Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
***
Измельчали мы, измельчали…
Мы не те, что были вначале.
Где косая сажень в плечах?
Где Перунов огонь в очах?
Где предания отчего края?
Расклевала картавая стая...
Где любовь, что веками нам снилась?
Триаршинной косой удавилась.
Алой лентою кровь утекла…
Вот такие, мой друже, дела.
***
Пора отрешиться от чепухи –
Чем я, собственно, хуже?
Бросила пить, курить и писать стихи.
Пора подумать о муже.
Был ввысь устремлён белопенный наив
Ветвей, расцветающих в мае.
Настала пора – и осенний налив
Строптивые ветви склоняет.
Часами над милою Волгой-рекой
Сижу – само благонравие.
Неужто надо – за упокой,
Чтобы закончить за здравие?
Пора влюбляться негорячо,
Подонков судить нестрого.
Пора перестать подставлять плечо
Тому, кто подставил ногу.
Пора… Золотая пришла пора.
Рябины пылают гроздья.
А там, где была я ещё вчера,
Не ждут меня нынче в гости.
***
Сбежавшая с картины Хокусаи
(Да так, что ветер взвизгнул за спиною!),
Я в русских несуразных снах витаю,
И дым печной клубится надо мною.
О, Хокусаи-сан, как вы неправы,
Мне душу посыпая жгучим перцем!..
Большой волной несчастной Канагавы
Тоска нет-нет да и подкатит к сердцу.
И поддаюсь великому соблазну -
Цветенье сакур узнаю во вьюгах…
Какой непредсказуемой и разной
Бывает Русь в своих сынах и внуках!
Они порою не светловолосы.
Дела их не всегда богоугодны.
Они таят коварные вопросы…
И только в снах своих они свободны!
Но не востока утренняя свежесть
Под восходящим ввысь японским солнцем –
А снится им заснеженная нежность
Руси сквозь индивелое оконце.
***
Пускай меня зовут последней стервой,
В пример мне ставят бабушку Ягу,
Но всё равно я буду только первой,
Ведь быть второй я просто не могу.
Вот так – и только так! – надменно мнилось
Мне в молодом запальчивом бреду.
Но если вправду предсказанье сбылось,
За свой успех отвечу я в аду.
Простите, нерождённые сыночки!
И вы простите, гневные мужья,
Что за предощущенье главной строчки
И жизнь, и душу заложила я.
За то, что мне всегда казалось мало
Любви земной и радостей земных…
Но строчка-дочка тайно вызревала
Под певчим сердцем, воплощаясь в стих.
Она ревниво всю меня хотела –
Чтоб ею лишь дышала и жила…
Вот с губ вспорхнула, в небо улетела.
Ну а меня с собой не позвала.
***
Ю.К.
Уснул и не проснулся.
И – в небеса ушёл.
Ты никогда не гнулся,
Хоть был твой крест тяжёл.
Безрадостно светало…
Любимая жена –
Россия промолчала,
В себя погружена.
Не выла, причитая,
Соломенной вдовой.
Скорбяще дождевая,
Склонилась над тобой.
И в вечность утекала…
И каплями дождя
Всё в губы целовала
Холодные тебя.
***
Мой гений, ты умён и мил,
Но скуден твой удел:
Поэта ты во мне любил,
А бабу проглядел.
О, сколько милой чепухи –
Припомнить не берусь! –
Ты гневно записал в грехи,
А люди думали – стихи,
Учили наизусть.
Наивно веря словесам,
Рождённым наугад,
Увы, читатель наш и сам
Обманываться рад.
О том, что слава – сущий вздор,
Безделица и хлам,
Осознаём себе в укор
Лишь к сорока годам.
И тянем, тянем вновь и вновь
Томительный напев
О том, как кончилась любовь,
Начаться не успев.
***
Если женщина обмолвилась: «Ты мой!..»,
Одевайся и скорей беги домой.
А иначе – голова лихая с плеч:
Будешь мыть и убирать, стирать и печь.
Будешь мусор выносить в одних трусах.
И лететь домой на всех на парусах.
И кричать, как пионер: «Всегда готов!»,
Разгоняя озабоченных котов.
Если тут не греют даже и враги,
То тем более отсюдова беги.
А иначе, как примерный зять,
Будешь тёщу мамой называть.
Одевайся потеплее… Видит Бог –
Мир в преддверии весны совсем продрог.
Не спасает даже женское тепло –
И с погодою тебе не повезло.
То капель звенит, то вьюга за окном.
То поманит вдруг обманчивым теплом.
То февраль вступает царственно в права…
Ну соври мне, ну соври, что я права!..
Ты обманно-переменчив, как февраль.
И такой же, как и он, банальный враль.
Настроение меняющий подчас
Не один и не другой десяток раз.
…Если женщина обмолвилась: «Ты мой!»,
Одевайся и скорей беги домой.
Не совсем же ты ещё сошёл с ума.
Возрази мне: «Дорогая, мой сама!..».
***
По соседству с могучим бурьяном,
Пред грозой отливающим в синь,
У подножья крестов покаянных
Чуть горчит луговая полынь.
Это я, непутёвая дочка,
Принесла тебе, мама, букет…
Ох и тёмная выдалась ночка,
Когда я появилась на свет!
Хоть и майским победным салютом
Осенил эту ночку Господь,
Но страдать безрассудностью лютой
Он обрек мою душу и плоть.
Так живу – меж восторгом и стоном
Воплощая стихию в стихи,
В гонорар конвертируя гонор,
За любовь принимая грехи.
И моя сиротливая строчка
Волочится за мною вослед…
Это я, непутёвая дочка,
Принесла тебе, мама, букет!
***
Да что же вдруг случилось с нами?
Куда нас чёрт с тобой занёс?
«Прош-ш-шло…» - бумажными цветами
Шуршит заброшенный погост.
Прошло ли? Ой ли? Не вчера ли
Здесь дождик лил, закат кровил?
И, полный блоковской печали,
Бродил мальчишка меж могил.
Я подошла к нему поближе,
И он воззрился на меня…
Ах, этот мальчик ярко рыжий,
Как сполох майского огня!
Он молча взял меня за руку,
И я подумала: «Поэт!»…
Он первый преподал науку
Влюбляться в тех, кого уж нет.
И, пыль столетий с фотографий
Смахнув, мы постигали вслух
В щемящей грусти эпитафий
Поэзии бессмертной дух.
Мне пригодилась та наука –
Да будет проклята она! –
Ведь я на грани смертной муки
Не раз бывала влюблена.
Так безоглядно, безответно,
Закусывая губы в кровь…
Всё уходящее бессмертным
Способна сделать лишь любовь!
***
Ну, какое же мне прощение?
Обо всём я знала заранее:
Не любить тебя – преступление,
А любить тебя – наказание.
Очаруешь до помутнения.
Наизнанку мне душу вывернешь.
Окаянное самозабвение
Есть в твоём погибельном имени.
Для всего остального мира я
Навсегда отныне потеряна:
Без тебя – удручённо сирая,
Хоть в любви твоей не уверена.
Ох, уж эти мне песни грустные!
Ох, уж эти пляски разбойные!
Ох, уж эти волосы русые –
Неприкаянно своевольные!..
И какая тут, право, разница,
Кем ты мне повсюду мерещишься –
То уральским ясенем блазнишься,
То таёжным мраком ощеришься.
Усмехнёшься из омута тёмного,
Горным эхом окликнешь: «Милая!..»
Непутёвая я, непутёвая!
Никого до тебя не любила я!
Не зову тебя всуе по имени.
И уже не прошу взаимности:
«Ты люби, ты люби, ты люби меня!..» -
В этом нету необходимости.
Просияй же звездою в моей судьбе,
Но останься тайно заветною.
Несу свет тебе, несу свет тебе,
Ой, ты, Русь моя несусветная!
***
Не Самара, не Саранск,
Не Москва, не Абакан –
Снится мне ночами Канск,
Что стоит на речке Кан.
Снится Канск, ветрами битый
Так и эдак, там и тут.
Снится Канск незнаменитый,
Ссыльно-каторжный – забытый
В глубине сибирских руд.
Провидением хранимый
Город, мне принесший в дар
Ту фамилию, что имя
Пожирает, как пожар.
Знать, недаром, знать, недаром
Обретённый мной в боях,
Высверк этого пожара
Проступает на стихах.
… Снится, снится, снится, снится…
То ничья ни в чём вина!
Отдарится, отдалится
Золотая сторона
***
Ты отыщешь меня в заповедном забывчивом мае,
Где никак меня звать, где ещё я никто и ничто,
Где собака не лает, рябина косой не играет,
Где иду я понуро с тетрадью стихов на лито.
Я иду на лито… Непутёвая хмурая дочка!
Говорила мне мама… Её не послушала я.
Написала не я роковые заветные строчки –
Это сами они написались и переписали меня.
А собаки притихли в форштадтских резных палисадах,
И прижухли рябины, в грядущем почуя беду…
Говорила мне мама: «Оно тебе, доченька, надо?..»
Не послушала маму, не ведая, что на Голгофу иду.
Отцветут по форштадтским резным палисадам рябины,
Напитаются гроздья голгофскою кровью Христа.
И зажгутся на ветках воскресших созвездий рубины,
Чтоб до первых морозов у смертных горчить на устах.
«Эко я, как рябину, судьбину свою обломала!», -
Мнилось мне на рассвете весеннего ясного дня.
Но пока я рубины рябин, как слова для стихов, подбирала,
Беспощадное вещее Слово прицельно избрало меня.
Так, избранницей Слова, от веку до веку промаюсь.
А могла бы – могла бы! – твоею избранницей стать,
Если б ты в том давнишнем забывчивом ветреном мае
На клочки разорвал и развеял по ветру тетрадь.