Главное меню
Выпуски журнала
Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Надежда Мирошниченко. Продолжаю наущать
Рейтинг:
/ 1
- Подробности
- Категория: Поэзия
- Автор: Мирошниченко Надежда Александровна
- Просмотров: 1755
Два вопроса
А ну, попробуй не ответить, русский:
Ты знаешь, что такое рай и ад?
Уже по-аглицки и по-французски
И по-китайски дети говорят.
Но разве зря запомнил ты от века,
Что нам на веки памятью дано-
Свою дорогу из славян во греки?
И Куликово? И Бородино?
А если русским словом и пространством,
Которые всей жизни на виду,
Владеешь ты, на зависть иностранцам,
Ты всё считаешь, что живёшь в аду?
А ну, попробуй, русский, не ответить,
А то тебя я уж не узнаю,
Так где ты есть, разбросан по планете?
Ты всё ещё считаешь, что в раю?
***
В общем доме человечества
Продолжаю наущать,
Что защитников Отечества
Тоже надо защищать.
Пусть они такие смелые.
Пусть ответ за нас несут.
Помогите, ночи белые,
Им черёмухой в лесу.
Пусть они огнеупорные,
С верой праведной в глазах.
Помогите, ночи чёрные,
Им звездою в небесах.
Потому что человечество
Разорит и ум, и честь,
Коль защитников Отечества
Не научится беречь.
СТРАНА
Заворочалась страна, заворочалась.
По обочинам пошла, по проталинам.
До чужого, как всегда, неохочая,
На своё пошла смотреть, что оставила.
Что по жалости растратила, походя.
Что по глупости лишила доверия.
Да ещё залюбовалась эпохами,
Да ещё поужасалась потерями.
Говорили, мол, пропала до донышка,
А она на это донышка глянула,
Разглядела там горчичное зёрнышко
И наладилась растить его заново.
Вот и спрашиваю я, разлюбезную:
-Ты чего, страна, живёшь - кочевряжишься?
То ль забыла свою высь поднебесную?
То ль поверить в свою суть не отважишься?
-Отвяжись,- сказала мне разлюбезная,-
Поведу плечом, ещё душу троните…
Только цель пока моя неизвестная,
Вот решу, куда идти - не догоните.
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
Он скачет и скачет в безумную серую даль.
Один написал уже: «Утро туманное…».
Значит
Бывало, что небо клубится, как пухлая шаль.
А сердце томится. А совесть проснулась и плачет.
А топот всё громче, и он разрушает предел.
А всадник остался. Он, словно одуматься, вышел
И что-то бормочет: «Я, видимо, не доглядел.
Что будет? Что будет?!» И дальше: «Не слышу».
Но, может быть, Всадник, уже не осталось идей,
Поэтому конь и умчался в неведомый сумрак.
Зачем ты печалишься средь непролазных людей?
Один написал уже после «Былое и думы».
И что ни пиши и куда не скачи сквозь туман,
Но вслед за тобою проносятся лунные тени.
И кто-то бормочет: «Прости меня, мой Тамерлан»!
А кто-то пред Господом снова упал на колени.
***
Мне говорили: сильная,
А я бывала слабою.
Смеялись люди сытые:
Была бы лишь не бабою.
А бабою бывала я,
Поскольку истерически
Не быть в России бабою-
Не выжить исторически.
***
Но я почему-то в русалок не верю.
А мне говорят, что на каждом шагу
Встречались они у воды, где деревья,
Где травы цветут меж озёр на лугу.
Я стала бояться зелёного плёса
И звёзд, что таращатся, как малыши.
Но всё же не верю, что в белых берёзах
Кого-то посмеют зазвать камыши.
А если рыдают плакучие ивы,
Так это такая их женская блажь.
Уж слишком вверху небеса горделивы:
Сама не захочешь, да сердце отдашь.
А где-то вдали, у воды, где деревья,
Какая-то дева в цветах на лугу…
Но я почему-то в русалок не верю.
А мне говорят, что на каждом шагу…
Покаяние
Певцу Русской земли,
смоленскому поэту Виктору Смирнову
Он был большим, не зная, что великий.
Он в клоунаду встречи превратил.
Когда в его я заглянула книги,
Я ужаснулась: как он страшно жил.
Какая боль вошла в страницы эти.
Любовь какая и какое зло.
Как был он одинок на белом свете,
Хотя писал, что с жизнью повезло.
«…В деревне осень стылая. Сырая.
Тоскуя без друзей в своей дыре,
Я бы давно повесился в сарае,
Не будь коровы на моём дворе.
Путь озарив берёзовой корою,
Грустя в столицах, веселясь в лесах,
Я бы давно зарезался косою,
Не будь коня на заливных лугах».
Не повезло ни с женщиной, ни с другом.
Зато об этом как сумел он спеть.
Как он писал жестоко и упруго.
Как Родине служил, родная ведь.
Пусть « в этой жизни умирать не ново»,
Но принимая жизнь его навзрыд,
Ты, Русь, запомни Виктора Смирнова!
Ведь это он с тобою говорит:
«Возвышенными не соря словами,
Стараясь в меру плакать и шутить,
Эпоха наша сгинет вместе с нами.
Ей после нас нет вовсе смысла жить»
***
Они напрасно запустили Хаос.
Теперь осталась только Вера в Бога.
Теперь из тысячи дорог осталась
Одна, зато безсмертная дорога.
Веками на России проживая,
Перебивая войны недородом,
Народ, по сути, стал непробиваем.
Лишь потому и выжил, несгибаем.
А как иначе? Родина живая
Была б живою с неживым народом?!
И потому, как верно б ни казалось,
Но золото припрятав у порога,
Они напрасно запустили Хаос.
Она безплатной на Руси осталась-
Святая Вера в Родину и в Бога.
***
Памяти Анатолия Федулова
В этой энергии жизни и света
Тьма в уголочке присела под вечер.
Ждёт, что на Севере кончится лето.
Белые ночи уйдут в бесконечность.
Белые ночи на белые зимы
Тьма уговаривает подмениться.
Так ей цветные луга нелюбимы,
Так не любимы ей юные лица.
В этой энергии счастья и чуда
Горе накинуло дымку тумана,
Чтоб не узнали - приходит откуда,
Чтоб не корили: зачем ты так рано?
Горькое горе - на сладкие вишни.
Падают вишенки, как неживые.
Ты извиняешься: видишь, как вышло?!
Вдруг превращаясь в цветы полевые.
В сердце тихонечко просится вечность.
Мне говорят, что тебя уже нету.
Тьма в уголочке присела под вечер.
Ждёт, чтоб на Севере кончилось лето.
***
Понимаю: всё это пустое.
Что же в сердце поёт соловьём
Необъятное, непрожитое,
Неуёмное чувство моё.
Мне не жаль, что все стороны света
Ночью вьюги в снега замели.
И что по небу ходят поэты,
Чуть касаясь душою земли.
Соловьиное их населенье
Прикипело себе на беду
К своему соловьиному пенью
В неземном соловьином саду.
А зимой тоже белые ночи.
Но под снегом не видно земли.
Но за окнамие вьюга хлопочет.
Что же сердце мне рвут соловьи?!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Памяти О.К.Мирошниченко Кулагиной
Так ты, Дальний Восток, не дождался, что мама вернётся.
Что уснёт навсегда, не услышав дыханье твоё.
Нам она о тебе говорила, как будто о солнце.
Что горело в душе и всю жизнь согревало её.
Нам она говорила: там люди живут по-другому.
Океан не даёт мелочиться. И лгать – не моги!
И мы видели берег другого совсем окоёма.
А купальницы наши у них называли жарки.
И кета продиралась, хребтами прижавшись друг к другу,
К нерестилищам вечным. И дыбился Владивосток.
И ходили суда по экватору, словно по кругу.
И всему настоящему там начинался исток.
Ключевская дымилась. И гейзеры стадом весёлым.
Норовили пробиться на волю, сквозь замкнутый круг.
И сплетались сюжеты во мне, как Хасан с Холкин-Голом.
И Дерсу Узала почему-то мерещился вдруг.
Всё потом оказалось и яростнее, и страшнее.
И коснулось семьи. И коснулось, романтиков, нас.
Только я до сих пор по-другому смотреть не умею
На родимую землю, где мама моя родилась.
ПЯЛЬЦЫ БОГА
Михаилу Попову(архангельскому)
А на русской канве – Крест и месяц синий.
А на русской канве в пяльцах – небеса.
А на русской канве вышита Россия.
Все народы её, кто – глаза в глаза.
Нам назначено быть Родины основой.
Мы на русских плечах держим груз веков.
Двунадесять племён. Поле Куликово.
Двунадесять племён. Сорок сороков.
Мы рогожка, мы лён. И на пяльцах Бога
Мы - основа-канва для Святой Руси.
Вышивает Господь Русскую дорогу,
Начинает её прямо с небеси.
А на русской канве, как цветы, народы
Восхищают сердца, берегут канву.
Вышивает Господь русскую природу,
А имеет в виду Русскую судьбу.
Я в бессмертную даль, не умею ближе,
Загляжусь, как в любовь, чтоб себя сберечь.
Я на русской канве всех нас вместе вижу.
И сквозь кольца времён нашу слышу Речь.
РУССКИЙ ИСХОД
Всё снизошло до главной простоты:
Народа нет. Он полностью изношен.
Изношены любимые мечты.
И Вера в Бога. И асфальт подошв.
Изношены и нежность, и печаль.
И государства карточного домик
Рассыплется, чихни вдруг, невзначай,
Какой-нибудь заокеанский гномик.
И только Бог не верит, что конец
Народу, выжившему на безлюдье.
И «Отче наш» вручает как венец.
Как голову Крестителя на блюде.
***
Памяти Кузьмы Васильевича Кулагина
Что, дед Козьма, так и стоишь на дне
В Авачинской в цепях с колоссниками.
А, может, возвращаешься ко мне
Морской волной, в которой лёд и пламя.
А сын твой тоже умер как герой.
Сгорел он в танке, там, под Сталинградом.
А дочь твоя, любимая тобой,
Нам стала мамой. Жизни всей наградой.
Что, дед Кузьма, не выпало нам встреч:
Я родилась десятилетьем позже.
Но твой характер и родную речь
Ты через маму передал мне тоже.
И только я боюсь глядеть на дно
Любых морей и, приближаясь ближе,
Я каждый раз всё вижу там одно:
Мне кажется, что я тебя там вижу.
© 2007—2024 Союз писателей Кузбасса