Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Сердцевина (повесть-миф)

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Глава 6. Пожар

В 1886 году, мая 22 числа великий пожар в Бийске случился. На архиерейском подворье загорелось. Ровно в полночь в аккурат и полыхнуло. Когда случилось, многие уже спать легли, оттого паники и неразберихи поначалу много было.

Первым-то пожар ночной сторож заметил. Часа два как заступил, ну и решил обойти дом, посмотреть, что и как. Тут дымом и напахнуло. Поднял он глаза к небу, глянул под крышу, а оттуда не то, что дым, языки пламени наружу вырываться начали.

Перепугался он шибко, давай всех будить.

Сперва-то только в архиерейском доме горело, да по причине сильного ветра, который в ту ночь случился, огонь скорехонько на соседний Казанский храм перекинулся, полыхает храм, искры высоко в небо летят, ветром их на дома сносит, того и гляди, пламя дальше по всей Казанке гулять пойдет.

Народу быстро всякого понабежало, не только с Казанки, и с других концов. Да только растерялись сперва – что делать? куда бежать? что хватать? – уж потом, когда в себя пришли, вёдра откуда-то взялись, топорики да багры в руках появились, стали горящие брёвна да доски по сторонам растаскивать да водой их заливать. Немного погодя и пожарные с бочкой подъехали, тоже тушить стали.

Где там! – плеснут куда воды, вроде и сбили пламя, пошипит там маленько, да опять занялось, всё ветром вновь раздувает. Кто был там, говорят, зарево огромное поднялось, почитай во весь горизонт – далёко видать. Недаром звонарь из Успенкого, что от архирейского дома вёрсты за две будет, первым на весь город звонил как заполошный, и колокола кричали грозно: «Скорей! Беда! Беда!..»

И просыпались люди, и на улицу выскакивали кто в чём – кто что набросить успел, с широко раскрытыми глазами выскакивали – что? где? – а колокола – беда! беда! – и, увидев зарево, крестились люди, взывали к Господу – помилуй! помоги! отведи гнев свой великий! А кто так, и панике не поддался, быстро сообразив, что к чему, хватал ведро или топор или что иное, что под руку попадалось, да к дому архиерейскому скорей бежал…

Всем миром тушили, однако погода своё брала – и дом, и церковь сильно тогда выгорели. И изнутри, и снаружи тоже. Хорошо хоть на Казанку не перекинулось, многие бы тогда жилья лишились.

Георгий тоже пожар тогда тушил. Вместе с братом Алексеем проснулись они от звонов успенских. На двор почти одновременно с домов выбежали, навстречу друг другу. Алексей, тот вообще в одном исподнем. Тут же следом отец поторопился, вышел.

Хоть и последний вышел Степан Яковлевич, но первым сообразил, неладное творится. Глянул на зарево и понял.

– Беда, однако, – сказал. И тут же сынам кивнул строго. – Чё как столбы стоите, вёдра берите скоренько, топорики! Дом архиерейский однако, горит…

Георгий с Алексеем быстро накинулись потеплее да всё прихватили, как отец сказал, и бегом к архиерейскому дому. Вместе со всеми, горелые доски от стены отрывают, оттаскивают в сторону, водой заливают. Вроде бы дело пошло, растащили, огонь утихать стал. Здесь же на пожаре других братьев встретили: Алёшу-горбатого да Тихона и Григория.

«Надо же, – подумалось Георгию, – вроде недалеко братья живут, а встречаемся – ох как! – редко. И то, когда они до отца забегают. А здесь беда сразу собрала всех вместе». А глянул братьям в глаза, понял, видимо не один он так подумал, действительно, редко видятся.

За шесть лет до того пожара, накануне 29 числа августа месяца – когда всё бийское духовенство и городская управа готовили торжества по случаю полувекового юбилея со дня основания Алтайской духовной миссии – было решено заложить в Бийске основу нового миссионерского центра. Прежний-то в Улале находился, его там ещё сам основатель миссии преосвященный Макарий Глухарев обустроил.

Однако Улала, то ли в силу своего стороннего от основных путей географического расположения, то ли по причине удалённости от центров жизни и торговли, как-то терять стала свое значение. Не только в умах русских переселенцев, так же и среди алтайцев. А Бийск постепенно всё больше и больше оттягивал на себя роль культурного и экономического центра огромного горного и прилежащего к нему лесостепного региона. Здесь, в Бийске в конце XIXвека быстро стали развиваться ремёсла и промышленность всякая, росли торговые обороты купцов бийских. Они, купцы эти, торговали теперь не только с окрестными селениями да закупленное у мужиков зерно в Томск вывозили, но и продвигали свою торговлю всё дальше и дальше в монгольские степи, получая при этом всё большие и большие, баснословные по тем временам, прибыли. А Бийск служил им основной перевалочной базой, где концентрировали они большие запасы товаров. Здесь же оседал немалый капитал от торговли. С этим уже нельзя было не считаться, наверное, потому и назрела необходимость – и высшее духовенство миссии это отлично понимало – перенести сюда, в Бийск и духовный центр всего региона.

Сами праздники запомнились бийчанам своей пышность и торжественностью. На второй день после Божественной Литургии открылся крестный ход к месту закладки Архиерейской церкви. Шли. Несли хоругви, иконы, кресты. В преднесении иконы великомученика Пантелеимона шествовали пятнадцать главных бийских священнослужителей во главе с Преосвященнейшим Владимиром Петровым, архиереем Бийским. Воздух полнился стройными голосами певчих улалинского хора. И всё это, при неожиданно прекрасной погоде, представляло картину, доселе в Бийске невиданную. После освящения места основания церкви и дома было провозглашено многолетие Государю Императору с Августейшим Домом, преосвященнейшим Епископам и всем прочим, трудящимся в Алтайской миссии, а так же всем участвующим своим пособием в построении сего храма. Богослужение длилось более пяти часов.

Тем же годом было утверждено Томском Бийское викариатство, а глава миссии архимандрит Владимир Петров возведён в сан епископа Бийского с оставлением оного в должности начальника Алтайской миссии.

В 1883 году Алтайскую духовную миссию возглавил архиерей Макарий Невский – человек воистину неутомимый и деятельный. Уже при нём в Бийске отстроили двухэтажный полукаменный архиерейский дом. Здесь же рядом, не без помощи артельных мужичков из бригады Архипа Борзёнкова возведена была деревянная церковь во имя Казанской иконы Божией Матери. А район вокруг церкви, по её имени, люди стали промеж собой Казанкой звать.

И дом архиерейский, и храм тот Казанской иконы строились на средства, пожертвованные бийским первой гильдии купцом, одновременно в ту пору должность городского головы исполняющим – Яковым Алексеевичем Сахаровым, человеком строгим и набожным, в делах усердным и последовательным. Поговаривают, правда, приворовывал городской глава из казны городской, но утверждать не будем, ибо верно говорят – «не пойман – не вор», а Якова Алексеевича никто за руку не ловил. Да и то верно: ведь «быть у корытца и не напиться…» – не многие в себе такую способность обнаружат. Справедливости ради скажем: и для города Яков Алексеевич делал не мало, а если и брал из казны что – меру знал, не нагличал. Заметим и то, что в годы те благотворительность у бийских купцов сильно в большом почёте была, видно, понимали купцы многие: греха, мирское дело делая, избежать невозможно, потому и не скупились они в средствах на дела иные – богоугодные. Впрочем, всегда так было да и будет, верно: чем более греховное время в миру наступает, тем больше и на праведные дела средств отдаётся.

Старец Макарий – в миру Михаил Парвицкий – был человек достойный, не случайно, именно годы его правления многой славой для Алтайской миссии памятны. Окончил он Тобольскую духовную семинарию, там же, ещё будучи семинаристом, и получил свою настоящую фамилию – Невский. Многие семинаристы в то время нередко меняли свои изначальные фамилии на более звучные, которые, по их мнению, далее жили с ними в миру и всемерно способствовали лучшему свершению дел благих.

22 февраля 1855 года Михаил поступил на службу в миссию, а через два года был облечен в рясофор. Сначала исполнял он обязанности катихизатора в Чулышмане и обучал детей в миссионерских школах Чемала и Улалы. В марте 1861-го был пострижен в монахи и наречен Макарием, в этом же году рукоположен во иеродиакона, чуть позже во иеромонаха походной миссионерской церкви.

А поскольку по роду своей миссионерской деятельности он всё время общался с местным населением, то, вслед за своим знаменитым тёзкой-предшественником Макарием Глухаревым, всё больше и больше утверждается в мысли о необходимости развития алтайской письменности и просвещения местных «алеутов». Чтобы Священное писание «алеуты те, новокрещённые» на родном алтайском языке могли читать. Уже в 1868 году в Петербурге выходит составленный им первый «Алтайский букварь» и разные богослужебные книги на алтайском языке, а ещё через два года он в сотрудничестве с петербургским профессором Ильминским активно готовит к печати первую грамматику алтайского языка, составленную кропотливыми трудами его и других алтайских миссионеров.

Воистину, счастлив человек, осознавший своё истинное предназначение. А потому, не разменивающийся на отнимающие ум и силы поиски себя в миру, но употребляющий их, эти силы и ум свой, изначально на дела полезные и благие во славу Божию. Потому-то 29 июня 1883 года при возведении его в сан архимандрита он произносит воистину пророческое признание: «Не суждено было мне уготовиться к высокому служению святительства в высшем святилище наук, хотя было звание к тому… Смею думать, что не случайно, но промыслительно было сие, да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душею моею от юности излюбленного… Известия об апостольских трудах патриарха российского миссионерства влекли сердце мое к алеутам американским… Но Промысл Божий, случайным разговором со мной одного из присных моих, указал мне путь к алеутам алтайским, в Алтайскую миссию, где и обретен мною мир душе, томившейся исканием пути…»

Вот и май уже середину миновал, черёмуха над Казанкой уж отцвела, под горой казанской, глядишь, вот-вот и яблони в цвет пойдут, уже готовы. И сирень за ними. Тепло нынче днями на дворе, да к ночи холодает. Не то, чтобы мороз, просто ветром сильно тянет вдоль Бии, вверх по её течению, а когда с той стороны ветер, он всегда холодный, до костей пронизывающий.

Кабинет у отца Макария в доме просторный, но обстановка в нём более чем скромная, по-монашески аскетическая. Небольшой резной киот с ликами святых напротив в красном углу, два больших шкафа с толстыми книгами, стол. На столе лампа стоит керосиновая, письменный прибор, купцом подаренный, прибор богатый, из камня точённый колыванскими мастерами, не вписывается он своим богатством во всю остальную обстановку. Но рядом Священное писание здесь, стопка книг на краю, и как-то растворяется, теряется прибор среди всего этого.

Полночь в миру близится, не спит старец, работает. Проповедь пишет. Строчки ровно ложатся, аккуратно, буковка к буковке: «Не всякий богач будет осужден и не всякий бедняк будет награжден… Братие! Будем чаще вспоминать притчу о богатом и Лазаре, чтобы не видеть горькой участи первого и удостоиться за терпение и смирение вместе со вторым…»

Или иное что пишет, нам многим – то не ведомо, да и нет необходимости нам то ведать. Знает Макарий, знает Господь. Пока достаточно. А будет необходимо сие миру явить, тогда и явлено будет, на всё воля Господня.

Опять же думы разные роятся, точно пчёлы свой сбор по капле малой старцу приносят, как в соты укладываются в мозг те думы, дабы порядок строгий обресть. А перед глазами старца – глаза Божией Матери. И вспоминается ему: такую же точную копию чудотворной иконы выполнил недавно по его, Макария указанию казанский художник-аскет, и краски для этого списка Макарий сам лично освящал. Специально в Казань ездил.

Список тот ныне в храме хранится, а у него на киоте небольшая, но искусно выполненная тем же художником копия Заступницы, по его же Макария просьбе. Привезли всё это ему в прошлом году выпускники Казанской учительской семинарии, которые во время учёбы стипендию от Алтайской миссии там получали. Сам же он им эту стипендию тогда и назначал, с той благой целью, что трудиться они сюда приедут, в миссию. Нужны ему грамотные помощники, большая в них нехватка ныне есть, особенно теперь, когда дела богоугодные миссионерские так рьяно растут и множатся.

Вот и полночь ступила в мир, работает старец, пишет да одновременно думы думает, и время ему не ведомо, некогда ему утекание времени созерцать, ибо срок земной мал каждому для трудов тех отпущен, а трудов тех, напротив, великое множество, потому грех время попусту растрачивать. Время, оно только в одну сторону течёт, но оглянуться не успеешь, как мимо пройдет, назад уже не воротишь.

Лампа тускло-тускло уже горит, наверно, керосин в ней кончается, и надо бы в кладовую сходить за керосином. Но до последнего тянет Макарий, пока фитилек не замерцал. Куда денешься теперь: хочешь – не хочешь, идти надо. Жалко конечно от неоконченного труда отрываться, но во тьме не очень-то попишешь. Взял свечу старец, бутылочку под керосин взял, в шкафу рядом стояла, накинул сверху душегрею, пошёл не спеша на первый этаж, в кладовую.

Там в аккурат со сторожем и столкнулся. Тот заполошный весь, руками машет, что-то кричит, громко объясняет Макарию:

– Там!.. Горит!..

Спокойно старец спросил, точно охладил парня:

– Где там? Что горит?

– Дом горит, там наверху…

– Иди братьев буди скоро. Вёдра берите – тушите. Да успокойся, Бог нас не оставит! – сказал так и пошёл, точно вёл его кто.

Уже на улице, словно безучастно, увидел огонь над домом, храм, воспылавший уже, людей вокруг, те суетились бестолково. Он и им повторил,

– Успокойтесь. Бог нас не оставит!

Крестом их осенил, и будто смысл какой появился в их движении, будто беспокойство схлынуло, и осознали они вдруг, что делать нужно. Теперь уже не всякий сам по себе был, а все вместе – осмысленно и разумно двигались. В цепочку опять же выстроились, стали вёдра друг другу из рук в руки передавать. Дело лучше у них пошло.

А старца и дальше точно Провидение вело, в голове мысль – туда, в храм, к Заступнице!..

…Когда в семье простого причётника Андрея Парвицкого родился сын, все решили – не жилец мальчонка. Само рождение произошло в месте для того изначально не приспособленном и крайне убогом – в бедной пономарской сторожке села Шапкино Владимирской губернии, где Парвицкий с семьёй проживал. Бабка-повитуха, принимавшая роды, взяла младенца на руки, глянула и только молча головой покачала, так слаб и тщедушен был этот новорожденный. Мальчика тут же – чтобы невзначай безымянным к Господу не отошёл – окрестили Михаилом, и в белой крестильной рубашке отец положил его под икону Казанской Божьей Матери в ожидании жизни или смерти сына.

Конечно же, он, Макарий, этого не помнил, да и не мог помнить, но два детских ощущения у него остались, и Макарий знал твёрдо: оттуда они. Первое – это глаза Богородицы. И второе – то хрупкое ощущение равновесия на грани этого мира и неба. Куда оно склонится, в какую сторону – одному Господу ведомо. А Тому было угодно испытать Михаила-Макария в миру, но, как позже напишет один из его биографов: «Слабо связанный со всем земным, он очень рано воспылает любовью к Господу…»

Вот он в храме, вот они глаза Заступницы. Сверху, под куполом уже горит вовсю, в храме дым всё застилает, глаза ест. Но старец, Провидением хранимый, спокойно проходит через этот дым, берет в руки икону, антиминс с изображённым на нём возложением во гроб Сына Божия, Евангелие берёт и крест, здесь же рядом лежавшие, бережно, скоро, но неторопливо заворачивает икону в плат и так же спокойно и уверено – Господь не оставит! – с трепетной молитвой, в душе читаемой, выходит из горящего храма.

Вышел он, и прямо за ним, вслед с грохотом рушится перекрытие купола. Всё. Икона слегка обгорела с самого края, но изображение огнём не тронуто. Матерь держит в руках младенца Иисуса и смотрит на Макария. А Старец, на улице, будто очнувшись, смотрит на храм, на дом. Икона, евангелие и крест, лежат на массивном валуне у одного из соседствующих с храмом домов, но пламя уже не страшно – оно утихает, медленно, но неизбежно, и уже ясно, что дальше оно не пойдет, и теперь лишь кое-где спокойно мерцают смирные – как засыпающий, наигравшийся, набедокурившийся котёнок – остаточные язычки пламени.

Спустя два дня после пожара, к Георгию Архип заехал. Понял Георгий, по делу заехал, не просто так – сильно уж торопился тот, даже в дом не зашёл.

– Знаешь, верно, дом архирейский сгорел. Меня в ту пору в городе не было, в Сростинское уезжал, а вернулся – такие вести… Новый теперь строить решено. Вот отец Макарий просил меня с мастеровыми переговорить, кто помочь сможет… Я к тебе – к первому. Ты как?..

– Знаю, сам тушить бегал. Конечно, строить надобно… – согласился Георгий.

– Ну, вот и хорошо, значит, завтра вместе к отцу Макарию сходим. Ждет он нас прямо с утра.

– Сходим, – снова согласился Георгий.

Старец принял их своём кабинете, обустроенном во временном доме, снятом под жильё и для трудов у одного казанского мужичка. Тесном и тёмном. Однако батюшка пока смиренно этим довольствовался – на всё воля Божия! – а там, глядишь, и новый дом отстроят.

Сидит Макарий на обычной табуретке, одетый как-то обыденно. Здесь же антиминс расстелен на незамысловатой тумбе, икона чудотворная на нём стоит, Евангелие, из огня спасённое, крест. Может, от простоты этой и незатейливости и возникло у Георгия лёгкое внутреннее ощущение тепла, исходящего от старца, и невольно доверие к нему возникло. Опять же, впервые он так вот запросто общался с Макарием, до этого видел его либо издали, либо в храме на службе среди большого скопления прихожан.

– Прошу за стол, в трапезную, – пригласил их Макарий. – Отобедаем, чем Бог послал.

Трапезная здесь же за стеной, тоже небольшая и тесноватая.

– Кушайте, сыны, не стесняйтесь, – прочтя застольную молитву, он указал на стол. – Вот картошечка варёная, капуста… Медок хороший к чаю – всё люди добрые помогли.

Сам старец ел крайне мало и без особого аппетита, у Георгия создалось впечатление, что пищу он потребляет просто потому что – надо. Закончив трапезу, к ним с Архипом обратился,

– Такое вот ныне испытание Господь послал. Знать, что-то не так, – говорил Макарий просто, но теперь в глазах старца Георгий прочёл твёрдость и решимость. – Знать, оступились где-то, не в ту сторону пошли. Стало быть, надо вернуться к тому месту да новый путь прокладывать… Готовы ли?

– Затем и пришли, отец Макарий, – Архип сказал. – Вот и Георгия Степанова Селивёрстова к тебе привёл. Из наших же, из мастеров.

Строгий и внимательный взгляд Георгий на себе почувствовал, будто внутрь ему старец заглянул, в самые мысли его, в душу саму. Всего лишь на миг, но ожёг точно, так пристально глянул.

– Слышал про сего раба Божиего достойного, – Макарий снова смотрел ласково, тепло смотрел, будто хорошо знакомую книгу вновь прочитывал. – Много доброго слышал, а так же о делах его богоугодных…

Опять вспомнил Георгий слова Архипа о том, что земля слухом полнится, прав-прав он был тогда, вот и о нём, о Георгии слава добрая и до самого Макария дошла, а значит, и Господу о его стараниях тоже всё известно. Так думал он про себя, но в разговор не встревал пока, молчал всё и слушал.

– И про твои-то задумки, Архипушка, ведаю… – Старец одобрительно головой кивнул. – Хорошие задумки, правильные. Давно пора твоим артельным к месту определиться. Многие ведь с тобой дружат: и те, что лики святые пишут, и те, кто по дереву старание имеет… А на место вы осядете, вас и сыскать людям, до вас нужду имеющим, проще будет. И вам хорошо то будет, и Богу то – радостно.

– Благословите, батюшка!

– С Богом! – Макарий осенил Архипа крестом. – Давно уж я тебя в душе благословил, Архипушка.

И после некоторого молчания, он добавил:

– Ступайте же с Господом, братья мои…

В том же году на средства купцов бийских Алексия Викуловича Соколова и Михаила Савельевича Сычёва началось строительство нового кирпичного архиерейского дома. Другие купцы и прочие прихожане тоже помогали, кто возможность к тому имел и, непременно, – желание. Поговаривали, что значительную помощь бийским погорельцам отправил и сам отец Иоанн Кронштадский, будто бы писал ему Макарий о своей беде, и проникся старец словами Макария – организовал у себя в храме сбор пожертвований на восстановления бийского храма. А одновременно, рядом с домом, начали возводить новый величественный кирпичный Казанский храм, рассчитанный по разумению и велением Макария на века.

Тем же временем, была организована в Бийске иконостасная мастерская Архипа Александровича Борзёнкова. Припомнил тут Георгий, как Архип ему несколько лет тому назад намекал на то, – когда ещё доски в сарае показывал. Только тогда, видно, силёнок ему недоставало, да и средств на то не было. А тут как-то всё один к одному и сложилось: и необходимость назрела, и Макарий одобрил, а коли так – будут теперь у Борзёнкова хорошие заказы, наверняка будут. Молодец Архип, воплотил-таки свою мечту!

Георгий за него искренне порадовался. Изначально даже мысль у него мелькнула, а не податься ли и ему к Архипу работать, по сёлам-то мотаться уже тяжко стало, все же не мальчишка, а здесь бы всё при месте был. Но потом решил, не с руки ему это дело. Да и Архип с ним согласился – не с руки – когда Георгий ему про свои сомнения сказал.

– Нынче-то и у Макария работы много будет, – рассудил Борзёнков. – Нужен ему будет хороший столяр – ох как нужен! – на постоянно. А ко мне пойдешь… Так, что с того?.. Знаешь, оно как люди бают: «Два медведя в одной берлоге…» Нынче-то мы с тобой друзья, а будешь в подчинении у меня – совсем другое дело. Я ведь своим мужичкам спуска не даю, строго за работу спрашиваю… Ты – мастер, а мне подмастерья нужны. Так уж мы людишки подленько устроены. Лучше я с тобой просто дружить стану. Оно ведь, сам знаешь, меж хозяином и работником какая дружба, так до первого недовольства. А потом не дружба уже, одно название…

«И здесь прав Архип, – здраво размыслил Георгий, – мудрый он не по годам, потому, видно, и дело ему дается, не токмо мастерство. И правильно он рассудил – лучше уж дружить с ним, чем служить».

И Макарий тогда Георгия шибко уговаривал, мол, работы полно в новом доме будет, всей не переделать. А здание, хоть и каменное строят, но ведь и полы стелить надобно, и мебель какая-то нужна, и храм в нём опять же домовой задуман, а значит иконостас, рамки под иконы и всё такое прочее…

Так он и определился. Работал теперь у Макария на доме с утра до вечера, там и жалование хорошее получал, когда деньгами, когда продуктами батюшка одаривал, и обедал он там же, чтоб зазря домой не мотаться, время попусту на дорогу не тратить. Там, на строительстве и столярку себе Георгий оборудовал, и инструмент почти весь туда перевёз, дома-то теперь он только вечерами бывал, а вечерами – какая работа, дай Бог, хоть по хозяйству успеть управиться, чтоб Матрёна не ворчала. Дом да дети теперь полностью на неё легли.

Уже в 1888 году новое кирпичное трёхэтажное здание архиерейского дома на Казанке было отстроено, а 21 сентября отец Макарий Невский, епископ Бийский освятил в нём однопрестольную домовую церковь во имя святителя Димитрия митрополита Ростовского, расположенную здесь же в доме на третьем этаже. И Георгий к тому немало руки приложил, недаром же дневал и ночевал там.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.