Конь без масти (главы из повести)

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Естамонов Геннадий Акепсимович

Просмотров: 5242

2007 год, Выпуск № 4

Теперь подумывал я пуститься в Ильинку. Здесь в такой беспардонной компании ничего не напишешь. Я уже приготовился уезжать, как пришло сногсшибательное известие из московского издательства: четыре моих повести приняты конкурсной комиссией, и рукопись поставлена в план издания следующего года. Не успел я переварить приятную новость, новое письмо из Москвы застало меня буквально на пороге. Пришел договор на издание книги. Мы радовались всей семьей, а на другой день лесничий из Ильинки привез горестное известие. Я корил себя, что не уехал раньше, может и застал бы маму живой.

На похоронах я увидел лесника Трофима. У меня закололо сердце. Его слезящиеся красные глаза смотрели на меня жалостливо и тоскливо. Я отвел свой взгляд, стараясь больше не глядеть на этого высокого старика, которого ни долгая жизнь, ни суровые годы заключения не пригнули к земле ни на дюйм. Сухой и прямой, как жердь, он с того времени, как я его знаю, стал только суше и прямее.

А у гроба моей матери согнулся.

...Тогда я учился на третьем курсе техникума. Приехал к маме на майские праздники. Мой приезд всегда был дня нее радостным событием, поэтому мама суетилась больше обычного. А нынче получился двойной праздник. Она крутилась возле печи, бежала к столу, выскакивала в сени, на крыльцо, тараторила о делах в деревне, задавала вопросы, и я коротко отвечал на них, зная, что долгий разговор будет вечером. Мама тогда вытянет из меня все до капельки, расспросит про каждый день, что прожил без нее.

Размягченный теплом, видом и запахом родимого дома, присутствием дорогой щебетуньи-матушки, я, навалившись на спинку стула и облокотившись о стол, чувствовал себя настоящим мужчиной и был очень доволен этим.

- Ты лесника Трофима знаешь? - неожиданно спросила мама и замерла у печи.

- Знаю немножко, он ведь в деревню приехал, когда я уже в техникум поступил. Знаю, что болтают о нем, - сказал я недоуменно.

- Он хороший, - мама выступила из-за печи и встала передо мной.

Только здесь я заметил, что она нарядилась в коричневое крепдешиновое платье, которое очень берегла. Это была их первая совместная покупка с отцом, и она надевала его в особо торжественных случаях.

Я с удивлением смотрел на мать, видел, как она залилась румянцем и отвела глаза. Я чувствовал какую-то приближавшуюся опасность.

- Ты что, мама? - резко спросил я.

- Да так, ничего, - она безвольно опустила руки.

- Как ничего? Я вижу что-то...

- Сынуля, - она подняла голову, посмотрела на меня виновато и растерянно и продолжала глухо: - Сейчас Трофим придет ко мне свататься, он сказал, как сын приедет.

- Ты ему уже просигналила на крыльце?

- Да.

- Мама! - сказал я сердито, - ну какое сватовство, какая женитьба! Ты уже старая.

Она вздрогнула, руки стали перебирать фартук. А я продолжал безжалостно:

- Этот Трофим сидел за то, что был в плену. Понимаешь ты? На войне у меня отец, твой муж, погиб, а другие в плен сдавались. Он же, говорят, полковником был. Представляешь, сколько людей он сгубил. Да таких надо было расстреливать, а не сажать в тюрьму. Если бы Сталин не умер, они так бы и сгнили там. А ты: свататься.

Я видел, как от моих слов поникли ее плечи, потом она вся сжалась, как от удара.

- Ладно, сынок, не сердись. Ты прав. Что это я взяла себе в голову, старая. - Она взмахнула руками, глянула на меня и выскочила в сени...

Она ни разу не напомнила мне об этом случа, ни словом, ни жестом, словно его и не было совсем. Но взгляд ее, полный тоски и боли, отпечатался во мне навсегда.

Сколько же лет женского счастья я украл у матери?

Я оформил пенсию. Родное государство выделило сто двадцать два рублика из своих сокровищ, чтобы я, находясь на заслуженном отдыхе мог есть и пить и ни о чем не думать.

Теперь свои золотые рублики я приносил в дом ежемесячно, хотя давно со мной не обращались как с больным, позднее раскаяние охватило меня, когда однажды вдруг заметил, как осунулось лицо моей доброй Аннушки.

Эгоист и себялюбец. Под старость лет бросился в такую авантюру. Ну и что? Писатель, даже член Союза писателей. Что изменилось? Одним хорошим читателем стало меньше, одним сереньким писателем больше. Доволен?

Но я не был доволен и, чтобы никто этого не заметил, продолжал с безумством параноика марать бумагу, просиживать ночи и убеждать себя, что моя главная книга впереди...