Недетская быль (поэма)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Категория: Поэзия
Автор: Зубарев Валерий Фёдорович
Просмотров: 2913

I

Я о том
послевоенном годе
вспоминаю, горько
всякий раз,
лишь увижу
на собачьей морде
пару добрых
человечьих глаз.
Замер в самоуглубленной позе
суслика
мальчишка с ноготок,
худосочный,
словно из подполья
выбился картофельный росток.
Холодно в избе
и пусто, пусто.
В мареве лица белеет тускло
сжатых губ бескровный кулачок.
Оживает на двери сучок.
На него глядят протяжно, сумно,
глаз печальных омуты.
Робка,
на боку в углу тряпичной сумки
ищет... хлеб нащупала
рука.

 Мнется мякиш под ладошкой жадной.
Под окном шарашится пурга
«Съесть?» —
Он сам до побеленья сжатый
кулачок...
Сучок мигнул: «Ага...»
Вот и в школе
юркая девчонка
подмигнет еще издалека:
«Костик, хлебца...» -
засмеется тонко...
Тот отломит молча полкуска.
Что ей взять-то с дедушки-калеки,
мать с отцом  -
беда так уж беда –
не вернулись с фронта,
и у Ленки
хлеб бывает только иногда.
Аккуратно слизывает крошки
с желобка игрушечной ладошки.
Ждет, когда он, дернув за косу,
буркнет ей:
«И завтра принесу».

II

Прибежит из школы—
глядь,
крыльцо
выметено.
Дома!
Тянет скобку...
Сунув ноги в жаркую духовку,
морщит мамка темное лицо.

Выдохнет прерывисто:
«Морока...»
Ноги —
два каленых кирпича.
Костик знает сам, почем мороз-то.
Подойдет, кирзушками стуча.
Сапоги, жакетка на поленьях,
полушалок, мокрые чулки...
Ожила.
Остались на коленях
только ярко-красные кружки.
«Ешь-ка — я сыта...,
давай без дури.
Говорю же, ела я, ну-ну...
Может, тюри сделать?
Хочешь тюри?..
Ох, опять! Несет же сатану».
Стукает-пристукивает клюшка.
Костик знает, что наверняка.
к ним сейчас заявится старушка
сухонькая,
как ее клюка.
«Что приперлась?» -
Мать корежит гневом.
«Шибче, девка!
Зла в тебе-то, зла...
Мельница, та тоже мелет...
Эвон!
Не мальчонка - рази бы пришла.
На вот, —
тянет Костику гостинец,
молока замерзшего кружок. —
Ишь ведь, погрызун.
Мотри, остынешь.
Уж растай, растай его, дружок».
К матери:
«Все модничаешь, девка? —
одевайся, дескать, потеплей, —
обезножишь ты,
куда он — детка?
Не себя, его хоть пожалей».
«Тошно, тошно, —
шепчет мать бессильно, —
как растить мальчонку без отца?
Как без мужа мне?..» -
«А мне без сына
каково, кусай тебя оса?!
Говорю тебе,
не гневай неба,
радуйся, что хоть войне конец.
Без отца малец,
да не без хлеба...
Хлебушко теперь ему отец».
Чу! Собаки хором, точно волки,
обвывают стылую луну
(одичавших, темень их в поселке).
...Вместе плачут
и клянут войну.

III

Где ты, жалость?
Где ты, к Ленке жалость?
Почему?
Когда?
С какой поры
тяжело легла у сердца
жадность,
как собака возле конуры?
Стала душу медленно царапать...
Каблуком худого сапога
половицу ковыряет:
«Спрятать?..»
Зачастил сучок:
«Ага, ага...»
Лопаются мысли, как хлопушки,
а сучок лукаво — миг да миг...
есть в простенке брошенной хлевушки
тайничок...
Метель в лицо...
Тайник...
И опять шипит, змеится вьюга.
Жжет и жалит...
Снежные ножи:
«Жила, жила, - жикают, - жадюга!
Жадина, жадоба, жаба, жжи..»
Мой он, мой!..
Откуда этот вой?
Ходит ходуном конурка сердца.
В нем скулит косматый кто-то, серый,
мечется, затравленный и злой.
Стой, шельмец!
А он свое, горюха.
Где там,
если в сердце залегло
то, что каждый день терзало брюхо.
«Стой, — кричу...
Вокруг белым-бело!..
И не виден в этом белом мраке
мир, в котором я живу сейчас,
где, ошеломляя, у собаки
человечность светится из глаз.
И для доброй трети на планете
этот эпизод сейчас нелеп,
потому что взрослые и дети
смотрят с равнодушием на хлеб
Да и сам я,
тем бесхлебным годом
жизнь свою измерив,
сознаюсь:
вспоминая пережитый голод,
испытанья сытостью боюсь.
...«Стой!» — кричу...
Метнулась собачонка
из-под ног
и звонко из пурги
«Хлебца!»—
закричала, как девчонка...
Перевел дыхание.
Ни зги.
И назад.
Дрожащий, как травинка, -
сунул руку -
облачко у рта –
в тайничок...
Последняя нервинка
лопнула беззвучно.
Пустота.
По-акульи головы собачьи,
вынырнув из снежной пелены,
хохотом в метельном колебанье
пропадают тенями войны.
И ее,
себя ли проклиная,
плачет он,
как бабушка и мать...
Я пытаюсь дальше вспоминать…
Нарушаются воспоминанья.
Мир уже объявлен,
но покамест
это осмысляется общо,
мир пока еще повергнут в хаос,
пересотворяется еще.
Не хватает соли, спичек, мыла,
хлеба,
орбитального витка.
И наследник будущего мира
пересотворяется пока.
Он еще не ведает покамест,
что отдаст полблага своего,
если негр,
араб
или вьетнамец
«Костик, хлебца», —
спросят у него.
Но впервые у пустого хлева
понял он, сжимая кулаки,
что последнего кусочка хлеба
от своих не прячут в тайники.
Ну а я, как там,
за школьной партой,
вдруг опять
до боли в желваках
поражусь солдату в Трептов-парке
с девочкой
немецкой
на руках. 

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.