Молюсь на купола Донского
Монастыря через окно.
В сиянье неба голубого –
Иконописное оно.
А купола строги, как туча.
Их пять. И рядом благовест.
И, словно поднебесный кучер,
Над ними золотится крест.
Темнеют купола Донского
Среди Москвы монастыря,
Чтоб тучу с поля Куликова
Не забывали из Кремля,
Чтоб жили не единым хлебом
В мироточенье бытия
И подружилась с русским небом
Церквей и звонниц толчея,
Молюсь на купола Донского…
Никем не писаный канон –
В сиянье неба голубого
Иконописное окно.
В канун Великого поста
Звонить охота неспроста.
И в исходящем сообщении
Мы просим веером прощение.
Оказывается в самый раз
Просить, не подымая глаз.
А в сообщении входящем
В ответ прощение обрящем.
И да прощает Бог с небес
Нам эти наши СМС...
* * *
Вот он просит на углу
Дать – поесть, согреться, выпить.
Взгляд его идёт во мглу,
В этой мгле – и я, и вы ведь.
За ночь выпал первый снег,
И глаза у всех согрелись!
Только бедный человек
Нарушает эту прелесть.
Выпить я ему найду…
Ну и вы – поесть немножко…
У него одна надёжка –
Косточки погреть в аду.
Мама вышивает мелким крестиком,
Я при ней считаюсь главным «критиком».
У окна садится мама – на пленэр,
Подбирает нитки мулине,
Шевелит губами, крестики считает,
«Не мешай, Серёжа», – снова начинает.
Я, как должно «критику», мешаю,
Но любовь её не уменьшаю.
Мама вышивает, крестики считает,
Как молитву про себя читает.
Я запутал нитки. И пяти нет мне…
Но потом повиснет на стене
Мамина молитва надо мной:
Белый конь, конь рыжий, конь гнедой.
* * *
В Подмосковье на даче ночуем.
Утром встали – и солнце, и радость!
Каждый гвоздик забит с поцелуем!
И от счастья душа разрыдалась.
Накопилось, таилось веками,
Перешло от отцов, как наследство, –
Всё изладить своими руками
И делиться от чистого сердца.
В гараже дорогая «коляска»,
Богатеем на зависть буржуям…
Каждый кустик посажен, обласкан,
Каждый гвоздик покрыт поцелуем.
Теперь, когда у сыновей
Оказываюсь в дальнем детстве,
Я нахожусь от жизни в бегстве –
Их и своей.
А та, с которой мне приснилась
И эта жизнь, и сыновья,
Глаза открыла и проснулась,
Как синева.
Меня ж подхватывают вихри,
И удержать меня скорей
Не хватит лап ни якорей,
Ни якорихи…
* * *
Познакомились и попрощались навеки,
Может, древа судьбы родословные ветки.
Не бывать между нами любви иль вражды –
Только комья земли и снега, и дожди.
Я ещё никогда не знакомился так,
Под поспешный, могильный лопатами звяк,
Под, как будто в бреду, оружейные залпы…
На плечах, словно листья, погоны озябли.
Стая воронов вспуганно воздух трясёт.
Только ангел всё знает и Богу несёт:
Как прощались, но не разминулись навеки,
Две от древа судьбы родословные ветки…
В облаках, не для нас ли кого-то пасут?
Только дети ответят, и внуки спасут.
Особенности истории побеждённых народов
Я был туристом в стане побеждённых:
Вот немец и француз, поляк и швед.
История народов просвещённых
Не помнит громких не своих побед.
А если вспомнит, так переиначит
И уведёт, так выгодно шутя,
Что пресловутый «писающий мальчик»
Всего важнее станет для тебя.
И победитель в стане побеждённых
Не знаменитый силою медведь,
А русский неуклюжий медвежонок –
Так легче снисходительно смотреть.
Все эти карлы и наполеоны,
Нас приходившие завоевать,
Лжедмитрии и гитлеры опять
В истории народов просвещённых
Нас варварами жаждут называть.
Золотое времечко предчувствий,
А в кармане мелочь да табак.
Ничего и всё на всякий случай.
В Ювенильном море шторм-дурак!
Враки, что не знаем, что случится
(Наперёд, мол, видеть не дано), –
На меня в киножурнале мчится
Паровоз советского кино!
Враки, что не знали, что случится
(Будущее, мол, не ближний свет),
Если с каждой на тебя страницы
Коммунизма счастье вопиет!
А теперь вот никаких предчувствий...
Свет включай, подкручивай фитиль –
Не видать ни зги, хоть крайний случай.
Шторм, как бабочку, пришпилил штиль.
Тихий ужас мчится самолётом.
Коммунизмом хоть детей пугай.
Снова разыграли, как по нотам?
- Враки! - крикнул в клетке попугай.
* * *
Вскопаем бабам грядки,
Чтоб сеяли горох,
Покосим одуванчик –
На выдох и на вдох,
Проделаем с поклоном
Укропу окорот, –
Как зал наш тренажёрный, –
Наш русский огород.
- Дождик, дождик, перестаньте!
Вы для нас теперь некстати.
Мы с сестрёнкой Вероникой
Собрались за земляникой.
Дождь ответил с высоты:
- Если вы со мной на Вы,
Стану ниже я воды,
Буду тише я травы.
Штрихи к портрету
Надень на него телегу,
На ноги обуй дорогу,
Как нимб, проржавевший обруч
На голову нахлобучь.
По этим простым приметам
Ищи его по кюветам,
Где травы цветут прекрасно,
И свалки из пенопласта,
Где выкинут холодильник,
Как белый медведь на льдине.
А после поставь такого
На подиум с Волочковой
И пусть отдыхают Зайцев,
Карден и все с ними иже
На мягком таком диване -
Длиной от Москвы до Парижа.
Ведь можешь ты всё на свете, -
Найди его в Интернете!
В анекдот невольно угодишь
И пойдёшь, как будто по этапу:
Чукча спит, не разувая лыж,
А Боярский – не снимая шляпу.
* * *
Вымирает читатель стихов.
В трубку стиснув тетрадную пропись,
Он как будто уходит на зов
(Сам себя заманил крысолов)
В Интернета безвылазный хоспис.
* * *
Прочитана новая книга
И стала родной.
Писатель, как добрый коняга,
Стоит за спиной.
Он снова, как будто случайно,
Опять за своё:
И сладко слеза опечалит,
Тоска запоёт.
Поднимет душевная вьюга
Неслышимый крик -
Читатель известный ворюга,
Прочитанных книг.
Над строчкой, слезинку роняя,
Вздохнёт о своём.
Предстанет Щегловка родная
Нам Царским Селом.
Беду не просмотрит Немига,
Пока нам нужна
На русском престоле Князь-Книга
И Книжка-Княжна.