Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
«Я не хочу, чтоб меня убивали!»
В середине сентября умерла баба Тася Малинина. Старый человек, что особенного? Но для Наташки с Ленкой это было неожиданно. Как если бы разверзлись небеса. Только недавно, хлопоча, бабушка бегала по дому и, смешно ругаясь, звала внучек со двора: «Обедать идитя! Идитя, паразитки, караси стынут!». А теперь лежит в постели со строгим вытянутым лицом, как у святых на ее иконках. И кому теперь нужны эти дореволюционные иконки, куда их девать? Вместе с желтыми каплями от катаракты и «сердечными» таблетками, которые выписала Марьиванна.
– Надо сходить, со старухой попрощаться! – сказала баба Маруся внукам. Она приехала погостить к дочери. – Товарка моя была, а вам соседка.
– Я не хочу на похороны, – отказался Паша. – Я покойников боюсь!
– Кого ты боишься, Павлик? Бабушку Малинину? Она же добрая была: горошком тебя угощала и яблочками, – ласково уговаривала бабушка.
– Так, она же – мертвая! – шепотом поведал мальчик.
– Ну, душа от нее отлетела, а тело-то осталось! Ты и меня не придешь хоронить, когда я умру? Испугаешься, а? Чтоб покойника не бояться, Павлик, надо за туфли его подержаться!
– А ты тоже умрешь, баба? – встревожился внук.
– Умру, я – ведь старенькая!
– А когда?
Баба Маруся засмеялась:
– Все в руках Божьих, детка! Сколько Бог даст, столько проживу!
– Не умирай, не надо! – заплакал Пашка.
Светке тоже было не до смеха. Они с братом прижались к бабушке, защищая родного человека от проделок коварной тетки с косой.
– Не умру, – согласилась бабушка, целуя внуков, и пошла к Малининым прощаться с товаркой.
Вернулась она, умиротворенная, с иконками в руках, расставила их рядом со своей и встала на колени. Помолившись, баба Маруся рассказала, что помогла неверующим детям бабы Таси понять, как нужно подготовиться к похоронам их матери.
– Раечка в церкву поехала, – с удовлетворением сказала бабушка и, помолчав, продолжила: – Дожжика три дня не было. Сейчас хорошо могилку копать: земля мягкая и не мокрая. Мокрая к лопате сильно липнет.
Светку удивило, что она думает о таких вещах.
Похороны были на следующий день, в воскресенье. В деревянном гробу, стоящем на табуретках посреди зала Малининской квартиры, лежала чужая старуха в лакированных туфлях. Деревянная, как ее ложе. Светка оглянулась на толпящихся возле гроба. Вдруг среди них затесалась живая баба Тася? Но баба Маруся подвела внуков к незнакомой женщине, лежащей у Малининых, и сказала шепотом:
– Туфли у бабы Таси потрогайте, чтоб не бояться!
Мальчик с опаской потрогал лакированную поверхность обуви покойницы. А Светка не захотела. Они с Иркой Долговой, тоже пришедшей к Малининым, пошли искать Наташку.
Девочка сидела на кухне, поставив локти на стол и закрыв лицо руками. Светка с Иркой молча встали рядом. Что говорят и делают в таких случаях, они не знали. Наташка, почувствовав на себе их скорбные взгляды, отняла ладони от лица. Девчонки, переполняемые жалостью к подруге, продолжали безмолвствовать.
– Чего смотрите? – вдруг неприязненно спросила Наташка.
– Ничего, – растерялись те.
Малинина опять погрузилась в свое горе. А подруги, почувствовав себя неуместными, вышли на улицу.
– Туфли какие-то бабушке надели… Как на танцы, – задумчиво произнесла Светка. – Я у нее таких не видела.
– А ты думала: ее в лаптях хоронить будут? – усмехнулась Ирка.
Пошел дождь.
– Могилу плохо копать будет. Мокрая земля к лопате липнет, –расстроилась Ромашкина.
Одноклассница удивленно на нее посмотрела.
Гроб вынесли на улицу. Вокруг него опять образовалась толпа из скорбящих родственников и знакомых, включая Ромашкиных. Из-под шелкового платка, надетого на бабу Тасю, выбилась прядь седых волос и шевелилась под порывами ветра, как нечто живое. Светке почему-то вспомнилась мертвая голова мифической медузы Горгоны, на которой шевелились змеи. Девочка гнала эту мысль, но не могла от нее избавиться. Капли дождя на лице покойницы соединялись и стекали по щекам тонкими струйками. Было впечатление, что баба Тася оплакивает себя, мертвую. Подъехала грузовая машина. В нее поставили деревянный ящик с бабушкой и накрыли его крышкой. Взвизгнул трубой похоронный оркестр, ударили литавры. У всех перехватило дыхание от неожиданности и неприятных ощущений. Пашке стало плохо, как будто ему дали под дых. Он зажал уши. Родители с бабушкой, раскрыв зонты, пошли за машиной в похоронной процессии.
Дети остались дома. Гулять из-за непогоды было нельзя. Светка включила телевизор. Транслировали концерт, посвященный какому-то профессиональному празднику. Торопунька со Штепселем обличали отдельные недостатки отдельных советских граждан. Девочки стали смеяться. Павлик не смеялся. Он о чем-то думал.
– Свет, а все на кладбище пошли… – медленно произнес он.
– Ну! Бабу Тасю хоронить, – недоуменно продолжила сестра.
– Ну, как это «хоронить»? Что с ней сделают? – не унимался мальчик.
– Гроб крышкой заколотят да в землю закопают, – с раздражением ответила за подругу Ирка. – Совсем глупый, что ли?
– Да он знает, просто еще не хоронили никого из соседей, вот и спрашивает! – заступилась Светка.
– Свет, она так и будет теперь лежать под землей? – со страхом спросил братишка.
– Ну да! – пожала плечом девочка.
Павлик опять глубоко задумался, потом принес с кухни подросшего Степку. Мальчик положил кота себе на колени и обнял за шею. Пашкин друг недовольно мяукнул и стал вырываться.
– Пусти, пока он тебя не исцарапал! – велела Светка.
Любитель котов отпустил Степку и прижался к сестре.
– Иди, поиграй! – недовольным голосом сказала девочка.
Ночью Павлику снилось, что его несут хоронить. Мальчик был жив, и все это знали. Баба Тася уговаривала потенциального покойника ничего не бояться.
– Меня же закопают, – не соглашаясь, кричал ребенок. – Мне будет темно и душно! А в земле живут червяки, они будут по мне ползать!
– Нет, Павлик, не бойся, ты ничего не почувствуешь! – объясняла мама.
– Я чувствую, чувствую! Мне холодно и страшно! – рыдал мальчик.
Родственники и знакомые смотрели ласково, но непреклонно.
Проснулся Пашка в слезах. Одеяло упало на пол. Мальчик побежал к бабе Марусе и забрался к ней в постель. Он прижимался всем своим маленьким худеньким тельцем к большому бабушкиному телу, засовывая свои холодные ножки в бабушкины.
– Что ты, Павлик? – ласково спросила старая женщина, обнимая внука.
– Бабушка, а бабу Тасю в землю закопали? – в свою очередь спросил мальчик.
– Закопали, детка, – ответила баба Маруся.
Павлик заплакал.
– Что ты плачешь, Пашенька?
– Ей же там темно и страшно!
– Нет, внучек, не страшно, – объяснила бабушка. – Тело ее в земле, а душа на облачке. Она смотрит на нас сверху и расстраивается, что ты плачешь.
Мальчик вытер слезы.
– На облачке? – веря и не веря, спросил он.
– Конечно, Павлик! Баба Тася верующая была, в церкву ходила и не грешила. А таких людей боженька к себе на небо забирает.
– Баба, а если я умру, меня боженька заберет к себе? Я в церкву не хожу, – забеспокоился Пашка.
– Это ничего, Пашенька, я за тебя молюсь! Да ты еще и нагрешить-то не успел. Спи, детка! – успокаивала бабушка. – А завтра я тебя полечу от испуга.
– Больно? – опять заволновался внук.
– Нет, Павлик, не больно! Пошепчу молитву – и все пройдет! – ответила баба Маруся.
…Светка с удивлением наблюдала за действиями бабушки. Она что-то бормотала над внуком, срезав прядку его волос и выливая растопленный воск в воду.
– Подрастай, Светочка! – поторопила девочку баба Маруся. – Я тебя тоже лечить научу!
– Опять ты мне глупости предлагаешь, баба! – рассердилась внучка. – Лечить в мединституте учат! – заявила она и вышла из спальни.
Бабушка в ответ сердиться не стала. Она каждый день все шептала и шептала молитвы над Павликом. Тот стал спокойнее и ночью не просыпался. Светка упрямо говорила, что брату помогли таблетки валерианы три раза в день.
Через две недели Ромашкины проводили бабу Марусю на поезд. Павлик опять стал посещать сад. Нужно было учиться вливаться в детский коллектив. В следующем году он должен был влиться в один из первых классов.
В конце октября в клубе демонстрировали фильм «Аты-баты, шли солдаты…». Ромашкины решили сходить в кино втроем. Для повышения сплоченности семьи. Павлик, почувствовав себя отвергнутым, не соглашался оставаться у Малининых. Пришлось взять его с собой.
В темноте кинозала на экране очень правдоподобно шла мирная и военная жизнь. Ромашкины проживали ее вместе с героями фильма. Картина близилась к кульминации. Шатающиеся от кровопотери и усталости бойцы гибли один за другим под немецкими танками. На их окровавленных, но одухотворенных лицах читалась решимость выполнить долг до конца. Кульминационный момент должен был вызывать (и вызывал) у зрителей восхищение героизмом советских солдат и ненависть к фашистским захватчикам. У маленького же Павлика эта массовая кровавая гибель вызывала невыносимую жалость к бойцам и ужас безысходности. Возвращались с сеанса молча. Под впечатлением. Вдруг Пашка спросил:
– Папа, это армию показывали?
– Ну, сынок, – призадумался папа. – В общем, да. Наша советская армия сражалась с фашистами.
– Так, вы говорили, что я в армии буду служить! – с осуждением выкрикнул мальчик. – Я не хочу, чтоб меня убивали!
– Павлик, – уговаривала мама. – Но сейчас же нет войны! В армии просто проходят службу.
– А зачем? Зачем проходят службу? – не верил сын.
– Ну, офицеры проводят физическую и боевую подготовку солдат: учат с
оружием обращаться… – пытался объяснить папа.
– Зачем с оружием?
– Ну, если на нашу страну нападут, солдаты должны защищать Родину!
– Не хочу защищать, меня убьют! – не соглашался Пашка.
– Сынок, ты же – мужчина! – увещевал папа.
– Не хочу быть мужчиной! – плакал малыш. – Хочу быть девочкой!
Пашка опять стал плохо спать ночами, каждую ночь он прибегал в постель к родителям. Валериана не помогала. Единственный на всю область детский психолог попенял маме:
– Недальновидно было с вашей стороны, мамочка, брать с собой впечатлительного мальчика на такой фильм! Надо оберегать его от картин такого рода!
Она посоветовала позаниматься с Павликом по какой-то умной книжке и попить успокаивающее по рекомендации детского невропатолога. Мама занималась, поила, оберегала… Павлик поправлялся. Он перестал прибегать к родителям в постель, только ночник просил не выключать.
Но в маминой голове возникали мучительные вопросы без ответов: «А от жизни, разве я могу уберечь моего мальчика?! От ее жестокости? Ведь я врала, что нет войны. Есть Афганистан. Там убивают! Кому-то в чужой стране задолжали русские пацаны? Вдруг там убьют моего сына?!»
«Не пущу!» – решила мать после долгих душевных самоистязаний.
Озвучила свои мысли женщина только мужу. Глава семейства недовольно проворчал что-то, вроде:
– Под юбку засунь себе сыночка!
Но мама твердо решила, что Павлик в армии служить не будет.