Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Колдунья Азея (роман) ч.3

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

В белый свет, как в копеечку

Это случилось во время болезни Ограна.

Паулина Осмухина была женщина себе на уме. Жила она, поживала и стала пожилой и грузной. Сало на горбушке стало: как бы противовесом ее матерых грудей. Ведерные ягодицы качались на копчике как на коромысле, что перекинуто через одно плечо. Она «смкитила», что Азея в чем-то права. Зайда как сквозь землю провалилась. И золотое обручальное кольцо, самый дорогой подарок ее покойного мужа Кантельяна, как в воду кануло. Последний раз она видела его (действительно в воде), в стакане - в подполье. В ней зашевелилось недоброе предчувствие. Тут до нее туго дошло, что Кантельян ее не с араки сгорел, как утверждали его супряги, а был отравлен, как набоб, кому-то ставший поперек горла. Добро, что они с мужем спешным часом спрятали запасы золота и дорогие вещи в лесу, в надежном месте. Кантельян в те дни имел тревожный, озабоченный вид. А денежные сбережения положили на имя его старушки тетки, которая жила в Новотроицком Промысле, на реке Унда. При денежной реформе эти накопления все равно «сгорели».

Азея открыла глаза. За окном непроглядная тьма. Что же ее разбудило?.. Лил дождь. Порывами ветра дождинки ударяли в ставни окон, будто кто огромный поливая из лейки, монотонно покачивал ею то вперед то назад. Стучал ставень. «Вот что разбудило» - подумала Азея. Но тревога не уходила. Она вспомнила отрывки сна: лицо мужчины в отблесках пламени факела, и за ним фигура женщины в полумраке.

Сначала она услышала шлепающие по мокрохвостице шаги. Потом в дверь постучали. Она ждала этого стука, но подходить к двери не торопилась.

- Какой гонец, с доброй или худой вестью? - спросила Азея, показав жестом проснувшемуся Ограну, чтобы он молчал.

- Откройте, пожалуйста, добрая хозяюшка. - Елейный женский голос. - Весть не для вас, а для вашей гостьи Паулины.

- Утром приходите, сударыня. Паулина больна, а весть можете передать через меня. Проснется, я передам ей. Если это добрая весть, а худая… - ей вредна.

- Срочно! Лично!!! Дело не терпит отлагательств.

- До утра не потерпит?

- Ни минуты, сударыня Азея.

- Тогда обожди чуток. - Азея намерилась подергать за жилку, которая была соединена с поварней. На том конце ботало, а в поварне два мужика Антон и Егор. Правда, ее взяло сомнение, вернулись ли они из лесу. Она примолкла, раздумывая, как ей поступить. Ограну резкие движения делать опасно. Азея чувствовала, что девушка не одна, возможно, с ней двое - трое. Колдунья была прирожденная пародистка: умела подстраиваться под чужие голоса и манеру речи.

- Зайда, ты ли это? - спросила Азея болезненным голосом Павлины.

- Тетка Паулина, это я. Я тебе новость пришла сказать.

- Говори, я слышу.

- Только в твое ухо. Другие уха не должны слышать.

- А Ипат с тобой?

- Евпатий рядом… - замешкалась женщина и как бы вдогон, - он на речке в своем шитике ждет тебя.

- Обожди чуток. - Азея замолчала, соображая, что ей делать.

Молчание затянулось, стук в дверь прекратился. Через минуту раздался стук в ставень. Явно здоровым мужским кулачищем. Потом подобный гром повторился. А следом в ставень стали тарабанить.

- Я знаю, - мужской раздраженный голос, - ты, ведьма, насильно удерживаешь Паулину. Отвори сей момент дверь, не то придется выкуривать тебя из твоей берлоги огнем.

Огран сел, отбросил плед, поставил ноги на пол. Азея рванулась к нему и зажала рот рукой.

В ставнях были маленькие смотровые отверстия. Азея увидела и поняла, что угрозы были не напрасными. Ночные гости натаскали под окно травы-ветошанки и хворосту.

- Последний раз предупреждаю, не выпустишь, ведьма. Паулину - сгоришь вместе с берлогой, - угрожающе категорично заявил Ипат.

- А я первый раз тебе говорю, - не вытерпел Огран, - если ты мигом не уберешься, сволочь, тебя унесут отсюда в деревянной одежде.

- Ах, вот оно что!.. Там и гренадер с ними… Тебя мы не тронем, болван, выпусти Паулину и досыпай с ведьмой. - Молчишь? Ладно. Сейчас вы все поджаритесь там.

Ипат бросил клок травы под окно и поджог кусок бересты, для острастки. Он знал, сгореть никто не пожелает - выскочат в дверь. Стена была мокрая от дождя, и волглая трава, загорелась не сразу. Ипат наклонился за хворостом и тут получил стрелу в левую ягодицу. Вскрикнул.

Егор первый раз стрелял ночью. Зайда кинулась удирать, но ее настиг удар монгольского кривого меча. Правда, Антон попотчевал девку мечом плашмя. Зашиб чуть не до смерти. Повредил позвоночный столб.

Ночных гостей связали и заволокли в сарай. Азея выдернула стрелу из ягодицы разбойника, от боли тот на минуту потерял сознание. По просьбе Азеи Апроська принесла мешочек с порошком, она присыпала рану Ипата. Приложила листья подорожника и накрыла все это листом «медвежьего уха». Антон возмутился:

- Азя! Ты чо с ним собираешься тюкаться? Он же тебя живьем хотел поджарить! И поджарил бы - будь мы в лесу.

- Ладно, братец, окажись бы ты на его месте, а рядом Зинка Дутова. Да взялась бы тебе облегчить страдание. Каво ты на это бы сказал? Грезы получили своë, - поумнели.

- Где Паулина? - могильным голосом спросил Ипат.

- Господь знает, под каким кровом прошла ее благополучная ночь, - кротко ответила колдунья. - Апросенька, соедини обе бурды, поровну в кружку, пущай бедолага поспит. Развяжи, Антон, ему руки.

Азея приказным тоном заставила Ипата выпить из кружки зелье. Тот вскоре погрузился в сон.

Зайде развязали руки: «Где Павлинино кольцо, мокрыда?» - строго спросила Азея. «Дак оно там у нее в подполье», - морщась от боли, ответила смуглянка. - «Смотри мне сюда, - Азея показала на переносицу, - да не дыши ты, как бык в ярме перед сохой. Какая нога начинает теплеть, правая или левая? Мне не ведомо, ведомо, должно быть, тебе. Не отвечай мне - голос пропал. Вернется к тебе твой голос, когда ты принесешь Павлинино кольцо. Убежишь - будешь вечной немкой. Останешься дьявольской прихвостенью». - Азея развязала Зайде ноги. Та попыталась встать, но сморщилась от боли.

- Разве я тебе позволила вставать? Встанешь и поедешь в добром самочувствии.

Апроська привела Егорку, Азея велела ему взять коня в Осиновке у сельского атамана, который был всегда рад услужить сударыне Азее.

Переставшую стонать, Зайду, накормили, напоили, и она ускакала в Золоторечье, получив наказ отдать кольцо Павлине, вернуться через три часа, иначе с ней стрясется беда.

Зайда, ошарашенная, остановилась около кабака купца Полозова. Осмухинский дом был охвачен пламенем. На пожар бежали люди с ведрами, вилами, лопатами. Послушав пересуды и догадки, Зайда ни с чем поехала обратно. Она отлично помнила, где спрятала кольцо. Гадалка не спешила, времени у нее было достаточно. Девушка виноватой себя не считала. Причина важная - пожар. Она никогда не узнает, что Павлина Осмухина схудоумилась и подожгла свое гнездышко. Сама подалась на Унду. В лесу у нее стояли готовые к дальнему походу два коня. Подожгла она свой дом на утренней заре. Жители Золоторечья, видя, что дверь подперта, решили, что хозяйка там сгорела. Решилась она на это, от безысходности. Чей-то прихвостень привез Павлине ультиматум - если она не сделает завещание на незнакомого ей племянника, ее дом подожгут.

На мосту Зайда ощутила приступ невыносимой боли. С трудом доехала до усадьбы Азеи, почти бессознания сползла с седла, легла на землю и застонала.

- Велено тебе было вернуться через три часа, а ты…. Еще бы потянулась и по дороге отдала бы богу душу.

Больных к неудовольствию Егора поместили в его избушку - поварню. Он возвратился на полати в избу, разделив компанию Ограна и Азеи. Вскоре к отселенке Азее Стародубовой нагрянули гости с верховья Золотой Речки на многоместной лодке. Ипат в это время спал крепким сном, добудиться его было нелегко. Убедившись в этом, гости убрались. Азея, войдя в поварню, взяла Ипата за палец: «Ты спишь целительным сном. Спи, не пробуждайся. Тебе легко, боль ушла. Ты меня слышишь хорошо. Можешь отвечать. Ты меня слышишь?»

- Слышу, - протяжно сказал Ипат, не открывая глаз.

- Хорошо. Продолжай спать, отдыхать. Царство забвения бесконечно. Над тобой сейчас царствует память, чистая память, рассудок не дремлет. Ты человек честный, Евпатий. Любишь ли ты Паулину Осьмухину?

- Нет, - коротко ответил Ипат.

- Чего ты от нее хочешь?

- Драгоценностей.

- Зачем они тебе?

- Не мне - народу. На общее благо. В стране революция. Я обязан. Нажитое нечестным трудом, надо реквизировать.

- Твое настоящее имя?

- Ерофей Тропин.

- Спи, Ерофей Тропин. Спи глубже. Отдохнешь, проснешься. Тебя ждут твои друзья.

Азея постучала в окно, за которым сидела Апроська, поманила ее рукой:

- Проснется это идоло, накормишь, что уж будет, а той свари размазню из проса.

Внезапно дверь широко распахнулась. За порогом стояли полицейские, во главе был пристав в папахе с шашкой на боку. Знакомый Азеи становой пристав Башуров, поздоровавшись, спросил:

- Не удалось поджариться, Азея Елизаровна?

Антон Стародубов в Золоторечье пришел в полицейское управление с важной вестью: в доме его сестры Азеи Стародубовой находится преступник.

Азея никак не ожидала такого поворота. Она позвала Башурова и двух полицейских на улицу, третий остался при спящем подозреваемом.

- Вы, конечно, можете его забрать, но по дороге он может у вас умереть. Спать он будет дня три, не меньше. Но приехать вам надо через три дня с утра. Он пытался меня поджечь поэтому, наказать его нужно при полном его сознании. Мне надо знать, отчего мне грозит огонь. У меня сгорели соседи дотла.

- Мы знаем. Антон Елизарович все нам донес.

Трое полицейских никакими способами не смогли разбудить преступника.

- Оставить вам охранника? - спросил становой пристав.

- Как хотите. Думаю, не стоит, - ответила Азея, - он не проснется до вас.

Ипат проснулся на следующее утро. Апроська разыскала спрятанную в протоке, в камышах огромную лодку с напарниками Ипата.

Ипат шел сам, а Зайду вели под руки.

- Не знаю, и знать не хочу, кто вы, но убирайтесь из Осиновки подальше. И я вас видеть не хочу. - Колдунья повернулась и ушла в дом.

- Да ты чо, Азея-птица, рехнулась, что ли? - вопрошала полудушка Апроська. - Оне подпалить тебя хотели, а ты их по головушке, за место дрына ладошечкой погладила.

- Апрося, у всякого своя миссия на земле. Одним - убивать, другим - исцелять. Я ни на чьей стороне. У меня своя полоска на планиде - Божья. Не карать - миловать, облегчать страдания.

Когда в очередной раз ее брат с женой появился в гостях, она предложила Антону уехать обратно, а его жену Брониславу приняла с почетом и радостью. Настояла, чтобы она отдохнула в ее доме, погуляла по лесу, отвлеклась от домашних дел. Только по настоятельной просьбе Брони и Егора Азея позволила братцу остаться погостить. Братец взъерепенился и пустился в молчанку: он считал себя правым.

Под ногами хрустнула ветка, зашлепала крыльями вспугнутая птица. Азея шла привычным путем. Она не торопилась, зная, что придет вовремя, когда лучи солнца, осветят схорон изнутри. Она вспомнила, как Трифела привела ее сюда впервые.

В то утро они встали раньше обычного. Молча позавтракали, стали собираться в дорогу. Трифела сложила еду в котомку, накормила птиц.

- Пошто так рано встали? Куда мы наладились, матушка Трифела? - спросила Азея.

- Приданное твое смотреть идем, - загадочно усмехнувшись, ответила та.

Первый раз дорога показалась длинной и путаной. В лесу не было видно натоптанной тропки. Но Трифела по знакомым только ей меткам уверенно вела Азею в глубь леса. Вышли на поляну. Слева высилась, как бы собранная мозаикой из больших валунов, сопка. С правой стороны, казалось, непролазной стеной стояли деревья, обрамленные густым кустарником. Солнце поднялось уже высоко. Нагретая земля дышала испарениями. Было душно, и от быстрой ходьбы ноги гудели, а сердце учащенно билось. Они приблизились к подножию сопки, к одиноко росшему неказистому, наполовину засохшему дереву. Где-то в зарослях стонала неизвестная девочке птица. Из глубины леса доносился мерный шум. Азея устало опустилась на камень. В траве стрекотали цикады, где-то на конце поляны закуковала кукушка, пахло священным разнотравьем. Трифела, казалось, не замечала ничего. Она внимательно осматривала землю вокруг дерева. Остановившись, колдунья нагнулась и смахнула в сторону листья и сухой мох, подняв какую-то крышку, позвала Азею. Та, подойдя к Трифеле, увидела лаз.

Трифела, перекрестившись, начала спускаться по ступенькам в какое-то сооружение, коротко бросив через плечо: «пошли». Спустившись за Трифелой, Азея увидела перед собой довольно-таки просторное помещение. К стенам схорона были приделаны многочисленные полки, на которых стояли и лежали стопками книги, какие-то свитки. Азея никогда не видела столько книг. Между ними виднелись стены, выложенные камнем. Пол тоже каменный. В помещении было прохладно и сухо. Посередине стоял стол с плошкой-светильником, рядом с ним статуэтка многорукого бога Гонбо-гуру (Белого Махакала). На углу стола лежала большая книга в старинном золотом окладе.

- Никто не знает, сколь времени назад и кем был выкопан этот схорон. Он достался мне по наследству. Говорят, когда-то давным-давно жил здесь монах-отшельник. Аскет Лавр, бывший есаул царской армии, сосланный в Сибирь за нарушение присяги. Бежал с каторги. Принял монашеский сан. Его выследили, он снова удрал, и поселился в тайге, в этом схороне. Может, я чего-то путаю, но имя помню - Лавр.

- Бака Лавр. - Механически сказала Азея.

- Кто те сказал? Откуда весть?.

- Не знаю, слыхала. Какое богатство! - прошептала Азея, показывая на полки. Она знала цену книгам.

- Да, богатство, - задумчиво подтвердила Трифела. Ты должна это сохранить и приумножить.

Откуда-то попадал свет. Азея сначала не могла понять откуда. А потом увидела в стене нишу, а в ней вставленное стекло, через которое проникал свет. Увидев, что Азея с любопытством смотрит на окно, Трифела сказала:

- Здесь были рыбьи пузыри. Я вставила стекла. С ними удобней. А окна выходят между камней в сопке. Над ними навес, и попасть туда трудно.

В углу был очаг. Азея посмотрела вверх и удивленно спросила:

- Матушка Трифела, а куда же дым уходит?

- А вот погляди. - Трифела подвела Азею к очагу. - вверх ведет труба, только вместо трубы то дерево, что снаружи растет. Внутри него пустота. Чем-то просверленное отверстие. А потом паклей, смоченной расплавленной смолой, смазаны стенки этой трубы. Вот так.

- Какую же долгую кистку надо, чтобы просмолить эту трубищу?

- Матица птица Жингала - меня тоже любопытство брало - объяснила, так. Делали вьюшку из луба и травы на долгой веревке, вставляли сверху и заливали кипящую смолу. Ежегодно в начале Бабьего лета, в Лазарев день ты должна чистить трубу, вот той бедой, - Трифела указала на лежащую в углу круглую «бомбу» на длинной веревке. - Иначе сажа и нагар прикроют доступ свежего воздуха. Тяги не станет - и, считай, пропало.

…Азея открыла крышку схорона и спустилась вниз. Она исполнила завет Трифелы: не только сохранила, но и приумножила количество книг. И самое значительное, как она считала, - самое ценное приобретение - собранный и склеенный тибетский горшок. Ох, и тяжело было выудить его у скаредного деда Касатникова. Но удалось. Она считала что, таким как дед Касатников, нельзя иметь вещей, имеющих благодатную силу. И тем дороже казалась победа. Она пошла на преступление: вынесла из схорона древний рисунок этого сосуда, уснащенный древнетибетской письменной вязью. Она заявила, что это принадлежность их клана. Касатников был в шоке: как эта ведьма пронюхала, что горшок у него? Вскоре старик занедужил и в непонятной тоске отдал Богу душу.

…После того, как сгорел дом Павлины, следующей ночью поднялся ветер, раздул, казалось бы, мертвое пепелище. Занялся соседний дом Софьи Гантимуровой. Сгорел ее младший сын. Софья впала в прострацию. Ее увела к себе в дом бывшая невестка старшего сына. Свою дочь она послала за Азеей. Зинаида Дутова пришла сама на помощь. Она кое-как успокоила женщину, вывела ее из каменного состояния. Софья уснула.

И тут впервые заговорили друг с дружкой две колдуньи; клановая и случайная самоучка. У Дутовой были большие навыкат глаза, которыми она плавно переводила взгляд, описывая им дугу. На лбу у нее была большая шишка, казалось, вот-вот вылупится рог. Азея удивила Зинаиду тем, что обращалась с ней спокойно, на равных. Иногда ласково, Зинаида не поняла, что такой покровительственный тон принижает ее достоинство. Дутова разговорилась, стала показывать свою осведомленность в колдовстве, в магии. Рассказала про энергетические каналы, про учение Папюса, про чакры. Спросила отношение Азеи к ним, высказала свое доброе расположение к Блаватской.

- Насчет чакрамов, - ответила Азея, - что я тебе, дева, скажу. Поверить можно, а проверить нельзя. А все, что проверить неможно - сомнительно. Сомнительно, дева Зинаида.

- А сударыня Зинаида помогла матушке Соне, - встряла в беседу Даша, бывшая невестка Софьи Гантимуровой. - Матушка Соня уснула.

Пришел мальчишка, что-то шепнул Дутовой. Та, церемонно распрощавшись с Азеей, куда-то ушла.

Софья открыла глаза, оказывается, она давно проснулась. Ее угнетало присутствие Дутовой. Она грузно вздохнула, поздоровалась с Азеей.

- Спасибо, дева, тебе! - от души поблагодарила гостью. - Даша, наладь нам чайку плиточного, карымского. Не посчитай за труд.

За чаем женщины сидели долго. Отдыхали, потом Даша потчевала их кулагой, рыбным пирогом.

- Моя родова здесь и началась, - рассказывала Софья. - Фамилия Гантимуровы досталась нам от большого человека, от царя, от хана Тимура, которого и называли Хан Тимур, или Ган Тимур. Весь Забайкал уважал его, и звали Гантимур. Имя Тимур - это железо. Стало быть, предок мой был железный. Он первый принял православную веру. И ушел под руку Московского царства. Иван Грозный принял его, и вознаградил. Наша родова Гантимуровых была в большом почете. Китайские власти долго просили острожных управителей выдать Гантимура, однако, и войной ходили в Приамурье, которое когда-то считали Шилкой. Это… реку Амур считали Шилкой.

- Амур - это бог любви, - сказала Азея.

- Не-е-ет: Амур не тот Амур, который бог любви. Амур, Тимур, Даур - это тунгусы.

Ни с того, ни с сего София Гантимурова принялась плакать. Азея совсем в неуспокоительном тоне, стала вещать:

- Ты умней, чем кажешься. Тебе, дева Софья, надо не выть, а радоваться и Бога благодарить, что он тебя оборонил от огня. Мы все умрем, мы все не вечны, мы все будем тама. На твоем дому был грех великий, неведомый тебе; он был обречен на огонь. Не сёдни - завтре это должно было случиться. Как бы мы не хотели, все одно зима придет, прилетят метели, речку скует льдом. Все вокруг будет белым-бело. Снегири, чечетки зафыркают, свою зимнюю радость принесут на уснувшие нивы. Радоваться всегда надо утру, вечеру, солнышку, месяцу. Лета и зимы ушедшие не жалеть надо, а дарить благо им. Благодарить за то, что они осчастливили нас своим приходом. Благодарить за дарованье минут радости, Радоваться, что беды уже в прошлом. Все пережито, и все пройдет. Человек богат ни манатками, ни одежей, ни драгоценностями. Богат он любовию к Богу, к себе, к людям. Милостью к падшим богат. Милосердствуй и тебе воздастся милосердие. Посеяв доброе - доброе и пожнешь. Как ты - так тебе. Годов не вернуть, не вернуть и минут. Все уходит туда, откуда нет возврата. Чадо любимое твое не умерло - ушло. Ушло раньше тебя. И ты уйдешь туда же. Но, пока дышится - дыши, пока ходится - ходи, пока любится - люби. Тоскуй. А встреча будет - не теряй надежды.

Колдунья еще долго «монотонила». Софья с Дашей очнулись разом. Удивились, куда же подевалась Азея. Встали бодрые, чтоб продолжать жить.

Дуня присела на лавку в углу бани. Сердце ее учащенно билось, казалось, заглушая все звуки за окном. «Придет или не придет». - стучало в висках. - «Да или нет!». Она прислушалась к шороху за стеной бани. В окно видно только часть двора Азеиной усадьбы и угол дома. Если придет, то она его не сможет увидеть. Смеркалось. Тени увеличивались в размерах, где-то за околицей пропел петух. Нервы Дуни были натянуты до предела. Она улыбнулась, вспомнив, как вчера возилась в огороде, пропалывая грядки. Полуденный зной загнал в дома и на сеновалы, казалось, всех жителей села. Дуня спешила, ей хотелось дополоть треклятую морковную грядку и уже не возвращаться к этому. Она не заметила, как годовалый боров, которому надоело лежать в грязи у овина, решил почесать бок об изгородь. Калитка под напором его туши отворилась и он довольный, пошел, переваливаясь в конец огорода, где на грядках росла капуста. Сметая по пути все растения, ну и заодно рыхля грядки своим рылом. Дуня очнулась от мечтаний о Тихоне в тот момент, когда добросовестный страж двора Волкан, проснувшись под крыльцом, чтобы переменить позу, заметил в прорезах забора борова в огороде хозяйки. Он рванул со всех ног и вцепился тому в заднюю ногу. Боров, не ожидая нападения, истошно завизжал и, понесся по огороду, волоча за собой Волкана. Выгнав с горем пополам борова и Волкана, вся мокрая и взъерошенная, Дуня стояла и сокрушенно взирала на разоренные грядки. Потом в сердцах плюнула, повернулась и пошла к реке. Она шла к заветной заводи, где было тихо и пустынно. Односельчане никогда не купались в этом месте. Сняв с головы платок и распустив длинные русые волосы, она стянула с потного тела платье, и, осторожно ступая, пошла к реке. Вода была прохладной, и приятно щекотало тело. Немного побарахтавшись, она почувствовала себя гораздо лучше. Еще раз окунувшись, фыркая и мотая головой с мокрыми волосами, она вышла на берег. Женщина, прежде чем одеться, решила обсушиться. Вдруг за спиной треснула ветка. Дуня, обернувшись, вздрогнула, стыдливо прикрылась руками. Перед ней стоял Тихон, и, бесстыдно склонив рыжую с завитушками голову, смотрел своими голубыми глазами на нее.

- Ну, чо пялишься? Откати зенки. Ну! Отвернись, оденусь, - покраснев, сказала красавица.

Тихон хмыкнул и нехотя повиновался.

- Ты чо одна?

- Одна, а с кем же еще? - торопливо одеваясь, удивилась Дуня.

- Да около тебя вон сколь мужиков вертится.

- А тебе косо? Аль ревнуешь? - игриво спросила женщина, оправившись от смущения. Тихон резко повернулся, как от удара плетью. Он подошел к Дуне со свирепым выражением лица, казалось, хотел ударить, но, помолчав, спокойно даже обреченно сказал:

- Да, ревную, - и, притянув ее, страстно поцеловал в губы. В близлежащем околке, за деревьями, послышалось чье-то бормотание, и на тропинку вышел дед Касатников. Он смотрел себе под ноги, будто что-то выискивал, не видя пары, стоящей у реки.

Дуня, прижавшись к Тишке, томно шепнула ему на ухо: «Жду завтра в Азеиной ба-бане, на закате. Приходи». - Не оглядываясь, поспешила домой. Тихон тяжело вздохнул, нервно достал из кармана пачку «Норда», закурил и отправился в противоположную сторону.

Дед Касатников оторвался от созерцания тропинки под ногами. Посмотрел на удалявшиеся фигуры. Пробурчал сокрушенно себе под нос: «Эх, молодежь, молодежь». - Шаркая ногами, поплелся совсем в «третью» сторону.

Они расходились в разные стороны, как лучи из одной точки не понимая того, что все дороги приводят к одному концу.

…За стеной бани снова послышался шорох. Кто-то взялся за ручку двери и на пороге появился Тихон.

- Ждала? - сдавленно спросил он.

- Ши-шибко - выдохнула Дуня и кинулась к нему на шею. Теперь она заикалась редко, только тогда, когда сильно волновалась.

Азея забирая в этот день тряпицу, умастить содержимым Лиду, и подумать не могла, кто был любезником в этот вечер у Дуни. А та поклялась сама себе, что даже под страхом смерти не выдаст эту тайну. Но после рождения Лидиного Валерки, у Азеи закрались сомнения, и она приперла Дуню к стенке. Дуне пришлось раскаяться. Сквозь рыдания она причитала: «Люблю я его Елизаровна, бей ты меня, режь ты меня - Тишка м-мое солнышко! Нет мне жизни без него».

- Дура ты, Дунька! Это я его к тебе присушила. Замуж-то думаешь за него?

- Не задумываясь, Елизаровна. Но, он не зовет.

- Позови сама. Вы один другого стоите - оба сумасшедшие.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.