Александр Давыдов. Немного человеческого счастья

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Александр Давыдов

Просмотров: 582

2021 год, Выпуск № 4

ДАВЫДОВ Александр Николаевич родился 31 марта 1958 года в Прокопьевске. Работал на заводе, служил в армии. Окончил Кемеровский государственный университет, факультет романо-германской филологии. Работал преподавателем английского языка. В 90-х руководил строительным кооперативом. В дальнейшем работал директором малого предприятия. Публиковался в журнале «Огни Кузбасса». Живет в Кемерове.

 

НЕМНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СЧАСТЬЯ

рассказ

 Работник в сфере недвижимости Вера Зонтова, из-за крупного телосложения прозванная за глаза девочками из агентства Кувалдой, мечтала об отпуске. Мечтала, как о давно заслуженном, выстраданном упорной работой трехнедельном счастье. Она представляла, как ее босые ноги с перламутровым педикюром будут ступать по горячему белому песку пляжа где-нибудь в Египте, грезила о ласковом море с прозрачной водой и разноцветными рыбками, о шезлонге и веренице коктейлей, наконец, о смуглом красавце арабе, который, подвернись такой случай, обратит на нее внимание как на женщину.

Сейчас она вела свой подержанный «матиз» на последний в этот день адрес. Ехала мимо хрущевок с облупленными фасадами и замызганных частных домов, сквозь перекрестки и железнодорожные переезды, все дальше от центра города и мечтала о пальмах и щедром солнце. Последняя сделка, сделка выгодная, денежная, после которой эта мечта станет реальностью. Хотя, это Вера знала по опыту, полностью отрешиться от своей работы она не сможет даже на берегу Средиземного моря. Кусочек провинциального города, куда ей придется вернуться, чтобы продолжать заниматься тем, чем она занимается, будет тлеть у нее где-то внутри и отравлять отпуск.

Квартиру, на которую сейчас ехала Вера, уже согласилась взять молодая пара; алкаши, что ее продавали, были полностью в Вериной власти, так что сделка должна была пройти без затруднений. Она ехала с тем, чтобы проследить, что ничего не сорвется, что не возникнет в последний момент какого-нибудь ушлого конкурента, способного перебежать ей дорогу. Увы, в последнее время дела шли плохо: слишком мало осталось пьющих семей, еще владеющих собственными квартирами, слишком много желающих заработать на перепродаже. Да, она не любит своих коллег, этих ласковых гиен с елейными голосами. Стоит зазеваться – вонзят нож в спину.

Именно потому, что она старается вести бизнес честно, ей так тяжело. Хотя зарабатывать еще можно, растрачивая нервы и силы. Диалектика жизни. Кто-то лишается средств к существованию, спивается, опускается на дно. Кто-то, напротив, идет в гору. Она лишь посредник, помогающий недвижимости сменить хозяина. Поэтому ничего личного, никаких угрызений совести. С ней ли, без нее, но это произойдет. Она еще действует по-божески, не то что другие.

Спальные кварталы сменились редкими, вытянутыми в линию у дороги жилыми домами, они перемежались гаражами и базами. За линией домов вставали безжизненные корпуса производственных построек. В Вериной голове сами собой всплывали заученные, подходящие к тому или иному случаю рекламные заготовки для покупателей:

«Конечно, немного далеко от центра, но остановка буквально в двух шагах от дома. К тому же район мало заселен, не так шумно вечерами».

Вера завернула за одну из кирпичных пятиэтажек, припарковала машину во дворе. Переполненный мусорный бак, сломанные качели между ржавыми столбами.

«Что важно – окна квартиры выходят во двор. Да, по дороге ездят грузовики, но во дворе спокойно, уютно, есть где поиграть детям. Ах, у вас нет детей? (Изобразить игривую улыбку.) Будут, непременно будут – теперь, когда у вас появится собственная квартира».

Вера вылезла из машины и, грузно ступая, двинулась к подъезду. На плечах ее была новая шуба. Не норка, увы, нутрия. К тому же Вера подозревала, что девочки из агентства, в котором она работала, лукавили, когда наперебой клялись, что шуба ей идет. «Ну девочка, чисто девочка!» – восхищенно качали они головами. Теперь Вера определенно чувствовала скрытую в восхищении насмешку: шуба теснила, рукава явно были коротки.

Везде обман, везде развод. Что с шубой, что с работой. Но Вера закалилась и ожесточилась. Она многое готова вытерпеть, на многое пойти ради белого песка и пальм под лазурным небом.

А шуба – что ж, шуба – необходимый элемент для работы деловой женщины, занимающейся недвижимостью. Какой бы шуба ни была, на Вериных клиентов-алкашей она, несомненно, производит впечатление. Вступить в их нищенскую квартиру вот так, в расстегнутой шубе, чтобы из ворота свешивалась золотая цепь с кулоном – уже полдела. Шуба сразу показывает, кто есть кто. Придает тебе веса, заставляет слушать тебя с должным уважением.

Вера подошла к обшарпанной двери, прислушалась. За дверью громко разговаривали, смеялись, звенели стаканами, визгливый женский голос норовил затянуть песню, но срывался в хриплый кашель.

Она требовательно постучала. Раздались шаги, и дверь распахнулась. В сборе все семейство: Тамара, пока еще хозяйка квартиры; за ее подол с двух сторон держатся дети, девочка и мальчик; ее муж Федор. И еще какой-то незнакомый мужик (сосед Вася – так его представили). Все взрослые пьяны, по лицам блуждают блаженные улыбки.

Вере здесь определенно рады:

– Здрасте, Вера Павловна. Добрый день, Вера Павловна. Опять к нам, Вера Павловна?

Ее любят. Побаиваются немного, но любят. Она появилась в самый кризисный, тяжелый час и разом решила все проблемы. Теперь им есть что выпить, есть чем закусить. Больше не досаждают работники РЭУ, грозя отключить воду и электричество. На скромный аванс, что Вера им выдала, уже который день продолжается праздник. Их счастье – полное, без оглядки на обстоятельства и раздумья, этакое лихорадочное веселье.

Вера даже, как ни странно, им немного завидует. Почему, чтобы стать на три недели счастливой, ей требуется тяжело работать весь год, а этим «клиентам» для счастья нужно только много выпивки и они получают всё вот так, сразу? Конечно, только до того момента, пока не протрезвеют и не осознают, что оказались в хибаре за городом, но все-таки?

Оба мужика, Федор и сосед, худосочные, потертые. Ослабшие от спиртного и безделья. У Веры такое чувство, что она в силах взять любого из них за шиворот одной рукой, поднять над полом и встряхнуть. Жена Федора Тамара – поблекшая, уже совершенно не следящая за собой, не хватает переднего зуба. Неухоженные дети. Лица у обоих бессмысленные, взгляды как у отсталых. Впрочем, какие еще дети могут быть у алкашей?

– Ну-ка, Зинка, Петька, поздоровайтесь с тетей, – приказывает их мать.

Зина вынимает палец изо рта и говорит:

– Да-ду-де.

После чего снова кладет палец в рот. Мальчик только хитренько улыбается, смотрит на Веру, как на какое-то невиданное чудо.

– Петька! Слышишь меня аль нет? Поздоровайся с тетей!

Тамара тыкает сына в темя костяшками пальцев. В ответ тот прячется за мать, выглядывает из-за нее все с той же хитроватой улыбочкой.

Такая вот работа. На время сделки становишься этим алкашам кем-то вроде успешной, мудрой, опекающей родственницы. Приходится вникать в их проблемы, разрешать их споры, по-детски глупые обиды друг на друга. Журить за пьянство, но в то же время подкармливать мелкими суммами до окончания сделки, лишь бы не прошло у них состояние эйфории.

Боже, что за запах!

– Чем у вас так пахнет, Тома?

– Это мы, Вера Павловна, легкое купили, варим на ужин.

«Очень милая, уютная квартирка. Запущена, конечно, требует ремонта, как без этого. Но – постелить линолеум, поклеить обои, повесить занавески. Представьте, как все изменится. А запах – запах выветрится. Обратите внимание – вид из окна... (Нет, про вид из окна лучше не надо. Потухшие трубы остановившегося завода.) Зато с тех пор, как завод остановился, воздух стал чище!» 

 Вера побрезговала раздеться у алкашей и преет теперь в своей шубе. По-хозяйски ходит по квартире, рассматривает все еще раз. Тамара подобострастно ее сопровождает, сын следует за матерью, держась за подол, сверлит Веру маленькими глазками, хитро улыбается. Вере даже немного не по себе.

– Что он так на меня смотрит? Что ты меня так разглядываешь, малыш? – спрашивает Вера, стараясь быть дружелюбной.

– Нравишься ты ему, Вера Павловна, верно говорю, полюбил он тебя.

На стенах в зале древние грязно-зеленые обои, висят фотографии людей, в которых с большим трудом можно узнать нынешних обитателей квартиры. Федор и Тамара, нарядные и трезвые, стоят на ступенях загса: он – в темном костюме с галстуком, она – в подвенечном платье. А вот они в компании на отдыхе. Еще висит пожелтевшая грамота главе семейства – за какие-то особые достижения в слесарном деле.

«Содрать все со стен, протравить их от возможного грибка и насекомых, а еще поставить пластиковые окна – и, поверьте, квартира преобразится. Замечательное место, чтобы жить и растить детей. Кстати, гораздо дешевле, чем новостройка».

– Знаешь что, Вера Павловна, – вмешалась в ее мысли Тамара. – Не давай ты Федьке больше денег. Ведь все на мне, детей надо кормить да одевать. А Федька что? Разве он о детях думает? Шикует он, транжирит. Водку стал покупать в магазине, словно олигарх какой.

– А если не водку, то что? – удивилась Вера.

– Как что? – удивилась в ответ Тамара. – Спирт, конечно. Который в пластиковых канистрах.

– Зря вы столько пьете, Тамара.

– Зря, конечно, но ты и нас пойми: совсем нищета одолела. Нечем было питаться, пока с тобой не познакомились, хочется иногда пообедать, а дома шаром покати, лишь вода из-под крана. А теперь, когда все наладилось, как не отметить, не отпраздновать?

Ведь пойми, Вера Павловна, раньше Федька получал прилично. А потом завод закрыли, остался он без работы. Говорила ему, устройся куда-нибудь, так нет, абы куда ему, такому мастеру, гордость не позволяет идти работать. Сидел дома да выпивал, да и я с ним ради компании. Потом, делать нечего, устроился на базу грузчиком, да там не удержался. Другие там работают да на работе в обед и выпьют – и ничего, держатся. А мой не смог как другие, слабенький он по этому делу, выпьет – и уже работать не может, вот его и выгнали.

– А соседа этого зачем поите?

– Так мой Федька же рубаха нараспашку. Чуть копейка появилась – и все, готов на товарищей последнее спустить. Заходите, люди добрые, всех напоит и накормит!

Тамара говорила о муже, порицая его, но в то же время чувствовалась в ее голосе и какая-то гордость. Такой вот ее Федька – весь из себя и гордый, и мастер, и щедрый!

Вера приступила к главному:

– Вот что, Тома, завтра мы выходим на сделку. Заеду за вами утром, чтобы ехать к нотариусу.

– Как завтра? Уже? К нотариусу?

– Конечно. К чему тянуть?

У Тамары вдруг меняется настроение, она начинает, тихонько подвывая, рыдать, вытирая подолом слезы. Однако слезы ее легкие, мелкие, бездумные.

– Продадим вот квартиру, останемся без кола, без двора. Будем бомжевать всей семьей на улице.

Но Вера знает, как с этим справиться. Пресечь в самом начале.

– Ну-ка, прекрати немедленно! Опять за свое? Я же не на улицу вас выселяю, а в домик за городом, со своим огородом. Еще спасибо скажете.

– Ой, верно! – говорит Тамара и радостно, бездумно и легко, как и плакала, начинает смеяться. Ее слезы мгновенно высыхают, щербатая улыбка вновь сияет на лице. – Верно, Вера Павловна, как же я забыла. Домик с огородом.

– Так что утром чтобы все были на месте и трезвые. Это понятно?

Тамара энергично кивает головой.

Какой все-таки тошнотворный запах идет от этого варева из кухни! Дурнота подкатывает к горлу, к тому же Вере ужасно жарко в ее шубе. В квартире поистине египетская жара, в голове у Веры все путается, пальмы и кипарисы прорастают сквозь грязные обои, голос Тамары, рассказывающей что-то из своей никчемной жизни, доносится словно сквозь туман. Вера едва не теряет сознание, опирается на дверной косяк.

– Что с тобой, Вера Павловна?

– Открой форточку, что ли. Дышать у вас нечем.

Она должна быть сильной. Дожать ситуацию до конца, провести сделку. И тогда эта квартира с ее обитателями, с их блаженными пьяными улыбками уйдет в прошлое, забудется, как страшный сон. Очередной страшный сон. А пляж на берегу теплого моря станет реальностью.

– Кстати, а где бабушка? – вдруг вспомнила Вера. – Ей тоже надо будет ехать.

– Там она, в своей комнате, отдыхает.

Вера прошла в заднюю комнату, там на кровати лежала завернутая в одеяло старуха. Что-то в ее облике показалось Вере неестественным, подозрительным. Голова запрокинута назад, высохшие черты лица заострены, рот распахнут. И ни малейших признаков дыхания! Сердце Веры екнуло. Несомненно, это просто бросается в глаза: старая карга умерла и лежит тут хладным трупом бог весть сколько времени, а эти чертовы алкаши в праздничном угаре ничего не заметили!

Вера приближается к кровати, с отвращением касается старушечьей лапки поверх одеяла. Сомнений нет – это холодная рука умершей.

Надо, придется сообщить эту весть семейству, как ни противно потом будет слушать их слезы и причитания. Но человек умер, кому мать, кому свекровь, кому бабушка, и Вера должна это сделать.

Но вдруг ужасная мысль приходит ей в голову. Это что же получается? Полгода, пока не будет получено наследство на долю, с квартирой ничего нельзя будет сделать? Сделка не состоится?

Отчаяние охватывает Веру. Все пропало, все пошло коту под хвост: переговоры с покупателями, униженные подношения даме из опеки над несовершеннолетними, чтобы та дала разрешение на продажу квартиры, уже потраченные на алкашей деньги – ее собственные деньги! – которые они радостно сейчас пропивают.

Образ высоких пальм вдоль морского берега, образ, что стоял перед Вериными глазами и вот-вот должен был стать реальностью, вдруг исчез, испарился, стал невозможен, когда, казалось, до него рукой было подать. Она чувствует, что ее обманули, развели, и кто – эти опустившиеся людишки! Тяжелая злоба поднимается со дна Вериной души, затмевает ее ра-зум. Она еще не знает, что скажет «этим», но ярость клокочет у нее в горле, когда она вступает на кухню.

– Послушайте-ка, вы...

Но что это? Кашель из старухиной комнаты. Вера возвращается. Так и есть: едва заметное движение старушечьих век, поворот головы. Какое облегчение! Тело на кровати подает явные признаки жизни. Конечно же, это не смерть, конечно же, старуха просто мертвецки пьяна.

Значит, сделка состоится, Вера получит свои пальмы, и теплое море, и, возможно, загорелого араба, что подойдет вдруг к шезлонгу, в котором она будет лежать с коктейлем, и назовет ее, как у них там принято, Наташей.

Провожать ее выходит все семейство, все довольны. На лице мальчика Пети играет хитренькая улыбка.

– Значит, запомнили? – говорит Вера строгим голосом. – Завтра едем выписываться. Чтобы все были трезвые.

В ответ ей послушно кивают головами.

Вера достает портмоне и озабоченно роется в нем. Тамара и Федор следят за ее рукой. Тамара – цепким завороженным взглядом, Федор – с хмурым вожделением. Вера не спеша, со значением, достает купюру, качает головой, передает домочадцам.

– Итак, до завтра.

Поздно вечером мальчик Петя лежит в кровати и силится не заснуть. Он думает о большой шоколадной конфете, что на полке сразу за кассой в магазине рядом с их домом. Ничего в своей жизни Петя так не желает, как эту конфету, и у него есть план, как ее получить. Он понимает кое-что в этой жизни. Эта зачастившая к ним толстая тетя дает родителям бумажные деньги, отец покупает на эти деньги водку, которую они с матерью пьют, но от денег остается сдача, мелочь в карманах отца.

Теперь Петя слушает, как взрослые разговаривают на кухне: смеются, потом ругаются, снова смеются. Поют в три голоса песню, потом опять ругаются.

– Да я любой мотор!.. С закрытыми глазами!.. – кричит отец и стучит кулаком по столу.

Сосед дядя Вася глухо что-то возражает. Петя ждет того момента, когда родители начнут укладываться спать. Тут все зависит от того, насколько будет пьян отец: снимет он с себя одежду или завалится на кровать так, одетый? Если разденется, то бросит брюки, как обычно, на спинку кровати. И тогда мелочь из его карманов выпадет на пол.

Теперь Петя ждет этого звона. Нет, никогда он не залезет отцу в карман, это воровство, а воровать нельзя, он это знает; но мелочь на полу становится как бы ничьей, ее можно собирать с чистой совестью. Утром он встанет пораньше, когда родители с бабушкой будут спать, соберет монеты и отправится в магазин. Выложит мелочь на прилавок. Продавщица удивится, что у такого маленького мальчика столько много денег, но все равно даст ему большую длинную конфету, покрытую шоколадом и карамелью, с орехами внутри. Петя принесет конфету домой, развернет блестящую обертку (не полностью, только с одного края, чтобы можно было немного откусить и завернуть снова) и будет наслаждаться. Он никому не скажет про конфету, будет есть ее незаметно, маленькими кусочками и прятать то, что осталось, под подушкой. Завтра, это будет завтра.

Петя улыбается в преддверии этого великого шоколадно-карамельного счастья, что ожидает его поутру, и так, с улыбкой на устах, сладко засыпает.