Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Ольга Щукина. Четыре очерка

Рейтинг:   / 5
ПлохоОтлично 


ВАРГАНОВЫ,
или ИЗ КАКИХ КОРНЕЙ РАСТЁТ КЕРАМИКА

Пока нет такого, чтобы друзья и близкие наперебой делали заказы отправляющимся кататься на гору Зелёную: «Ой, вы же едете в Шерегеш! Обязательно привезите нам оттуда … » Вот это многоточие и предстоит заполнить нашим художникам в ближайшее время, создав такие сувениры, которые могли бы стать визитными карточками, брендами и самой горы, и Горной Шории в целом. Творческий потенциал для выполнения этой задачи в Таштаголе есть, и подтверждение тому – много лет подряд проводимая выставка «Лучшая картина года», которая почти каждый сезон открывает публике новые имена. На этот раз таким открытием стал художник-прикладник Аркадий Варганов с его керамическими сосудами. Жюри выставки в составе новокузнецких искусствоведов присудило ему первую премию. Больше всех радовалась этому событию другая участница выставки – Ирина Варганова. Ещё бы: Аркадий не просто муж ей, но и ученик, причём, талантливый!
 

О горбуновской матрёшке
Художники Аркадий и Ирина Варгановы в Таштаголе люди новые. Если верить авторам, толкующим праязык наших предков, то их фамилия удивительно точно отражает суть того, чем они сегодня занимаются. Морфема «ар» в праязыке, якобы, обозначала огонь земной, как зеркальное отражение «ра» – огня солнечного; «га» - движение. Значит, «варганить» – делать что-то на огне: готовить пищу, обжигать глину, например. Вот и варганят они вместе керамику уже десять лет!
Варгановы давно мечтали сбежать в таёжные синие дали, на чистый вольный воздух из своих «каменных джунглей». В Новокузнецке калитка их мастерской распахивалась буквально в метре от трамвайной линии. Грязь, шум, вонь каэмковских труб… Но творческая жизнь в большом городе всегда бурлила как варево в волшебном горшочке. Ирина расписывала пасхальные яйца, шкатулки – была склонность с детства – и тем зарабатывала на хлеб двум детям и себе. Однажды принесла работы на выставку, придирчивый выставком отнёсся к начинающей художнице благосклонно, её заметили в Союзе художников, приняли на равных, хотя она даже не была членом Союза. Коллеги по цеху помогли ей с мастерской, а судьба свела с Маргаритой Даутовой – замечательным человеком, ведущим мастером фирмы «Творчество». « Я увидела её матрёшки и влюбилась: живые, милые, добрые. Когда пришла к ней учиться, она сказала: «Зачем пришла? Ты все умеешь». Но показала технологию росписи, там есть свои тонкости. Я благодарна ей невероятно и называю её своим учителем, хотя сама она так не считает», - вспоминает Ирина.
 Матрёшки очень увлекли, и вскоре манеру росписи Ирины Горбуновой (её прежняя фамилия) – сплав живописи и декора – признали как авторскую. В 2004 году все центральные улицы Новокузнецка пестрели баннерами с её матрешками.
Её «Дуняши» и «Катюши», узнаваемо отличавшиеся и лицом, и платьем, разлетелись по частным коллекциям во все концы света. Ирине приятно это осознавать, хотя на матрёшках она не разбогатела – был случай, женщина-коллекционер из Лос-Анджелеса приглашала её в гости и всё удивлялась: неужели ж она своими матрёшками не может заработать даже на билет в Америку?
О варгановской керамике
Варгановой Ирина стала вскоре после того, как занялась керамикой. Начала с сувенирки, потом перешла к более серьезной малой пластике, к скульптурным композициям. Научилась у коллег по мастерской: «Они преподавали мне уроки керамики, а я им – уроки росписи. Вот этот обмен первым шагом и стал».
 Роспись – не лепка: изящные до того пальцы покрылись трещинами, от которых одно спасение – желтые заплаты из клея «БФ»: «Работать в перчатках не люблю – мне обязательно нужно чувствовать глину». Начинала, как все, с расписной глиняной игрушки, с колокольчиков. Осваивала гончарное дело, обжиг, технику глазури, роспись ангобами – красками на основе белой глины. И почти сразу замахнулась на грандиозное: захотелось доказать (в первую очередь, себе), что она именно «поттер-вумен» - женщина-керамист, а не просто рядовая сувенирщица. Дальше была Всероссийская выставка декоративно-прикладного искусства «На радость вам», где её «антиалкогольный» камин «Бутылка» с поговоркой из Даля по кругу: «Чарку пить – здорову быть, удвоить – ум развеселить, утроить – нестройну быть» - произвёл впечатление на коллег и зрителей, в том числе и на известного космонавта, дважды Героя Советского Союза Георгия Михайловича Гречко. Он даже пожелал сфотографироваться с автором на память. А некий восхищенный журналист написал в книгу отзывов: « Как тонко – о такой тяжелой проблеме!». «Тонкость» эта, однако, весила без преувеличения семь пудов, всемером её и в печь сажали для обжига, а всего на уникальный камин у Ирины ушло около пяти месяцев. Сегодня камин стал уже семейной реликвией и, естественно, не продаётся. Иногда по вечерам в зев «Бутылки» подбрасываются дровишки, и весёлые языки пламени взвиваются под самый свод, над которым снаружи пляшут в хороводе у кромки огня разудалые девки и парни в русских костюмах, рискуя сорваться в пекло.
После «Бутылки» Ирину в художественной среде Новокузнецка признали как серьёзного керамиста.


 О генной памяти
Аркадий появился в её жизни, когда Ирина уже прошла региональную выставку в Красноярске «Сибирская радуга», где впервые показала свою керамику. Вспоминает, как лепила из глины заготовки для колокольчиков, как подошел со смущенной улыбкой молодой мужчина: «Можно, я тоже попробую?» - и скатал шарик, но он получился квадратный. Стало понятно: не боги горшки обжигают, но чтобы обычная глина была послушна рукам, нужно быть чуточку богом. Хотя бы в смысле долготерпения. И преуспел. Ольга Галыгина, новокузнецкий искусствовед, когда увидела его первые работы на городской выставке, спросила: «Новый мастер появился в городе?»
На Всероссийскую выставку в Москву они уже отправились вместе: Ирина со своей «Бутылкой» и Аркадий со славянскими сосудами. Муж не только стал её помощником и учеником, он избрал свою стезю в керамике, очень скоро приобрел индивидуальное лицо. Даже Ирина удивилась: взыскательные мастера из столичного выставкома приняли без придирок все его работы! Вот так, якобы случайно, у монтажника-радиоэлектронщика обнаружился талант керамиста. Правда, позже выяснилось, что наследственный: родные дед и бабка Аркадия имели собственную гончарную мастерскую по изготовлению художественной посуды. Во внуке, стало быть, пробудилась генная память. Особенно же его пленяют красота и в то же время функциональность древнеславянской керамики: все эти кухли – сосуды необычной формы под молоко; баклаги под медовуху, вино; гречишники под подсолнечное масло; квасники с круглым отверстием посредине – не для фасону, а чтобы класть студящий содержимое завернутый в тряпочку лёд. И для каждого сосуда, руководствуясь археологическими находками прошлых веков, он разрабатывает новые необычные формы (с двумя носиками, например, или подвесные), свой неповторимый орнамент. В результате получается вроде и традиционный сосуд, но авторски стилизованный, ни на какой другой не похожий. Как выразилась о работах Аркадия искусствовед Татьяна Высоцкая, «это не просто сувенирная продукция, но уже высокохудожественные вещи, достойные экспозиции любого музея искусств».
 О родном гнезде
Теперь о том, почему Варгановы оказались в Таштаголе. Одну причину я уже назвала, и вот ещё несколько: в поисках рынка сбыта продукции, с надеждой построить наконец-то собственную мастерскую (в городе всегда приходилось делить «союзовские» помещения с другими художниками) и жилой дом. Так случилось, признаётся Ирина, что у неё к 45 годам не образовалось своего гнезда: по молодости уехала от родителей на Север, где снимала с детьми угол; вернувшись в Новокузнецк, получила комнату в коммуналке, потом, с невероятными трудами выкупив всю площадь и оформив квартиру на себя, отдала её повзрослевшим детям…
Когда они с мужем решились избрать для жизни Таштагол, в обустройстве на месте им помог глава района Владимир Макута, разглядев в художниках перспективных для района специалистов. Сам предложил занять под мастерскую строение бывшего лесхоза, помог выделить часть прилегающей территорию под застройку. Сегодня Варгановы уже живут в новом доме, с любовью выстроенном главой семейства, участвуют во всех городских художественных выставках, изготавливают и предлагают туристам исключительно свою, фирменную варгановскую керамику.
 О раззореновской порядочности
Девичья фамилия Ирины – Раззорёнова. Прадедом её был Д.Ф. Раззорёнов, известный в дореволюционном Красноярске купец второй гильдии, человек безупречной репутации, общественный деятель, гласный красноярской Думы, церковный староста, совладелец магазина готового платья, где впервые в истории города была введена продажа товаров в кредит для малообеспеченных покупателей и распродажа по сниженным ценам. Именно Дмитрий Фёдорович Раззорёнов, будучи далеко не самым богатым человеком в Красноярске, построил на свои средства ночлежный дом (здание хорошо сохранилось и по сей день), где ежедневно 120 бездомных и голодных людей получали тёплый ночлег и горячую пищу. Раззорёновы были из того круга православных русских, где чтили нравственные понятия и духовные ценности выше материальных: «Твори благо, бегай злаго – спасен будеши», - любил повторять отец большого дружного семейства, в котором, кроме своих шести детей, подрастала и приёмная девочка-сиротка.
И вот теперь, век спустя, когда среди нас так много развелось «иванов, не помнящих родства», его правнучка старается жить так, чтобы быть достойной представительницей рода Раззорёновых. Для Ирины связь поколений реальна. Не потому только, что её можно в буквальном смысле потрогать (в доме сохранились фамильные вещи: поднос, подаренный сослуживцами прадеду на новоселье, о чем свидетельствует памятная надпись от «1914 год июня 18-го дня», и старинный медный, с царским гербом прабабушкин таз для варки варенья, который и сейчас в ходу). Ирина физически ощущает эту связующую нить: она её ведёт по жизни, указывает нравственные ориентиры.
Например, прадед любил повторять, что главный документ купца – слово, и она всегда старается сдержать данное кому-либо обещание, чего бы ей это ни стоило. Пообещала главе района проводить мастер-классы по керамике – и слово держит: несколько лет обучала изготовлению глиняной игрушки и её росписи группу ребят из школы-интерната № 19. Чтоб могли они не только «колбу у дороги продавать, а на жизнь ремеслом зарабатывать и людьми себя чувствовать». С интернатскими детьми Ирина Александровна работает на добровольных началах, то есть денег за своё преподавание не получает. Более того, использует на занятиях свои материалы – глину, краски, которых в школе нет.
Что же касается коммерции… Да, Ирина и Аркадий продают свою керамику на Зелёной. Это их основной заработок. Но они не коммерсанты – они художники. Коммерсант – тот, кто на первый план ставит зарабатывание денег любыми путями. Для художника же главное – не изменить себе, своему призванию. «Мне многие, даже коллеги, говорят: зачем, мол, сами всё делаете, если можно нанять людей и поставить, к примеру, те же колокольчики на поток? Но я так не могу, нам с Аркадием это неинтересно: работа ради денег – совсем другая стезя. Наша керамика – это творчество, а не бизнес», - утверждает Ирина. Правда, умалчивает о том, что во все времена свободным художникам невозможно было выжить без поддержки меценатов и власть имущих. Ирине с Аркадием сегодня очень трудно конкурировать с заполонившим рынок дешевым китайским щирпотребом. Но они надеются, что их керамика всё же «пробьётся» и на самом деле станет узнаваемым брендом Таштагольского района.


19 000 ЧАСОВ НАД ЗЕМЛЁЙ
Имя летчика Михаила Николаевича Селиверстова занесено в Книгу Почёта командиров воздушных судов Западно-Сибирского управления гражданской авиации под номером 108. За тридцать лет работы воздушным извозчиком 19 тысяч часов он провёл в полётах. А это значит, что два года, два месяца и один день прожил не на земле, а в воздухе. И до сих пор не нашлось ещё пилота, который бы затмил его славу воздушного аса Горной Шории. О Селиверстове всегда ходили легенды. Но то, что вы здесь прочтёте, написано со слов самого Михаила Николаевича.
Как Селиверстов был молотобойцем
Шла война. В кузнечном цехе судостроительного завода города Волжска висел лозунг: «Каждый твой гвоздь – удар по врагу!» У наковален – калеки да пацаны. У пацанов ручки тонюсенькие, а кувалдой-то надо ударить как следует, чтобы «удар по врагу» ощутимым получился. Поэтому Мишка старался изо всех сил. Домой придёт – мать уже ждёт, воду греет. Сын руки опустит в неё, чтобы отошли, посидит так минут десять, потом перекусит наскоро, деревянный наган на изготовку и – «Ура! За Чапаева!» Рабочий народ отдыхает…
На смену вставали по гудку: первый вместо будильника, второй – за десять минут до начала рабочего дня, а по третьему приступали к работе.
В то утро гудки заголосили на час раньше. Люди бегут, волнуются – опоздали! На проходной – толпа народа. Выходит сияющий директор судоверфи: «Товарищи, сегодня выходной! Мы победили! Ура!!!»
В честь такого события всех пригласили в заводскую столовую. Первыми, само собой прошмыгнули к столам юные молотобойцы. И чинно замерли в ожидании угощения.
- Подходят к нам: «А вы чего тут расселись?» - «Мы рабочие!» Отошли, пошептались. Кончилось тем, что взрослым по 150 граммов налили, а нам по 50. Вот так впервые и выпил за Победу.
…Однажды летом близ деревни Кокшамары зашел на вынужденную посадку аэроплан. Налетела саранчой ребятня, облепила свалившуюся с неба птицу. Украдкой поглаживая её по гладкому крылу, Мишка раз и навсегда решил: обязательно будет летчиком!
В 16 лет судьба подарила шанс – он стал курсантом Казанской спецшколы ВВС. Но очень уж с непривычки заскучал без матери, и был отчислен за самовольные отлучки. Отправился в Чебоксары, где поступил в энергетический техникум.
А через год в этом городе открылся аэроклуб.
Как Селиверстов стал пилотом-спортсменом
Похоже, в те далёкие времена клубы аэро были так же популярны среди молодёжи, как сейчас ночные. Жизнь набирала обороты. С восьми утра до пяти вечера – работа на заводе электроаппаратуры. С шести до девяти – учёба на заочном отделении филиала Московского электромеханического института. С десяти до полуночи – занятия в ансамбле песни и пляски при заводском дэка «Электрик», чередующиеся с беганьем по «танцулькам». Спать ложился в час, а в два надо было уже собираться в аэроклуб, откуда в три часа выезжали на аэродром. С пяти до семи утра – полёты. И – здравствуй, новый рабочий день!
Теорию в аэроклубе освоили за зиму. К весне начались полёты, и у курсанта Селивёрстова обнаружился явный лётный талант. Через три года обучения он уже признанный лётчик-спортсмен. Пятое место по Союзу в соревнованиях по самолётному спорту, «мёртвые петли», «бочки», «спирали» на лучшее время. Позднее владение высшим пилотажем здорово помогло ему в работе.
Как Селиверстов к тёще летал
В 1951 году Селиверстов поступил в Бугурусланское летное училище гражданской авиации. После учёбы был оставлен здесь инструктором. А в 1953 году женился.
Даже сегодня, когда я спрашиваю 73-летнего мужчину, какой была его жена в молодости, первое, что ему приходит в голову, это «серьёзной» и ещё «строгой». Наверное, такой она ему и нужна была по судьбе, чтобы хоть немного укротить его буйную натуру. Браки ведь совершаются на Небесах, и Богу, уж точно, сверху виднее.
Когда молодую «ещё не жену» отправили на преддипломную практику за 70километров от Бугуруслана, он нарочно делал крюк, чтобы «махнуть крылом» над школой, или проделать «мёртвую петлю» перед окнами класса, где Евгения Валентиновна вела урок литературы, который в таком случае гарантированно срывался: «Эроплан, эроплан, посади меня в карман!» Жена и сейчас выговаривает ему за тот «чкаловский» выпендрёж, он же лишь посмеивается:
- Ты же не была против, когда я в Башкирию к тебе летал на свидание!
…Она тогда родила дочку и жила с родителями. Первый раз счастливый папаша посадил свой ПО-2 на пашне за околицей. Прибежал запыхавшийся тесть, заключил: далековато. Зять учел, и в следующий раз приземлился «на бережку» у реки – пять далеко. В третий раз плюхнулся аккурат возле тёщиного дома на просёлочную дорогу. Тесть одобрил: в самый раз!
- Принесли мне Наташу, подержал её на руках. А взлетать – места мало: грязь, канава впереди. Деревня! Инструктирую: «Вы меня за хвост держите, а как рукой махну, отпускайте». Газ дал – держат. Рукой махнул – отпустили. Взлетел удачно. Но на полчаса опоздал, полёты закончились. А меня нет. Собирались уже бить тревогу – лечу. Комэск догадался, где я был, замял дело.
В 1955году по комсомольскому призыву Селиверстов перевёлся в Западно-Сибирское управление гражданской авиации, г. Сталинск (Новокузнецк). Как опытного пилота его направили в Спасское летное звено. В 1956 году он переучился на управление самолётами ЯК-12 и АН-2. В 1961-м освоил вертолёт МИ- 4, а в 1979 – МИ-8.
Вообще лётная судьба у Селиверстова складывалась на удивление удачно. (Правда, не в смысле карьеры и почестей, по этому поводу он как раз саркастически замечает: «Меня обычно до обеда к ордену представляли, а после обеда – к выговору»). Удачно - потому что он вызывал безграничное уважение и доверие благодаря личностным и профессиональным качествам. Лётное дело знал на зубок, был влюблен в профессию, а потому, наверное, ему всегда сопутствовало везение: и падал-то он трижды, и трижды горел, а вот, поди ж ты, – ни одной серьёзной царапины. И всё потому, что с работой в точку попал – на роду, видно, было написано в небе летать. Ведь родился-то он в канун Михайлова дня, и Михаил тот ни кто иной, как архистратиг – предводитель всего Небесного воинства. Вроде главнокомандующего при Боге-Отце. Знала мать, в честь кого сына назвать!
А ещё одним ангелом-хранителем Михаила Николаевича стала жена. Вслед за героем известного симоновского стихотворения и он мог бы повторить: «Ожиданием своим ты спасла меня».
-На улице буран такой, что соседнего дома не видно. Звоню в аэропорт: «В полёте». Вот и мечусь от дверей к окну. Это и была моя с ним жизнь почти все 50 лет, - грустно улыбается Евгения Валентиновна.


Как Селиверстов по рельсам «ехал»
Это произошло в ноябрьские праздники, когда ещё годовщину революции отмечали шумно и загульно. Два геолога на месторождении Большой Таз изрядно выпили. Один лег спать, а другого потянуло по гостям. Вернулся – дверь на крючке. Полез в окно. А шапка-то меховая, лохматая. Товарищу с пьяных глаз показалось, что медведь. И – со всего маха топором по черепу… Наповал завалил беднягу. Селиверстов повёз на место происшествия пятерых оперативников. Пока разбирались, погода испортилась: снег, ветер, ни зги не видно. Всё же рискнули, взлетели и пошли на небольшой высоте над просекой ЛЭП. Но в районе посёлка Алгаин и её потеряли из виду. Приземлились на дорогу, чтобы очистить стекло – дворники не справлялись. Как быть?
- Тогда я –раз! – на «железку». Она ещё не была электрифицирована, только паровозы ходили. Пристроился и «еду» 60 километров в час, чуть ли не по рельсам. Паровоз замечу – поднимусь, пропущу его – и дальше. Домой вернулся, сто пятьдесят граммов коньяка выпил и – как мёртвый на подушку повалился. Там ведь нельзя было глазом моргнуть – повороты, горки, деревья. А высота – от силы метр-полтора. Говорю же – не летели, а ехали! Вместо 30 минут по графику час двадцать на обратный путь затратили.
Что тут скажешь? Умел Селиверстов – ради дела, конечно, не для пустой бравады – бросать вызов судьбе. И когда полёт по объективным причинам был невозможен, но крайне необходим, начальство посылало именно его. Командиры лётных отрядов всех сибирских регионов старались залучить себе Селиверстова в длительную командировку, дней на 15-20. А семья вынуждена была обходиться собственными силами. Понятно, почему самый строгий «разбор полётов» учиняла ему именно жена. Но не при детях: девочек она научила ждать отца с радостью, без боязни за его судьбу. Свои переживания от них прятала.
- Куда надо и не надо совал свою шею. Пилотов в звене много, смотришь – опять он пошёл. «Почему ты-то?» - «Ну, мне сказали». А потом такое рассказывают мне о его похождениях, что слушать страшно. Поначалу взбунтовалась: «Или я, или работа твоя!» А потом смирилась: чему быть, того не миновать, знала, за кого шла.
Как Селиверстов людей спасал
Первого июня 1969 года в Абакане случилось наводнение. Частный сектор плавал в воде. На крышах домов сидели люди, и снимать их пришлось с помощью вертолётов. Получил такое задание и экипаж Селиверстова. Прилетают в Абакан, а там сидит заместителем начальника управления авиации края Юра Ковалёв, бывший курсант звена, в котором Селиверстов инструктором был. Обрадовался он: «Выручай, товарищ инструктор, людей спасать надо. Проводов можешь не опасаться, электроэнергия отключена. Делай, что хочешь, только вертолёт не ломай!»
И началось: 26 вертолётов, и для каждого экипажа – 16 часов стартового времени в сутки. Два часа летаешь, два отдыхаешь. Селиверстов вначале техника с лебёдкой на крыши опускал: человек в стрессовой ситуации плохо соображает, что ему делать надо, а техник быстренько его к стропам пристегнёт – и наверх. Но вот беда: техник в первый же день пальцы покалечил, и заменить некем. Что делать? И Селиверстов придумал: подлетает к дому вплотную, ставит машину одним колесом на крышу или сени, и люди к нему в вертолётную дверь сами прыгают. А те, кого ещё не успели спасти, наблюдая, как ловко борт 02319 с крыш «пассажиров» снимает (на лебёдочной-то проволоке страшно болтаться, а тут перед каждым дверцу распахивают, как в такси) стали от других вертолётов отказываться. Те летают по 30-40 минут и всего-то по три-четыре человека привозят. А Селиверстов за 10 минут по семь-восемь собирает, как с куста! Все удивляются: «Со стадиона, что ли, он их возит?» А у героя дня все ладони в мозолях: попробуй-ка, удержи с помощью рычагов механическую стрекозу в одном положении, пока люди в неё садятся! Вот подлетает он к дому, чтоб мужика спасти, а тополь мешает. Мужик после операции, с переломом таза, выше влезть не смог, на сени-то чудом взобрался. Снимать его надо, а как? Селиверстов к дереву приметился, колесом чуть-чуть вниз и вперёд – опа! Есть, сломал! Кабину подставил, мужик вполз. Двадцать минут у Селиверстова на всё про всё ушло. А до этого два вертолёта пытались мужика снять.
И столбы Селиверстов таким же манером убирал с пути, если мешали. Как спички, говорит, ломались. А кульбит с тополем доброжелатели даже засняли. И Ковалёву по рации доложили: борт такой-то, такие-то безобразия. Но бывший курсант быстро отбрил жалобщиков: «Это Михаил Николаевич летает, он знает, что делает!»
В район стихийно бедствия прибыли важные «тузы», и Селиверстова как командира самого опытного экипажа заставили их возить. До самого вертолёта, говорит, ковровая дорожка лежала для разных министров из Москвы да секретарей обкома. Летали над районом затопления, подсчитывали убытки. Всех командированных давно распустили, а Селиверстов всё летает. Улучил момент, когда первый секретарь обкома Хакасии на борт попал – и к нему: отпустите, мол, домой. «Как домой?» - « Так он ж не наш пилот», - ему отвечают. «А что, у нас таких нет?» - «Были бы, мы его здесь не держали, а согласился бы – насовсем оставили».
Если данную историю Селиверстову случается рассказывать при жене, то в этой части повествования она непременно замечает; «Ну, расхвастался, старый Мазай!» И с укоризной, совсем по-учительски, качает головой.


Как Селиверстов на хвост сел
Апрель 1979 года. Экипажу Селиверстова предстояло перегнать из Новокузнецка в Спасск вертолёт, который был на регламенте (ревизия технической части и ремонт). Погоды, как назло, нет. А тут санитарный вызов в поселок Усть-Нарык на берегу Томи. На борту у Селиверстова три члена экипажа, два медика, один из которых попросился «прокатиться». Взлетели, взяли курс, всё идет нормально. Тридцатая минута полёта, высота 600 метров. И вдруг – стоп! Посторонний звук. На приборы глядеть некогда – Селиверстов глазами уже просвет меж деревьев выискивает, где бы вклиниться, а диспетчеру докладывает: отказал двигатель. На самом деле понятно ему, что редуктор, но объяснять некогда – сейчас винт остановится: «Иду на вынужденную!» Пятьдесят метров до земли не дотянули – ахнули вниз. Комиссия из Москвы потом разбиралась, сказали: пять трупов должно было быть. И – ни одного! Да и травмы-то ни одной, если не считать, что Селиверстов палец поцарапал. Считанные секунды судьба ему предоставила, и он их сумел использовать. Успел от берёз отвернуть, на черёмуховый куст нацелился и – под горку на хвостовой балке «съехал». Балка – на куски, а вертолётик подпрыгнул, развернулся и всё, стоит. Такая на них в тот момент тишина обрушилась…Только птицы посвистывают. Весна! А медики, представьте, и не поняли ничего, возмущаются с заднего сиденья: «Не дрова же везёшь!» Селиверстов им: «Выходите скорее, вдруг рванёт», - в салоне пятидесятилитровая бочка с бензином стояла. Они выходят – а вертолёта-то и нет! Одно брюхо на колёсиках. Сразу вспомнили, что у них с собой спирт имеется: «Давайте, - предлагают, - по несколько граммов». «Вы как хотите, а экипажу нельзя», - знал Селиверстов, что в первую очередь его будут проверять, не по пьяному ли делу «залетел».
Позже выяснилось, что во время регламентных работ механик, залив масло в редуктор, который вращает винт, не законтрил гайку. Та от вибрации раскрутилась, масло вытекло, и редуктор заклинило. Селиверстов потом представил, холодея, что бы осталось от экипажа, если б вылетел он не на санзадание, а домой в Спасск: с высоты полутора километров за те спасительные несколько секунд снизиться на относительно безопасную высоту он бы никак не успел.
 * * *
…Когда обе взятые с собой кассеты закончились, а рука моя писать устала, Михаил Николаевич с сожалением констатировал:
- Эх, жаль! Не успел рассказать, как с геологами работал, как нефте-и газопроводы по всему Северу помогал строить, железные дороги и ЛЭП прокладывать. Ну да ладно, в следующий раз…
Но следующего раза не случилось и никогда – увы! – не случится. Переселился вертолётный ас Селиверстов в мир иной. И теперь уже там, в вечности, где торопиться некуда, рассказывает он кому-то свои невероятные были, кажущиеся небылицами.


«НАСЛЕДСТВО» ОТ ГУБЕРНАТОРА
«Губернаторские» коровы уже принесли ощутимый достаток 26 семьям Таштагольского района
По областной программе поддержки малоимущих и многодетных семей в Таштагольском районе было выдано 26 социальных выплат в размере 30 тысяч рублей каждая на приобретение коров для личных подворий. Сегодня приезжие бурёнки уже в стойлах, дают счастливым хозяевам парное молочко. И каково же элитной скотинке на новых местах живётся?
 «Любимой от Юры»
На подходе к дому Алиевых по улице Геологической («это по левой стороне, напротив помойки», - испортила мне настроение встречная девочка) меня приветствует гогочущая эскадрилья белых гусей. Хлопая крыльями, птицы стремительно мчатся вверх по речке, чиркая о воду лапками. Этот нечаянный «гусь-парад», так непосредственно демонстрирующий первобытную радость жизни, бодрит всех присутствующих, а именно меня и двух пасущихся неподалёку коров. Вдруг да одна из них – та самая, доставшаяся семье Алиевых по губернаторской программе поддержки малоимущих и многодетных?
К счастью, никакой помойки рядом с искомым домом не обнаруживается (хозяева, переехав сюда около двух лет назад, её убрали, обустроив место под хранение сена) – это, во-первых. Во-вторых, назвать семью «малоимущей» теперь, когда молока каждый день хоть залейся, просто язык не повернётся. Да к тому ж ещё в хозяйстве имеются гуси (те, что меня приветствовали), куры, кролики, ухоженный огород и охраняющий всё это богатство в меру своих годовалых сил пёс Жулик, как раз таки жуликовато юркнувший в будку при моем появлении. «Многодетность» же Алиевых ограничивается пока тремя детьми, двое из которых – семнадцатилетняя Катя и девятнадцатилетний Дима – себя уже к таковым не относят. Впрочем, младшая Оля в свои неполных пять лет тоже мнит себя вполне взрослой барышней:
- Папа ушел с братом покупать ему новую одежду, мама на работе… А я умею прыгать и скоро пойду в школу! А потом знаете, куда поступлю...?
- Оля, иди в другую комнату, - бесцеремонно прерывает завязавшуюся было светскую беседу старшая Катя и деловито набирает папин номер, чтоб скорее возвращался.
Успеваю оглядеться: обычный для деревенского дома порядок (когда всё, что может потребоваться, под рукой, а не упрятано в шкафчики), кажущийся взгляду городского жителя, от нечего делать по пять раз на день стирающего пыль с телевизора, беспорядком; бросаются в глаза две самодельные разделочные доски, украшенные тщательно прорисованной цветочной вязью и надписями: на одной – «Любимой от Юры», на другой – «Я тебя люблю!»
 Какой же ковбой без коровы!
А вот и сам сорокасемилетний «Юра», то есть Юрий Серверович, не заставил себя долго ждать. Представьте теперь восторг охотника, который рассчитывал, самое большее, добыть зайца, а на него вдруг вышла преупитаннейшая косуля! Так и я: пришла за репортажем о губернаторской корове, а тут в дополнение к корове явился, откуда ни возьмись, настоящий ковбой! Ну, с виду, по крайней мере. Вообразите себе невысокого поджарого мужичка в шикарной кожаной ковбойской шляпе с выбивающимися сзади кудреватыми прядями, в кожаном жилете, коричневой, в тон шляпе, щегольской рубахе и только что не в кожаных штанах или джинсах, а просто в чёрных брюках. Замечу в скобках, что о своём визите я не предупреждала.
Словом, нарисовавшаяся так внезапно в дверном проёме картина сама просилась «на полотно», и я решила немедля приступить к фотосессии. Тем более, элитная корова-первотёлок, заслышав голос хозяина, уже призывно мукала и била в стойле копытом. Поскольку прикид Юрия Серверовича был отнюдь не рабочим (не американцы, чай, роскошествовать – в шляпах скотину гонять), то и корову для парадного портрета во двор выводить не стали, а засняли прямо в летней резиденции. («Зимний дворец»» хозяин выстроить ещё не успел, но стройматериалы заготовлены, циркулярка своя, а поставить стайку для него, плотника по профессии, не составляет труда). «Модель» наша поначалу стеснялась и норовила отвернуться, но перед букетом сенных цветов, как существо женской породы, всё же не устояла, потянулась к нему, позволив-таки фотокамере запечатлеть свой царственный коровий профиль.


 О выраженье коровьего лица
Дояра появилась у Алиевых лишь пару недель назад, но успела занять место самого привилегированного члена семейства: вся жизнь крутится вокруг неё. Утром будит домочадцев своим мычанием, требуя пойла, дойки и «поцеловать». Необычным именем её наградили в младенчестве, у неё даже «удостоверение личности» имеется, где черным по белому написано: «Дояра». Так что посягательства хозяев окликать её банальным «Доча», или пошлым «Звёздочка» сами собой отпали.
Родом Дояра из хозяйства «Славино» Новокузнецкого района. Надрезанное левое ухо с жёлтой биркой «1753» - то самое родовое клеймо элитности. Местных захудалых женихов этой рогатой аристократке даром не нать – досталась хозяевам уже покрытой племенным бычком. И в стаде Дояра ходить не желает: компания чужая, места дикие, травы незнакомые… Приходится её всем Алиевым по очереди выгуливать, благо работают, что хозяин, что хозяйка Лариса Егоровна, сутки через двое-трое.
- Выводим уже без верёвки. Пока ты идёшь, и она идёт следом. Только попытаешься вернуться, спрячешься куда-нибудь, - сразу бросает траву щипать, глазами тебя ищет, и лицо у неё такое, будто она потерялась и вот-вот заплачет. А выйдешь потом – она радуется, нежится, ластится к тебе. Может обидеться, когда строжишься на неё. Олю ревнует к жене, даже, бывает, отгоняет, только чтобы ей одной рядом идти! – поёт оду крупнорогатому члену семьи ковбой Юра.
Да-а, скажу я вам… Похоже, помыкает смышлёная Дояра своими хозяевами, как хочет, прямо-таки вьёт из них верёвки. И на прогулки-то её водят, и стружечку-то свежую на ночь подстилают, и тряпочкой-то всяк день протирают, и с полуслова-то её понимают. Она только: «Ма!», а уж готов у хозяев перевод: «Я встала, надо доить!» Хозяин холку ей почёсывает, приговаривая: «Ах, какую нам Бог умную коровушку послал!» Уже до того договорился, что морду её коровью «лицом», как вы, наверное, заметили, называет. Ещё и гордится: «Поглядите, она даже на нас, Алиевых, походит! Лицо – Алиевых, глаза – Алиевых!» Но это уж, по-моему, какой-то культ личности. Хотя, насколько могу судить, он не идёт в ущерб другим обитателям алиевского скотного двора. Вся живность при месте: кролики и куры в одной стаечке, гуси – в другой, и Жулик не без конуры. Всё это да ещё просторная баня выстроено в короткий срок собственными руками.
 Длинный хвост – признак породы
В хозяйство Алиев влюблен:
- Посмотрите, кролички-то какие симпатичные – прямо азарт! Азарт берёт!
Главное для него, чтоб все животные были сыты и обитали бы в чистоте и сухости, благо чистить и гоить есть кому.
-Вот только жаль, что места маловато, - сокрушается. – Я же планировал на тот год чушечку приобрести и жеребёночка – младшая, вон, просит. – И вновь переключается на свою ненаглядную Дояру. Бумаги, мол, на покос надо оформить, а то этим летом сено ставил на ничейных лужках, маловато будет на зиму, покупать придётся.
 Доят коровку Юрий с Ларисой на пару, в смысле, по очереди, у кого есть время. Утром она даёт четыре литра, вечером на пол-литра, литр больше.
- Одна знатная женщина (имеется в виду не происхождение, а степень осведомленности о коровах – прим. авт.) посмотрела и сказала, что наша Дояра года через три станет ещё удойнее – у неё хвост почти до земли, а это считается признаком породы! – по-детски радуется Юрий Серверович и благодарит:
- Спасибо, конечно, нашему губернатору, что такую программу выдвинул: корова есть – в доме не переводятся молоко, сметана, творог; постряпушечки на столе всегда. Раньше было, как без ложки щи хлебать, а сейчас – полная чаша! Я прямо ему низкий поклон шлю. И вот что надумал: первого теленочка отдать, как и положено, другим малоимущим, но прикупить у кого-то взамен двух. Одного, чтоб год кормить, а другого – на закол. А там Дояра снова отелится. И получится: годовалых – на закол, а маленьких – на откорм. Так у меня и пойдёт круговорот! И будем жить в достатке: это когда ничего лишнего, ничего «богатого» нет, зато есть всё необходимое.
Вспоминает Юрий Серверович, как его родители бедствовали: отец всю жизнь конюхом, мать через два года рожала их, семерых, потом в колхозе работала. Трудолюбивая была. И он в мать пошел – в Чинчековых. Но всё ж бедненько жили:
- Перебивались, как все многодетные в деревнях. Сильно жили те, у кого детей было поменьше или кому наследство доставалось. Теперь вот и мы, можно сказать, такое «наследство» получили – да ещё от самого губернатора!


ЗДОРОВЫЙ ДУХ ЭЛЬБЕЗЫ
Эльбеза – шорская деревушка со звонким названием. Добраться сюда можно из Чилису-Анзаса, проехав верхом на лошадке 18 километров по таёжным тропам. Ну, и на вертолёте, если ясная погода.
 «Своих не спаиваем!»
Каждый прилёт «вертушки» для Эльбезы праздник, случающийся раз в неделю: в магазин завозят продукты; кто-то встречает родственников из города. Для эльбезинских стариков сегодня праздник вдвойне – будут выдавать пенсию. Паштык Никифор Кушаков вздыхает: молодёжь и люди среднего возраста спиртное здесь не употребляют, а вот старшее поколение по застарелой привычке этим делом грешит, и перевоспитать родителей нелегко. Пошли другим путём: в магазин совсем не завозят водку, разве что пива немножко. «А зачем мы будем своих же спаивать? Полдеревни друг другу родственники!»
Возле крохотного магазинчика «У Серёги» наблюдается весёлое оживление. Люди, побросав дела, с энтузиазмом перетаскивают коробки и мешки, в беспорядке, будто кто вспорол переполненное вертолётное брюхо, рассыпанные на траве. Был магазинчик пуст, зато теперь есть, что взять. Не купить, а именно взять, под запись; потом хозяйке торговой точки Галине Шипеевой придётся собирать по деревне долги, чтобы закупить новую партию товара. Продукты натурального хозяйства есть в каждом доме, а вот деньги водятся лишь у одиннадцати пенсионеров да ещё у двух жителей, взявших на себя труд два раза в месяц летать в центр занятости ради пособия по безработице. Остальным, чтобы разжиться наличными, надобно что-то продать.
 По тонне на семью
До перестройки, пока коопромхоз не закрылся, мужчины в деревне профессионально занимались охотой. Сейчас охотничают для себя – бьют белку, соболя, иногда попадает и крупный зверь. В летнее время рыбачат, благо Мрассу протекает в полутора километрах, стоит перевалить горку. Этим летом мальчишки выловили тринадцатикилограммового тайменя – то-то было радости. В последнее время появилась ещё одна, пока незначительная статья доходов: прилетающих на вертолёте туристов со всем снаряжением перевозят на тракторной тележке к реке, а дальше они сплавляются вниз на «резинках».
Автомобильного сообщения с Эльбезой нет, раньше можно было добраться сюда лишь верхом да на тракторе. Не было до недавнего времени и беспроводной связи. Чтобы позвонить по сотовому, нужно было седлать лошадь и скакать чуть ли не до самого Чилису-Анзаса. Теперь в деревне есть таксофон, работающий через спутник, звони хоть в Америку. А года три назад районная власть решила пустить сюда рейсовый вертолёт, причём для местного населения предусмотрены льготные билеты. Милое дело: загрузил мешки с орехом или любым другим экологически чистым продуктом и перенёсся по воздуху за каких-нибудь двадцать минут до городских покупателей. А то и лететь никуда не надо – сами заготовители в деревню пожалуют. Говорят, каждая эльбезинская семья в урожайный год может заготовить до тонны ореха. Но последний раз урожай здесь был лет 10 назад. И теперь вот выдался, наконец, хороший год. Многие уже отправились в кедрачи шишкарить, дома остались те, кто картошку не выкопал или с сенокосами не успел управиться.


Под стук берестяной веялки
 Олег Шелтреков с утра успел пробежаться вокруг деревни, насобирать шишек под ближними кедрушками, а теперь сидит в теньке на своей усадьбе, и занимается располагающим к размышлению делом – отделяет орех от шелухи. Отрешенный, словно Будда, поглядывает он с пригорка на копошащихся в огородах соседей, на связистов, прилетевших настроить спутниковую антенну таксофона, на оживленно переговаривающихся возле магазинчика сельчан. Всё пространство над деревней напоено осенним покоем и запахами близкой тайги, к которым приятно примешивается горчинка берёзового дыма, вьющегося над летней кухней усадьбы Никифора Кушакова; его жена Римма подчует сегодня дорогих гостей – сына со снохой и трёхлетнего внука.
Способ, которым Олег извлекает орех, ещё дедовский, но усовершенствованный. Рушит шишку не увесистой палкой-«тёркой», а механической давилкой в виде перевёрнутой пирамиды из стальных прутьев с барабаном внутри и ручкой, как у большой мясорубки. Подобные агрегаты, говорит, в советское время запросто изготавливались умельцами в механическом цехе таштагольского рудника. Получившуюся массу пропускает через сито, отделяя орех от крупного шишечного мусора. Потом его веет, для чего рядом на травянистом склоне расстелен многометровый кусок агрила. Зачерпывает сорный орех совочком и с размаху кидает. Более лёгкий сор падает, не долетев, на землю, а полный орех – дальше, на полотно. Олег демонстрирует и другой способ веяния – в берестяном коробе. Подбрасываешь в нём содержимое, а потом резким движением стряхиваешь скопившийся у края мусор. Орехи ритмично бьют по звонкой бересте, и можно представить, какой бы получился интересный национальный танец со стуком орешек в такт движениям. У испанских девушек – кастаньеты, у шорских – берестяные веялки, почему бы нет?
«Буду строить – и всё!»
В прошлые приезды сюда Эльбеза запомнилась смеющимися лицами, крепким общинным духом и несокрушимым энтузиазмом её жителей: молодые семейные пары собирались строить на дедовской земле свою жизнь – трезвую, благополучную, радостную, что очень контрастировало с соседним вечно пьяным Чилису-Анзасом. Сегодня большинству из тех энтузиастов за сорок. Не всё, о чём мечталось, сбылось. Но жизнь в гармонии с собой и окружающей природой помогла сохранить «дух мирен» и чистоту помыслов, а потому и ощущают эльбезинцы себя вполне счастливыми людьми, по крайней мере, так кажется. Если б ещё детей не приходилось отрывать от семьи на большую часть года… Но о грустном позже.
Душа деревни – Никифор Кушаков. Без него вот этой, новой по сути своей Эльбезы, просто бы не было. Здесь он родился, в Спасской школе-интернате закончил десять классов, пять лет жил в Новокузнецке, работал монтёром путей. Потом, когда началась перестройка, и появились мысли о возрождении родной деревни, вернулся в отчий дом.
- Всё показалось таким маленьким, ветхим… Говорю отцу: «Мне надо дом строить». Уже женат был, жить своей семьёй хотелось. Отец удивлённые глаза сделал: «Да ты что? Материала нету, ничего нету». Я упёрся: «Буду строить, и всё!» Он вроде как рассердился на меня, но промолчал. А я утром топор беру, на гору иду – и давай рубить. Ему куда деваться? На второй день вместе пошли. Народ на нас смотрел, смотрел, потом один, трое, пятеро – вот так всем селом и пришли помогать! Подняли сруб, считай, за две недели, - вспоминает Никифор.
В то время эльбезинцы собирались создавать свой сельскохозяйственный кооператив, под это дело был выделен муниципальной властью трактор. Половину материала для нового дома на этом тракторе и привезли. Позже ещё один трактор появился по распоряжению губернатора Амана Тулеева. И работа закипела:
- Брательник с армии вернулся, тоже поначалу в Новокузнецке обосновался, но я его быстро сюда сманил. Так и повелось: кто с армии приходил, оставались здесь. И сразу сообща дома начинали ладить. Так с девяностых годов мы всё постепенно и перестроили. Когда я приехал, было девять домов, а теперь в два раза больше. И все новые.
Пытались эльбезинцы приобрести пилораму – как бы красиво тогда отстроились! Но мощности дизеля не хватает. Вернее, поначалу районная администрация выделяла дизель-генератор на тридцать киловатт. Конечно, мощный, но уж очень много потреблял солярки. Расточительно для таёжной деревни. Теперь обходятся движком на пять и шесть десятых киловатта. Увы, ни холодильников, ни электроплит в домах нет – не тянет движок. Зато телевизоры почти у всех.


 Как дедушка пчёл на соль ловил
Бортничество, которым занимались предки современных шорцев, ныне почти утрачено, тем более интересно было познакомиться с человеком, освоившим дедовский промысел.
- Километров пятнадцать отсюда пчёл нашел. Два года искал. Наконец, выследил, - рассказывает 68-летний старожил Александр Михайлович, и речь человека, привыкшего в обиходе общаться на родном языке, понимается с трудом. – Соль в мисочке весной ставил, они прилетали, я смотрел. (Именно на соль, не на сахар, я уточняла; соль пчёлам тоже нужна для чего-то – прим. авт.). Выследил, куда летали. Нынче весной нашел. Здоровый такой, метровый осина с дуплом. Там зимовали. Сделаешь берестину, туда их собираешь. Матка попался – положил в берестину. Как матка зашел, пчёлы сами лезут. Половину меда у них забрал, килограммов пять. Улей был давно запасен. Раньше пасека держал, тоже в тайге пчёл находил. Один раз все погибли. Перестал держать. Теперь опять хочу. Весной пойду искать. Щас, после операция хорошо вижу, всё могу найти. Обидин сделал, Сергей Семёнович.
-Обязательно привет передам ему от Вас! – обещаю.
- А вы чё, знаете его? – оживляется старик, и глаза его недоверчиво всматриваются в меня из мерцающей линзовой дали. – Алексей Михайлович скажите, он сразу вспомнит.


Твоё место на земле
Андрей Шелтреков очень доволен уродившейся нынче картошкой – выставляет её в ведре на показ: крупная, с прозрачной белой кожицей, чуть припудренной рыхлой удобренной землицей. Два ведра «голландской» привёз, не поленился, в прошлом году из города на посадку, и очень доволен результатом. Лето выдалось дождливым, и те, кто сажал доморощенную картошку, собрали в основном одну мелочь, а вот Андрей и его брат Анатолий, решившись обновить семенной материал, не прогадали. Только у Анатолия сорт другой – «невская»: круглая, красная, с шершавиной.
Андрей вернулся в родную деревню одним из последних и ещё достраивает свой дом. Семья – жена, сын и дочка – летом с ним, а на зиму уезжают в Новокузнецк, детям надо учиться. Семь лет Андрей отработал на «Запсибе», но с городской жизнью так и не свыкся. Вот он сидит с видом «кум королю» на высоком крылечке, от которого до таёжного чистого ручья рукой подать, и рассуждает:
- Огород свой, потрудишься – с урожаем будешь, а в городе всё время надо в магазин бегать. Дети приехали – всё есть, им нравится. Воздух чистый, и вода не хлорированная. Все мы здесь родились и выросли, никому не охота отсюда уезжать. Сейчас время тяжелое, вот каждый и тянется нутром к месту своему на земле – родине.
Цветами отдаёт!
Игорь и Галина Шипеевы живут крепко: личный магазинчик, хозяйство, а тут ещё и пасекой обзавелись. Первые два улья купили у Жанны Шелтрековой, местного почтальона, хотят весной ссуду брать, чтоб ещё с десяток пчелосемей приобрести.
- Помаленечку ульи собираю из кедра - пилю бензопилой, потом строгаю, - кивает Игорь на аккуратно сложенные под навесом заготовки. – Приходится своим умом до всего доходить да по книжкам. Хотя мой дед Константин Афанасьевич пчёлами занимался. Ветераном войны был. Умер в восемьдесят шестом году, а я родился в семьдесят первом. В интернате учился, далеко от дома. Надо бы деду передать знания отцу, но тот не перенял. Вот и пришлось самоучкой быть. А мёд у нас здесь хороший – цветами отдаёт!

Что отравляет жизнь
Проживает в Эльбезе примерно сорок пять человек; если с детьми считать, их здесь школьного возраста душ пятнадцать будет, а то и больше. Сейчас все они уехали учиться, и лишь один ребёнок заливисто хохочет на всю деревню – Максим, внук Никифора.
Учатся юные эльбезинцы, кто в школе-интернате на всём готовом, кто в обычной школе – это если у родителей есть квартира в Таштаголе, либо они в состоянии её снимать. «Интернатских» обычно навещают лишь в выходные – поинтересоваться, как учатся, поговорить с педагогами. А если дети живут самостоятельно, то тут гораздо сложнее:
- Младшие в школе, старшие в техникуме, а мы к ним ездим постоянно. Неделю здесь, неделю у них, вот и получается, что на два дома живём. И почти все у нас так, - делятся со мной наболевшим Галина Шипеева и Лариса Шелтрекова. У Ларисы с мужем разделение: он постоянно в Эльбезе, а она мечется, разрываясь между детьми и домом. Дочь в техникуме, сын в пятом классе городской школы № 2. Живут в квартире на улице Коммунальной.
Пока лето, дети взрослым первые помощники, но всё остальное время года родители одни. К сожалению, вот такая жизнь врозь не делает их семьи крепче и счастливее…

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.