Главное меню
Выпуски журнала
Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Александр Катков. Берегиня
Рейтинг:
/ 2
- Подробности
- Категория: Поэзия
- Автор: Катков Александр Иванович
- Просмотров: 1118
* * *
Княгиня когда Ярославна
Рыдала по нём, не по мне,
Я пал вместе с ним, но прославил
Женщину, на стене
Рыдавшую, мир отринув,
Руки свои заломив.
Она была Берегиней,
А что для неё был мир?
А позже, когда уж мало
Останется дней, пойму:
Родина есть и мама,
И я не уйду во тьму.
А женщина, что богиней
Меня в свой дом привела?
Весталкою, Берегиней
Недолго, да побыла.
Что бы там ни было – ладно!
Пока есть родная речь,
Я с этой бедою слажу –
Было б кому беречь.
Я не из тех, кто бранили,
Смешав и хулу, и лесть.
Россия,
моя Берегиня,
Спасибо за то, что ты есть!
* * *
Двух разгневанных рек слиянье –
Лютой ненависти и любви.
Где татары и где славяне?
Свою мать и отца назови.
И припомни века такие,
Когда, срезав верёвкой стон,
Анастасью и Евдокию
Забирали с собой в полон.
Вот и вдумайся, чьи доселе
Были острые скулы твои
И на чём проросло твоё семя –
На крови или на любви?
Да, в том времени, как постромки,
Всё сцепилось и всё слилось.
Да, мы – русичи, мы – потомки
Конских ржаний,
пожаров
и слёз.
Но потомки Андрея Рублёва,
Не распятых вовек русаков –
Для того чтобы снова и снова
Рвать сердца из постылых оков.
Да, действительно, рек слиянье,
Да, Настасья с искусанным ртом.
Я за вас, родные славяне,
Встану с правдой и со щитом.
ХОДИКИ
Памяти бабки моей
Федосьи Фёдоровны
Говорила: «Ну что вы всё ходите
Мимо окон, проезжий чудак?»
А в простенке перечили ходики:
«Может, он? Может, твой? Может, так?»
А потом они так отмеряли,
Феодосья, свиданья твои,
Что и сами собой замирали
В ночи, полные бабьей любви.
Как же время жестоко бежало
Под размеренную тишину!
Ты готовила, шила, рожала,
Провожала его на войну.
В ожиданье грядущей печали
Заржавел голубой циферблат.
В сорок пятом всё лето стояли –
Это он не вернулся назад.
И казалось, истошному крику
Всю себя до конца отдала.
Но потом ты подправила гирьку,
Стрелки правильно подвела.
Поднимала себя и сына,
И на внуков хватило сил,
У которых теперь над камином
Электрические часы.
Нет тебя. Только крест над холмиком
На погосте, среди тополей.
Но не крест – я поставил бы ходики,
Словно памятник жизни твоей.
ВАСЁНА
И тревожным был год, и весёлым,
Жутким, как удар палаша.
А казачка бой-баба Васёна
Так чертовски была хороша!
Были сладки свиданья за банькой,
Да в оглядку за десять дворов,
Потому как милёночек в банде,
Чуть светает – и будь здоров.
Эту банду в расход и запишут.
А она не уронит слезу,
Чуть живого милёночка Гришу
Будет прятать от ЧОНа в лесу.
А потом закопает украдкой,
Где ни ворон, ни чёрт не сидит,
Снова в хутор вернётся с оглядкой
И дитя в той же баньке родит.
Из цикла «ДЕТСТВО ДАШИ»
На улице Красной погода красна,
Рябины алеют и дочка смеётся.
Все реже и реже уже удаётся
Испить свою радость до самого дна.
Затем, что вокруг неуютное время
И хочешь не хочешь, но сходишь с ума.
И ночью становишься следом за теми,
Кому суждена и тюрьма, и сума.
Но хочется верить, что жизнь не напрасна,
Она, как и прежде, горька и права,
Пока в этом мире на улице Красной
Рябины алеют и дочка жива.
СУДЬБА
Потом это станет судьбой:
Прощанье с отчизною милой,
Ослепшее небо над миром,
Как мамин платок голубой.
И поезд на запад от Бреста,
Сначала вокзалы, потом,
Оставшись на стройках и фресках,
Вся Русь пропадёт за холмом.
И юность начнётся сначала,
Вернее, продолжится вновь,
Но с необъяснимой печалью
Повенчана станет любовь
К вечерним готическим шпилям,
К домам, как к древнейшим томам,
В которых изысканным штилем
Смущали всеведущих дам
И Гёте, сдружившийся с чёртом,
И Лютер, швырнувший в него
Чернильницу с явным расчётом
Себя запродать самого,
Но главное – утренний Лейпциг,
Как праздник душе и уму,
Когда ты, свободный от лекций,
Спешишь на свиданье к нему,
Точнее, в бессонную кирху,
Где пробует Мастер орган,
Который рыданий и криков
Пока ещё не исторгал.
Ты знаешь: здесь рядом в неволе
Спит Мастер. О нет, он не спит!
Как будто на минное поле,
Ступая на чопорность плит,
Ты входишь с волненьем и страхом,
Оставив чуть-чуть в стороне
Могилу безумного Баха,
Не дремлющего в глубине.
Ты знаешь: вот чудо начнётся,
И двери сорвутся с петель,
И сердце твоё разобьётся
В предчувствии страшных потерь,
Когда это время растает,
Едва прозвенев над тобой,
Когда эта музыка станет
Провиденьем, жизнью, судьбой.
* * *
Вновь протяжное имя: «Га-ли-на…» –
Мне доносится с этой земли,
Словно клином над русской долиной
Пролетают твои журавли.
Это ты, моя Галенька, Галя,
Над седою моей головой!
Из такой немыслимой дали
Слышу голос обиженный твой.
Если б знала, как переселенцем,
Без надежды уже на возврат,
Останавливается сердце,
Провожая любовь на закат…
СИРЕНЬ
«Живи как хочешь...» – женщина сказала.
Он вышел в город.
Бесновался май.
Сирень, впадая в обморок, свисала,
Устав просить прохожих: «Не ломай!»
Он не ломал. Весенних и цветущих
Второй раз нестерпимо обломать.
В раю земном, в недолговечных кущах
Пусть и другим придётся обнимать.
Возможно, так он именно и думал,
А впрочем, вряд ли думал он тогда.
Среди людей и уличного шума
Он уходил неведомо куда.
Потом был парк, толпа, аттракционы.
Терялась жизнь.
И он вина купил.
Но, на людей взирая отрешённо,
Он очень долго то вино не пил.
Быть может, горевал, соизмеряя
Пустую жизнь с весёлостью вокруг,
Декабрь в груди с весёлостью мая
И вкус вина с недавней мятой рук.
А может, он писал стихотворенье
О горестной свободе и о том,
Как веткою надломленной сирени
Та женщина осталась за окном.
© 2007—2024 Союз писателей Кузбасса