Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Частные эпизоды войны

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Сожжённые деревни

Пройдено немало городов, деревень, хуторов – разбитых, сожжённых, безжизненных. В памяти ярко запечатлелись два эпизода.

Зима 1942 года. Ночами передвигаться с горящими фарами было нельзя, и радиостанция остановилась возле какой-то деревни. Ни одного целого дома. Ни одной живой души. Только печные трубы. Мы замёрзли. Искали, где бы погреться. И вдруг увидели: из земли идёт какой-то дымок. Подошли ближе. Видим – нора. Дымок идёт из неё. Расхрабрившись, решили спуститься и посмотреть. В землянке сидел старенький-престаренький дедушка. Как он выжил, чем питался, один Бог ведает. А у нас с собой даже хлеба не было…

В другой деревне, возле которой мы остановились на ночь, уцелел один дом на возвышении. А вокруг трубы, трубы... Откуда-то вернулись женщины с детьми, расположились в этом доме. Стало темнеть. Они разожгли во дворе костерок. Запахло чем-то съестным. Накормив и уложив детей, женщины собрались в кучку и запели. Красивыми, пронзительными голосами они выводили: «На в городе вирба рясна…», - так, что мороз пробирал по коже. Мы замерли и слушали. А они всё пели, и песня летела над опустошённой землёй.
 

Гуманитарная помощь

Зимой 1943 года нас перебросили в степь. В то время, видимо, в качестве гуманитарной помощи мы получили американские ламповые радиостанции. Отечественные тогда оснащались громоздкими электродвигателями, смонтированными на отдельной машине. А эти были поменьше и полегче. На такой малышке мы и работали: расчёт из 3-х радисток под началом командира радиостанции.

Я сразу невзлюбила эту иностранку. Мне казалось, что она шлёпает и квакает, как лягушка. Работали мы и на приём, и на передачу. Но слегка вкопанная в землю для маскировки, капризная аппаратура на передачу работать отказалась. Мы слышали всё, а нас не слышал никто. В ответ на отправленные радиограммы приходили короткие шифровки: «ГУХР», что означало: «Вас не слышим!» Пришлось поднимать радиостанцию повыше, почти на крышу землянки, в которой мы жили. На работу карабкались по лестнице. Было очень неудобно, но нас стали немного слышать.

Однако поработать удалось недолго. Случилось так, что как раз во время моего дежурства сгорел весь комплект ламп. Подвела чужая техника. Конечно же, я сильно испугалась, что меня за это накажут. Но начальник радиостанции взял вину на себя. Его сразу же вызвали в часть. Я осталась за старшего.

Мы сидели без связи и ждали. Разыгралась непогода, подул сильный ветер, началась метель. А ветра в степи страшные… И тут меня по телефону вызвали на командный пункт, который мы обслуживали радиосвязью. Он находился метрах в 500-х от землянки. Я не одеваясь, лишь набросив на плечи шинель, выскочила на улицу. До командного пункта дошла, держась за протянутый провод. Но на обратном пути стоило только на мгновение выпустить его из руки, как меня тут же ветром отшибло в сторону, и я потеряла ориентир. Не видно было ничего вокруг. Я попыталась нащупать руками спасительный провод, но безрезультатно. Меня шарахало из стороны в сторону, я почувствовала что замерзаю. Катившиеся из глаз слёзы превращались на щеках в льдинки. Стараясь держать направление, я ползла по снегу и думала о том, как несправедливо и нелепо будет замёрзнуть в степи, когда другие геройски погибают в боях за Родину. Каким-то чудом я наткнулась на мачту своей радиостанции. От неё уже доползла до землянки. А там, конечно, вдоволь наревелась от обиды, что могла так глупо умереть.

Вскоре нам дали другую радиостанцию, назначили другого командира и перебросили на другую точку. Старшего лейтенанта, который выручил меня тогда, я больше не видела, и какова его дальнейшая судьба, не знаю. Но за комплект сожжённых ламп мне ничего не было.

* * *

В 1943 году началось наступление наших войск почти на всех фронтах.

И повели нас боевые дороги в составе 1-го Украинского фронта к долгожданной победе. Путь из Новохопёрска в Германию пролегал через города: Борисоглебск, Воронеж, Курск, Сумы, Белополье, Конотоп, Нежин, Киев, Звенигородка, Черкассы, Житомир, Львов, Перемышль, Краков, Ченстохов...
 

Воронеж

Лето 1943 года. В освобождённый Воронеж войти сразу не удалось. Город был полностью заминирован. Мы разместились в палатках в придаче Воронежа и ждали, когда сапёры закончат свою работу. Это продолжалось, наверное, целую неделю. Почти каждые 5 минут раздавались взрывы.

Возле нашего палаточного лагеря находилось колхозное поле с помидорами. Красные, спелые, блестящие, невероятно огромные, они лежали на земле, как поросята. Среди ярких тушек не видно было листьев. А собирать урожай некому… Мы тогда с девчонками вдоволь наелись. Надо сказать, я видела помидоры впервые – у нас в Анжерке их никто не выращивал.

Наконец, Воронеж разминировали. Мы, радистки, отправились посмотреть, что там и как. В городе камня на камне не осталось. Лишь на какой-то площади у большого разрушенного административного здания уцелела молоденькая берёзка с нежными зелёными листиками. А неподалёку уже сидел человек с ящичком и двумя щёточками, и зазывал военных почистить сапоги. Мы тогда вспылили, обругали его – все воюют, а он тут сидит…

Вообще, жизнь на освобождённых территориях быстро брала своё. Народ возвращался в селения и города. Откуда ни возьмись, возникали базары, на которых женщины продавали или меняли тыквенные семечки, козье молоко и неизвестно из чего сделанные лепёшки. На улицах появлялись дети, куры и мелкий скот.
 

Сменить радиста

Летом 1943 года мне пришлось участвовать в боях под Курском. Нагрузка на радистов была огромная. Вели приём и передачу радиограмм. Не успеешь получить шифровку, её тут же выхватывают из рук шифровальщики и торопят: «Скорей, скорей!» Передавать приходилось большие радиограммы: по 5 цифр в каждой группе, а их 300-500 групп… Иногда фашисты включали глушители, и тогда в эфире ничего не было слышно. А с тебя требуют: «Давай! Давай!» Я в одно из дежурств сорвала руку, работая на зуммере. Передаю радиограмму, в ответ дают «ЩЕМ», что значит - «сменить радиста»…
 

Смешали сон и явь Есенина слова

Когда Советские войска взяли Курск, нас должны были перебросить в город. Радиостанции погрузили на железнодорожные платформы, мы сидели в поезде. Вдруг одна из радисток заскочила в вагон с криком: «С Зойкой плохо!» Я выбежала на перрон. Девушка лежала невменяемая, изо рта у неё шла пена. Выяснив, что Зойку собираются одну в кузове грузовой машины отправить в Курск, в госпиталь, я вызвалась её сопровождать. Девушку уложили ближе к кабине на шинель, я уселась рядом, и мы тронулись.

Вечерело. Становилось всё темнее. В небе светила большая полная луна. Мне было жутко. Я разговаривала с Зойкой, звала её по имени, а она не реагировала. Я боялась, что она умрёт. Тогда от страха и отчаяния я стала читать стихи Сергея Есенина, которого любила с детства и много знала наизусть.

Поэт в то время был в опале и книги его не издавались, но мы, школьники, переписывали их друг у друга. Уходя в армию, я взяла с собой блокнот с любимыми строчками. Очень скоро об этом узнал наш политрук, и я была вызвана к нему на беседу.

- Вы любите Есенина?

- Да.

- Вы знаете, что он запрещён?

- Да, знаю.

- Что у вас есть?

Отпираться было бесполезно, и я рассказала про блокнот.

- Отдайте его мне.

Взамен политрук вручил мне томик Маяковского. Но где-то в бесконечных переездах я его потеряла. А стихи Есенина остались в моей голове.

И вот, трясясь в кузове грузовичка по ночной дороге, я извлекала из памяти всё, что могла. На миг мне даже показалось, что взгляд Зойки стал более осмысленным и внимательным. Так мы ехали всю ночь. В Курске я определила свою подопечную в госпиталь и вернулась в часть.

Всё время я думала, что девушка ничего не слышала и ничего не запомнила. Однако после войны Зойка разыскала меня через военкомат, и прислала письмо, в котором описывала свою жизнь. Она долго лечилась, получила группу инвалидности. Закончила письмо словами: «Я помню:

Луна и ночь.
Курск далеко, не видно.
Смешали сон и явь
Есенина слова…»

Так было, так будет

Не помню, какой был год. Не помню название местности. Словно за ненадобностью, время стёрло из памяти эти подробности. Не помню даже, как мы оказались на маленькой разрушенной железнодорожной станции, по руинам которой гулял пронизывающий осенний ветер. Поблизости не было видно никакого жилья, и, казалось, кроме нас, трёх продрогших радисток, на станции нет ни единой живой души.

Некуда было прислониться, негде было укрыться от ветра. Чтобы не стоять на месте, мы пошли вдоль железнодорожных путей, на которых стоял товарный поезд с наглухо закрытыми вагонами. Внезапно дверь одного вагона отворилась, и оттуда выглянул мужчина средних лет, опрятно и чисто одетый, в гражданской одежде. Незнакомец производил приятное впечатление.

- Замёрзли, девушки?

- Конечно.

- Заходите, погрейтесь.

Мужчина выбросил нам лесенку, и мы, почему-то ни о чём не задумываясь, без всякого страха влезли в вагон.

Помещение, довольно чистое внутри, было разделено на две половины. В одной находилось что-то вроде склада (мужчина объяснил нам, что занимается закупкой и поставкой продуктов), во второй стояла жарко натопленная буржуйка и несколько небольших стеллажей с книгами. Пока девчонки грелись у печки, я взялась рассматривать книги.

- Интересуетесь? – спросил хозяин.

- Да, я люблю литературу.

- О! Сейчас я вам дам книжечку. Прочтите хотя бы две страницы, а потом скажите, что вы поняли.

Мужчина подал мне маленькую брошюру. Времени было мало, и я, даже не посмотрев, что это за книга и кто её автор, открыла и стала читать: «В старинном, старинном городе стоят старые, старые часы. В одно и то же время часы бьют: «Так было, так будет. Так было, так будет». Пройдут столетия, тысячелетия… Также в старинном городе часы в одно и то же время будут бить: «Так было, так будет». И всегда многомиллионная народная масса будет подчиняться воле одного человека».

Увидев, что я закрыла книгу, хозяин поинтересовался, что именно я поняла. Я объяснила, как могла.

Согревшись, мы с девчонками извинились и сказали, что нам пора. Мужчина спустил лесенку, и мы вновь очутились на промозглой пустынной станции.

Я так и не узнала, что это была за книжечка, и никогда больше она мне не попадалась.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.