Слово, снятое с креста

Рейтинг:   / 2

Подробности

Категория: Поэзия

Автор: Горбовский Глеб Яковлевич

Просмотров: 2747

2010 год, Выпуск № 4

За Полярным Кругом

Бездомная лошадь сдыхать не хотела:
копалась в помойках… Была не у дела.
Придёт и молчит у крыльца магазина.
На морде отвиснет губа, как резина.
Накроет глаза ей туманом дремота…
Бывает, что пряник протянет ей кто-то.
Бывает и хуже: к поникшему носу
приставят горящую – вдруг! – папиросу.
… В рабочем посёлке работали люди.
Они пребывали в заботах, в простуде.
Они задыхались в любви и печали –
и лошадь, как правило, не замечали.
Обычно в отхожем, помойном овраге
её окружали худые собаки.
Вели себя мирно. От скуки не грызлись.
Совместно делили мгновения жизни.
И было смешно, и тревожно, и странно
увидеть, когда ещё сыро и рано,
увидеть, как в сером тумане рассвета
куда-то тащилась компания эта.

1967

* * *

Валентину Распутину

Иссякает трава на деревьях.
Дождь в крестьянской блестит бороде.
За деревьями есть ли деревни?
Оказалось, что есть… кое-где.

Значит, можно, гуляя по трассам,
набрести на гармонь в тишине?
Оказалось, что можно… Не сразу.
Как-нибудь. Невзначай. По весне.

Дед глядит виновато и мудро.
Может, помнит семнадцатый год?
Оказалось, что помнит… Но смутно.
Как сквозь дождь… что идёт и идёт.

 1986

 * * *

Не убеждённым, мудрым, ярым,
Не знаменитым, не святым, –
Однажды я проснулся старым
И улыбнулся – молодым!

В овраге пели птицы мая,
Рассада прела в парнике,
И за деревней – не прямая –
Текла дорога вниз, к реке.

Она была сырой, пологой,
Неразличимой в снег, зимой,
И, ко всему, была дорогой,
Вернувшей странника домой.

 1986

 * * *

Юрию Казакову

Над рекой, над забытой рекой,
где уже не поют пароходы,
в грубом свитере, с мышцей тугой,
он стоял и курил без охоты.

И зияла пустая изба
у него за спиной… И скулила
на заржавленных петлях судьба,
выводя, как нечистая сила.

Лёгкий пух на его голове
шевелился от позднего ветра.
И задумалась мышка в траве,
приподнявшись на два сантиметра.

Из-под свитера вдоль по спине
уплывало тепло… И, нарядный,
за рекой, на другой стороне
хлопотал голосок невозвратный.

1987

* * *

Музыка

Касаясь при жизни всего понемногу,
однажды подумать в концертных слезах:
«А всё-таки музыка – ниточка к Богу!
Связует! И мы забываем свой страх…»

Веселье прокиснет. И радость прогоркнет.
И сухо на сердце. И холод в глазах.
Но музыка добрые слёзы исторгнет!
И чаши коснутся на судных весах.

1988

* * *

Очевидец

Под вселенский голос вьюги
на диване в темноте
поразмыслить на досуге
о Пилате и Христе.

…Как же так! – руками трогать
воздух истины, итог,
в двух шагах стоять от Бога
и не верить, что он – Бог…

Под тенистою маслиной,
на пороге дивных дней,
видеть солнечного сына
и не сделаться светлей!

Отмахнуться… Вымыть руки.
Ах, Пилат, а как же нам
под щемящий голос вьюги
строить в сердце Божий храм?

Нам не знавшим благодати,
нам, забывшим о Христе,
нам, сидящим в Ленинграде
на диване – в темноте?

1988

 * * *

Присутствую при снегопаде –
последнем, может быть, в судьбе.
не отвлекайте, бога ради,
забыть позвольте о себе.

Ловлю холодную снежинку
горячим выступом губы.
слежу зигзаги и ужимки
венозно вздувшейся тропы.

Очаровательное иго –
снеговращенья краткий срок…
Читаю небо, точно книгу,
и Божью милость – между строк.

1988

* * *

Геометрия судьбы

Благословенны вертикали:
деревья, здания, столпы,
дым из трубы, стрела из стали
и частокол людской толпы…

Нет, не толпы… Толпа – понура.
А знак священный бытия –
есть одинокая фигура
у моря, в поле у жнивья,

в горах на ледяной вершине,
в пыли астральной на Луне…
А кто стоит, в каком он чине,
каких кровей – не важно мне.

Стоит, живёт! По вертикали.
Всем сердцем впитывая даль.
Покуда все его печали
не зачеркнёт горизонталь

1988

* * *

 Сорокоуст

Какое сказочное слово –
Сорокоуст! Букет из губ.
Не смысла груз, не грусть-основа –
Мне строй его музыки люб!

Сорокоуст! – рокочет слитно.
Как струны или провода…
Не поминальная молитва,
а Слово, снятое с креста!

Живое, сущее, густое,
колючее – терновый куст,
дыханьем жизни налитое
и – жгучим хладом смертных уст.

 1988

 * * *

Во дни печали негасимой,
во дни разбоя и гульбы –
спаси, Господь, мою Россию,
не зачеркни Ея судьбы.

Она оболгана, распята,
Разъята… Кружит вороньё!..
Она, как мать, не виновата,
Что дети бросили её…

Как церковь в зоне затопленья
Она не тонет, не плывёт –
Всё ждёт и ждёт Богоявленья!
А волны бьют уже под свод…

 1993

* * *

Ушедшим друзьям
Иных уж нет, а тех – тем паче…
… Здесь рос когда-то клён, а здесь
стояла солнечная дача,
страсть излучавшая – не спесь.
В ней жил чудак туманнолицый,
он музицировал… А там,
как тощий ангел, – над столицей
витал художник, портил дам.
А в этом храме на кладбище
был иереем офицер.
Он говорил: «Д у х о в н а п и щ а…» –
на экзотический манер.
И если смерть, разлука если,
то – не навек. Они в тени.
Они ушли, но – не исчезли,
лишь отдалились, как огни.
Всё необъятней расстоянье
меж нами… Всё прохладней пыл.
Не смерть страшна. А – расставанье
с людьми, которых ты любил.

 * * *

Когда утратил я дорогу
и ощутил в крови беду,
ты за меня молилась Богу, –
ты свечку ставила Христу.
Сама уставшая, как пашня,
что возвратила урожай,
ты сохранила нежность к падшим.
Живи, светись – не утешай!
Сама утешься, Бога ради.
Дай, загляну в твои глаза…
Останься жить в моей тетради,
как в майском облаке – гроза!

 1996

 * * *

Сторона моя родимая,
что молчишь, едва жива?
Вот избушка нелюдимая –
из ушей растёт трава.

Вот дорожка партизанская –
подо мхом, как бы – на дне,
как вода артезианская,
притаилась в глубине.

Одичавшая, отцветшая,
потерявшая красу,
как старуха сумасшедшая,
бродит яблоня в лесу.

Не пора ли – избывать уже
эти вздохи ни по ком?
…А ведь здесь отец мой-батюшка
бегал к речке босиком.

1998

 * * *

Оторвалась льдина – пять на пять –
и умчалась в Ладогу, как тучка!
Но людей не станут вызволять –
там их нет. Но – есть собачка Жучка…

Не успела к людям… А вода –
холодна, чужда и непроглядна.
Посновала тварь туда-сюда,
поскулила… И – свернулась: ладно.

А потом услышала шумок,
а затем – приблизилась моторка!
А на ней – весёлый, хоть промок,
Жучкин друг и пьяница – Егорка…

 1998