Фамильные байки

Рейтинг:   / 3

Подробности

Категория: Семейный альбом

Автор: Вячеслав Кабин

Просмотров: 6634

2010 год, Выпуск № 1

Встреча с фрицем

Однажды я спросил у отца: «Бать, у тебя много боевых наград. Их просто так не дают! Ты командовал пулемётчиками, они буквально «косили» очередями врагов. А вот ты убил хотя бы одного?» Отец долго молчал, а потом рассказал историю… Когда идешь в бой и стреляешь, то не видишь – попал или не попал. И кто попал? Может, фриц просто спрятался в окопе. Но однажды в Прибалтике заняли мы большой замок. Видно старинный, с вензелями и геральдическими щитами. Выбив немцев с первого этажа, я приказал поставить пулеметы повыше, на крышу. А сам побежал по зданию с пистолетом в руке. Бои были затяжные, некогда было помыться, я был чёрный от окопной грязи и копоти горящих танков. Короче, как шахтёр после смены – блестели только глаза, да губы, как у негра, выделялись (это я потом в зеркале себя увидел). Ну, вот, бегу я по замку и вбегаю в каминный зал. Зал огромный, с высокими сводами и тёмный. Был поздний вечер. Вижу, около камина, на фоне языков пламени человеческий силуэт. Стреляю, на всякий случай, в воздух, кричу: «Сдавайся, гад!». С каминного кресла пыта-ется встать какой-то человечек в старинной форме с галунами (я подумал, что генерал какой-нибудь). Ну, думаю, Николай, верти дырку для ордена! Не каждый раз генерала в плен берут! А он привстал и лопочет: «Русиш, русиш, о, майн Гот!». Схватился за сердце … и помер. Видно, со страху,– увидев чёрного с кровожадными глазами русского. Именно такими нас и представляли всякие геббельсы и гитлеры своему народу. Правда оказалась страшнее. Он действительно оказался генералом, но только ещё кайзеровской Германии, хозяином большого поместья и этого замка. Пенсионер, по-нашему. Вот так я оказался «виновником» смерти немца! Смерти, которую я видел в глаза. А вот своего Героя Советского Союза за пленного генерала я не получил. А жаль!

О нашем Бате пишут

Отца уважали на шахте. Свидетельство тому – передовица с его портретом в многотиражной газете «Голос шахтёра» № 15(1816) от 15 мая 1986 года, органе партийного, профсоюзного комитетов и администрации ордена Ленина шахты Зиминка. « Вчера исполнилось 70 лет одному из ветеранов «Зиминки» Николаю Николаевичу Кабину. Он был самым старшим в семье, из восьми детей. В 1930 году семья из деревни переехала в Прокопьевск, здесь Николай окончил школу «стройуч» и поступил на только что открывшуюся шахту «Зиминка». Сначала был разнорабочим, потом учеником откатчика, учеником взрывника, хронометражистом. В 1934 году по направлению комсомола стал работать в инспекции по качеству угля, где оставался до самой войны. Кабина призвали в армию на второй день войны. После окончания военно-пехотного училища младший лейтенант Кабин был назначен командиром пулемётного взвода. Полную чашу пришлось испить горя, лишения, тревог. О том, как воевал Николай Николаевич, говорят его награды: орден Красной Звезды и орден Отечественной войны первой степени. Был ранен и вновь вернулся на фронт. Когда мы попросили Николая Николаевича поделиться воспоминаниями о военных годах, он стал рассказывать о своих товарищах, о земляках, которые воевали рядом с ним, проявляя чудеса героизма. О себе же Николай Николаевич, человек удивительной скромности, рассказывал очень скупо. Н. Н. Кабин воевал до самого окончания войны, до самого Дня Победы, а потом вновь вернулся на родное предприятие и трудился до ухода на пенсию. От всей души и чистого сердца поздравляем заслуженного ветерана войны и труда с юбилеем. Желаем доброго здоровья, бодрости, неиссякаемой энергии и чистого, мирного неба над головой. С днём рождения, уважаемый Николай Николаевич! Администрация, партком, профком ».

Конечно же, журналист готовил эту статью ко дню рождения отца, которое мы отмечали 19 декабря. Однако, по каким-то причинам, опубликовали её только ко Дню Победы 15 мая. Поэтому и ошибся (забыл отредактировать) начав её со слова ВЧЕРА. Ничего не сказано и о репрессиях 37-го года. Видно, время тогда не подошло, хотя Горбачёв со своей «перестройкой» уже был у власти.

А без воды и не туды, и не сюды!» (байка от моей сестры Тамары Николаевны)

Наш дом на «Зиминке» всегда был полон гостей и родни. Особенно много народу прибывало поближе к лету, когда поспевали в огороде овощи, салаты, ягода и зелень всякая. Внучата на лето всегда стремились к «бабушке молодой», подкормиться с огорода. Однажды и мы с Севера приехали всей семьёй. Дело было на Ивана Купала, по старой русской языческой традиции в этот день начинался официальный купальный сезон. Все обливались. Особенно резвилась детвора. Валентин (мой муж) «сидел» в малиннике, собирал ягоду. Дочки, Марина с Людмилой, бегали с визгом друг за дружкой по огороду, поливая друг друга из баночек водой. Наш папа, Николай Николаевич, тоже занимался делом – поливал кусты смородины, таская одно за другим вёдра по огороду. Был он, как всегда летом, в «семейных» (больших, ниже колен) ситцевых трусах. Закончив поливку, набрал полные вёдра и понёс их ближе к дому – «про запас». Навстречу выбегают мои девчонки: Маринка с пустой банкой, а за ней Людмилка с полной. Мама кричит из окна: «Марину держи, деда!». А он, подумав, что его жена просит Марину держать деда для того, чтобы облить водой (надо сказать, наш папа с детства очень боялся воды).Услышав крик «Держи деда», забыв про свой радикулит, бросился наутёк, смешно подпрыгивая и перескакивая через грядки. Через несколько секунд где-то вдали, почти в соседском огороде замелькали его трусы. Такого хохота я уже никогда не слышала от нашей мамы: подбоченившись, положив руки на бёдра, хохотала она над своим благоверным, испугавшимся баночки воды. «Чего-ж, ты, Коля, бегаешь-то, по грядкам?» – спросила мама своего мужа через некоторое время. Еле отдышавшись и снова схватившийся за свою поясницу, наш папа ответил: «Мне послышалось, что ты Маринку попросила задержать деда, для того чтобы Люда облила водой».

Тамара далее вспоминает ещё один случай с папой из семейной жизни.

Базарная

Когда наш папа был уже на пенсии, он стал носить на базар зелень, чтобы получить прибавку в семейный бюджет. Поэтому и садили они с мамой всегда очень много грядок, особенно с луком (по 12-15 грядок). Почему лук? Да потому что лук рано поспевал, ещё в апреле, после схода снега. И вот эту первую зелень он и носил рано поутру на базар, в район новостроек, на Тырган. Таких, как он, было много в нашем городе, уже тогда шла серъёзная конкуренция в частной торговле. Но он всегда очень быстро заканчивал торговлю. Во-первых, мужчина, да ещё в шляпе и при галстуке (а вокруг на базаре только тётки); во-вторых, он использовал «демпинговые» цены – его пучок лука был на 10 копеек дешевле, чем у других; и в-третьих, к каждому пучку лука давалось бесплатное приложение – кучка укропа. Почти готовая окрошка. Таким образом, используя свои «купеческие» гены потомков АБИНЦЕВ, он имел прибавку к пенсии, получая ещё и удовольствие от торговли.

Хождение за три моря

Наш папа очень любил ездить в гости к своему брату Виктору. Любил потому, что жили они достаточно «близко» друг от друга – километрах всего в двадцати. Наш поселок Зиминка находился на северной окраине города Прокопьевска и примыкал к южной части города Киселёвска. Нас тогда разделяло лишь большое поле, гора Маяк да посёлок Суртаиха, где, кстати, жил мамин брат Митрофан Лаврентьевич Толкунов с семьёй. Отец, пользуясь своим «административным ресурсом» (как- никак – начальник ОТК), заказывал иногда на конном дворе шахты по выходным дням бричку – двухколесную повозку с монголкой, лошадкой монгольской породы. Грузил в неё гостинцы для братьев (своего и маминого), брал кое-кого из нас, своих детей, кто подвернётся под руку (Сашку, Леньку или меня), и мы совершали свой «парадный» выезд в другой город. Мы очень любили такие выезды, потому что на просёлочной дороге нам разрешалось поуправлять лошадью. Дядя Витя Кабин славился в Киселёвске, да и в Прокопьевске, своим садом. Вот действительно был настоящий мичуринец постоянно скрещивал ранетки с яблонями, груши со сливой, ещё что-то с чем-то. Яблоки у него были, как в магазине – крупные, вкусные, сочные и необычайно ароматные. Варенье, которое он нам давал в подарок при отъезде, было просто объедение. Батя часто брал у своего брата различную рассаду, но то ли климат у нас в Прокопьевске был иным, чем в Киселёвске, а может, руки не те, не знаю, однако у нас в саду росли хорошо только вишни с крыжовником, яблочки-полукультурки да смородина с иргой. А у дяди Вити – и абрикосы, и арбузы, и облепиха, и жимолость, и другая дивность!

Дела мичуринские

Наши родители и дед Николай Васильевич Кабин, разведя «киселёвские» яблоньки, обеспечили всю родню хорошей рассадой. Многие соседи просили у них саженцы, и они им раздавали. В результате по всей округе, через три-четыре года, зацвели и заблагоухали, стали плодоносить яблони от дяди Вити киселёвского. Местная шпана всегда с вожделением смотрела на наши и на соседские сады. По осени начинались набеги. Самое смешное, что мы с Леонидом, несмотря на множество яблонь у себя в огороде, иногда (а по-честному, почти всегда) участвовали в этих вылазках. Воровская ли романтика, проверка ли своего характера, а больше, наверное, стадный инстинкт содвигали нас. Однажды скучковавшись в бригаду из 20 человек, полезли в соседский сад, к Ковалёвым, у которых яблони были наиболее аппетитные. По-пластунски, партиями по 5 человек поползли к яблоням. Через 15 минут доползли. Но тут открылась калитка, и во двор вошли человек десять Ковалёвых (их, вообще-то, в большом доме проживало четыре поколения, человек 25). Они, как назло, возвращались поздно из гостей. Увидев их, мы бросились вниз по саду, отступая к речке и закрывая свои лица, чтобы не узнали своих соседей. Ушли бы мы от их погони запросто! Да вот незадача: огород оказался длинным, метров 300, а по всему периметру лежала путанка – такая мелкая проволока, которую используют войска при охране важных оборонных объектов. Человек или животное, нарушающие режимный объект, буквально запутывается в ней. Поэтому она так и называется. В этой проволоке всем отрядом мы и запутались. Взяли нас тепленькими всех до единого, освобождая по очереди. Стыдобища! Нас построили в горнице по росту, как в армии. Мне предъявили личную претензию: «Яблони-то, мы брали у вас, Кабиных!». Стали наши соседи советоваться, что делать с ворюгами. Одни советовали спустить в погреб до утра, другие навели ужас, предлагая полить холодной водой, чтоб остудить воровской пыл. Старший дед Ковалёв, вынес на подносе яблоки и стал набивать рот нашему главарю – Юрке Шабалину (кличка Шабала). Затем, с размаху, ударил кулаком, размером с кувалду, по губам «пахана». Куски яблок стали падать на поднос из его рта. Выпал и один передний зуб! Ужас! Увидев это, Ковалёвы решили, что переборщили с наказанием (так можно и самим под суд пойти). Поэтому составив «чёрный список», отпустили до утра, до разговора с родителями. Потом начались родительские разборки, влетело и мне по полной программе. На яблоки домашние я не мог смотреть ещё лет пять. А при встрече с Ковалёвыми перебегал на другую сторону дороги или менял маршрут, огибал их за километр. Вот такая «мичуринская» история осталась у меня в памяти! Воровать, друзья мои, родственнички дорогие, яблоки (у соседей, особенно) нехорошо!

P.S. Самое смешное, будучи уже в старших классах школы, я долгое время дружил, а затем в армии переписывался с дочкой Ковалёвых – Надюшкой, красавицей и примой нашего школьного драмкружка.

Кулинарно-оружейная любовь

Моя бабушка, Прасковья Спиридоновна, запомнилась мне особенно своим борщом. Такого вкусного и наваристого борща я никогда больше не ел! Иногда, похлебав дома постного супа (наша мама Мария Лаврентьевна, или баба «молодая», из-за болезни печени всегда готовила дома супы и борщи без сала), а Прасковья Спиридоновна (баба «старенькая») всегда добавляла по просьбе деда в еду вареное сальце. Вот я и шёл к ней в гости и с удовольствием наворачивал ещё пару тарелок жирного наваристого борща. Наш дедушка Николай Васильевич был достаточно известной личностью в поселке Зиминка, так как работал сторожем в шахтёрском магазине и слыл маленьким спекулянтом. На свою пенсию ежемесячно закупал по ящику водки и бурдамаги – портвейна.

И у него всегда, в вечернее и ночное время, когда магазин был уже закрыт, можно было купить бутылочку водочки или портвейна. Ну, конечно же, с ночной наценкой. Сам он принципиально не употреблял купленную государственную водку. Имел запас алкоголя самодельного производства. Дома он постоянно ставил брагу в деревянном логушке (так он называл двухведерную тару с затычкой). Собираясь вечером на работу, принимал на грудь свои 200 граммов из логушка, наливал в бутылку еще пол-литра. Делал кляп из газеты, затыкал бутылку и прятал её от бабки в потайной карман. И только затем, закинув на плечо свое оружие (ижевскую двустволку), шёл на дежурство. Этот ежедневный, вернее ежевечерний ритуал, до сих пор отпечатан в моём сознании, как на киноплёнке.

Дед обладал очень специфическим чувством юмора. С ним всегда случались смешные истории. Одну из них попытаюсь сейчас воспроизвести. У деда, как сейчас помню, зубов своих было маловато, а если честно сказать – всего 3 зуба. И вот однажды (как он мне сам лично рассказывал) решил он один из этих зубов удалить, так как тот очень уж сильно шатался и мешал ему «кушать». В больницу идти деду было лень, а может быть, как почти все мужчины Кабины (выдам большую и страшную семейную тайну), он боялся боли, особенно зубной. Поэтому сам себе решил сделать операцию по удалению зуба. Ночью, проверив вверенное хозяйство, отпустив с привязи свою беспородную собачку по кличке Пират (а надо сказать, почему-то всех собак, которых мы держали дома, называли Пиратами), он привязал свой больной зуб дратвой к большим магазинным весам. Присел на стул возле весов и стал потихоньку тянуть голову вверх. Нитка натянулась и потащила за собой дедовский зуб. Стало больно. Остановился. Отхлебнул пару глотков из своей домашней бутылки и приняв первые ночные 100 граммов, дед потянул снова зуб. Стало ещё больнее. Повторил глоток из бутылочки для смелости. И так – несколько раз! Хлебал, цедил сквозь зубы свои законные ночные граммы до тех пор, пока его не сморило и он не задремал, сидя на стуле около весов. Долго ли он проспал, никто не знает. А тут на беду пришел проверяльщик – начальник охраны. Собака затявкала, предупреждая своего хозяина, что, мол, вставай, чужак пришёл! Дед, услышав Пирата, быстро вскочил со стула, схватил своё оружие, забыв, что был привязан за зуб к весам, и побежал открывать начальству дверь. Зуб, конечно же, остался висеть на верёвочке. Вспомнил он о своей зубной операции лишь тогда, когда утром уже уходил со службы домой и когда пришли продавцы и открыли магазин для покупателей.

Потом Николай Васильевич всем с гордостью показывал свой «геройский» зуб и рассказывал об этой удивительной безнаркозной операции. Я очень любил приходить к своему деду в гости (так назывался поход через две улицы). Он тоже радовался приходу внука, давал смотреть фотоальбом, рассказывал о родне, разрешал разобрать и собрать ружьё (кстати, чистить своё ружьё он доверял только мне, зная мою любовь к оружию).

Переходящий семейный приз – отцова гимнастёрка

В нашей семье все мужчины любили военную форму. Батин военный китель офицера долго висел у нас в семейном шкафу. Отец его не надевал, так как он был примерно 46 размера. Я был самым хлюпеньким из братьев, он был впору только мне. Я его иногда надевал: то для школьных спектаклей, где играл советских офицеров, то просто так – покрасоваться у зеркала. Отцова военная гимнастёрка с кантами, так называемая ЧШ (чисто шерстяная), тоже послужила нашей семье долго. Сначала Сашка попросил её выслать в Читу перед дембелем. Как он её надевал на свою бо-гатырскую грудь, неведомо никому. Но домой пришёл в ней. Затем, через два года, её выслал уже мне на Дальний Восток. Придя из Армии, через год я отправил её Леньке на Камчатку. Так и переходила батина гимнастёрка с одних братских плеч на другие. Очень красивая! И самое главное, очень модная и редкая! Где ты теперь, отцова гимнастёрка?

Постреляем, брат!

Любовь к оружию тоже приняла у нас в семье специфический характер. Про дедовскую тулку я уже говорил. Но, кроме того, у каждого «жигана» нашего хулиганского посёлка Зиминка в доме были самопалы или самодельные пистолеты – «поджиги»: с изготовленными из металлической трубки стволами, с дырочками в них для поджигания пороха спичками и деревянными рукоятками. Однажды, когда в июне я лежал и, загорая, готовился к школьным выпускным экзаменам, Ленька смастерил себе новый самопал и готовился его испытать. Главным моментом являлась процедура замера мощности поджиги по пробиванию досок. Чем больше досок будет пробито зарядом, тем мощнее оружие у «конструктора», тем больше его авторитет в посёлке.

Итак, Леонид установил около моей головы (занятой алгеброй, в которой я ничего не понимаю и до сих пор), несколько досок и… поджёг фитиль, чиркнув спичечным коробком по головке фитиля. А для того, чтобы уберечь свои глаза от возможного разрыва трубки (ствола), отвернул голову на 90 градусов от руки, державшей самопальный пистолет. При этом его рука со стволом, непроизвольно сместилась в сторону моей головы… Грохнуло так, что я свалился с подстилки, на которой загорал; в воздух поднялись все зиминские голуби и дрозды; соседи высовывались из окон своих домов – не война ли? Ленька, держа руку с поджигой сзади за спиной, подбежал к доскам, которые только что соседствовали с моей головой, и стал проверять, сколько досок пробили гвозди, которыми он зарядил своё устройство. Я, оглохнув от неожиданного взрыва и ещё ничего не слыша, посмотрел на его руку: поджиги не было – её разорвало. В руке он сжимал только остатки рукоятки . Остальное улетело в соседний огород, к Толмачёвым. Разворотило взрывом и правую ладонь. Крови не было до тех пор, пока Ленька не посмотрел на руку. А когда посмотрел, кровь хлынула, как из водопроводного крана, еле остановили. Кое- как перебинтовав раненную руку, я его отправил в шахтёрскую травматологию. Подсказал ему, как надо говорить: что мол, рану получил при рубке топором дров для печки. Но милицию просто так не проведёшь! Рана-то была огнестрельная, да ещё и воняла порохом. Вскоре приехали милиционеры с настойчивым предложением – сдать оружие! До их прихода я, как опытный конспиратор (вспомив мамины гранаты под домом в годы Гражданской войны), успел утопить в туалете за домом все боевые запчасти, разрубил доски с гвоздями- пулями, стёр кровь и выбросил окровавленные тряпки и бинты. До сих пор не знаю, как я сам остался живым после «полигонных испытаний» младшего брата? Родителям, конечно же, сказали что Леонид поранил руку при рубке дров. Тем более – суббота, банный семейный день. Нас с младшим братом, правда, поставили на милицейский учёт – как потенциальных правонарушителей. Об этом смешно вспоминать сейчас, когда я имею на руках удостоверение члена Общественного Совета при Главном управлении Внутренних Дел по Кемеровской области. Но тогда нам было не до смеха!