Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Михаил Масленников. Запах цирка. Рассказ

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
От автора
 
Настоятельно прошу не идентифицировать автора с персонажем. Конечно, «и из собственной судьбы я выдергивал по нитке…», но это не он, автор. Это такой, какой мог бы быть. Как и его город – что это? Лесосибирск? Подольск? Кемерово? Владивосток? Красноуфимск?
Но Главный Герой – Кошка. Нет, это не воображаемый Тигр Тома Трейси Уильяма Сарояна, она была – такая кошка. Реальная, ее можно было погладить. А остальное – ну, так вот… Вот так…
 
1
 
Романа разбудил запах. Запах кофе. Так делала Вика, кофе невозможно было достать, покупали по случаю зеленый. Обжаривали, мололи, все по науке. Вики нет. Кофе тоже нет. Приснилось. Проспали.
Ромка повел сына в садик. Проспали, и уже совсем светло. Пришлось завтракать дома. Каша не удалась, получилась комочками. 
По дороге Тимошка сказал, показав на елку: 
- Смотри, папа, какие ветки!
Снег искрился в лучах солнца, которое вылезло уже над крышами. Низко над головами пролетел вертолет, сделал зачем-то круг над близким перелеском, прямо над деревьями, и скрылся. Тимошка запрыгал на снегу:
- Вертолет, вертолет!
У Тимошки есть сестричка – Лялька. Она постарше и пока что спит – ей в школу к десяти, потому что школа специальная музыкальная, а она учится еще в нулевом классе. 
Обратно Роман пошел вокруг пруда – это открытый бассейн, еще подо льдом, прямоугольный, а за ним к городу подступал лес. Совсем близко. Работы сегодня не было. 
Без Вики было совсем пусто, но за последние месяцы как-то всё притупилось, привыкали потихоньку.
Иногда приходила бабушка Зоя, Викина мама, отводила Ляльку в школу. Учила Ляльку тоненькая, но властная Мара Самуиловна.
Под ногами хрустел снег, пахло весной. 
Роман пошел в лес. Просто так. Пока спит дочка. Играли утренние лучи между ветвей. До аварии они часто гуляли здесь с Викой и Тимошкой и Лялькой, тоже просто так. Летом разводили на полянке костерок и запекали в огне хлеб и сосиски на веточках. Называлось «сходить на шашлыки» - в пяти минутах от дома, обычной «хрущевской» пятиэтажки, крайней в микрорайоне. Жизнь так и разделилась год назад: на «до аварии» и – «после аварии». Ромка шел и вспоминал, как они с Викой тут ходили, и звенели от мороза ветви кедров над головой. 
Под деревом – вот обязательно под деревом, в сугробе! – лежал котенок. Черный.
Лежал неподвижно, и Роман содрогнулся – «мертвый». Большой, совсем кот уже. Без единого пятнышка черный. 
Роман присел на корточки – котенок дышал. Глаза закрыты. Он взял его на руки. Тот был больше, чем показался вначале – как щенок сенбернара.
 
До садика было не больше километра. Десять минут пешком. Иногда они ехали на машине, она стояла под окном – старенькая «хонда», которую года три назад, еще Вика была жива, Роман купил с «постановочного гонорара» за какие-то смешные деньги. «Хонде» было двадцать лет, но бегала она резво. А прогревать двигатель было дольше, чем дойти до садика.
- Пап, а вот тут вот как красиво! И у елки ветки серебристые…
- Это не елка, а кедр. Так, к сведению. 
- Угу…
Тимошка крепко держал папу за руку.
3
 
Котенок на второй день встал. Первый день он лежал и часто дышал, ему из шприца для автомобильного аккумулятора (ареометр назывался) давали прямо в рот теплое молоко. Малыш спрашивал:
- Пап. А он не умрет?
Лялька перебивала:
- Чего ты мелешь! Смотри, какой сильный!
4
 
Утром назначена съемка. Роман отвез на машине в сад Тимошку и отправился к студии. Бабушка Зоя уже пришла, чтобы сходить с Лялькой в школу. 
Зеленый автобусик-«батон» УАЗик с заводской надписью «Кинохроникер» на боку (а внутри полки для аппаратуры) уже стоял у ступенек фирмы. Шофер Гриша курил. 
Роман «полицейским разворотом» припарковался рядом, чем Гришу весьма унизил и оскорбил: Гриша не умел делать «полицейский разворот».
- Вера, - сказал Ромка бухгалтеру. - Не поверишь, отчего я сегодня на машине.
- Что-то новенькое? – Вера поднимает глаза в черных ресницах.
- Нет денег на билет на автобус. А бензин еще есть. Зарплату-то дадут?
- Ну я там вам насчитала, а там – не знаю…
- Ну дай в подотчет рублей тридцать… С зарплаты и вычтешь. Как раз сегодня съемочка.
 
5
 
Шофер Гриша – «ночной гонщик» уличный. Это считается занятием противозаконным. У него «жигуль» - шестерка, «шоха». По его разумению, доведенная до фантастической красоты. То есть пружины подрезаны, и она стелется брюхом по земле. Ну и сантиметров пятнадцать диаметром выхлопная труба, как будто там двигатель сил этак на семьсот. Но в двигателях Гриша не рубит, от его машины так пахнет бензином, что сразу понятно, что никакими инжекторами тут и не пахнет, а пахнет карбюратором, который плохо отрегулирован и беспощадно заливает свечи.
На УАЗике он гоняет, как на своих «Жигулях». Все болтаются внутри салона и кричат, что «не дрова везешь».
Как-то в дальней поездке прилетел Грише в лобовое стекло камень от встречного грузовика. Стекло пошло мелкой сеткой трещин. Постояло минуту – и медленно, как в рапид-съемке, осыпалось осколками на приборную панель. На переднем пассажирском сиденье никого не было, прилетевший камень торчал из задней перегородки кабины, там, где должен был сидеть пассажир. Застарелый спор о том, чье это место – оператора или режиссера, так и не решили, и Ромка, и оператор Сережа, вчерашний ВГИКовец, субтильный, подвижный такой – оба, вместе с осветителем Валеркой сидели-болтались в салоне позади кабины. 
Валерка не терпел, когда его называли «осветитель».
- Осветитель – это прибор, прожектор. А я – светотехник!
Стекло высыпалось у Гриши перед носом. До Шушенского было еще километров двести. И декабрь был. Или февраль… Словом, холодно. Сорок четыре градуса.
 
Сегодня же съемка была в местном «зоопарке». Маленький подвал в краеведческом музее был оборудован для животных и пронизан их запахом: стеклянные перегородки, как в сегодняшних зоомагазинах. Там и жили – морские свинки, гусь и достопримечательность города – крокодил Гоша. Он был еще молод и всего-то метра полтора длиной. У него в вольере, или как это назвать, был термометр, лужа и большой пенек. В соседнем вольере за стеклом жил питон Вова. Он свое имя не знал, как и крокодил, и не откликался, но его кормили белыми крысами из того самого зоомагазина.
7
 
Котенок оказался кошкой. Безупречно черной, как в стихах – «ослепительно черная кошка». С пронзительным взглядом. Считается, что животные не выдерживают взгляд человека. А она смотрела – свободно и спокойно. Прямо в глаза. Мурлыканье ее было необычно низкого тона. Тыкалась мордочкой в руку, когда хотела поесть или просто ласково прижималась щекой, когда не хотела поесть. Взгляд желтых глаз был пристальный, Ромка не понимал, отчего у него от затылка идет холод по спине. Лялька гладила кошку и чесала ей подбородок.
Тимошка сказал, не слишком заботясь об оригинальности, после прочитанной ему вслух книжки про Маугли: 
- Пап. Давай будем звать ее Багира.
Багира любит смотреть в окно. В окне виден снег – от угольной пыли с шахт он, если копнуть или просто сбоку на сугроб посмотреть, выглядит как торт «наполеон» - слоями. Черный – белый – серый – черный – серый – белый… Вдали над городом горят уже много лет факелы над трубами: «сопутствующий газ». Он горит всегда. 
Ночью это даже красиво. Багира смотрела на эти громадные факелы желтыми янтарными глазами. 
Ромка где-то вычитал, что кошка – это единственное существо в мире, которое не имеет запаха. Ничем не пахнет. Туалет ее пахнет, еда пахнет, а сама кошка – нет.
8
 
В музее-зоопарке снимали крокодила по имени Гоша. Гоша лежал, как палка, и даже дыхания не было видно. Смотрительница Люда достала щетку для мытья пола и потревожила Гошу, потыкала слегка в бок. Гоша лежал, как пластмассовый. Люда потыкала посильнее. В Гошин хвост. Гоша обиделся и бросился на эту щетку. 
Все обошлось благополучно.
В монтаже Роман отматывал несколько раз этот кусок: медленно, кадр за кадром. Вот кадрик, где Гоша лежит. А вот кадрик, где Гоша вцепился зубами в палку щетки. Один кадр в промежутке – смазанное движение. 
У камеры «Бетакам» скорость записи пятьдесят кадров в секунду. Ну, полукадров, если по-киношному. Полностью, на сто восемьдесят градусов, с разворотом, с жесткой атакой - эта, с позволения сказать, рептилия бросилась за одну двадцать пятую долю секунды! Такое неспешное животное, совсем неподвижное!.. Палка, кстати, пришла в негодность. Одно движение!
 
Шофер Гриша не любил, чтоб его звали «шофер». «Я – водитель!» - говорил он. 
После того, как остановились и повыбрасывали осколки стекла из кабины, Ромка перебрался на переднее сиденье, чтобы водителю Грише не было так одиноко и холодно без лобового стекла на сорока четырех градусах мороза. За спинами заткнули тряпками и ящиками оконце в салон и поехали. На удивление, не было ветра – в кабине образовалась этакая «воздушная подушка». Даже щеки не обморозили.
Снимали тогда «на кино», и к съемочной группе везде относились уважительно. Вставить новое стекло помогли в райкоме партии (тогда была КПСС). Причем подходящего стекла не нашлось, и местные изобретатели-кулибины придумали стекло из двух половинок с палочкой посередине. Автобусик «Батон-УАЗик» приобрел свое оригинальное лицо.  Все сделали бесплатно.   И покормили в райкомовской столовой, очень вкусно пахнувшей свежей выпечкой, уже по стандартной таксе.
  В Шушенском была художественная школа с балетными классами. 
Бежала по ступенькам девочка в балетных туфельках, Сережа снимал ее в отражении двери, Ромка двигал дверь, как было нужно. Здесь был запах советского учреждения – бумаг, гуаши и балетного пота в танцклассах с зеркалами.
На фасаде был барельеф Ленина, и по потертостям было понятно, что ему все время что-то пририсовывают, а потом эту краску стирают.
И после был опять-таки зоопарк. Вроде того, что сегодня, только без крокодила и питона.
10
 
Это не был зоопарк в обычном значении слова. Впрочем, пах зоопарком.
11
 
Котенок окреп. 
Анька, знакомая врач-ветеринар-заводчица собак, посоветовала по телефону вколоть ему «ношпу».
- Купи, Ром, разовый шприц и втыкни. От шока. Он откуда-то упал, так падают с этажей.
- Блин, откуда тут этажи? Тут лес..
Вспомнился вертолет над лесом.
- Мало ли, все равно воткни.
- А куда тыкать-то? В зад, в лапку?
- Рома! Попади в кошку!!!
Котенок – «ослепительно черный» - стоял на третий день всеми лапами и смотрел янтарными глазами. 
Большой, как щенок сенбернара.
Смотрел в окно.
12
 
Зоопарк был не для публики – сюда было не добраться. Преддверие горы Белухи. Почти что Гималаи. Добрая душа, лесничий Петрович собирал животных в тайге. Ходил «по шишкам» - дубасили по сосне поленом, шишки валились. Промысел такой. Потом орехи в город везли. Сосну здесь называли кедром, а по книжкам она называлась «сосна корейская». А все одно – кедр. Красивый, стройный. Еще в старину называли его - «корабельная сосна» - для мачт парусных кораблей. Шишки были большие, в справочниках назывались «ананасоподобная шишка». 
У Петровича жил медведь. Он соорудил ему загон с решеткой, чтоб мишка не удрал. Мишка был взрослый, нос как пачка «Беломора», невероятно громадный. Он был добрый, можно было засунуть руку между прутьев решетки и погладить его. Зубы как сигарета длиной, только толстые и желтые. 
Еще жил у него волк. Волчица, точнее. У нее не было передней лапы. И имени. Вместо лапки торчала круглая кость как пистолет. Волчица была легкая, величиной с собаку. 
Сняли и их, и лисичек еще – а все одно, в фильм не вошло…
Полосатые от угля сугробы даже здесь были, хотя, вроде, уже горы…
13
 
Багира росла. За эти месяцы она сделалась величиной с собаку-лайку. А ведь кошка как бы. Мурлыкала, как обычная кошка. Очень ласковая. Черная как смоль. Глаза светятся. Усы торчат гитарными струнами. И все смотрит в окно. 
Как-то, вернувшись в дом поздно вечером, уже темнело (малыши гостили у бабушки, Ромка записывал диктора), он не увидел Багиры на привычном месте – подле дивана у нее лежал плед в красно-черную клетку, а-ля Шотландия. Ее плед. Она не встретила его у двери, и возле дивана ее не было, нигде не было. Была открыта дверь балкона. Седьмой этаж. 
Ромка бросился на улицу. 
Мучительно долго поднимался лифт, Роман не стал ждать и через две ступеньки слетел по лестнице.
Багира лежала – как тогда зимой – под деревом. Он взял ее на руки.
«Блин, килограмм тридцать ведь уже», - машинально подумал он. 
- Анюта! – кричал он в телефон подружке-врачу. - Чё делать-то?
- Ну, воткни ей ношпу, как тогда, ты же знаешь!
- И что?
- И ниче. Если ничего не сломала – очухается. Лапки потрогай. Раз у тебя дерево у балкона, значит она по дереву летела, по веткам, затормозила. Голубей наверное на твоем балконе ловила. Или на соседнем. Понаблюдай без паники. Звони, рассказывай, как и что.
У Ромки шло озвучание фильма, и он подложил в финальном эпизоде, пожалуй, излишне напряженную музыку.
Она лежала всего один день. 
Он поил ее теплым молоком, есть она не хотела. 
Ушел к бабуле Зое за малышами. Багира лежала на своем месте, положив голову боком на пол. 
«А вдруг умрет? – думал Ромка. – Совсем она грустная, может отшибла внутренности-то какие-то…»
Рассказал малышам и бабуле о происшествии. Бабуля Зоя относилась ко всей этой истории двойственно: ей Багира нравилась, но как стала подрастать, то женское начало в бабуле Зое возобладало. Безопасность. 
- Ромка! Это дикий зверь! Мало ли что! Сдал бы ты его куда!
- Еще бы знать – куда. Ей нельзя в зоопарк, погубят ее, она там погибнет. Нельзя ей в клетку!
Пришли, снимали сандалии у порога.
Багира, как ни в чем не бывало, сидела на клетчато-шотландском пледе. Смотрела на них. Если бы она была собакой, то виляла бы хвостом. 
Ромка поменял музыку в финальном куске картины.
14
 
После зоопарка поехали дальше. 
Страшное место. Пусто. Все серое. Здесь раньше добывали золото. Где-то неподалеку был завод. Даже трава серая. Ржавая колючая проволока. Озеро, где и вода серая, стоит как асфальт. Проржавевшие знаки «проход запрещен». Снимать не разрешили
Ромка думал – а почему пахнут металлические хромированные поручни в автобусах? Ведь сталь вроде не испаряется. Вообще, по логике, она должна бы худеть по мере испарения. А железные трубы под рукой какие были пять или десять лет назад, такие и остались, а ладошка после такой трубы пахнет железом. 
Возле серого озера с неподвижной асфальтовой водой пахло серной кислотой.
15
 
Кошка Багира ходит рядом с Романом. Как овчарка.
Ромке пришлось изменить свой режим дня – Багиру нужно было прогуливать на улицу, фотографическая кювета с песочком сделалась маленькой. Ошейник на нее не наденешь, намордник – не подойдет ни от какой собаки.
Кстати, собаки шарахались от Багиры прочь – задолго, как Ромка их успевал увидеть. Но круглосуточный магазин работал, Ромка заходил в него, чтобы купить сигарет или пива или к завтраку сыру. Багира, как памятник на постаменте, сидела неподалеку от входа на бетонной плите с чугунным люком. В магазин не заходила. Ждала его. Шла домой возле ноги, как Мухтар у Юрия Никулина в фильме.
Никакого поводка-веревочки, никакого ошейника. 
Он так и думал, но все еще не верил. 
Пантера. 
Пантера не может быть ласковой, она не должна уметь мурлыкать. Да и откуда пантера в наших краях? 
В «Новостях» сказали, что четыре месяца назад во время облета каких-то лесных угодий у вертолета открылась дверь или как она там называется. Они навещали лесничих, перевозили животных для цирка, который приехал на гастроли, и что-то еще. 
Тигр у американского мальчика Тома Трейси – был воображаемый. А это черное с янтарными глазами – простите, настоящее! Мурлычет, если за ушком чесать. 
Пантера. Черная пантера.
Багира.
16
 
Когда-то в Хакасии снимали лошадей. Для киножурнала. Забрались в огромной конюшне по лестнице наверх, искали точку съемки, чтоб были видны лошади, а не прятались за досками загона. Тогда еще была черно-белая пленка. В стойле стоял жеребец. Его звали Вася. Серый в яблоках, как на картинке в детской энциклопедии. По паспорту он был Апартамент Третий. Орловский рысак. Но обращались к нему – Вася. 
Директор конезавода предупредил, что жеребцы не всегда дружелюбны и что следует проявлять осторожность. Вот не предупреди бы он – и ничего бы не было. 
У оператора Димы – рыжий такой вихрастый, тоже молодой парень – на «лошадиной» такой съемке в прошлом году снесли камеру. Лошади. Но тут был загон, точнее, конюшня, лошадей «на выгуле» уже отсняли. Надо было снять, как они едят ну, в общем, дома у себя. Рысак этот, сказали, стоил, как новенькая «Волга». Спустились, подошли к рекордному жеребцу Васе.
- Осторожнее, все-таки жеребец, близко не подходите, - предупредил веселый конюх. Его звали Витья, с ударением на «я». – Очень уж норовистый, свирепий, кусается! 
Пока Димка ставил штатив, этот Апартамент Третий по прозвищу Вася весь извелся в загоне. Как рыбка в аквариуме, которая тычется носом в стекло – то туда, то сюда, Вася метался по тесному загону вправо-влево непрерывно, непрерывно храпел и попросту ржал над людьми – в каноническом значении этого слова. Загон именно этого жеребца – самого дорогого и самого-самого красавца – был обшит досками «пятеркой». Выше роста человека. Ромка и Дима размышляли, как отснять это серо-яблочное чудо, гордость хакасского коневодства. Над досками изредка появлялись прядающие нервные уши рысака. 
Конюх Витья пообещал прогулять Апартамента Васю на площадке, но чуть погодя, пусть других лошадей уберут покамест. Словом, размышляли и примерялись, где ставить камеру. Жеребец Апартамент Третий Вася устал топать копытами внутри загона и задней ногой слегка всадил в стену – на уровне Ромкиного роста. Но Роман стоял лицом к загону, а рядом, спиной к жеребцу, стоял Димка. Его спасло чудо: именно в эту секунду он наклонился к камере, стоящей на штативе. Две толстенные доски от чудовищного удара копыта этого рекордного Апартамента разломились, вылетели и повалились на Димку, конюх Витья отважно подскочил к развернувшемуся уже мордой жеребцу и схватил за уздечку:
- Отойдите дальше, туда уходите, уходите туда, чужой запах, пахнет чужой, не любит! – он показал подбородком за дверь конюшни. 
С лужайки конезавода уводили лошадей. Димка держал одной рукой камеру, другой тер ушибленный сломанной жеребцовым копытом доской затылок. 
Роман поправил на плече сложенный штатив:
- Димка, а ведь он тебя мог убить, ты просто наклонился почему-то… - Ромка снял штатив с плеча и осторожно поставил на траву. И еще более осторожно сел рядом, придерживаясь за него.
17
 
Мара Самуиловна учила Ляльку музыке своеобразно. Месяца три она только настраивала ей миниатюрную скрипочку-«восьмушку», и Лялька указательным пальчиком дергала открытые струны, не зажимая их на маленьком грифе. «Ми-ми-ля-ля-ре-ре-соооль! Соль-соль-ре-ре-ля-ля миииии!» Кроме того, Лялька училась держать в правой руке  карандаш. Не смычок еще, а просто обыкновенный карандашик, но в той позиции, как нужно держать смычок. 
Попадание Ляльки в эту «продвинутую спецшколу» вообще было странным и непредсказуемым.
Ромкина школьная подружка Машенька к тридцати годам сделалась завучем музыкальной школы. Как-то сидели на кухне, еще в Ромке-Викиной хрущевской «двушке», с Викой, пили кофе с печеньками. Тогда только начали продавать заграничные, в красивых блестящих упаковках с нарисованными клубничками или бананами. 
- Ромка, Вика, а вы собираетесь-то Лялюшку музыке учить?
- Маш, она, по-моему, решительно глухая, - сказал Ромка без печали.
- Ну, в смысле музыкального слуха, - пояснила Вика.
- Та-ак! 
Машенька отодвинула чашку, поднялась из-за стола и пошла в комнату к пианино.
- Ляль! Лялюш!! – позвала Ляльку. Та прибежала из детской. 
Тимошка играл в кубики. 
Некоторое время они – Маша и Лялька – шептались у пианино и осторожно «лялякали». Машенька нажимала клавиши по одной. Ромка и Вика пили кофе и хихикали на кухне.
- Так! Друзья мои! – Маша отбросила бамбуковую занавеску кухни, та забренчала индейскими тамтамами. 
– Так. – Машенька оглянулась и понизила голос: 
- Дурак ты, Ромка. У нее абсолютный слух! Она просто голос еще не умеет координировать, сопоставлять с нотами. 
Роман и Вика переглянулись. 
- У меня к вам предложение, - продолжала Машенька. – На пианино учеба у нас стоит двадцать пять рублей в месяц. Но вы ее и так научите играть рано или поздно. А не отдать ли вам ее на скрипку? Три пятьдесят. В месяц. Скрипочка для ребенка в ГУМе стоит, по-моему, восемнадцать рублей, уже со смычком и футляром.
Вика и Ромка снова посмотрели друг на друга.
Так в одночасье решилась девчонкина судьба.
Ей все равно устроили официальное «прослушивание» - всем педсоветом, уже был в разгаре учебный год, здесь-то и взяла ее к себе Мара Самуиловна – с властным голосом, молоденькая и невесомая, с прямой, как у балерины, спиной. Ромка после этого сделался «папой той самой девочки» (он нечаянно подслушал разговор учителей).
Когда пора репетиций с карандашиком подошла к концу, Мара Самуиловна сказала, что смычок вообще-то (и в частности) должен быть белый, а не черный.
- В каком смысле? – не понял Роман.
- В том смысле, Роман Валерьевич, что играет смычок по струнам вот этим местом, - она показала, провела большим пальцем по смычку от колодки до конца. – Это называется волос. Вот этот жгут – это просто конский волос. Его привозят нам, например, ну, скрипачам, друзья с заграничных гастролей. Там есть специализированные магазины, волос продается специально, в коробочке.
Ромка не понял:
- А у нас что, не волос тут?
- Нужен белый волос, а не черный. Черный звучит хуже, - снисходительно пояснила Мара Самуиловна. – У мастеров есть волос, им привозят, я вас познакомлю со скрипичным мастером, он вам поставит белый волос, это недорого, по-моему, рублей пятьдесят вам будет стоить. Или шестьдесят.
Ромка растерялся. Зарплата его в те времена была сто тридцать два рубля.
- Да, спасибо, - робко проговорил он. – Я в ближайшие дни к вам обращусь, мы сделаем как надо.
18
 
Другой выезд съемочной группы был в цирк. Роман снимал там сюжет для телевидения. Про акробатов. Взял с собой Тимошку. Тимошка осторожно ходил по закулисью и навсегда запомнил дурманящий запах цирка и вольеры с хищниками. Еще там были огромные лошади – с расчесанными гривами, белые, как из мультика. Цирк был временный, шапито, здоровенный купол-палатка. Рядом на траве стояли качели и карусель с лошадками… Позади были вагончики – гримерные, костюмерные, из них почти обнаженные гимнастки и акробаты (было неловко на улице, где все одеты и ходят в брюках и пиджаках) перебегали по песочной тропинке в цирк на свой номер.
Съемка в цирке была обыкновенной, все еще на кинопленку. Прожектора, летающие гимнасты, акробаты, интервью в гримерной после выступления. Среди «ведущих» номеров был номер конный. На тяжелых белых лошадях – породы «русский тяжеловоз» - выступали эквилибристы и жонглеры. Лошади летели, тщательно расчесанные гривы развевались. Тогда-то Ромке и пришла в голову мысль насчет лошадиного хвоста. 
В цирке Тимошка задал этот же вопрос, как про котенка, - про спящего неподвижного крокодила. Было впечатление, что это манекен. 
- Пап. А он не умрет?
На другой день Ромка решился спросить в цирке у директора. Про конский волос. Уже после репортажа о гимнастах и акробатах.
Директор цирка удивился, но удивление тщательно скрывал:
- Ну конечно, Роман, идите, вот Селиван, он покажет куда идти.
Здоровенный Селиван внимательно – от носков кроссовок до макушки осмотрел Ромку и потом Тимошку.
- Ну пойдем. А чем отрезать будете?
- Вот… - Роман достал из наплечной сумки огромные бабушкины портновские ножницы прошлого века.
- Аа… Пойдет. Ну, тут вы уж сами. Она добрая.
19
 
Котенок в считанные дни сделался как-то вдруг пантерой. Настоящей, уже не было сомнений.
Однажды Ромка, вернувшись с работы (шли последние дни монтажа очередного «шедевра»), с малышами – забранными из школы и садика – обнаружил странную картину. 
Войдя, они остановились на пороге: Роман, Тимошка и Лялька. По дому летали перья. Покачиваясь в воздухе. 
Была открыта балконная дверь. Багира сидела спиной к балкону, лицом к ним, вот не поворачивался язык даже мысленно сказать: «мордой». Сидела, довольная, облизывалась и мурлыкала. 
«Балкон был весь раскрыт, и перья в нем дрожали» - подумал Роман. 
Сначала он было решил, что она изорвала подушку. Потом нашел у дивана голубиный хвост и кровь на полу. Он спросил у Багиры, что это такое. Та подошла и слизала кровь с пола. Подняла голову, посмотрела на него желтыми глазами и улыбнулась.
20
 
Отрезать пучок волос из огромного хвоста лошади оказалось совсем непросто. Из-за пышности «прически» тяжеловозов им было глубоко наплевать на то, что некоторую прядь отстригут. Но, во-первых, бабушкины ножницы отказывались резать прочный, как рыболовная леска, конский волос. Во-вторых, при ближайшем рассмотрении этот конский волос был, все-таки, хвост! И в-третьих (а точнее, это – в-самых-первых!), копыта у русских тяжеловозов с летящими как, в мультике, гривами  были диаметром и, наверное, весом – как пудовые гири. 
В общем, Роману отступать было некуда, рядом был Тимошка, который не видел, как доску проламывает копыто орловского жеребца – легкого рысака для скачек. Попросту – Ромке было страшно. 
Русский тяжеловоз – мама дорогая…
Запах цирка впитался в куртку, в ладони. Нет, это не запах конюшни или гримерных – это запах цирка, с опилками на арене, клетью с голубями, с его леопардами, львами, обезьянами, пантерой в клетке и слоном и даже с питоном по имени тоже Вова – только это не был тот самый питон из зоопарка-музея, но похож был как две капли воды. С ним работала дрессировщица Дорофея, таскала его на шее, он весил килограммов пятьдесят, номер пользовался успехом. 
Запах цирка – это то, после чего тот, кто прикоснулся к цирку, уже из него уйти не сможет.
Ромка испытывал двойственное чувство. С одной стороны, он видел восторг Тимошки и сытых, лоснящихся животных, легких акробатов, которые подпрыгивали, как мячики, клоунов… И – решетки перед глазами львов, пантер и тигров, и взгляд из клетки – совсем далекий от дружелюбного.
21
 
Возле квартиры увиделись с бабушкой Зоей и Лялькой – они пришли из музыкальной школы. В доме Багира встретила необычайным мурлыканьем. Вчера она после съемок в цирке обнюхала Романа и отошла в некоторой задумчивости – села и весь вечер смотрела в окно. Даже уже в сумерках. Сегодня она вела себя, как котенок, заплетаясь в ногах. Если не считать сорока или уже пятидесяти сантиметров ее роста. 
Пили с бабушкой растворимый кофе, она делала Ромке прежде, чем себе – ломтик лимона, сахар, кофе, все это разминала в чашечке, капельку кипятку, получалась пенка, как в кофе-машине в кафе, а потом уже только кипяток до полной чашки. 
Когда бабуля Зоя ушла, молодежь принялась смотреть мультики. Притом некоторая часть молодежи прыгала по дивану до потолка. Совершенно бессознательно Ромка ощутил необычайный прилив нежности к малышам. Сгреб их в охапку. Потом пели песенки под гитару. Разогрели и доели кашу, которая комочками, но проголодались и поели с удовольствием.
Покормил Багиру – уже несколько недель он покупал для нее мясную «обрезь» на рынке, кто-то посоветовал – «дешево и сердито»…
Потом он вспомнил про смычок и конский волос из цирка – он был в наплечной сумке, она висела в прихожей на гвозде, волос лежал свернутым пучком в полиэтиленовом пакете.
Роман достал пучок конского волоса, он стал похож в руке на малярную кисть для побелки. 
Багира пристально наблюдала за ним, поднимала нос и вдыхала запах. Ромка пошел в ванную отмывать пучок от навоза. Под горячей водой с детским шампунем желтый конский волос делался понемногу белым. Несколько раз кошка тыкала Ромку лбом под коленки, так, что он едва не упал, мурлыкала, как бульдозер «Катерпиллер». Она явно хотела что-то сказать.
Все нюхала пучок конского волоса в руках у Ромки, тревожно поднимала нос, поднимала уши не как кошка, а как собака, вся напряженно вытягивалась струной, снова садилась.
- Что, милая, хреново тебе тут… Что же с тобой делать-то…
Багира вставала на задние лапы и лизала Ромку в лицо.
«Блин, сожрет кого-нибудь, - думал Ромка, сидя на борту ванны. – Силища-то какая… С нее станется, инстинкт выберется рано или поздно…»
Волос быстро высох, и Ромка стал изучать устройство смычка, чтобы заменить черный волос на белый. Платить шестьдесят рублей незнакомому мастеру – вот уж дудки! Мы и сами с усами!
Малыши спали.
Часа в четыре, под утро, смычок был готов. Все по науке, Роман долго разбирался, как вставить клинышек туда, где крепится пучок конского волоса, и как добиться, чтобы волос распределялся ровной белой полосой. Все получилось, он был доволен результатом. Натер измельченной в ложке канифолью для паяльника волос, даже потрогал им струны маленькой Лялькиной скрипочки, цепляется ли. 
И только тут обнаружил, что все это время, еще с раннего вечера, когда малыши по дивану прыгали, Багира сидит и молча наблюдает за ним. Не спит на своем шотландском пледе у дивана или на диване (тоже бывало) – а сидит и смотрит на него желтыми глазами. Это получалось – Ромка посмотрел на часы – она так сидит уже восемь, даже почти девять часов. Сидит и молча смотрит.
Роман прикрепил смычок внутри скрипичного футлярчика, закрыл его. Посмотрел на время. Без двадцати пять. Совсем светло. Совсем утро.
- Ну, пойдем, раз такое дело. Пойдем погуляем.
22
 
Огромная кошка в утренних сумерках без поводка шла впереди Романа. Светало. Изредка она оглядывалась, садилась и поджидала, пока он подойдет ближе. И снова поднималась и шла вперед. Не бежала – шла так, чтобы он мог идти в своем ритме шагов. 
Пахло осенью. Один раз она поторопила Ромку – потянула зубами за штанину джинсов, когда он остановился прикурить.
Она привела его к цирку. По его же недавним следам, надо полагать. 
Цирк давал последние представления в сезоне, карусель еще не разобрали, а качелей уже не было. Потрепанные афиши слабо трепыхались на двух круглых тумбах возле палатки шапито. 
Багира уверенно на неслышных черных лапах привела Романа к служебному входу.
Ромка поначалу мешкал, но потом бросил сигарету в урну у входа и повернул ручку двери.
За конторкой дремал огромный Селиван. Раскрыл глаза, улыбнулся Роману:
- О! Какие люди! Не прошло и полчаса! Да и время – самый полдень!
И увидел Багиру. Встал меденно и так же медленно сел снова.
- Э-э… Ух епть… Ты… Ээ… Вы… Где это взял?.. 
Багира огляделась и пошла по коридору. Она не пошла к арене, она шла к клеткам. 
Оглянулась, идет ли Ромка за ней. Он пошел. Селиван бросил свой пост и тоже двинулся следом. 
Они прошли мимо дремавшего слона, мимо лошадей – русских тяжеловозов, мимо проснувшихся голубей, зевал огромной пастью лев Цезарь, открыл глаза, увидел Багиру, встрепенулся. Она не обращала ни малейшего внимания, она шла вперед. 
Последние метры Багира двигалась безошибочно, она пролетела их бесшумно и молниеносно, не оглядываясь уже и не присматриваясь к обстановке, словно знала заранее. Она взлетела на клетку с пантерой, сверху тоже были стальные прутья. В соседних клетках проснулись два леопарда. Но ей нужна была именно эта клетка. 
Там стояла, подняв голову, такая же «ослепительно-черная» пантера, покрупнее Багиры. Багира спрыгнула на пол. 
Они смотрели друг на друга янтарными глазами. 
Багира сделала неслышный шаг вперед и ткнулась лицом между прутьев решетки. 
Запах. Запах цирка. Запах матери. 
Носом прямо ей в нос уперлась пантера изнутри клетки. Мама. 
Ромка и здоровенный Селиван растерянно смотрели на них. 
Дома у Ромки спали в кроватках малыши: Тимошка и Лялька.
 
Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.