Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
* * *
Любовь – счастье или горе? В любом случае, это большое событие в жизни, и оно пристигло Гену. Проживала на этом же этаже Наташка, рыжая, антично красивая и распутная, работала библиотекарем в научке. Генка познакомился с ней, раз привел в комнату, два, а потом заявил Пашке: «Я влюбился, хочу на ней жениться».
– Гена, ты совсем дурак, там пол-общаги перебывало.
– Ну и что, из шлюх получаются самые лучшие жены.
– Дело твое. И что надо для женитьбы?
– Для начала отвадить всех ее любовников от нее, она сама просила, я ей тоже нравлюсь.
– Ты знаешь их?
– Да, она сказала, кто в какой комнате живет.
– Ну, так иди, беседуй с ними, правда, я не уверен в успехе. Моя помощь нужна?
– Только в крайнем случае.
На другой день вечером этот крайний и случился. Один ухажер попался несговорчивый, после разговора с Генкой пришел с подмогой,
и пришлось им вдвоем отбиваться от четверых геологов, благо молодых не было, им бы ни за что попало. Они стройотряд прошли, здоровье есть, отмахнулись. Когда Пашке губу распластали в лоскутья, он сграбастал стул и начал отоваривать противников, Гена подвешивал им слева-справа, выбили их из комнаты. Пашка понимал, что с геологами связываться опасно, они друг за друга стоят, и пошел следом к четверокурснику, Женьке-Сапогу, самому авторитетному геологу на этаже, бородатому здоровяку. Сговорились, что Генка ставит шесть бутылок портвяша и тема закрыта, он убедил Сапога, что это любовь, а любовь для геологов свята. Гена взял, в компании полевиков выпили втрое больше, нормально посидели, обмыли перевязанную голову геолога, Пашкину губу и прочие увечья. Хорошие ребята геологи и пьют хорошо.
Закружились Гена с Наташей в хороводе любовном. Паша познакомил Лену с Наташей, они часто проводили вечера вчетвером в Наташиной комнате. Но Лена как-то сразу почувствовала себя в их компании отшибно, ей бы почитать «дефективы», а они рассуждают об Апулее, Камю, дяде Хэме, лезут в малоизвестные дебри русской истории. Наташа оказалась умницей, начитана, остроумна, втихую на одну ночь таскала им редкие книги из книгохранилища научной библиотеки.
В ноябре Генка съездил куда-то в район. Нашел приличную шабашку, месяца на три работы. Взял с собой Боба, тоже стройотрядовца, еще троих парней, бросивших учебу, Наташку поварихой – и укатили друзья. Пустовато Паше стало, некстати и с Ленкой рассорился вдрызг, хотя и она права, он стал частенько к ней приходить выпивший. А учеба шла нормально, легко давалась. Под Новый год Лена отсессилась и уехала домой. Паша затосковал и понял, что любит вредную свою Леночку. Она не писала, не слала телеграммы. Он помнит до слова письмо, что написал в порыве:
«Лена! Почему ты молчишь? Напиши мне! Напиши! Напиши!
Я кричу у реки, ветер срывает с губ слова, обнаженные звуки стынут в воздухе зимы, смерзаются в мохнатые снежинки. Они полетят с ветром туда, где ты. Будут кружить в неуютье холодной высоты, а когда ты пойдешь домой с вечеринки, и будет падать снег, они найдут тебя, неслышно лягут на ресницы, стают, чертя по щекам бороздки прозрачными капельками слез, будоража душу твою и шепча свое изначальное «напиши».
Позднее Паша считал, что такое мог написать абсолютно безнадежный человек.
31 декабря Паша поехал в бывшую свою общагу, на Ленина, 49. Нашел Таню, с ней встретил Новый год… и пробыл там три дня. Вот такая к Ленке любовь на контркурсах.
Она приехала в январе, числа 20-го, письмо сохранила.
Весной Павел съездил домой на три дня, маму попроведал. Март холодный стоял, обратно летел «кукурузником», ботиночки японские, мех в них, похоже, лягушачий, ноги и застудил. Температура к сорока, парни посоветовали выпить водки с перцем и под одеяло, процедуру проделал, а стало хуже. «Скорая» не взяла – он же пьян.
На другой день пошел в поликлинику и отключился прямо в очереди. Очнулся в больнице, диагноз – экссудативный плеврит, а по-русски – жидкость в легком и перспектива туберкулеза. Жидкость откачали из-под лопатки, месяц отвалялся, благо Вадим, однокурсник, приносил задания. Друзья его посетили: Гена, Наташа, Боб, фрукты, цветы и вино, выпили крадучись за его выздоровление. Гена с Наташей женятся, она сумела понравиться его родителям, коренным сибирским татарам, потом они уезжают в деревню учительствовать. Оттуда напишут. Боб надумал устроиться на секретный химический комбинат лаборантом. Теряет Паша лучших друзей. Они еще проводили его в санаторий. Прекрасный вечер в Лагерном саду, с вином, костром, песнями. Паша ногой ломал старые доски, гвоздь прошел сквозь кед и ногу насквозь – а, мелочи. Так, прихрамывая, и поехал утром за реку, в туберкулезый санаторий, в бывшие купеческие дачи о двух этажах и с резьбой по фасаду.
В санатории взялся за учебу, ездил в город сдавать зачеты, контрольные, с натужным скрипом, но вытянул сессию и одолел второй курс. Здесь же случилась первая близость с Леной, в выходной, когда многие уезжали в город. Произошло естественно и нежно, к этому давно шло и пришло.
Выписали Пашу только в конце августа, но полностью вылеченным, молодой организм переборол недуг. Жаль было уезжать: столько друзей приобрел и санаторий прекрасный, еда – как перед убоем откармливание. К нему товарищи в выходные приезжали отъедаться. Многие больные в отъезде, а готовят на всех, поварихи просили: «Паша, пусть друзья приезжают, столько добра пропадает». Ну, те и рады. Волейбол, теннис настольный, футбол, лодки в томской протоке, сосновый лес и чистый воздух.
Оздоровел, отдохнул, пора и трудиться, да брякнуло по голове вестью неожиданной – Ленка беременна. Не прошли без последствий их жаркие ночки в пенальной двухместной палате второго этажа, когда сосед с пятницы по понедельник отсутствовал. Скоро ты будешь папаша, а не Паша. И что делать? Вечный вопрос. Кто виноват, понятно. Ему только в феврале следующего 1972 года будет 20 лет, а уже отец.
Думали, решали, надумали и решили. Паша бросил не очень любимый факультет, но любимый университет, Лена взяла академку по беременности, и холодным октябрьским вечером они садились в поезд. Провожать приехали все близкие душе: Гена с Наташей, Боб и Винча.
Студенческий период жизни Пашиной закончился, и он чувствовал: больше такого не будет никогда, начинается другая жизнь. Что-то рвалось в нем юношеское, безмятежное. Грустно, товарищи, ой как грустно.
* * *
– Хорош дрыхнуть, лежебоки, – бригадирский басовитый голос раздраил подземельную тишь и звучал от завала.
– А кто дрыхнет, я лежу и думаю.
– Как бы пожрать, да?
– И совсем я жрать не хочу, так если, чуток перекусить.
Слова бригадира исходили из света и приближались вместе, а Лехин рядом бубнил.
– Леха, право слово, тебя легче убить, чем накормить и напоить. Здоров ты на то и другое, работал бы так.
– Что я, плохо работаю?
– Ладно, шучу, настроение вам поднимаю. Петя, ты есть хочешь?
– Нет, обойдусь.
– Не надо так говорить. Пашка, неси свою забутовку, мою оставим на НЗ. Поди, не сожрут крысы, я их што-то и не видел сегодня.
– Их уже вчера не было. Умные они, заранее чуют и уходят.
Я в лагере, в БУРе одну приучил, она у меня с рук ела…
– И не брезговал?
– Чего ими брезговать, у нас один артист был, зубами их ловил. Так вот, крыса эта всегда уходила ровно за пять минут до обхода.
Паша принес из приямка сверток.
– Чего у тебя там?
– Как обычно, колбасы 200 грамм и хлеб.
Лукич взял у него забутовку, развернул. Порезана, как раз четыре кусочка.
– Мужики, воду экономим, пока нет сильной жажды, не пейте, без еды протянем долго, а вот без воды быстро окочуримся.
Четверым здоровым мужикам по полстаграммовому кругляшу колбасы зажевать – только желудок раздразнить.
– Чем теперь будем заниматься?
– Давайте анекдоты рассказывать.
– Петро, ты, поди их много знаешь?
– Знаю.
– Тогда трави.
Пашке хотелось побыть одному, обдумать свою жизнь, он чувствовал, что не совсем оказался готовым к крутым переменам в ней. Собрал затяжки лежаночные, куртку, пошел по правому борту, дошел до лежебокой вагонетки. «Здесь, что ли, лечь? Нет, тут опасно, от металла камни будут отскакивать, могут пришибить».
Вернулся назад, но не к забою, круга за два, тут меньше слышно нелюбимые им похабные анекдоты. Расстелился, лег и выключил свет, голос за машиной негромко, но эмоционально повествовал, часто гусиным гоготом пыхал смех, у них горел один светильник.
* * *
Жизнь семейная начиналась совсем не так, как мечталось. Остановились сразу у мамы. Пришла тетка с мужем, сидели, выпивали. И тут Ленка начала казать зубки острые – отбирала у Паши стакан, прямо выхватывала из руки, раз да два. Мама не выдержала:
– Слушай, сноха, пока еще я здесь хозяйка и я буду решать, кому и сколько пить. Он пьет не в подворотне с бичами, а дома
с родней.
Мама и так была огорчена до крайности тем, что сын бросил учебу. Наедине она ему сказала:
– Эх, сын, сын, на одного тебя была надежа. Я думала, выучишься, инженером станешь. А ты вон чего удумал. Зачем вы так рано ребенком обзаводитесь?
Нечего сыну ответить.
Не уживались свекровь со снохой. Мать без отца воспитывала их с братом, привыкла сама делать всю работу, и мужскую тоже. И когда застала Пашу с ведром и тряпкой, моющим полы, грянул скандал.
– Счас же брось, сынок, это не мужское дело.
– Мама, она же беременна.
– И што? Я тебя рожать начала, когда по воду шла. Будешь тряпку в руки брать, так сам тряпкой и останешься.
Ленка лежа читала, промолчала, только злые слезы закапали на книгу, а пол тогда остался недомытый.
После Нового года переехали к родителям Лены. Центр города, большая квартира, но и семья немалая, мать и отец – геологи, папа вообще заслуженный. А здесь Паша чувствовал себя барачным подкидышем. Вообще-то тесть нормальный мужик, только замкнут на работу и семью, и не глава. Два брата и сестра Ленины хорошо приняли нового родственника, а с тещей с первой встречи ножи заточились. Но главное – они с женой законной – расписались без помпы, для помпы пузо не позволяло – спали в разных комнатах!!! Постижимо ли уму такое, уму молодого парня – желанная, любимая женщина ночью не рядом, а за стенкой? Да и добираться с работы и на работу ночью проблемно. В общем, и там жизнь не медом губы мазала. Трудиться Паша сразу пошел на шахту, мама здесь работает, отец до гибели вкалывал. В коллектив влился легко, да и как иначе, пахать он может, а жизнь в общаге научила не быть жлобом. А что попивать стал, так цель в жизни потерялась, та, которую ставил, иную только нащупывает. Да, пьянка до добра не доведет. Был случай, о котором ему стыдно и сейчас вспоминать.
Март, у него родился сын, ему дали три дня, и начал он на радостях глыкать винище. Идет по дороге, по проезжей части, пьяный, в каждой руке по «огнетушителю» вина, дорога частью обледенела, сузилась. За ним грузовая машина тихо едет, сигналит, не может его обогнать, а он, не оборачиваясь, прет и приговаривает:
– Ну уж, ну уж, пошли вы, у меня сын родился.
Товарищ увидел, свел его на тротуар, так он вырывался, норовил опять выйти на шоссе. Товарищ и рассказал со смехом, а ему стыдно было. А что сына и жену из роддома забирали тесть с тещей, это каково? Эх, папаша. Нет, надо с пьянками завязывать, а то можно докатиться до тюрьмы, как брат. Николай, пока Паша учился, успел один срок домотать, освободиться и снова сесть, не побыв и месяца на свободе.
Ему теперь предстоит работать и содержать семью. А почему только работать? У них в городе есть институты, можно поступить на заочное, вон хоть в педагогический. Снотворный воздух в шахте – воспоминания и размышления переплавились в сон.