Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Аз, грешный… (главы из романа)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Опохмелясь на второй день Рождества, Фильшин спохватился: почему же в компании с Рупышевым не было Лаврентия Ракитина? И Ефима Дитмара, гостя тобольского, - тоже не было... Заскулил, завертелся волчком фискал, будто пес, потерявший след. Выведал на заставе у Заморских ворот - еще в канун Рождества, едва в церквах началось повечерие, умчался Ракитин к Байкалу и далее — к Селенгин-ску, чтобы встретить караван купчины Гусятникова из Китая. И завыл Фильшин, ма­терясь и кусая пальцы. «Дак вот зачем меня славить позвали — без меня караван потрошить будут». Он знал наверняка — полковник Рупышев его, фискала Фильшина, ни под каким предлогом в Селенгинск на таможню не выпустит.

Селенгинский таможенный голова оторопело оглядывался, не успевая задержать взгляд на ком-то из ракитинской ватаги, когда она ввалилась с мо­розным клубящимся воздухом в просторную пустую избу.

- А я не с той стороны поезжан ожидаю, - наконец узнал он среди гостей Ракитина.

- Чтоб тебе не скучать, ожидаючи, и мы пожаловали, - по-хозяйски раздеваясь и садясь в передний угол, ответил Ракитин. - Ты распорядись - баньку спроворят пусть. С дороги, с мороза хорошо тело веником потешить. А заодно и душу к утехе приго­товить. Скоро ль караван ждешь? - как о чем-то давно известном спросил иркутский комендант таможенника.

- Да ведь еще вчера прибыл передовой человек от Гусятникова. Ноне в ночь обе­щались... Избы караванщикам протоплены, - ответил тот, набрасывая шубу.

Ночь морозная, ясная стояла над Селенгинском. Негустая россыпь до- и амбаров у подошвы горного отрога выглядела такой затерянной под огромностью неба, что, казалось, никто и никогда здесь не проходит, не пролетает птица, а всегда, вечно слышен только тихий говорок полузамерзшей Селенги, разбе­жавшейся на множество рукавов, перед тем как влиться под байкальский лед и со­всем стихнуть.

Вышел Ракитин с гагаринским подхватчиком Ефимом Дитмаром из бани под звезды и оба замерли: высока и чиста была ночь вокруг. Ракитину было в удовольст­вие замереть вот так после яростного веника и почувствовать, как нагнетенный к те­лу пар долго еще не сдается пред зимним дыханием. А Дитмару банное телесное истязание было хоть и не в диковинку, он уж помотался по сибирским городам и ост­рогам и бань насмотрелся, но все это было ему не по нраву. Знаток драгоценных камней проворно засеменил к теплу избяному.

Ракитин еще постоял, вслушался и насторожился весь, вглядываясь в восточную сторону, будто кобель, мимо носа которого пролетел запах добычи. Вслушивался долго - не померещилось ли? Когда ждешь издавна - может и приблазниться. Ракитин даже мизинчиком в ухе подрыгал - прочистил. Нет. Тот звук, которого он ждал, как песни, был не обманным. И расплылся в улыбке Ракитин, и перекрестился.

В избе сказал Дитмару:

- Рано спрятался под крышу. Едут. Слышно уж.

- Не может быть. Ночь. Какая езда.

- Едут, едут. Я такой скрип саней ни с чем не спутаю. Хороша поклажа - издаля визжат полозья.

Гусятников - торговый человек из гостинной сотни, появился на пороге таможни через полчаса, а вскоре к острогу стал подтягиваться и его караван. Ожил Селен­гинск. Под месяцем зазвенели голоса караванщиков, люди разбирались по избам, где был приготовлен теплый ночлег. Ракитин, едва глава каравана вошел в избу тамо­женника, бросился обнимать его и поздравлять с удачным выходом из Китая, тут же вызвался пойти вместе с Гусятниковым в баню - надо путника порадовать. Но преж­де чем туда отправиться, Ракитин шепнул Дитмару:

- Сыщи в караване слугу гагаринского из рентереи тобольской - Гущин ему про­звище. Князь наказал, чтоб с ним перво-наперво переговорить. Как все улягутся, пусть ко мне будет, я его здесь ждать буду.

Как полагается встречали гостей из китайского торга, хоть и ночь, хоть полночь -подняли стакашки. Да пожалел Ракитин купчину и его главных приказчиков; прито­мились, дескать, почивать вам пора, завтра день полон делов.

Затих Селенгинск.

Но еще до первой петушиной побудки проскрипели тихо к таможне проворные обутки - Гущин к Ракитину пришел. И не зажигая лучины, а так - при отсветах печ­ного огня, прошептались они почти до рассвета. Ракитин слушал и удивлялся: где это губернатор Гагарин такого памятливого соглядатая выискал? Про кого из карава­на ни спроси, тут же ответ ясный: что да почем продал, что купил в Китаях, что в каком возу увязано. Но не этого ждал Ракитин, хоть они с Гущиным уже и услови­лись на завтрашний день. Как пойдут таможенные досмотрщики клеймить товар по подводам, Гущин будет у некоторых коней седелки поправлять, шлеи одергивать. И все ж не это главное. Ракитин спросил:

- Дак у кого главное приобретеньице Гусятникова? У самого? Но гагаринский соглядатай хмыкнул только - не уследил...

- Да он меня в свою кумпанию и не подпускал, - оправдывался Гущин. - Он же гостиной сотни человек! А я?..

- Может и лучше, что не допускал, - сказал Ракитин, обдумывая свое. - Целей бу­дешь. Иди, вон на столе вино стоит. Выпей. Да ступай. Ненароком увидит кто нас вместе, наедине, поднимут потом шум. Тогда тебе по дороге до Иркутска несдобро­вать. Пожалей свои ребра - мышкой, мышкой мимо лишних глаз.

Гущин торопливо нашел в полутьме стакан, хакнул в него, подготавливая глотку к горячей жидкости и замер коротко с запрокинутой головой. Опустил голову и по­кривился - он ждал много вина, а оказалось - на донышке.

Едва рассвело, Ракитин велел таможенному голове принять выписи о товарах, кои готовы были предъявить караванщики. Потянулись к избе таможенной приказчики, доставая из-за пазухи свернутые листы бумаги. На крыльце стало людно, поднялся легкий гвалт - надо было пропустить вперед тех, кто шел с казенным товаром - на государя.

Ракитин огляделся - все идет ладом, - и ушел из таможни. Гусятникова он застал за завтраком. Купец немедля позвал коменданта за стол, и Ракитин не отказался -давно уж на ногах, пора и червячка заморить. Чай пили настоящий, из богдыхановых лавок привезенный. Ракитин смотрел, как тонкий парок гуляет и стелется над обре­зом чашки, будто нехотя расставаясь с золотистым краем посудины и рассеиваясь в избяном тепле.

- Ну, господин комиссар, после чаю - дело? - полуспросил Ракитин.

- Давай, давай, - вальяжно, без тени заботы ответил купец. - Надо еще к Водосвя­тию поспеть в Иркуцкой добежать.

- Добежим, - пообещал Ракитин и достал из кармана парчой отделанного камзола пакет с губернаторской печатью. - Письмо вот тебе от князя Матвея Петровича.

Гусятников разломил сургуч и стал читать. И по мере того, как он вчитывался в послание Гагарина, благодушие с лица его слетало и, будто пар над чаем, исчезло вовсе. Закончив чтение, он стал глядеть мимо листа в пол. Лицо его сделалось совсем темным.

- Ну, так у кого приобретеньице важное? - подтолкнул купца под локоть иркут­ский комендант.

- Нет никакого приобретеньица, - буркнул Гусятников и отвернулся к стылому окошку.

- Коли нет - искать будем, - вяловато, в растяжку сказал, вставая, Ракитин. - Мо­жет статься, что и Водосвятие на Селенге справлять будешь, - уже с порога через плечо добавил комендант, давая понять, что здесь он, Ракитин, хозяин.

Отобедав, целовальники таможенные пошли вдоль подвод и возов клеймить товар. Нехотя расшивали рогожные и кожаные мешки приказчики, вывора­чивая наружу косяки камки, лаудану, батманы с чаем выборочно потрошили, посуду ценинную перебирали - целовальники листали выписи, сверяли товар. Коли все сов­пало - ставь таможенное клеймо на тюках и мешках, клейми баулы и дорожные сун­дуки... Проверенные сани с поклажей отгоняли в сторону. Но не все.

Будто в безделье и, томясь от задержки, чуть впереди целовальников от подводы к подводе переходил знаток мягкой рухляди Гущин. Ан и впрямь на обратном пути ему - одно безделье. Меха в Китаях проданы, дармовая китайская водка давно кончи­лась, делать нечего. Вот и идет он неторопливо: где с приказчиком, где с возницей у саней потолкует, где и просто по тюкам похлопает, одобряя товар, а где и к лошади подойдет, седелочку сердобольно поправит, с лошадиной морды иней смахнет мох­натой рукавицей. Большая часть каравана к вечеру оказалась за таможенным пере­вяслом, а саней двадцать осталось возле избы.

Ракитин обошел те подводы, заглянул в глаза приказчикам:

- Все товары явили? Аль утаили что?

- Да как же можно, господин комендант, - восклицали караванщики. - Кому охота после в проторях остаться!

Тогда Ракитин скомандовал своим приказным:

- Сгружай товар. Опорожняй сани!

Прибывшие с ним из Иркутска целовальники принялись за дело. Сани опрокиды­вали вверх полозьями, поддевали стальные полозья топорами и выдергами, ссажива­ли зубилом заклепы и скрепки. Караванщики завопили:

- Сани кто оковывать будет? Сами окуете за такой разор!..

Но после того, как под полозом в первых же санях продолбленный паз оказался наполненным узкими длинными мешочками и Ракитин, помахав мешочком в воздухе - напоказ, вспорол его, ямщики и приказчики присмирели.

В ладони коменданта желтел золотой песок. Дитмар тянулся к ладони комендан­та, будто прихожанин к причастию, но руку не целовал, а нюхал песок - верно, вер­но! Золото!

- Хорош караван! Хорош! - похохатывал Ракитин, оглядывая потупившихся му­жиков. - Давай, братцы, остатние сани потрошите.

И шум пошел по каравану. Кто-то сбегал за комиссаром Гусятниковым. Тот при­мчался, шуба нараспашку, готовый наброситься на Ракитина за бесчинства целоваль­ников. Каравану еще какой путь предстоит - до Москвы, а сани в негодность привели, считай, разули караван. Но комендант иркутский поднес к разгоряченному лицу купчины золотую горсточку:

- Кто в караване комиссар? Кто голова? Ты. Тебе и ответ держать - чем неявлен­ным караван богат. Хорош, хорош улов! - уже не глядя на Гусятникова и потирая руки, говорил Ракитин, прохаживаясь вдоль череды задержанных саней. - Золотой скрип я за десять верст чую. Тут, в Селенгинском хорошо и далеко слыхать. В Селен-гинском скрипнет, а в Тобольском отзовется. А, комиссар? - улыбаясь, спросил он Гусятникова. Тому ничего не оставалось делать, как махнуть рукой зазывно:

- Пошли в избу - толковать будем.

- Погоди сани разорять, - распорядился комендант и пошел след вслед за Гусят­никовым. Вскоре в избу таможенную позвали Ефима Дитмара. Но пробыл он в та­можне, на которую выжидательно поглядывали караванщики, недолго и вышел чем-то крепко восхищенный. Голова его нервически подергивалась, и он, прицокивая языком, повторял: «Не может быть! Не может быть! Такое впервые вижу! Впервые вижу!»

Через час на крыльцо вышел Ракитин и, сладко щурясь, глянул на закатную кромку гор. Тускнеющим самоцветом уходило солнце, сумерки обступали Селен-гинск. Ракитин подозвал таможенного голову и тихо сказал:

- Постращай, дескать, завтра еще будем сани вскрывать, на ночь своих людей в караул выставь подле непроверенных. Утром всех смирненько-смирненько выпус­тишь. Здесь полозьев больше не порть. Оставь иркуцким... Понял?

Таможенник кивнул понимающе. Но что-то ему в приказе не поглянулось, по­скольку он проговорил врастяжку:

- Понял, господин комендант. Что уж тут не понять...

Наутро караванщики обнаружили, что ни Ракитина, ни его помощников иркутских в Селенгинске нет. Они уехали еще ночью, сославшись на неот­ложность дел в городе. А из тех саней, что были оставлены для досмотра за ночь еще пять оказались раскуроченными - кто-то выпотрошил полозья. Караванщики не то­ропились со сборами - еще не все проверено, но таможенный голова вдруг отпустил всех, обреченных на жестокую проверку. Караван зашумел, засобирался проворно и вскоре зазмеился в распадке, пропадая из виду. На истоптанном снегу остались изу­веченные розвальни, поклажа с которых разместилась на уцелевших подводах. Провожая взглядом последние сани, один из таможенных служителей выругался:

- До чего ж ночь, растуды ее, коротка...

Другой, видимо не такой хваткий и жадный, сказал примирительно:

- Лишь бы государев товар не задеть. А чево мы не успели - в Иркуцком допот-рошат. И там тоже надо. Не все нашему Потапу на лапу... Обо всем прочем товаре пусть у комиссара голова болит.

Да. Был в том караване товар, о котором болела голова купчины Гусятникова. Был. Вез его до Селенгинска Гусятников по заказу самого Петра. Вез...

Крепкое сдобное тесто натирали томские бабы, - время печь жаворонков приспело, день Сорока святых - сорока мучеников. Бабы сдобряли постряпушки конопляным маслицем, а иная затейница, вылепив птице тестяную го­ловку, всуропливала на место глаз жаворенку конопляные зернышки. Крылом не дрогнув, конопляным глазом не моргнув, летели хлебные птицы прямо в зарево печ­ного затопа, опускались на раскаленный глиняный под и, получив желтоватый печ­ной загар, снимались с капустного листа и выпархивали из рук хозяек прямо на долгожданный стол, где ребятня принимала их, радуясь. Да и девушки-созревушки, коим уже подошло время петь весенние заклички, тоже радовались, таясь. Припря­танные с утра жаворенки будут ближе к вечеру тайком схоронены за край шубного отворота - поближе к груди - понесут их молодые девки на гумно, чтоб крошить жа-воренков да разбрасывать, да песни петь - закликать весну! И не столь песня сладка, сколь давнее знание и ожидание - будут караулить девок на гумне молодые парни: всем ведомо, что не только закликать надо жаворенков, но и кормить. А по обычаю древнему, неиссякаемому невозможно кормить зазываемую птицу и весну закликать без парня. А иначе какого же плодородия ждать от чрева земли, когда все готово пробудиться и принять в себя зерна посева?..

Как хорошо знал эту пору и до малой подробности вспоминал ее Сте-пан Костылев, когда за крайними заселками под Томском увидел толкотню у придорожного овина - девки и парни там табунились со смехом и гомоном: заклич­ки затевались. И где-то там, у него на Ишиме, верно, сейчас тоже такое сборище голосистое, радостное. Прямо хоть бросай обоз монастырский, да сломя голову, по хрусткому насту к молодым вприпрыжку мчись. Но, Степан огляделся, не одобрит его порыва чернорясная братия - по делу выехали за город, рыбой запасаться.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.