Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
***
В Томск Костылев вернулся только к Благовещенью. Рыбацкая работа на продуваемой ледяной реке измотала его. Да к этому еще и великопостное воздержание добавилось - даже и маслица вкусить в эти дни было делом греховным. А вот в праздник дозволялось и рыбную пищу принять. Степан возвращался в город в предвкушении доброго стола на следующий день, и уже виделось ему - хозяйка завтра разольет по глиняным мискам дымящуюся уху, а он с Поднебесновым будет погружать ложки в густое варево, поигрывающее жирными блестками при свете утра.
Все почти так и вышло, но за стол Степан уселся не только с резчиком. Вечером, едва он вошел в переднюю избу, как хозяйка встретила его присловьем о блудном сыне. Степан удивился такому встречанью, раньше он у Марьи-хозяйки сыном не навеличивался:
- Какой же я блудный? Я с рыбаками...
- Не про тебя сказ. То про сына моего. Сами без меня с ним тут сходитесь. Я к повечерию тороплюсь, - уже с порога договорила хозяйка.
- Э! Брат, да я видел тебя, - сказал Степану молодой парень, вставши в дверном проеме жилой части избы. Ему было тесно промеж сосновых косяков невысокого входа, и потому он смотрел на Степана как-то снизу вверх.
- Где ж ты меня мог видеть, коли был невесть где? А я тут - в Томском.
- Да на реке. С монастырскими. Я еще глянул на тебя и смекнул - у них на молодых послушников рясы не хватило. Все в монашеском, а ты в мирском азямчике, - с этими словами сын хозяйки вышел на свет.
- И то правда. Теперь и я тебя вспомнил, - ответил Степан, разглядывая на лице Марьина сына узкий шрам.
- Ты проходи, проходи, - стал зазывать Михайла постояльца в красный угол. -Мать моя и прохожему, и проезжему место под образами завсегда находила.
...И вот они сели в день Благовещенья за стол: радостная мать с сыном-зимогором да два ремесленных мужика - и принялись за разварную рыбу, прихлебывая крепкой ушицей. Разговелись чаркой Марьиной высидки, и тепло загуляло по телу будораж-ливой волной, и слова застолья тоже были теплыми. Хозяйка не знала - чем бы еще мужиков попотчевать. Стая мисок, вылетая из рук Марьи, заполонила весь тесовый стол.
- Ну, Марья! В сей день для тебя вдвойне благая весть: царь наш небесный - искупитель наш был Марии обещан архангелом Гавриилом, а твой сын не токмо обещан, а уж и за столом рядом.
- Мне его с дороги сорока настрекотала, - плыла в улыбке хозяйка. - Поздно мне архангела либо голубя ждать. Да мне верней архангела сердце мое весть дает - вот-вот должен Михаила явиться. Ан, глядь - его сапоги уж на крыльце. Вот мне и благая весть - скрип с крылечка. Да и слава, господи, и царице небесной - слава - не сгинул в дороге. Выпейте за праздник, - без устали частила словами хозяйка, смешивая воедино благодаренье небесным хранителям и радость свою материнскую.
Наблюдая эту радость со стороны, Степан все же не мог целиком влиться в нее. Волей-неволей не гасло в душе печалованье о том, что деется без него на Ишиме: как-то там встречают престольный праздник его сродники - дед Силантий и жена его, дядья и дальние родичи. Верно, собрались вот так же за столом.
С Ишима на берег томский Костылева возвратил шумный во хмелю иконостас-чик, он к обеду уже был пьян и опять, не имея силы встать, собирался к сударушкам.
Но в город на гулянье после полудня пошли только Михайла да неожиданно для себя заразившийся его задором Степан.
Время на дворе стояло - между санями и телегой. Раскисший снег был напитан водой, кое-где немощеная улица уже проглядывала чернотой земли, деревянные мостки через Ушайку исходили паром, а взлобок горы, на которой красовались церковь и крепость, был уже совершенно чист от снега. Развеселые сани, запряженные в тройки, разбрызгивая серую снежную кашу, проносились по полого вздымавшейся дороге мимо крепости к невеликому озерцу и торговой соляной площади на горе, а оттуда навстречу тоже летели гуляки на взмыленных лошадях. Пеший люд, выбрав местечко на пригорках посуше, замирал, томясь и млея под солнышком, согретый духом праздника и простой земной мыслью - ну, кажись, перезимовали!..
Вишь, даже и нехристь празднику рада. Поглазеть вышли, - беззлобно ска-зал Михайла, когда они с Костылевым проходили вдоль деревянной подпорной стены Обруба на правом берегу Ушайки.
- Какая нехристь? - спросил Степан и тут же увидел в толпе несколько калмыков.
- А вон Чаптын со своими, - кивнул в их сторону Михайла. - Говорят, после праздника они шерть нашему коменданту давать будут. Вот и приглядываются к нашему уряду-укладу.
- Шерть - не крещенье. У нас на Иртыше юртовские татары тоже шертуют, а живут на свой лад.
- Оно и эти лада своего не поменяют. Видно, их там кто-то из своих князьков обидел, вот и подсыпаются к Томску, обережи ищут. А как помирятся со своими - так и шерть по боку. Встречал я таких на Томи повыше, как от Кузнецка шли, наезжали на наших годовальщиков да огня ружейного испугались.
- По Томи ты доверху ходил? - спросил Степан.
- Нет. Там зюнгорцы всех под своим сапогом держат. Хоть и мягкий у них сапог, да крепко к земле прижимает. Там вверху по всем рекам - зюнгорцы.
- То же и у нас на Иртыше, - согласно кивнул Степан и еще спросил:
- Ты на Ирыш не хаживал ли? Матушка твоя говорила - ты кажно лето пропадаешь куда-то. Для чего?
- Да не мимо дела хожу, не мимо... - усмехаясь, ответил Михайла.