Частные эпизоды войны

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Книга памяти

Автор: Елистратова Елена Львовна

Просмотров: 5750

2010 год, Выпуск № 6

Звенигородка

Январь 1944 года. У нас приказ – прибыть в Звенигородку. В районе только что закончились сильные бои, танковое сражение.

Сначала ехали по заминированному полю. Машина двигалась очень медленно по проложенной колее. Наконец, минное поле закончилось, и мы оказались на дороге, которую танками и снарядами размесило так, что наш «Шевролет», пройдя километра два, увяз по самые колёса.

Ночь, темнота. Вытаскивать некому. Мы вышли и огляделись. Перед нами предстала жуткая картина: исковерканная земля, раскуроченная техника - наши и фашистские танки. Было довольно промозгло, сыро, шёл снег с дождём. Мы промокли и закоченели. В довершение всего у меня развалился сапог – отстала подошва. Видя такое положение, командир разрешил нам пойти на хутор, огоньки которого просматривались вдалеке.

Дошли до хутора вдвоём с одной радисткой (третья девушка решила остаться в машине). Стучим в одну хату:

- О! Нема места! Нема места!

Стучим в другую:

- Нема! Нема!

Оказалось, после боя многих наших солдат разместили по хатам.

В доме побольше увидели свет. Пошли туда. Хозяйка впустила нас. В большой комнате располагался накрытый стол, за которым сидели солдаты, расслабленные после боя, в расстёгнутых гимнастёрках, без ремней, полупьяные. Хозяйка суетилась, подавая им закуску и горилку.

- О! Девушки, заходите! – пригласили они нас к столу.

Поскольку идти больше было некуда, мы вежливо отказались от приглашения, объяснив, что сильно устали, замёрзли и хотим отдохнуть, и попросили хозяйку найти нам уголок. Женщина бросила возле печки недалеко от входной двери охапку сена и сразу ушла. Испуганные, мы затянули потуже ремни на брюках и улеглись, не раздеваясь.

Уснуть в эту ночь нам не удалось: дверь в комнату всё время хлопала, солдаты входили и выходили, отпускали в наш адрес всякие скабрёзности и гадости. Мы лежали не шевелясь, прижавшись друг к другу, и притворялись, будто спим, как мёртвые.

Утром, чуть рассвело, в хате стало тише. Зашла хозяйка с пучком соломы, чтобы растопить печь. Мы, не поблагодарив её за такой приём, выскочили на улицу. И всю дорогу до радиостанции проплакали…

Откуда-то появившийся маленький трактор вытащил наш «Шевролет» из грязи. Двигаться дальше по разбитой дороге было невозможно, и радиостанция вернулась в свою часть. До Звенигородки мы тогда так и не доехали.
 

Я по свету немало хаживал

Весной 1944 года мы вошли в только что освобождённый от фашистов Черкассы. Наши войска уже покинули город и двинулись дальше на Запад. Стояло раннее утро. Город был пуст. Поразила полнейшая тишина – ни единой живой души вокруг. Не слышно было даже лая собаки.

До получения приказа и развёртывания радиостанции мы, расчёт из трёх радисток – Райка, Наташка и я, попросили у начальника разрешения посмотреть город. Выйдя на широкую улицу, все трое вдруг почувствовали удивительную свободу и лёгкость. Будто нет больше никого во всём мире. Не сговариваясь, мы запели во весь голос: «Я по свету немало хаживал, жил в землянке, в окопах, в тайге…»

На словах: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва», - навстречу нам из переулка появился комендантский офицерский взвод. (Комендантские войска первыми входили в освобождённые города для наведения порядка). Надеясь, что на нас не обратят внимания, мы замолчали и, как ни в чём не бывало, продолжили свой путь. Тут ведущий офицер выскочил нам наперерез и громко скомандовал:

-А ну, бегом приветствовать строй офицеров!

Мы застыли на месте: не увольнительных, ни документов на руках не было. Перспектива угодить в комендатуру не казалась нам заманчивой.

-А мы не умеем…, - опустив руки, очень тихо хором пролепетали мы (голос сразу пропал куда-то).

Видимо, довольный произведённым впечатлением, офицер заулыбался и уже мягче спросил:

- Откуда вы, девушки?

- Из Сибири, - опять прошептали мы дружно.

-О! Сибирячки!..

Взвод тем временем ушёл уже довольно далеко, и, сказав ещё несколько слов и пожелав нам хорошей службы, офицер бросился его догонять. А мы, опомнившись, скорей зашагали на свою радиостанцию, радуясь, что легко отделались.
 

Матрасы

Осенью 1944 года мы стояли в Западной Украине, где-то под Львовом. Меня, как старшую по званию нашего боевого расчёта радисток, вызвал командир роты и сказал:

- У старшины получите матрасы. А набить найдёте чем – кругом кукурузные поля.

Получили (за всю войну матрасы нам выдали впервые), рассмотрели – защитного цвета, новенькие. И пришла мне в голову такая выдумка:

- Давайте, девчонки, сошьём из них платья! Надоели юбки и гимнастёрки.

А недалеко от нашей части была плантация грецких орехов, и женщины как раз убирали урожай. Одна из них оказалась портнихой и согласилась пошить нам платья за сахар. И так хорошо пошила, такие красивые платья получились, загляденье – по фигурке, с рукавами, с карманами! Ну, прелесть прямо платья!

Узнал командир роты о том, что мы натворили, вызвал меня и начал отчитывать:

- Как вы могли до такого додуматься! Это казённое имущество!

Я стою по стойке «смирно» и думаю: «Ну, всё, попала я на гауптвахту». Тут в кабинет зашла жена командира, он заулыбался, и, не глядя в мою сторону, бросил:

- Убирайтесь!

Я выскочила и заплакала (третий раз за всю войну). Получается, что если на мне военная форма, то я и не женщина вовсе и на меня можно кричать.

Позже командир роты, увидев, как преобразились три радистки в новеньких платьях, уже не делал нам замечаний по этому поводу и никого не наказывал.

Вернувшись из армии домой и обнаружив, что надеть нечего, так как все мои довоенные «наряды» сносила младшая сестра Саша, я ещё некоторое время ходила в платье из матраса (и в гимнастёрке с юбкой), пока через военкомат не получила американскую гуманитарную помощь – туфельки и красивое розовое платье.

На запад

Весной 1945 года разыгралась трепавшая меня каждый год малярия, и я оказалась в госпитале. При первом осмотре спросила у пожилого доброго доктора, сколько это может продолжаться.

- А откуда ты, хорошая моя?

- Из Сибири.

- Вот когда вернёшься в Сибирь, тогда и малярию забудешь.

И он дал мне шоколадку, предварительно напоив горькими порошками. Доктор оказался прав – вернувшись домой, о малярии я не вспоминала.

* * *

Во Львове в ночное время давали о себе знать бендеровцы. В город мы выходили мало и только днём. После того, как застрелили часового, охранявшего радиостанцию, на дежурство нас сопровождала охрана.

Покинув Львов, через Карпаты добрались до Польской границы.

Кажется, в апреле 1945 года через пограничный Перемышль переправились на Польскую территорию. Запомнилось, что какая-то польская женщина угостила нас сладкими лепёшками из кукурузной муки.

Не развёртывая радиостанцию, доехали до Кракова. Война будто обошла этот город стороной – невысокие аккуратные здания с орнаментами, прогуливающиеся по тротуарам красивые пожилые дамы в шляпках с вуалью и с маленькими пушистыми собачками на цепочках. Нам было очень смешно: таких собачек в Сибири не было. У нас псы - так псы, и живут на улице!

* * *

Из Кракова почти сразу отправились в Ченстохов. По дороге остановились в маленьком городке. Там у нас была возможность готовить себе пищу на кухне в одном доме. Хозяйка, немного говорившая по-русски нарядная полячка, свысока смотрела на девушек в солдатской форме. Она выходила на кухню всегда в новом халате, меняя их по нескольку раз в день: утром – один, в обед – другой, вечером – третий… Халаты были роскошные – то подбитые каким-то белым пухом, то лёгкие и воздушные, то яркие и блестящие. В одном из разговоров она сказала нам:

- Русские женщины не умеют одеваться. У вас нет хорошей одежды, хороших материалов…

- Если бы русские женщины умели хорошо одеваться, в вашем городе сейчас хозяйничали бы фашисты, - вступилась я за честь Родины.

Больше мы на эту тему не спорили.

* * *

Ченстохов также мало пострадал от фашистов. Была католическая Пасха. И мы втроём – девушки-радистки – пошли посмотреть костёл. Нас никто не выгнал, не делал нам никаких замечаний. Удивительной красоты фигуры Божьей матери и Иисуса Христа, сделанные в полный рост, как живые, торжественная служба, произвели на нас огромное впечатление.

* * *

Польшу пересекли очень быстро. В конце апреля 1945 года, уже на немецкой земле, вышла из строя наша радиостанция. Дальнейшее передвижение с действующей армией оказалось невозможным. Командованию был ясен скорый конец войны, и ремонтировать радиостанцию вместе с радистами тем же путём оттянули в тыл, во Львов, где стоял 7-й корпус ПВО и располагался наш, теперь 265, Отдельный батальон связи.

9 мая 1945 года мы находились в дороге. Прибыли в свою часть уже после того, как отгрохотали салюты победы.

После войны

Хоть война и закончилась, но отдельные банды бендеровцев не успокаивались. Как-то корпусного старшину попросили поехать в ближайшую деревню для заготовки продуктов. С ним напросилась жена нашего командира роты, чтобы купить что-нибудь подешевле для семьи. По дороге они подобрали старшего лейтенанта.

Машину остановили бендеровцы. Старшину, уже немолодого человека, который был на пороге демобилизации, изрезали ножами так, что невозможно было сосчитать количество ранений. Женщина тоже умерла от ран, оставив сиротой семилетнего сына. Старшего лейтенанта сильно избили, и он попал в госпиталь с сотрясением мозга. Шофёра спасло то, что он успел выскочить из машины и незамеченным отползти в кусты.

Хоронили старшину всем корпусом. Был июнь 1945 года.

Домой

Домой я вернулась в звании сержанта-радиста 2-го класса в конце августа 1945 года. Нас задержали с демобилизацией, чтобы подготовить новое пополнение радистов для мирного времени.

Ехали с фронта в пассажирских вагонах – целый поезд девушек. На каждой станции нас встречали с цветами и музыкой, говорили приветственные речи. Мне показалось, что дорога займёт целую вечность. А я всем сердцем рвалась домой, к маме и сестре. На одной из станций стоял товарняк с пожилыми солдатами и ранеными. Узнав, что поезд будет проходить через Новосибирск, я схватила свой рюкзак и забралась в один из вагонов. Поезд тронулся, и мы быстро домчались до Новосибирска, но уже без цветов и музыки.

На станции в Новосибирске радио приглашало всех демобилизованных отдохнуть, посетить столовую, места всяких развлечений. Но мне было не до этого. Я увидела скорый пассажирский поезд, идущий через Анжеро-Судженск. И хоть оказалось, что там он не остановится, а только замедлит ход, я, не раздумывая, залезла в тамбур. Так и доехала. Когда поезд замедлил ход на станции Анжеро-Судженск, мне удалось благополучно спрыгнуть с подножки.

Поскольку я не сообщала о своём приезде, никто меня не встречал.

Вечерело. Но солнце ещё светило. Я шла домой. Дорога лежала мимо кладбища, на котором был похоронен мой отец. Мне было и больно, и грустно. На минуту я присела на бугорок: «Вот папа я и вернулась». Никогда не думала, что придётся пережить такое.

Я встала и зашагала к дому, где меня ждали мама и сестра. Маму я увидела издалека: она стояла на лесенке во дворе и что-то делала. Чтобы не напугать её, я замедлила шаги. Но меня заметила соседка и закричала:

- Ивановна! И кто идёт-то!..

Мама сползла с лестницы и побежала мне навстречу, но возле калитки ноги её подкосились, и она рухнула без сил. Я подхватила её:

- Мама! Мама! Ну что ты! Я жива! Я вернулась!..

г. Кемерово