Пыльца тепла ночного…
Рейтинг:
/ 0
- Подробности
- Категория: Поэзия
- Автор: Перминов Юрий Петрович
- Просмотров: 2637
В доме – хлебушек есть, ни один мой выносливый чёбот
нынче каши не просит, поскольку и маслица нет:
значит, смерти моей не дождутся вражины, о чём бы
не вещал из дупла телеящика их меламед,
или как там его… Да какая мне разница! – Худо
жить, кого-то боясь, кроме Господа: не на века
злая сила…
Моя – в малой степени в том, что покуда
в доме хлебушек есть,
в том, что чёботы целы пока.
* * *
Ночь. Плацкартный вагон. Вижу: взрослые спят и ребятки…
Проводник выдаёт мне бельё и – по просьбе – стакан.
Блеклый свет ночников омывает настойчиво пятки
дорогих россиян.
Скорый поезд «Москва-Абакан» –
наш, но временный дом. Общежитие судеб.
Спроси я
у любого: куда, мол? – Расскажет подробно. Пока
спят попутчики, я помолчу-поскучаю…
Россия
и в плацкартном вагоне – вагоне ночном – велика!
Спит плацкартный вагон, спит родня по вагону – босая.
Спит в ботинках турист (нехорошие хрипы внутри)…
Ночь проходит… О чём повествует нам утро, бросая
в окна спелые гроздья плывущей навстречу зари?..
* * *
Спросило бы время: «Ты здешний?», – ответил бы: «Свой».
Такой, что другого рассвета – ни капли не надо.
…Рассветное время пульсирует влажной листвой
кустов облепихи, живущих напротив детсада.
Пока – тишина… До неведомой близкой поры
она – по соседству – ещё уживается
с нами,
людьми, вызывающим с тутошней Лысой горы
безбожного шума, базарного ора цунами…
Но – утро: мамаши ведут ребятишек в детсад,
и время надеждой, пока невесомой
и тихой,
как бабочка,
дышит над городом утренним, над –
Бог ведает, сколько живущей у нас – облепихой.
* * *
Ночь – как бездна: такая же чёрная, жуткая.
Ни тебе пешехода, ни зги, ни авто…
Синагогу на улице Маршала Жукова
милицейский наряд охраняет зато.
То, что давеча пряталось, выползло нонеча.
Время тенью лежит, как под лавкой топор,
на дороге нечаемой…
На Рабиновича
охраняют менты православный собор.
Чечевичная память на поиски тёмного
потекла, и безродно болит о пустом…
Сам Господь согревает бродягу бездомного,
прикорнувшего под Ленинградским мостом.
* * *
Помстилось мне: людей в округе нет,
есть – толпы, человеческие массы.
Сомкнулся мир настолько, что рассвет
встаёт из-за ближайшей теплотрассы,
где чутко, без мобилы и гроша,
укрывшись несминаемой рогожей,
спит Вечный Бомж, настойчиво дыша,
ни на кого на свете не похожий.
* * *
Казались бессчётными летние дни, да
опутала город ненастная мгла.
Из осени в зиму дорога-планида
сквозь время и космос родной пролегла.
Надежды сердечной ручная синица
притихла на краешке стылого дня,
но жить от весны до весны разучиться
никто и ничто не заставит меня –
по собственной воле не смог бы иначе!..
Далёк от заката осенний рассвет,
но тягостный дождь, убаюканный плачем
младенца, несуетно сходит на нет…
* * *
Привыкли мы довольствоваться кашей
и щами – лишь бы с крыши не текло,
но живы тем, что нам с округой нашей
взаимно и незыблемо тепло.
Здесь даже – беспробудные веками! –
пропьянствовав бессмертие души,
горящими с утра колосниками
округу согревают алкаши.
* * *
Зарплаты нет, погода – хороша…
Вот и пора – отмыв от мыла холку –
пойти без цели, трезво, без гроша
бродить по бескорыстному посёлку.
Вот и брожу – по-свойски, не дрожа
за кошелёк…
Свободой – дорожу я,
но так, что сердце больше гаража,
коттеджа или – местного буржуя.
Мне жаль его, простого торгаша:
не знает он – любви в его палаты! –
как может быть погода хороша
без гаража, коттеджа и зарплаты.
* * * Проснуться рано – верная примета:
к большому дню окраины родной.
…Тревожит самочувствие рассвета,
лай во дворе и кашель за стеной.
Житуха!
Из подвального оконца
парит – необитаемый подвал…
Тревожит вид болезный
незнакомца –
сердечник или водки перебрал?
Тончает лёд – не лёд уже, а плёнка.
Прояснило…
И пенсии (а вот –
квитки),
как похоронки, почтальонка
одышливо и медленно несёт…
* * *
День жизни тоже срок не малый…
Возьмёт – легка ль её рука? –
медичка буднично у мамы
сегодня кровь с утра…
Века,
как долгожданный свет, впитало
пространство медленного дня…
Молитвой –
мама спит устало –
дышу, кровинушка ея.
* * *
В январе – погоды зимней ради –
снег пошёл, на шаг сменив шажок:
пол зимы в сибирском нашем граде
был не снег – бесчувственный снежок.
Старожилы буднично ворчали,
во дворах скучала детвора…
Нынче – только дворники в печали.
Наш хотя бы, трезвенник…
С утра
счастьем разрумянились мамаши,
дескать, на Крещение –
не без
Божьей воли –
выпросили наши
ребятишки снега у небес!
* * *
Надо бы здоровьишко беречь, а я
крепкий … чай с утра пораньше пью.
Божья птичка – скворушка беспечная –
залетела в комнату мою,
где до безобразия накурено:
утварь – завалящая – в дыму…
Залетела к Перминову Юре, но
знать не знает птичка, что к нему…
В голове – тревожных мыслей заросли,
оседает
свет в моём окне…
Что случилось в мире,
если запросто
залетела скворушка
ко мне?
* * *
Прибилась хрупкая звезда
пичугой зимней к дому…
Я по-другому жил бы, да
живу не по-другому.
Ночную жажду
утолю
с утра сердечной жаждой…
Сказал бы женщине: «Люблю»,
но – говорю не каждой.
Зима – морозами крепка,
но солнце – светит ало…
Слепил бы я снеговика,
но снега нынче мало…
Ночная женщина, прости! –
Как нищий – что не ново –
стою под небом,
а в горсти
пыльца тепла ночного…
* * *
Отчего же нынче не спалось? –
Может быть, любовь меня не грела?
Может быть, всю ночь земная ось,
как берёза старая, скрипела?
От того ли, что сегодня мал
минимум прожиточный? –
Едва ли…
Или бомж беспаспортный стонал –
не найдя провизию – в подвале?
Было тихо. Ночь была темна…
Несмотря на долгую усталость,
не спалось…
Поскольку… тишина
в темноте мне вечной показалась.
* * *
И подумать не мог, что у нас в ноябре
будет солнечно,
словно в погожем июне,
в неказистом,
обычно невзрачном дворе…
Словно Пушкин сюда заглянул накануне!
Из окна моего – ослепительный вид.
Здесь, конечно, не в сказке, но всё-таки жалко,
что могла бы сидеть, но, увы, не сидит
на ветвях
неохватной рябины – русалка.
А с Кащеем – никто из жильцов не знаком,
потому что окраина
наша богата
тем, что здесь никогда, слава Богу, в таком –
чтобы чахнуть – количестве не было злата.