Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Нештатный политрук

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

– Василий Иванович вчера на занятиях говорил, наши войска все больше оказывают сопротивление, – сообщает помощник командира Санька. – Танков и самолетов у нас стало больше. Бойцам автоматы стали выдавать.

Его информация всех очень устраивает. Ребята оживляются, становятся веселее, страх отступает.

Тут в разговор вступает дед Горбов:

– Сам Лександра Василич говорил: «Трудно в учебе – легко в бою». Вот так. Он всегда, в любой кампании верх брал, – гордо заявляет старый солдат и мальчишки догадываются – он говорит о знаменитом полководце Суворове.

Раньше пацаны слыхали от деда много интересных историй. И про японскую кампанию он рассказывал, но все равно хотят еще послушать. К ним дед Горбов относится хорошо, уважительно. Все, что он рассказывал, им казалось таким далеким, но потому особенно интересным. Послушав разговоры о танках, самолетах, он говорит:

– В кавалерии я служил.

Попыхтев самодельной цигаркой, продолжил:

– В кавалерию брали не всякого.

Сидя на табурете, дед распрямляется, пытаясь развернуть свою усохшую грудь и показать, каким молодцом он был: в кавалерию годился!

– Наш эскадрон был конной разведкой, – продолжает рассказчик. – Надо ездить на сторону неприятеля, искать японцев. Лежим на передовой замаскированные. Наблюдаем день, наблюдаем два – местность изучаем. В Манжурии сопки да долины. Никаво не видно. Не проявляет себя японец. Командование знает: есть он. Бывало, нападал на наши позиции, беспокоил. Что делать? Начальству виднее, оно и посылает. Наше дело маленькое: надо наблюдать – значит надо. Надо ехать на сторону неприятеля – едем.

Дед делает паузу, будто собираясь с мыслями. Вдруг Валька спрашивает:

– Деда, а ты живого японца видел?

На это дед Горбов не спеша отвечает:

– Лучше всего неприятеля видеть мертвым…

Все одобрительно смеются шутке деда. Он продолжает:

– Живой он при оружии… Или ты его, или он тебя. Хорониться надо. На войне всего не увидишь, а потому надо хорониться, – повторяет он. – От дурной пули не схоронишься. Воевать с умом надо. Сначала страху натерпишься. И насмотришься всякого, чего и врагу не пожелаешь. Насмотрелся я и на японцев, и на китайцев, манжуров, хунхузов. На войне все хоронятся друг от дружки. Вот и надо, чтобы японец проявил себя. И едем. Трехлинейки у нас – винтовки такие, шашки, провиант на три дня. Старший наган имеет, бинокль, компас. Бывало, ездешь три дня, жара невыносимая, солнце слепит, – кто знает, как пекет манжурское сонце? То-то вот… Воду по каплям делим. Когда до воды доедем? А вдруг там, у воды, засада? Неприятель тебя ждет? К воде все тянутся: и человек, и зверь, и птица.

Чуть помолчав, дед продолжает:

– Хунхузы нам сильно мешали. Видишь – едут. А кто? Японцы? Хунхузы?

– А кто такие «хунхузы»? – нетерпеливо спрашивает Санька.

– Китайцы. Разбоем промышляли. Своему царю манжурскому не подчинялись. Нас боялись. Старались не связываться. В гааляне прятались.

– А что такое «гаалян»? – интересуются слушатели.

– Трава такая. Вот такая, – и дед, сидя на табурете, показывает ладонью высоко над своей головой. – И чумиза еще…

Новые слова звучат загадочно, даже таинственно: «гаалян», «чумиза»…. Это где то там, далеко-далеко, на Дальнем Востоке…

– На стороне неприятеля от тебя дисциплина особо нужна, – продолжает дед. – Все тебе там чужое. Всяко может быть. Всяко бывало… – Помолчав, продолжает. – Далеко заехали – глубина разведки называется. Риск большой. Но и узнаешь больше. Начальство похвалит за службу царю и Отечеству. – Слова «за службу царю и Отечеству» дед произносит с иронической усмешкой. – По шкалику прикажут преподнести, – с юмором и гордостью говорит он, крякнув при этом, хитровато улыбается. – А мы и без шкалика… Азарт! Молодые! Хунхузы нас сильно боялись, – повторяет дед. – Не связывались с нами. А тут наехали мы, а на кого – не поймем: все в дымке какой-то. «В ружье!» – командует старшой. Перестрелка завязалась. Они палят – мы палим. Старшой говорит: «Задачу выполнили – обнаружили, неприятеля, поворачиваем домой». И поскакали. А те палят. Тут мой Соврасый стал сбиваться с ноги, а потом и вовсе кувырнулся. Едва я успел ноги из стремян выхватить. Пуля, оказалось, его прошила. Наши ускакали, те осмелели и вдогонку. Спрятался я в гааляне. Слышу – мимо проскакали, меня, Соврасова не заметили. Не знаешь, от чего на войне смерть примешь. Дождался ночи, подался в сторону наших позиций. Иду, хоронюсь, как заяц. Луна выйдет – я в гаалян, луна спряталась – я дальше пробираюсь. А перед позициями всегда опасней: тебя либо японцы, либо свои… Добрался до своих. Старшой-то, ясное дело, по возвращении со стороны неприятеля по начальству доложил: где были, что видели, как ускакали, как я отстал. Посчитали, что убит. А я – вот он, явился не запылился, – усмехается дед.

Весь этот эпизод дед рассказал как забавный случай. Но главное было впереди.

– Старшой обрадовался. Доложил и я начальству, как все было, все чин-чином. Но вот интенданты свое: где конь? Отчитайся, как полагается. И правильно спрашивают. Может, хунхузам продал? Что делать? Как доказать?

– Так коня-то убили! – удивляется кто-то из пацанов-слушателей.

Дед, довольный, что ребята увлечены его рассказом, улыбнулся, помедлил и продолжил:

– Сказано: военное имущество солдат обязан беречь пуще своего. Прожег шинель у костра – отвечай. Потерял или бросил ружье – военно-полевой суд: куда дел? Пропил? Неприятелю сдал без боя? Отвечай! Строго все должно быть на военной службе. А как иначе? Иначе нельзя. Так все можно промотать, и воевать нечем будет.

Дед изготовил новую самоделку, прикурил и закончил рассказ:

– Дождался ночи и подался опять на сторону неприятеля. Нет другого выхода. Некуда деваться. А там – не то на японцев, не то на хунхузов наткнешься. Достиг своего Совраски, отрезал у него уши, – уши-то меченые, в пачпорте Совраски, – да еще седло прихватил: доброе, новое седло, жалко бросать. Обратно меня, как ветром сдуло, – смеется дедушка, – откудова силы взялись! Отчитался перед интендантами : все честь–честью.

Смотрят мальчишки на деда Горбова, как на героя! Это же надо! Где-то там, далеко-далеко на Востоке, идет война, а молодой солдат-кавалерист один, ночью ползает за линию фронта… И невольно стараются представить себя на его месте: смогли бы также? Удивляются, уважительно смотрят на деда. А он, будто подслушав их мысли, с нескрываемой гордостью говорит:

– Выносливый я был. Отчаянный. Рисковый.

И не замечают сорванцы в его рассказах ни тени бахвальства – нет этого. Завидуют: где уж им до него, бывшего молодого, здорового, закаленного кавалериста.

– Из-за ушей погибать! – вдруг восклицает Валька, осуждая ужасное, «нелепое» требование в царской армии. И остальные с ним согласны. На это дед говорит:

– А ну, каждый станет разбрасывать ружья, шашки, амуницию? Что получится? А какой ты вояка без коня в кавалерии? – И сам отвечает: – Ясное дело: береги, отвечай. Порядок в армии надо блюсти. Армия держится на порядке, чтобы строго. Любить порядок и держать его, ясное дело, тяжело, – уважать надо. Где нет порядка, там больше погибает нашего брата-солдатни. Нет порядка – распадется воинство. Друг за дружку надо. Лександра Василич говорил: «Сам погибай, а товарища выручай».

Убедившись, что достиг необходимого воздействия на слушателей, и решив, что на сегодня достаточно, дед Горбов как бы спохватывается:

– Заболтался я с вами. Старуха потеряет. Подамся, однако. Если что не так сказал, извиняйте старика. Посидел с вами, молодыми, сам молодым побыл.

Пацаны завозились на своих местах, жалко расставаться с дедом.

– Приходи еще, – говорит Санька.

Уже от двери, взявшись за скобу, он обернулся:

– Конешно, луччи бы без вас обошлось…

И медленно, тяжеловато вышел из избы. Мальчишки застыли в наступившей тишине. Но ее нарушил Санька:

– Сделали бы его нам нештатным политруком…

Идея Саньки пришлась по душе мальчишкам, лишенным покровительства отцов. Враз оживились, задвигались, загомонили.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.