Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Наказание

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

На дурноезжем 

В хозяйстве племзавода на последней неделе июня, пока не огрубла трава, не пошла в дудку, начинали закладывать естественный травостой на сенаж. Брали траву с болотных неудобиц всё больше литовками, а где не было кочкарника и поровнее – конными косилками. В первой десятидневке июля начинали валить сеяные травы: костёр, тимофеевку, люцерну. В августе – молочной спелости викоовсяную смесь.

На сенаж требовалось не более четырёх возчиков. Туда зачисляли ребят покрепче, чтобы каждый мог хорошо подцепить и скинуть вилами сырую траву, заехав в силосную яму. В это время распорядитель работ, полевод Лукин Семён Иванович, знал, кого отметить вниманием, кому нужней была копейка. Чаще всего это были ребята-подростки из многодетных семей, уже много чего умевшие. Но и до сенажа, до стогования сена можно было о-го-го как неплохо заработать на прополке турнепса, кукурузы, шкурении стволов берёз и осин на черни, оглобли и другие хозяйственные нужды. Но совхозные отроки считали настоящей работой ту, где непременно участвовала лошадь, а всё остальное было нарушением неписаного протокола. И даже когда ещё свежесрубленные берёзки лежали в слезе, мало кто шёл на шкурение – несмотря на достаточно высокие расценки. Даже мужики охотнее взялись бы за эту работу, чем за низкий тариф на подёнке.

Отроки в это не сенокосное время больше находились на берегах водопойных прудов, в поездках на рыбалку, а в семьях, что покрепче, носились на отцовских мотоциклах. Бывало, Лукин не сразу и сыщет охотника топтать глину для обмазки щелей коровников и саманных построек. Но когда начинался сенаж, те, кому и рубль был вторым делом, толпой ходили за бригадиром полеводов и буквально ныли: «Семён Иванович, возьмите меня, возьмите меня». Пристально глядели, как он запрягает в дрожки лошадь, даёт последние указания, заглядывая в записную книжку, выкрикивает:

– Пашкевич! Гулевич! Дорошкевич! – и дальше, – Чучалов! Где Чучалов? Живо на погрузку зерна!

Когда начинали стоговать сено, Дерик Чучалов знал, что не надо проситься в первый набор. Бойкие мальчуганы всё равно бы оттеснили на задний план, да и их родители хаживали в маленьких начальниках: бригадиры, механики тракторного парка, агрономы, зоотехники. И пристроить сына, тем более, что он сам просится на дело, чтобы меньше праздно болтался и безобразничал, исполнить желание малого – это святая обязанность отца.

Уже собрали третье звено на стогование сена. Кончалась вторая неделя заготовок. Работа перемещалась дальше, а на первом и втором полях восстановилась полная тишина с зародами сена, обозначавших ещё более глубокое и осмысленное молчание.

Работа на конных граблях, быть копновозом для Дерика считалось большой романтикой, успехом личной карьеры. Ведь и начальствующие отцы счастливчиков для престижа сажали своих чад на доверенных им выездных лошадей, сами, запрягая в свои ходки, двуколки и одноосевые таратайки простых кляч, а то и просто использовали личные средства передвижения – мотоциклы.

Дерик смотрел с завистью, как одна группа, другая выезжали сначала спокойным шагом. А потом, с глаз долой управляющего, полевода и конюха, спускались в лог и, поднявшись на гриву, заросшую молодым березняком, выезжали на полевую дорогу, сначала рысью, а затем вмах проминали доверенных им красавцев. Удовлетворив личное самолюбие, переходили на скорый шаг.

В эти полмесяца сенокосной страды Дерика посадили на самую большую, гнедой масти, клячу – жеребую Медогонку, таскавшую волоком брёвна на пилораму, теперь топтать смешанную с конским навозом глину для обмазки щелей коровника на целых четыре дня. Счастливчики, проезжая мимо, жонглировали фамилией Дерика, называя его и «чудо болотное», и «чудак-рыбак», и «чудилище, поймал дерьмо на удилище». Даже внешне Дерик выглядел чудаковато – будто звёзды считал.

Когда формировали третье звено, где главным был Яков Михайлов, Дерику, как работящему и безотказному, полевод предложил вакансию копновоза: «Что ж, иди, коли так рвёшься на сеноуборку». Но Дерик хитренько отказался. Мол, привык к ошкурению стволов, мол, потерплю. И хотя вся слеза, от которой легко отслаивалась кора, особенно у осины, высохла, предложение Лукина было не очень заманчивым. Лошадей самых резвых уже разобрали молодцы бригад Антона Пашкевича и Егора Ванькова. Когда Дерик сверялся в конторе по нарядам на каждый день, то по бухгалтерским расценкам шкурение стволов ценилось очень хорошо и было сравнимо только с прополкой моркови. В день выходило по три с половиной рубля, когда грузчики, возившие из города комбикорма, зарабатывали всего по рубль сорок – рубль пятьдесят. У местных каменщиков получалось в день по три рубля, так же как и у пастухов. По рубль двадцать в день платили за топтание глины, но там работы было всего на четыре дня.

Дерик работал прошлое лето у Михайлова Яши и хорошо знал, что такое работать у суетливого Яшки-Карбида. На работе Яшка всех подгоняет, орёт утром громко, к вечеру охрипнет, голос потеряет, а не утихает. Сам Яша – коротышка, не то что гигант Антон Пашкевич, а если сам коротышка, то и всё мелкое, короткое. Бабы-накладчицы ленивые, копны кладут мелкие. Антон Пашкевич как начнёт формировать зарод, то копны заставляет возить более центнера. У него и без перекидки треть зарода уже есть, а Яков-то и на четвертинку недотягивает. Бывало, заставит копёшками рабочее место, черенок вил на рычаг поставить негде. Так по верхам и суетится, пупом работает. Лошади у Яши-Карбида самые ленивые, спокойные, чтоб ребятишки, основная часть его рабочих, не поразбивались. Это была пара высоких большеголовых кобыл по кличке Груша и Галка. На этих клячах Яшкина мелкота выглядела бедуинами на белых верблюдах.

Больше недели после того, как Яшка-Карбид сформировал своё звено, шли дожди. Вроде сухо, вроде вышел момент, навёрстывай упущенное, а начнут основу зарода, тут и дождь посыплет, сено перемочит. До обеда все ждут погоды, авось за полдень сухо будет, глядишь, часа четыре можно поработать. Ожидавшая ребятня в орлянку играет на расстеленной фуфайчонке, мужики в очко да в ази картишками перекидываются, а шкурить стволы можно и при дождичке.

К этому времени разнотравье уже пущено на сенаж, повалены костёр и тимофеевка. Ждали только безоблачного неба и большого тепла. Тепло наступило. За два дня всё обилие скошенных трав не только просохло, стало при укладке шуметь, терять полезные витамины, превращаясь в малопитательное быльё. По совхозу объявили ударный воскресник до тех пор, пока не будет убрано основное сено. К восьми часам утра, кроме уже задействованных заготовителей, народ шёл как на сабантуй. Шли строители – из них сформировали два звена. Шли из ремонтно-тракторной мастерской шоферы, слесари, токари во главе с медником Гришей Жеребцовым со своим подручным инструментом. Все рабочие лошади уже были разобраны.

К Дерику полевод подошёл буднично.

– Иди к Ермолаеву, бери Василька, сбрую и к Ивану Рябко на подскрёбки. Грабли стоят в поле. Смотри, тебе Василька доверяю, будь осторожен. Рогов давно на нём не ездил.

Василёк числился прикреплённым к Роману Рогову – заместителю директора совхоза. Василька хотели сделать племенным жеребцом, на весёлую жизнь растили, да главный зоотехник Головко остановил задумку. Нечистокровный! Нечего табун в ублюдков превращать! И жеребчика, уже вкусившего сладость размножения, кольнув иглой, сделали пробником; но всё равно привилегий у Василька было много. Целый день на ногах на вольном ветре. За два-три года при Рогове еды было вдоволь. Поедет Рогов на выпаса, а там, смотришь, к коровьей еде пристроит, овсяную дроблёнку и жевать не надо. Заглянет на сушилку – там пшеница, ячмень. До города хозяина прокатит – там весь день комбикорма на заезжем жуй, пока с путей на машине до тракторных саней муку в мешках возят. Да мало ли укромных уголков с едой вкусной, только шевели мозгами, припоминай. Сбруя латунным набором вся сверкает. Хозяин в денник заходил с кусочком комкового сахара на вытянутой руке. Потом всё постепенно прекратилось. Василёк видел, как хозяин подъезжал на вонючем самокате, входил и выходил обратно, уезжал в жаркое время, оставляя по дороге густую пыль. В общем, сам не ездил и другому хозяину не передавал. Зимой целый день в деннике с необъезженными лошаками, на морозе пожуй-ка солому. Солома жесткая, не питательная, мяконька, как травка, редко бывает. А так как Василёк помнил, где наслаждался вкусным поеданьем, то он перемахивал ограждение денника в слабом месте и до вечера шлялся у коровников, зернового склада, где мельник и скотники-разгильдяи оставляли полыми ворота, а там всегда есть ларь, куча зерна, и можно было попировать.

В марте, когда стояли солнечные дни, начиналась жизнь. Молодняк то и дело ировал, прыгая друг на друга и награждая обидчиков ударами задних ног, кусал друг другу гривы. У Василька, пока он возил Рогова, была не грива, а причёска, похожая на шлем римского легионера. Грива так и не отросла за время отсутствия хозяина. Когда Василёк прыгал на молодёжь, то всё равно получал сдачи ровно великовозрастный болван, но он умел хорошо обкусывать хвосты соперникам, вовремя избегая ударов задних ног.

Старший конюх Иван Ермолаев (в посёлке его звали Рыжий) сбрую, в которой ходил Василёк, не выдал, а стал подбирать близкое по размеру – хомут с обнажёнными клещами, тогда как на директорском была изящная покрышка чёрной кожи. Шлея сделана из сыромятных ремней и такой низкой выделки, что, когда-то раскиснув под дождём, а потом, высохнув, стала костяной, и казалось, что вот- вот изломается от энергичного обращения.

Вместо дорогой спортивной узды с латунным набором, которой можно легко управлять молодым жеребчиком, Рыжий нашёл подобие узды, изготовленной из прорезиненного полотна трансмиссий. Такую узду без барашка приходилось снимать при разнуздывании и надевать при внуздывании, что было крайне неудобно. Вдобавок на парадной узде Рогова были тяжёлые ременные поводья, которые приятно пахли дёгтем. При таком снаряжении появлялась уверенность обладания ситуацией при быстрой езде. Здесь же поводьями служил тонкий пеньковый неразмятый канат. Дуга досталась настоящая, директорская. Вожжи Ермолаев выдал новые, тесмённые, из пачки, за что заставил расписаться в журнале, предупредив: «Проворонишь – вычту!» Ермолаев знал, что отдай директорскую сбрую в работу – неприятностей с Роговым не оберёшься. Кожух хомута пошёл бы на обсоюзывание валенок, поводья, гужи – на плетение бичей.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.