Сергей Козлов. Два рассказа

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Проза

Автор: Козлов Сергей Сергеевич

Просмотров: 5800

2010 год, Выпуск № 2

Сентябрь 1919 г.

- Господа, смотрите, кого к нам бросили! Священник!

- Батюшка, вы живы?

- Он жив?

- Неужели избили до такой степени ироды?!

- Били-то били, но, по-моему, он пьян.

- Надо его уложить, господа.

- Здесь сидеть негде…

- Поручик, прекратите курить, мы тут все задохнемся!

- Для чего беречь здоровье, господин полковник? Впрочем, простите, полагаю папиросы у меня скоро кончатся – и я не буду никому докучать. Но уж позвольте мне докурить.

- Да курите, поручик, это нервы…

- Попа-то за что сюда?

- Господа, не тот ли это, коего на Пресне частенько пьяным можно увидеть?

- Видать, пролетариат исповедоваться будет Карлу Марксу.

- Оставьте, господа, он такой же узник, как и мы. И, скорее всего, невинный. Лучше подумайте о том, что сегодняшнюю ночь многие из нас не переживут.

В камере зависло молчание. И сквозь это молчание отец Нифонт возвращался в сознание. Открыв глаза, он сразу понял, где он. Люди в военных кителях, хоть и без погон, или одетые в гражданское – все равно в них угадывались офицеры.

- Господи, - прохрипел он, вставая на колени, - Господи! Благодарю Тебя, что призрел ты на меня, грешного, и не оставил погибать, что послал мне страдания во очищение…

Арестованные изумленно молчали. Отец же Нифонт, обретая вдруг силу и голос, продолжил записанной когда-то молитвой батюшки Иоанна Кронштадтского:

- Слава Тебе, Вседержащий Царю, что Ты не оставляешь меня во тьме диавольской, но присно посылаешь свет Твой во тьму мою. Ты Светильник мой, Господи, и просветиши тьму мою. Владыко мой, Господи Иисусе Христе! Мой скорый, пребыстрый, непостыждающий Заступниче! Благодарю Тебя от всего сердца моего, что Ты внял мне милостиво: когда я в омрачении, тесноте и пламени вражием воззвал к Тебе - пребыстро, державно, благостно избавил меня от врагов моих и даровал сердцу моему пространство, легкость, свет! О, Владыко, как я бедствовал от козней врага, как благовременно явил Ты мне помощь и как явна была Твоя всемогущая помощь! Славлю благость Твою, благопослушливый Владыко, надежда отчаянных; славлю Тебя, что Ты не посрамил лица моего в конец, но милостиво от омрачения и бесчестия адского избавил меня. Как же после этого я могу когда-либо отчаиваться в Твоем услышании и помиловании меня окаянного? Буду, буду всегда призывать сладчайшее имя Твое, Спасителю мой; Ты же, о пренеисчетная Благостыня, якоже всегда, сице и во предняя спасай меня по безмерному благоутробию Твоему, яко имя Тебе - Человеколюбец и Спас!

И широко осенив себя крестом, пал ниц.

Никто из офицеров не спросил, за что священник благодарит Бога. Все и так понимали. Наверное, каждый из них во время молитвы отца Нифонта подумал о том, что появление священника в камере смертников не случайно. Пусть и пьяница, но перед лицом смерти, проявляя неожиданное смирение и силу духа, он позволил им почувствовать сопричастность к Божиему Промышлению о них. Не нарушая злой воли заточивших их и обрекших на смерть, Господь явлением священника среди них давал им надежду и ободрение. И думали об этом даже те, кто еще недавно на фронте забывал или считал ненужным осенять себя крестным знамением.

- Нет ли воды, братья, - поднялся священник. – Я – грешный раб Божий, отец Нифонт.

- Вода здесь роскошь, батюшка, - ответил полковник, который был в камере за старшего, - скорее всего, напоят нас собственной кровью. Говорят, за ночь в Петровском парке до двадцати человек расстреливают. Наша вина лишь в том, что мы кадровые офицеры…

- Господь разберется, в чем наша вина, - тихо сказал отец Нифонт.

Он еще прислушивался к себе, и к удивлению своему и к радости не обнаруживал похмелья, как не обнаруживал и слабости, и плакал в сердце, благодаря Бога за ниспосланные чудесные силы и небывалую бодрость духа.

- Господь разберется, - повторил священник, вспомнив вдруг другого офицера…

октябрь 1917 г.

- Батюшка, там за вами пришли, говорят, генерал на исповедь зовет, умирает… - алтарник Ришат, в крещении Александр, выглядел озадаченным.

Не менее удивился и отец Нифонт.

- Меня? Пьяницу? Генерал? Я ж, в основном, с рабочими… Ну, с мещанами… А генерал… Меня почему?

- Извозчика прислали. – Алтарник потупился и признался: - Я тоже, батюшка, спросил – почему вас. А они говорят, нужен священник, который… - Он снова замялся. – Тот, что сам оступался, чтобы, значит, мог генерала понять. Другой, мол, не поймет. Так поедете?

- Как же я могу умирающему отказать, - задумчиво ответил Нифонт. – Собери все, что нужно.

- Ну и хорошо, батюшка, особенно хорошо, что вы в лавку еще не успели сходить.

- Да, хорошо, - не обиделся священник.

Через полчаса отец Нифонт был на другом конце города, в старом, еще прошлого века постройки, особняке. В доме было тихо и прохладно. Челядь и близкие смотрели на отца Нифонта с нескрываемым интересом, но молчали. Говорила только жена генерала, встретившая его в гостиной. Статная, уверенная в себе женщина, она почти нагло: внимательно и неторопливо изучила внешность священника. Отец Нифонт терпеливо ждал, на всякий случай сказал:

- Ежели считаете недостойным, тут недалеко - отец Владимир. Очень достойный человек.

- Отец Владимир вас и рекомендовал. Так вы сегодня трезвый, - словно сама себя убеждала в чем-то.

- Я, с вашего позволения, не каждый день пьяный. И с утра вообще не пью.

- Хорошо-хорошо, - немного смутилась хозяйка. – Простите меня, я не знаю, почему он просил привести именно вас. Пойдемте.

В спальне на кровати лежал седой и бледный мужчина с закрытыми глазами. Только сбивчивое дыхание выдавало в нем присутствие жизни. Укрыт он был военной шинелью. Именно она почему-то более всего удивила и привлекла внимание отца Нифонта. Он даже не заметил, как генерал открыл глаза.

- Император Николай Первый умирал под шинелью, - негромко сказал генерал, - как солдат.

- Что-нибудь нужно, Миша? – спросила жена.

- Всем выйти, оставьте нас с батюшкой, и двери запри. Запри, милая…

- Доктор должен вот-вот быть, - несмело напомнила жена.

- Ничего, подождет. Может, успеет. Что толку тело латать, когда душа на выданье.

Жена послушно ушла, заперев за собой дверь. Генерал показал глазами отцу Нифонту на стул рядом с кроватью.

- Простите, батюшка, встать не в силах.

- Ничего.

- Сначала я у вас спрошу, только не обижайтесь…

- Да, я именно тот священник, который… одержим пиянством, - упредил отец Нифонт.

- У вас было горе?

- Да, но это повод для молитвы, а не для, сами понимаете.

- Скажите, когда вы пьете, вы предаете Христа?

- Да, - твердо ответил отец Нифонт.

- И все равно рассчитываете на прощение?

- Если бы не рассчитывал, не смог бы возвращаться в жизнь. Полагаюсь на милосердие Божие.

- Теперь я готов исповедоваться… Мой грех против Бога – это грех против Его Помазанника. Я предал Одного, значит – предал Другого. Я, как и многие генералы по призыву начальника штаба подписался под общим подлым, трусливым, гадким требованием отречения государя-императора… И вот – наказан уже при жизни. Я предал Государя, предал Бога, солдаты предали меня…

Генерал говорил долго, Нифонт ловил себя на мысли, что боится – кающемуся не хватит сил, видно было, что тот собирает последнюю волю. Казалось, он вспомнил каждого своего подчиненного до последнего рядового, которому сказал худое слово. И когда он, обливаясь потом в полном бессилии завершил исповедь молитвою, отец Нифонт сидел молча пораженный, перед ним будто бы прошла история России за последние полвека.

- Простите, батюшка, - прошептал генерал, напоминая о себе, - заплакать - не могу себе позволить. Я – воин.

Нифонт накрыл его голову епитрахилью и произнес разрешительную:

- Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия, да простит ти, чадо Михаил, вся согрешения твоя: и аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

На слове «недостойный» Нифонт запнулся…