Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
Пороки и пороги близки по звучанию… а по смыслу?
Ранее утро всегда бодрило Азею. Но сегодня ей, как никогда, хотелось «вылететь» из этой клетки, где она сидит с двумя земными бескрылыми «крысами». Кладовщицы-мошенницы в этот час без задних ног дрыхнут на нарах. Азее-птице захотелось ощутить, как прежде, высоту полёта; захлебнуться струями свежего воздуха; воспарить, обозреть сверху речку, колок, лес. И что больше всего обожала, заглянуть далеко за горизонт, где при свете луны под покровом марева таинственные горы.
Быть может, когда-нибудь в удушенном смогом городе кто-то, узнав, что было такое,… с сожалением скажет: Жили же люди! Жили и не знали, что дышать вольно свежим воздухом это величайшее благо, дарованное природой живому существу.
Было: разливалось утро и чистый туман, превозмогая свою тяжесть, вставал с пойм, с болотистых равнин, вспухал как на опаре, и творился в легкие облака и, соблазненный вольником, ветром, уносился, в неведомые дали на праздники, игрища, где скапливались ползуны-туманы, резвые бегуны-облака, мудрые степенные тучи. Пускались в молодецкие состязания огненные сабли. Шла круговерть потех. И канителили они друг дружку раскаленным оружием, озорно свивались клубами в кучу-малу. И, подкошенные, изливались они, пластаясь на поля, луга, леса. Ползли, весело скрываясь по руслам ручьев и речек. Чтобы потом снова встать и полететь. Это вечная круговерть - перемена состояний. Но появился хомо сапиенс (человек разумный) и неразумно стал распоряжаться этой вечной жизнью природы…
Азея верила, что и на том свете она будет вольной птицей. Предощущение будущей тоски по родным местам и встреча с новизной не отметали её блаженства, которое, как ни странно, посетило её здесь, в предварительном заключении. «Предварительное» - ровно перед какой варкой – вложила колдунья новое понятие в это слово. Она, кажется, смирилась с положением арестантки. Теперь она ощущала какое-то торжество. Сегодня у нее решающий день. Суд.
По длинному коридору Азею провели в зал судебных заседаний, который находился в этом же здании. Она удивилась, какой длинный дом. Когда ее привезли сюда, она не обратила на это внимания. В зале суда было чисто, ей показалось - даже уютно. Подсудимой указали место «на скамье». С нею рядом села адвокат Неля Григорьевна Костяева. В зале находилось несколько человек. Среди них Азея узнала Мурзина. Колдунья, глядя ему в «третий глаз», поклонилась, как важному, но незнакомому человеку. Вызванные на допрос две свидетельницы опоздывали. Секретарь объявила:
- Встать, суд идет.
В зале наступила тишина. Прокурор, глядя в листок, зачитал обвинительный акт.
Азея встретилась глазами с Алексеем Мурзиным, отцом пострадавшего - истцом. Она ждала прочитать в них ненависть, но увидела только досаду и сожаление. Прокурор зачитал обвинение, сел. Судья Воронова сказала: «Так как свидетели со стороны обвинения еще не подъехали, даю слово защите». Костяева, поднявшись с места, сказала: «Обвиняемая Стародубова признала свою вину в смерти Ограна Чащина. Поэтому я попрошу допросить свидетеля. Но так как свидетель плохо слышит, с ним находится его двоюродная внучка Ирина Чащина».
- Введите свидетеля Чащина. - сказала судья.
…Утреннее предчувствие торжества Азею не обмануло – перед ней словно не было долгих годов. Она верила, как она верила(!), что он тогда погиб. Что духи ее предков захороводили его в горячий зыбун.
Не потому, что судья назвала имя Ограна, а по каким-то иным признакам, хоть и во внешности ничего не оставалось прежнего, Азея узнала его.
Годы - крохоборы выканючили все привлекательное, что дадено молодости, а шальной случай пустил пустоцветом этого человека по земле. И вот беззаботник буян-ветер прикатил к тому месту, к той траве, которая некогда оказалась сильней. И отняла у его корней влагу жизни, обрекая на жажду, пустила, как Силагинелу* по свету в поисках волглых приютов, так и не повстречавшихся ему.
Смотрит Азея на Ограна и диву дается: вот как иссушает людей время!.. Стоит, опираясь на батог, щупленький старикашка, полуглухой, почти слепой. Напоминает чем-то осиновый зимний листик, случайно не опавший осенью. Держится он за ветку слабым кулачком, боится упасть на белую ровнь. Сморщился, отяжелел от снега. Одиноко, зябко ему на незнакомом ветру. Старик в массивных, сильно увеличивающих стеклах очках, повел взглядом по залу, скользнул по колдунье, но не задержал его - у Азеи по телу пошел озноб.
А когда-то Огран казался красавцем великаном, да и она была себе богатырессой: всё в своё время.
Старику предложили сесть на скамью.
Судья Воронова, прежде всего, обратилась к девушке:
- Встаньте за кафедру. Скажите суду, кем вы приходитесь Ограну Никитичу Чащину?
- А я это… внучка ему, сродная…. Ой!.. правнучка. Мой отец был внуком брата дедушки Ограна.
Огран сидел чинно, сложа руки на коленях. На ушах слуховой аппарата, на глазах толстенные стекла. И все равно это вооружение слабо помогало ему – туго доходил до него окружающий мир. Старик был блажен в себе, умиротворён.
Азея отметила: «Сидит, как отпарúвшийся в лютую стужу от стаи, рябок».
Звуки он улавливал, но различал худо. Более-менее понимал лишь правнучку Иришку. Та, закончив десять классов, работала трактористкой, но большинство свободного времени отдавала дедке Ограну, которого любила за его необычные рассказы и сказки.
По своему толмачила Иришка деду: ударяла его по руке, или сжимала, гладила. Это был только их язык и ничей больше.
- Вас зовут Огран Чащин, живете вы в Часучее.
Внучка громко повторила слова судьи:
- Дедушка, они сказали, что мы живем в Часучее.
Дед, приставив к уху ладошку ковшиком, кивнул головой.
- Скажите ему, - продолжала судья, - что он должен говорить только правду.
Девочка прокричала в ухо деда, чего просила судья. Она увидела в руках судьи деревянный молоток и подумала, что судья за неправду может шарахнуть по лбу.
- Что вы можете сказать по существу дела? - продолжила судья.
Когда через Иришку до старика дошло, что от него хотят услышать, он с охотцей шевельнулся на стуле:
- А-а-а!.. Про колдовку? Но дак ить… можно рашкажать, - шамкая и глуша звонкие согласные, начал Огран, - Я, паря, одному хвостогону из области рассказывал это. (Старик имел в виду Венцова, который настоял на его вызове в суд в качестве свидетеля). Знавал я одну близехонькё. Это, паря, на прииске было. – Старик внезапно замолчал. – Любливал ажно, уважал. – И опять провалился в память. А потом мерно стал повествовать:
- Робили мы артельно. По добровольному рукобитью. Евлампий Шестаков у нас за старшого. Он кабыть геологом был. Наша старательская артель, сказать, ухватиста была. Многим виделась – мошниста. А како мошниста: большинство нас из недостаточных. Распарились мы на две кучи, по четыре. Верно, тот год был удачливым – хошь беги с прииску, не то озевают.
Евлампий Шестаков, да с ём трое у речного яру моют, а мы наша, стало быть, половина, шурф зачали бить выше по пласту. А сланец, холера – порода подвижна. Берётся, верно, легко…. Но колодец осадили обвязок на восемь, вороток поставили. Это чо же, - старик помолчал, - однако на пятом метре валун матёрый попался. Мы, паря, его обогнули. Ишшо на метр-два углубились. И аккурат под валуном пирит попался. У нас сумленье, а может и таракашки тама.
- Деда, - обратилась Иришка, - какие таракашки?
- Дак «каки» – обнаковенны – золото мы так звали, самородочки. А собачка у воротка худа была.
- Стопор, деда, так и говори, - Иринка уже знала этот рассказ.
- Но-о, штопор. Эдак, эдак. Мы уж до плотика дошли и рассечки по обои стороны зачали бить. А воротошник, Петька Давыдов, лохмач неумытый, полоротай был, хоша и вёрткий, спесивый, волок бадью, а она как раз размахнулась – тресь в валун. Руки у него сорвались с ручки-то, а штопор возьми, да и перевертанись. Ручкой ему по кумполу – он с копылков, да и не зевнул ажно. Бадья прямо на голову моему спарнику… - в лепёшку. Я сидел черень крепил у кайла. Камень отлетел и звезданул меня в бок, убил печенку, и ребро - тресь пополам. Я в омморок. Как вытащили, не помню. Очухался тока в избе колдовки…. Ить выходила! О-о-о умна баба была колдовка и её добрее я уж не видывал позже. Много умела Азея, царство небесное ей! Земля пухом…
На вопрос, что он знает о судьбе её, старик ответил:
- Дак, давне-е-енько, ишшо до войны, говорят, померла Азея. Кто-то мне сказывал, как прииск закрыли, так она и погинула. Но да всё одно бы не дожила до теперича.
Женщина судья задала вопрос свидетелю:
- Почему вы внезапно покинули прииск?
Когда правнучка втолковала, он понял вопрос, замешкался, видимо, соображая, зачем же все это понадобилось им.
- Я не спокинул. Ушел пехачём к Петьке-шаманчику. Тунгус был шаманчик, тоже силен, но Азея всё одно шибче его колдовала, – чтоб отсушил он меня от неё. – Огран махнул рукой. – Но да никаво. Шаманил, шаманил – никаво. Я, паря, и подался на Онон к брату, подале от неё, чтоб позабыть. Охотничать зачал, втянулся. Но никаво меня Петя-шаманчик не отсушил от Азейки. Сколь годов я, паря, по ей тиранился. Так и не жанился… из-за нее…. Маялся я по ей, покойнице.
- Вспомните, пожалуйста, что могла делать Азея, - спросив разрешения у судьи, задала вопрос защитница Костяева.
- Ладить людей могла… Одинова коней выворожила: у управляющего – мне это доспелось знать – коней непогода угнала, гроза, трое суток искали. А она за одну ночь слетала и сыскала.
- Как слетала? Она что, летать умела?
- Но, дак ить.
- Как летала? Вы видели?
- Видал – просто подтвердил старик.
- Расскажите нам.
- Дак чо говорить?.. Пых, паря, и полетела!
- Деда, им всё в подробности надо рассказать, - четко отделяя слова, объяснила Иришка, - они не верят, что ты видел. Они спрашивают обмана, не было ли.
- Какой омман!.. Попервости, по молодости лет я тоже думал, омрачает нас всех колдовка. А единова во время её лёту – мне одному весть была, когда Азейка летает по нёбу, а замуж за меня не хочет – пришли мы в полнолунье к её избе с ружьями…. И вот из трубы вылетела она. У человека силы поболе, чем у птицы. Поймаю, думаю, и испрошу слова у неё, ежели взаболь, взаправду она делается птицей, зараз узнать, не врет ли Азейка, что летает. А Котька Шалобан, тот ни перед чем не зробеет, но дак ить взял да пальнул в птицу, поранил в крыло правое.
Азея до сих пор думала, что стрелял в неё Огран.
- В избе тишина. В дверь поторкали – ни слуху, ни духу, - продолжал старик, - мы смикитили, окошко рассадить. Лежит нагишом Азеино тело без души на полу попонкой черной маленько принакрыта. Права рука, верь-не верь, поранена, из раны кровь текёть. Шалобан с перепугу уронил птицу на тело Азеи, та сперва мыргнула, а потом очнулась. Душа в её перескокнула из птицына тела. И помела нас сухим-немазаным. – Старик вздохнул, приподнял очки и пальцем почесал внутренний угол правого глаза. – За то и принял я вековечную муку. А Азея, земля ей пухом, и не узнала, кто в неё стрельнул. А знали мы с Котькой Шалабаном, открой я ей, она бы его живьем в землю тут же вогнала. Котька, не приведи господи, варнак какой был… из чалдонов. Ему тоды коло тридцати маячило. На восьмой день Шалобан сдичал и окочурился.
Судья хотела задать какой-то вопрос, но старик, не слыша, или предугадывая недоверие к его рассказу, продолжал:
- А теперь мне уж нихто не верит. Ни-ихто. Кабы покойница воскресла, она бы уж вам всякой всячины порассказала. Сенька Каверзин сдурел, и… и все. В сосновый кустюм одели. Егорка Полозов на месте подох. Воскресни покойница - она бы вам еще много экого порассказала.
- Она жива, Огран Никитович, - заметно волнуясь, говорит судья Арина Воронова.
Зал заседаний суда замер: как отнесется к этому старик? Все, боясь скрипнуть шеями, бегали взглядами с Азеи на Ограна и обратно. Даже дама, раздражавшая всех громким сморканием, приложив платок к носу, выгусила шею вперед, стараясь дышать через рот.
Огран на Иришкино толмаченье молчал.
- Жива Азея, - повторила судья.
- Жива она, Азея-то, деда, - заострила правнучка.
- Жива, жива, - механически согласился старик. Словоохотливость его потерялась в тех далеких думах. Думах и облегченных, и отягченных вековой мукой. И вновь, уже в другой чужой обстановке больчее и слаще вырисовывалась его не то быль, не то мечта, теперь не различимая, как бы слившаяся в одно. И стояла в глазах теряющих реальный мир и не способных закрыться на мир иллюзорной мечты, его Азея. Сидел он, подперев голову кулаком.
- Подойдите к нему, - попросила судья Азею.
Та встала перед стариком. Он поднял на неё массивные очки, пристально посмотрел и вновь опустил голову.
Азея села на подставленный ей стул. Она ещё умела волноваться в полный накал, хотя давно об этом не знала. Ведь она и вправду верила, что Огран утонул тогда в болоте, в зыбуне.
Старик подался вперед и медленно поднял взгляд, теперь он видел её лицо. Закрыв глаза, он отвернулся и целую вечность возвращал голову обратно. Зал не дышал. Упавший из рук секретаря на сукно стола карандаш наделал грома…. Все вздрогнули.
- Азея… - просто, как будто хотел о чём-то спросить, о чём-то совсем мало интересном, сказал Огран.
- Азея?!.. – Он нахмурился, силясь, что-то припомнить. – Ты за мной?
Она мгновенно гулко отдалилась от него за семь верст и сделалась огромной, как пожар. Тут же напористо приблизилась холодной лавиной потопа.
- Огран Никитич, как здоров?… - громко приветствовала Азея свою юность.
Он хотел что-то сказать. Дрогнули, как у обиженного младенца губы, одна бровь нервно упала вниз, другая тут же вспорхнула крылом. Старик обмяк, в правом глазу появилась «золотая слезинка»… Азея вынула из кармана своей кофты кумачовый платок и подала ему. Старик взял его долго смотрел, потом сжал в трясущийся кулак. Его увели, так и не добившись больше ни слова.
И никто не узнал, что понял старик. За три дня его сознание медленно потухло навсегда…
Ввиду неявки свидетелей со стороны обвинения, суд перенесли на следующий день.
* Силагинела – растение в Южной Америке. В засушливое время года вытаскивает свои корни из земли и катится до тех пор, пока не попадет на влажную почву. И продолжает расти на новом месте.