Вы-то хоть ощущаете всю ответственность за порученное вам дело? – спрашиваю с нарочитым напором.
Глаз-ватерпас! Или не усёк, к кому из них подходить?
Он радостно заржал:
- А то как же! Дело государственной важности!
Но я своё гнул:
- На вашем месте я бы не смеялся. Так и есть! Сколько сейчас говорят о развитии спорта? О массовости. Об олимпийском движении? И вы тут должны очень внимательно отслеживать будущих чемпионов. Так? Так! Не удалась первая попытка, может, вас же и испугался, – дайте ему возможность повторить прыжок!
- Слушай! – сказал он дружески. – Дай пять!
Крепко поручкались, и он сказал уже совсем свойски:
- Думаешь, оно нам нравится? Придумали, с-суки!
Потом эти ребятки от турникетов ушли. Может, оказалось невыгодно экономически – много им платить приходилось? Может, сами отказались от грязной работы?
Но не дремало левитинское «государево око»!
И вот над турникетами появились высокие боковины то ли из плекса, то ли из какого-то нового крепкого материала: тут и широкоплечему не пройти, да и опереться ведь теперь не на что.
А внизу, напротив треугольных этих вращающихся металлических рогаток, приварены теперь выпуклые боковины с чем-то, похожим на дверную ручку посерёдке - об неё-то бедром и ударился.
Как до этого: высокие да длинноногие прыгали поверх, а худенькие да маленькие внизу просачивались… Всё!
Отошла лафа.
А говорят, в стране плохо с развитием нана-технологий!
Уж такое «на!» Всем этим бедненько одетым, но с каким-нибудь – знай наших! – дурацким значком или такою же цепочкой, всем этим в спадающих, как будто в них наклали, широких штанах со множеством накладных, ненужных – им-то и положить туда ещё нечего! - карманов, всем этим - с хлопающими их по попе китайскими сумками на длинных нейлоновых «ремнях»… А чем же им ещё друг перед дружкой похвастать?
Ни «мерсов» у них, ни даже какого-нибудь отечественного дерьма… да что там, что там!
У большинства – вообще ничего.
Ну, не стыдно нам?!
У входа в подъезд для пригорода увидал пожилого человека в темносиней железнодорожной форме с погонами полковника и с рацией уоки-токи в руках – давал указание работнице в оранжевой жилетке.
Дождался, пока он закончит, - потом:
- Вас можно, извините, на минутку отвлечь?
- А что такое?
- Я писатель, вольно или невольно присматриваешься ко всему…
- Мы книжек не читаем!
- Да это само собой, только мы вот почему-то по-прежнему пишем…Там у вас понастроили препятствий на турникетах, чтобы ребята не перескакивали да не подныривали.., С милиционером я уже поговорил, теперь вы бы мне…
- Не ко мне вопрос!
- А к кому?.. К Левитину?
Может, я был уже не первый, кто к нему с этим подходил? А вдруг, вдруг?!
Мы же всё: гражданское общество! Гражданское общество!
Вот потихоньку и зреем.
А его, видать, прорвало:
- Левитин что?.. Есть Абрамович! Есть Березовский!
- Он-то теперь далеко.
Или мои долгие годы по стройкам да металлургическим заводам всё-таки даром не прошли? Дали хотя бы это: человеческий тон, на который сложно отвечать хамством или откровенной неправдой.
И «полковника» понесло:
- Да причём тут, далеко или близко! Это к «меченому» вопрос, если хочешь. К «Мишке-кошельку», где бы он ни был! К «беспалому» - пусть он теперь под землёй! К ним ко всем, или не понимаешь?!
Он так раскраснелся, а лицо стало такое страдальческое, что я виновато сказал:
- Ну, извини, брат!
Он махнул рукой и буквально рванулся внутрь здания…
Может, подумал я, чтобы слёзы скрыть?
Потому что сам я заплакал.
Я вдруг вспомнил!
Как с «третьим директором» Запсиба Борисом Ашпиным, ещё в советское время, сидели у него в кабинете, и он спохватился:
- Всё, заканчиваем. Через час – открытие нового стадиона и футбольный матч, а мне ещё перед этим надо на минутку заскочить к игрокам…
С нарочито понимающим видом спросил:
- С авансом в конверте?
- Да ладно тебе! – отмахнулся директор. - Поедешь со мной? Посидим рядком, там и договорим…
- Ну, как же, как же! – продолжал поддевать его. – Кому неизвестно, что после первого гола нашим, Ашпин бежит на поле, становится за воротами и громко начинает давать вратарю «ценные» и «ещё более ценные указания»: до конца матча.
- Ну, нет! – сказал он. – Нет. Сегодня нельзя. Во-первых, открытие, надо на месте, а, во-вторых, вратарь у нас теперь опытный, такому и подсказывать нечего, - и вдруг суеверно примолк. – Мало ли что, правда, может…
- Вот-вот.
Когда-то Ашпин и сам был классный голкипер, в молодости играл за основной состав новокузнецкого – тогда ещё сталинского – «Металлурга», и футбол так потом и остался его «коронкой»: уже начальником доменного цеха где-нибудь в Ашмарино, в «кэмэковском» доме отдыха, запросто становился в ворота и самозабвенно играл с какими-нибудь тут же принимавшими его в свой круг сопляками.
Спустя много лет мы с ним встретились в Череповце, куда он, первый заместитель министра СССР по черной металлургии приехал начальником приёмной комиссии на пуск «Северянки» - «крупнейшей в мире домны», к воспеванию которой и я, многогрешный, руку приложил. В Московской писательской организации возглавлял тогда какую-то, точное название которой теперь и не помню, «р-рабочую» комиссию по связям с производством: в очередной раз пытался сопрячь почти несоединимое – литературу и жизнь.
Управляющий трестом «Череповецметаллургхимстрой» Николай Лущенко, «главный строитель» домны-великанши, тоже, конечно же, наш, из Кузни, устроил нам на своей базе отдыха добрую баньку, я вызвался Ашпина попарить на наш, на сибирский лад: не способом угрюмого дубохлёста, а горячим обдувом березовыми веничками, и посреди священнодействия, когда «клиент» мой уже расслабился, увидал на бедре у него старый шрам приличных размеров.
Пришлёпнул по нему ладошкой в перчатке:
- Что, Иннокентьич, не так взял в прыжке или долбанули бутсой?
- Это как раз печка, - сказал он в своей медлительной манере. – Приревновала к коротким трусам и пижонским перчаткам… знаешь, как она умеет плеваться, когда сердится?
- Судя по шраму, представляю.
- Это вот, считай, счастье, что я с тобой теперь об этом беседую. А ещё говорят, что его нет, счастья… Есть!
Еще потом через несколько лет, при Кустове, оба мы прилетели на 30-летний юбилей комбината и, когда шли по литейке нашей первой, нашей «Комсомольской» домны вместе с довольно многочисленной толпой ветеранов-металлургов, я его попросил тихонько:
- Ты этих дедов, Иннокентьич, лучше меня… Вот тот, с палочкой, - это кто?
- Да тут половина с палочкой!
- В синем костюме… с бородой?
- Это нападающий, левый крайний «Металлурга», - сказал он значительно. – В составе сорок восьмого года – вот тогда команда была!
И я его тоном укорил:
- Иннокентьич! Мне - чем он потом-то занимался?
- Да, в общем-то, у него всё получалось неплохо, но какие он крученые, скажу я тебе, засаживал!
И о ком бы потом его не спросил, все они непременно оказывались отставными «футбольерами» из «Металлурга»…
- Не понимаю, куда мы прилетели, - сказал я в конце концов. – Вроде звали на юбилей домны…
И он будто отмахнулся:
- Да доменщики – это само собой! Их бы уже и не было, если бы об этом не помнили.
- Должности… где работали?
- Да это уже дело десятое, - сказал он. – Главное, около печки – всю жизнь…
Вылезли из его машины, когда приехали тогда на открытие стадиона и на первый матч на нём, и он сразу остановился и долго смотрел на новенькую кирпичную стену с узорами поверху, потом сказал решительно:
- А ну-ка, вперёд!
По кругу не то что обошли - обежали стадион, и кое-где он останавливался, во что-то всматривался и даже водил по стенке рукой, а когда вернулись к главному входу, сказал одному из контролёров, отчего-то явно накаляясь:
- А ну-ка, позови мне!
Не стал уточнять кого, и это тоже было предвестием грозы.
Но тот, над кем она должна была разразиться, уже спешил к нам:
- Проходите, Борис Иннокентьич… слушаю вас!
- Я-то пройду! – тихим, почти вкрадчивым голосом начал Ашпин. – И вот он со мной пройдет. И ещё десятки и сотни, у кого деньги есть и кто билет купит… А как пройдёт мальчишка, которому мама сегодня денег не дала? Потому что у неё их нету! И завтра не будет! Он-то как, я тебя спрашиваю, пройдёт?!
- Н-ну, пропустим, - еще не понимал Ашпина директор стадиона.
- Он подойдёт к тебе? Он попросит?! – накалялся Ашпин. – Может, ты ему, как начальникам цехов, на сезон – пригласительный? В гостевую ложу?!
- Н-ну, Борис Иннокентьич…
- А ты знаешь, что я после войны несколько лет на стадион «Металлург» в городе через дырку в заборе лазил?.. Да не один я… у кого отец не пришел или детей много. Дырок там было столько - забор сквозил. Забить потом прикажут – ну, неприлично! – а деды для нас обязательно оставят… или лестницу забудут убрать, или ещё что… да одному-другому шепнут или кивнут: скажи, мол, своим дружкам… ты это понимаешь?!
- Да тут так вышло, - пытался было возразить директор стадиона.
- Что могло выйти, если перед этим я специально смотрел у строителей проект, сделал замечание и карандашиком отметил: вот тут оставите прогал… тут оставите! Вроде для красоты.
- Думали, кто-то нарочно карандашом…
- Ты чем думал?! Чем вообще думаешь?.. Ты понимаешь, что мальчишка должен себя почувствовать победителем, когда на стадион смог прорваться? Ты понимаешь?! А когда «Металлург» противнику наклепает, то дважды победитель… ты не играл сам? Нет? Вот то-то и беда. Играл – знал бы: мальчишки – лучшие болельщики. Когда они в восторге орут – лучший допинг. А ты…ты…
Постепенно он отошёл, уже двигали с ним в раздевалку к заводским «футбольерам», а директор стадиона всё плёлся чуть позади.
- Так что мне теперь, Борис Иннокентьич… что теперь нам?
-Сегодня пускай всех бесплатно, - уже с нарочитой грозою в голосе распорядился Ашпин. – Скажи, недогадливых или слишком скромных пусть прямо хватают и затаскивают. А завтра начинай дыры бить…
- Там, где вы – карандашиком?
- Ну, можешь одну и от себя, - расщедрился Ашпин.
Так что же это всё-таки?
Действительно, «оборона Москвы» - одного из самых дорогих городов мира?
Или постепенное, частями, создание гетто для бедных и вечно виноватых?
Но – перед кем?
И – за что?!