Князь-раб (главы из романа)

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Александр Родионов

Просмотров: 5966

2007 год, Выпуск № 4

* * *

- Ты видел у избы комендантской - какие-то новые листы прибиты? - спросил Костылев Михайлу Волкова, вернувшись под вечер в Шумихинский заулок, где уже несколько дней Марья-хозяйка откармливала воротившихся из дальней дороги рудоприищиков. - У листов мужики бесперечь топчутся.

- Видел, видел, - отмахнулся Волков. - Тамо-ка теперь не одна Уржатка⁹ слухами шуршит, а поди-ка и по всему Томску шорох пошел.

- Дак ты знаешь - о чем в тех листах писано?

- Знаю, да не верю словам тем.

- Говорят - там указ царский. Новый...

- Указы, что ни седьмица, то новые.

- Давай завтра найдем кого грамотного и с ним сходим к комендантской.

- Ага! Сходи! Тебя там и ждет-пождет какой-нито козловский подхвосток. Прямо к коменданту и подметет.

Костылев выслушал опасения Волкова и сделал по-своему. Нашел наутро в монастыре Алексеевском - где его еще не забыли по плотницкой работе, знакомого чернеца и, улуча минутку подходящую, дескать, до базара на Уржатку отлучиться надо, сходили они к комендантской избе, где на выветрелых серых досках белым пятном выделялся лист указа. Рядом шелестели остатки обветшалого до желтизны листа о лишении Гагарина губернаторского чина и о том, что он плут. Но старого листа теперь никто не читал, простолюдинам эта новость приелась, поскольку она не коснулась большинства томского народу да и среди комендантского окружения мало кто попал в водоворот розыска. Однако ж новый лист подманивал к себе свежестью бумаги и природная жадность к известиям из Тобольска и Москвы находила свой выход. Снег у публичных досок был крепко притоптан. Ночной ветер потрепал края бумаги, и один томич немолодой, прижав трепыхающийся уголок, водил по строчкам пальцем. Чернец подступил к листу поближе и стал читать негромко. Степан, слушая, даже полушубок на груди раздвинул и тронул за локоть монашка и дохнул полушепотом:

- То же про нас писано! - глотнул воздуха и спросил: - Названье указу какое?

- Бергпривилегия, - с трудом прочитал монах непривычное слово, размещенное в шапке крупно.

- Что означает слово такое?

- Начало мне неведомо. А вот привилей - сие внятно и на нашем наречии. То значит - грамота жалованная.

- А кому жалуется этот, как его?..

- Берг, - подсказал монах.

- Да. Берг - кому?

- Вестимо - всем. Так на листе, - ответил монашек.

- Давай вдругорядь весь лист. Понять надо.

И черноризец терпеливо прочитал повторно. Костылеву врезалось в память - дозволяется всем охотникам до рудных дел искать, копать, плавить всякие металлы: сиречь - золото, серебро, медь, олово...

К монастырю Костылев возвращался, почти не слыша - о чем бубнит ему семенящий рядом монах. В мозгу засело - «Дозволяется всем!..»

Почти с порога, не раздеваясь, Степан крикнул в дверной проем второго жилья, где валялся на постели Волков:

- Михайла! Зря мы затаились. Нам теперь жалованная грамота есть.

- И что ж пожаловали? - вяло отозвался Волков.

- Берг какой-то. Никто не знает - что это за берг, но грамота означает - всем охотникам до руды можно безбоязно ее искать, копать и плавить. Так что давай снова пойдем к коменданту и объявим руду нашего прииску.

- И выйдет как в прошлом году, - полуутвердил, полуспросил Волков.

- Нет, Михайла, не так выйдет. О прошлом годе такой жалованной не было на публику. Теперь есть царская - всем открытая. И даже награда в конце - по тыще рублей за прииск!

- Кошель растопыривай - деньги ссыпать. Али мешок прихвати - как почнет тебе рубли комендант отваливать. Деть будет некуда... Забыл - че он год назад нам выговаривал?

Год назад, воротившись из первого своего блуждания по предгорьям, по притокам Чарыша, рудоприищики первым делом подались к коменданту.

Но беда случилась в долгом пути на возврате - все, что набрали, наколотили они у подножия Синей горы оказалось на дне безвестной реки. На переправе занесло их скороспешно связанный плот под упавшую поперек реки лесину и опрокинуло. Поклажа жалкая, но дорогая для путников, булькнула безвозвратно в воду, только одна котомка Феди Комара за сук зацепилась и ее с трудом удалось выхватить. Да вдобавок ко всему коменданта в Томске не оказалось. Он с ранней осени залился в северные томские окраины - поближе к меховому раздолью - и вернулся в город только к масленой неделе. Так что разговор с Козловым получился запоздалый и довольно злой:

- Ну, Мишка, чего вызнал? Какую радость нам бугры послали? - спросил он тогда, памятуя - для каких забот он послал в юргинские деревеньки Волкова.

Волков, держа в руках уцелевшую торбочку с каменьями, просто ответил:

- Пустые бугры попались. Врут, однако, про юргинцев, что они золотом огреблись... - Кому ж те враки выгодны? - поднял палец Козлов. - Тому, кто утаивает могильное золото? И мимо меня на ярмарку несет? А?

- Не знаю, господин комендант, - ответил Волков и тряхнул камешками в котомке.

Но Козлов не обратил на это внимания, либо сделал вид, что его не интересует - что там мужичонка принес, но поддел рудоприищика подозрением:

- Ты, как на духу, скажи - утаил могильное?

- Зачем бы я сюда шел - коли утаил? - растерялся Волков.

- А чтобы прикрыться своим нетом! Нету золота - и весь разговор.

- Его и в самом деле нет. До того энти юргинцы слух вокруг могил богатых раздули - звон на всю округу. На наших глазах их коновода-бугровальщика в могиле придавило до смерти. А могила пустая. И целое лето проблудили, но могилы все пустые были. Вон - мужики соврать не дадут - рядом были, - кивнул Волков в сторону Костылева и Комара, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу у порога комендантской избы.

Костылев вглядывался в лицо Козлова - вислощекое и рыхлое оттого, что его покрывали редкие, какие-то свилеватые волосенки, которые и бородой-то назвать язык не поворачивался. Но более всего брезгливое и в то же время жадное отношение к окружающему выдавали крючковато-вислый нос и толстенькая с выворотом губенка. И когда он ее прикусывал крупным корявым зубом, то нижние волосья топорщились изо рта и, казалось, что рот Козлова заткнут убогим шерстяным пучком. Но вот он снова приоткрыл свои маслянистые губы:

- Так, коли нет могильного - для чего явился?

- Мы камни рудные приискали. - Волков принялся выкладывать на край стола уцелевшие в походе куски руды.

Козлов снова заткнул рот шерстяным пучком и к находке даже не дотронулся. Оглядел издаля бурую ноздреватую накипь закаменевшую и начал строжиться:

- Ты зачем мне эту обгарь на стол приволок? Кузню старую где-то за огородами раскопал и мне за рудное каменье выдаешь.

- Может, и кузня там была. Но не за огородами, - возразил Волков.

- А где ж?

- Там... - махнул Михайла в полуденную сторону. - Мы там по Чарошу в левобережье под Синюю гору вышли. Там и взяли руду. Жалко - часть каменьев самых видких - иссиня да с прозеленью были, - утопли на Оби.

- Ты видел ли, Мишка, камень, рудой именуемый? - уперся взглядом в приискателя комендант.

- Да вот же они! - не сдержался и заорал Волков. - Зачем бы мы их столь верст перли?

- То не руда, а говешки, - холодно сметнул камни со стола Козлов. Резко отошел к шкапу, растворил его дверки и достал небольшую коробку. Положил ее перед Волковым, отодвинул крышку и, взяв наугад первый попавшийся камень, сунул его под нос Волкову:

- Вот руда истинная! Ты такую нюхал ли когда?

Волков отстранился невольно и замолчал. А Козлов продолжал наседать: - И не понюхаешь, понеже она мне, как образец, из немецкой земли доставлена! Из самого из Петербурга привезена - только такую искать надобно! - при этих словах Козлов надвигался на рудоприищика, держа на ладони соломенно-желтый поблескивающий немецкий камешек и, казалось, что он сейчас вот подоткнет свою ладонь под ребра рудоискателя. - Теперь такую искать станут, - продолжил комендант, уже отойдя к столу, - и не одни томские люди искать будут. Гонец от самого Петра Алексеича такие ж камни и в Нарым отправил, и в Енисейск к Беклемишеву повез, и даже в Нерчинский. А вы мне какую-то обгарину говенную приперли и радуетесь - руду сыскали!

Не успел даже и сказать тогда никто из мужиков словечка, напомнить - им за находку хоть какая-то денежка полагается?

Втроем, не расставаясь, протеснились они тогда до погожих дней в марьином жилье, а как выгрела весна им известные тропы, снова ушли в предгорье, держась путеводной долины Чарыша, и шли к полудню до того самого места, где сливаются воедино глубоко-зеленый чарышский поток с пепельно-светлой водой теплой речки Белой.

Там, напротив темных, загорелых до побурения камней высоченных, и повернули они в ту сторону, где каждый день западало солнце. И не сбились с пути, не заплутали меж островерхих сопок, а на исходе какого-то дня, одолев протяженный гребешок каменный, легший им поперек продвижения, обрадованно закричали - на горизонте, как и год назад, царила над всей окрестностью Синяя гора.

Там, у подножия горы, где зиял черный лаз, и на берегу ручья ничего не изменилось. Разве что наперла весенняя вода сучьев сухих в развилки ветел.

Нетерпеливый Комарок забрался в зев горный и выглянул оттуда ошалело: - Мужики! А клина-то нет. Выдернул кто-то.

Не поверили. Заглянули. И впрямь - на том месте, где год назад торчал бронзовый клин с расклепанной головкой, виден был лишь мучнистый след его.

- Стало - клин кому-то нужней нас, - заключил Волков.

- И не одни мы тут шастаем. Уши надо держать топориком, - поддержал друга Костылев и тут же предложил: - Возьмем отсюда - что посильно и еще походим, не заносясь в горы шибко. Зря что ль второй год здесь...

Согласились спутники и наутро двинулись от сопки к сопке, подставив затылки солнцу. К полудню выбрались на затяжную, окутанную пихтачом и березняком гору, с которой на дальние заснеженные гребни открывался такой простор, что Федя Комарок только и вздохнул:

- Неоглядно здесь! Неоглядно...

Но пооглядываться по сторонам все же пришлось.

Они уже было засобирались ладиться к ночлегу, когда, собирая сушняк, заметили - за изгибом речушки на небольшой луговине острым пучком торчали жерди, крытые берестой, и двух лошадей неподалеку.

Кустами подошли поближе и разглядели: невысокий кривоногий калмык топтался у костра, рядом приплясывали два малыша, что-то перетягивая друг у друга. Лошади неслышно паслись рядом, а чуть подальше корова задумчиво уставилась на заходящее солнце. Вот из шалаша коряного выглянула женщина и помахала рукой, что-то крикнув. Калмык легкими подзатыльниками погнал деток в шалаш. Тишь вокруг - только речка слышна да птицы вечереюще досвистывают свои песни.

- Подойти, что ль... - предложил Костылев.

- Оглядеться бы - один ли он здесь кочует? - засомневался Волков.

- Один. А нас трое, и никуда он не денется от нас, - Костылев вышел из кустов на берег речушки. Следом захрустели галькой Михайла и Федя Комарок.

Калмык не испугался идущих к его становищу, сперва помаячил во входе в шалаш, вышел к костру и спокойно ждал, когда гости нежданные приблизятся. Первым делом Волков не то поздоровался, не то спросил:

- Бу ким¹⁰?

- Алтай кижи... Тодош... - ответил калмык.

- Мы горы твои смотрим, - успокаивая и без того спокойного калмыка, сказал Волков. - Ночевать рядом с тобой будем.