Ржа (повесть - начало)

Рейтинг:   / 5

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Иванов Андрей Владимирович

Просмотров: 6619

2010 год, Выпуск № 3

9.

Взрывчатку было решено беречь и расходовать лишь по знаменательным датам и вообще когда будет на то особое настроение. Пока новых взрывов никому не хотелось, поэтому серебристые баллончики просто несли в карманах. Коле, как самому старшему, приходила в голову мысль, что если эти штуки так здорово взрываются от огня или сотрясения, то они могут взрываться ничуть не хуже и от лежания в кармане. Он подумал об этом и оставил мысль при себе, как привык делать и как его учили старшие, особенно дедушка. Старших в его семье было мало, одна только мама, и еще дедушка в далеком степном поселке. Один раз в год, летом, на месяц или даже на два мама отвозила его к дедушке. Сначала они с мамой летели в самолете с двумя пропеллерами на крыльях. В салоне воздушного судна пахло пластмассой, свежими огурцами, которые пассажиры начинали есть лишь только садились в кресла, и еще припахивало туалетом, дверца которого время от времени громко хлопала в самом хвосте. Самолетные туалеты Коля не любил. Там почему– то особенно сильно ощущалась эта мелкая противная дрожь, которой исходил весь самолет на протяжении полета. От нее что– то внутри Колиного тела тоже дрожало, и приходилось так долго стоять над нечистым унитазом, чтобы совершить желаемое. Потом Коля нажимал педальку, в донце унитаза открывалась заслонка, и в отверстии внизу можно было разглядеть облака, реки, леса и горы. Они проплывали внизу, аккуратные, чистенькие, как на рисунке в детской книжке. В унитазе свистел высотный ледяной ветер. Потом заслонка закрывалась, и ветер больше не свистел. Приземлялись они с мамой в Красных Воротах. Из аэропорта ехали на автовокзал, а потом долго– долго на автобусе. Так что начинала болеть спина — сначала от сидения в самолете, потом от сидения на скамейках автовокзала и в самом автобусе. Дедушка выходил встречать их на крыльцо своего старого и большого бревенчатого дома. Рядом с домом тянулись жерди скотной изгороди, за которой лениво паслись на дедушкиной домашней полянке парочка кобылиц с жеребятами.

Дедушка жил в поселке, где его все знали, потому что он жил там всю жизнь. Он никогда не уезжал так надолго, чтобы люди забыли его. Сначала, когда он был еще молодой, егозвали просто по имени — Николай. Или просто по фамилии — Чимитдоржиев, как в армии, где он служил в стройбате. Потом, после армии, он стал строить дома, как простой плотник. Потом окончил заочно строительный институт в Красных Воротах, стал уже инженер, и продолжил строить в родном поселке водопровод. Водопровод строили из дерева, это было признано более экономным решением: построенная за пять лет труба, похожая на бесконечной длины бочку в деревянных обручах, лежала на поверхности земли и пускала фонтанчики холодной воды в воздух, что было признано расточительством. Через семь лет, когда новый стальной водпоровод был почти готов принять воду, его, Николая Чимитдоржиева, приняли в коммунистическую партию Советского Союза. На следующий день после этого торжественного события, рано утром, когда пастухи верхом на низкорослых лошадках гнали мохнатые коровьи стада за поселок, он, потирая от бессонной ночи глаза, отнес свой партийный билет в партком. Там его назвали идиотом и звали так некоторое время, или еще звали идиотом– Чимитдоржиевым. А теперь все в поселке звали его лама Чимитдоржиев, хотя всего каких– то пятнадцать лет прошло.

Когда Колина мама попадала под влияние Колиного дедушки, она преображалась: становилась молчаливой, улыбчивой и принималась готовить. Дедушка каждый раз просил ее приготовить бозы — старинные монгольские пельмени величиной с кулак, и заварить чай.

– Заваривать чай и готовить пищу — очень важные умения, – рассказывал дедушка маленькому Коле, поглядывая то на внука, то на телевизор, по экрану которого под бодрые комментарии ведущего скакали макаки и леопарды. – Если хочешь узнать, что за человек перед тобой, попроси его приготовить тебе поесть и заварить для тебя чай. Если человек вкусно готовит, значит, он ощущает меру вещей и не причинит тебе зло.

Дедушка задумывался, глядя на дерущихся макак, и добавлял тише:

– По крайней мере, не причинит его слишком много.

– А чай, дедушка? Что чай? – Коля плохо говорил на родном языке, но дед не обращал на это внимания.

– Когда я поступил на учебу в монастырь, я был уже в возрасте, – рассказывал дед и глядел на внука сквозь большие квадратные очки. – У меня была семья, я был начальник, меня уважали и слушались. И первые два года в монастыре я учился заваривать чай. Целыми днями только этим и занимался. Как мальчишка...

Дед вздыхал, и вдруг наклонившись к внуку, доверительно шептал ему:

– Когда я вернулся в поселок, ты был еще маленький. Я до сих пор не знаю, кто твой отец, и думает ли вообще о чем– нибудь твоя мать. Поэтому когда я первый раз попросил ее cостряпать для меня бозы, я боялся — вдруг будет невкусно: это означало бы, что я плохой отец. Но, знаешь, – дед вальяжно откидывался на спинку дивана и улыбался, – бозы оказались очень даже ничего. Твоя мама часто готовит их?

– Она их готовит только здесь, для тебя, – вздыхал Коля. – Весь день она на работе, а потом идет куда– нибудь... с одним... с другим... Обычно я ем суп или бутерброды с томатной пастой.

Дед опять сутулился и вздыхал. Его лобастая тяжелая голова с щетиной бритых волос склонялась на руки. Потом он вставал, перекидывал поудобнее через плечо полу багровой накидки, толкал Колю в узкую грудь и спрашивал со смехом:

– Эй, богатырь, пойдем, посмотрим, сколько ты съешь?

Коля шел чуть в стороне от друзей и поэтому оказался выше по склону очередной дюны. Он увидел Капусту первым. Замерев на секунду, он скатился вниз и бросился к Алешке.

– Там Капуста, – сказал он тихо и показал рукой, – его поймали десятиклассники.

Десятиклассники были угрозой непонятной и потому страшной. Никто не знал, чем жили эти огромные дети, что ценили, почему выбирали те или иные поступки. От десятиклассников каждый здравомыслящий ученик начальной школы старался держаться подальше. Быть пойманным десятиклассником — что может быть хуже...

Индейцы осторожно заползли на край высокой насыпи. Это была воронка от взрыва. Когда– то промышленные отходы поселка пытались закапывать, и специально для этого взрывали землю — чтобы сделать котлованы. Через несколько лет мерзлота выдавила все похороненное на поверхность, прямо сквозь грунт, и от идеи отказались, оставив в земле много незаполненных дыр.

На плоском дне воронки был Капуста и трое высоких парней. Капуста всхлипывал и дрожал — он стоял в пыли, без обуви, в носках. Его сапоги валялись у ног агрессоров. Один из десятиклассников поднял горсть мелких камешков и кинул все разом в Капусту. Тот задергался, пытаясь увернуться.

– Скажешь? – спросил десятиклассник.

– Я не знаю! – проныл Капуста. – Пустите меня! Отдайте сапоги!

– Где наши детонаторы? – монотонно повторил десятиклассник.

– Я не знаю!!!

Капуста очень боялся. Ему сейчас казалось, что он находится ужасно далеко от дома — облезлой деревянной общаги, где они с мамой и папой жили в комнате с одним окном, одним диваном, раскладушкой и треснувшим унитазом в фанерном закутке. Капуста очень хотел домой. Он боялся остаться здесь насовсем, среди гниющих механизмов и колотого камня. Страх проник в его душу еще когда он увяз ногой в оранжевой луже. А теперь, видя перед собой эти мрачные взрослые лица, чувствуя боль от ударов камней, Капуста едва удерживался, чтобы от страха не зареветь в голос.

Десятиклассник взял камень побольше и замахнулся.

– Я все расскажу! – заорал Капуста. – Только не надо больше кидать в меня!!! Я все расскажу. Они индейцы, у них есть вождь, они взрывали ваши эти... детонаторы! Они сейчас здесь, индейцы!

Парни на дне воронки переглянулись и захохотали, подняв к небу лица. Рядом с Алешкой во весь рост встал Спиря с натянутым луком. Он что– то сказал отрывисто.

– Заметят! – выдохнул Алешка и толкнул его со всей силы в бедро.

Спиря спустил тетиву и упал. А стрела, предназначенная предателю Капусте, свистнула в воздухе и ткнулась обойным гвоздиком в ляжку одного из врагов.

В следующую секунду индейские воины могли наблюдать устращающее зрелище: три огромных, неукротимых в ярости десятиклассника бежали прямо к ним вверх по склону, разбрызгивая ногами щебень. «Мы не убежим», – мелькнуло в голове вождя. А в воздухе над его головой мелькнул серебристый цилиндр. Алешка только успел ткнуться лицом в пахнущий ржавчиной гравий и ощутил, как дрогнул воздух. Когда он снова поднялся, десятиклассники сидели на середине склона и опасливо трясли головами. В ушах звенело. По противоположному склону воронки бежал вверх Капуста в носках. Через Алешку перелетел еще один детонатор, сверкнул на солнце и звякнул о камень. Десятиклассники прыгнули вниз, казалось, вперед головами. Им вдогонку звякнули тетивы и взлетели стрелы. Взрыва не было.

– Хватит!!! – крикнул Алешка, – Отступаем!!!

Он повернулся и побежал. За ним бросилось племя. Бежали долго, хотя и не слышали за собой погони, тяжело дышали и чувствовали, как слюна во рту от усталости становится сладкой. Алешка уводил воинов в заросли ржавой арматуры и гнутых шахтовых механизмов. Если там затаиться и сидеть тихо, их никогда не найдут.

Возле самой реки, где куча деревянных ящиков с непонятным содержимым вдавалась мысом в коричневый поток, они остановились и отдышались. У Спири на щеке запеклась кровь темно– красной шершавой полосой, отчего он вдруг стал вылитый сиу на тропе войны. Коля кашлял: пересохло в горле от долгого бега. Дима и Дуди сидели рядышком на деревянных ящиках, у Дуди были большие от страха глаза, а по лицу Димы было видно, что он впервые в жизни ощущал себя героем — ему не хватало только широкого меча на поясе и степной лошадки в поводу, как у Нюргун– боотура на картинке.

– Ты вождь или кто?!! – кричал Пашка, – Почему мы отступили?!! Мы могли их победить!!!

Алешке было страшно.

– Не кричи, – просил он Пашку, – они могут услышать...

– Да, мы бы их!.. – задыхался Пашка от негодования.

– Что ты их? – Алешка стоял, привалясь спиной к штабелю вздувшейся пузырями фанеры. – Этими штуками убить можно. Ты бы их убил, да?

– Они убегали! – ярился Пашка и потрясал воинственно пучком стрел. – Мы бы прогнали их! Я попал в одного!

– Спиря тоже попал, – громко шептал Алешка. – И что? Они не испугались наших луков, потому что это просто игрушки. А этими штуками, детонаторами, можно было убить десятиклассника или Капусту. И что тогда? Вот, Спиря выстрелил в Капусту, а попал в десятиклассника...

– Это ты мне помешал! – возмущенно крикнул Спиря.

– Да, не орите вы... – попросил Алешка, – Какая разница, в кого ты попал? Если бы ты попал в Капусту, они бы все равно побежали к нам, неужели не понятно. Их остановил только взрыв, но они знают, что мы не станем их убивать, и поэтому сейчас они ищут нас. Что ты, Паша, будешь делать, когда они нас найдут? Взорвешь их?

– Взорву! – крикнул запальчиво Пашка, – И никто не узнает!

И вдруг, осознав реальность сказанного, потерял решимость, запнулся и посмотрел вокруг.

– Тебя отправят в детскую колонию, – презрительно сказал Алешка, – а твоего папу, и маму, и брата — посадят в тюрьму.

Пашка молчал. Только сейчас к нему начал приходить страх. Он сел на пыльный ящик и стал колупать песок кончиком стрелы.

– Кто вообще кинул эту штуку? – строго спросил Алешка.

Его страх после моральной победы над Пашкой, наоборот, быстро выветривался.

– Я кинул, – спокойно сказал толстый Дима. – В тот момент нам нужно было защищаться. А наши луки... это просто смешно. Непонятно, зачем нам игрушечные луки, если мы — настоящие индейцы.

– Никто ничего не может делать без моего разрешения! Вы обещали! Я не разрешал кидать! – Алешка ощущал свою правоту, закон был на его стороне.

– Паша правильно сказал, что здесь, в этом месте, можно убить кого– нибудь и будет незаметно, – спокойно уточнил Дима, – Десятиклассники были очень злые, а у нас полные карманы взрывчатки...

Он помолчал, наблюдая, как вождь и соплеменники усваивают значение его слов. Потом продолжил:

– Что было бы, если бы они нас поймали? Может быть, потом их посадили бы в тюрьму — какая разница?

Племя притихло. Рядом, почти у их ног, журчала ядовитая река: волны катились по быстрой воде ржаво– пенными барашками. Высоко– высоко томились в леденцовом солнечном свете ленты золотистых перистых облаков на небесной глазури. Мерзко подвывал ветерок в трухлявых закоулках гигантской свалки.

– Что будем делать, вождь? – спокойно и обнадеживающе спросил Дима.

Алешка прищурился:

– Слушайте мой приказ: мы должны оставаться незаметными. Всегда. Это очень важно. Сейчас за нами гоняются эти уроды только потому, что они заметили нас. Мы повели себя как дураки: могли посмотреть на них и обойти стороной. А вместо этого начали войну, хотя мы знаем, что не сможем их победить. Да, из– за чего начали? Из– за Капусты! Он даже не индеец, но Спиря, видите ли, решил его наказать! Ты должен быть доволен, Спиря. Так бы они его помучали и отпустили, а теперь они думают, что он наш друг — ведь мы его, получается, спасали. Нужно перейти реку. Они ищут нас на этом берегу или думают, что мы побежали домой. А мы пойдем в другую сторону. Будем искать трубу!

Через Депутатку несколько раз пытались наводить мосты. Но северные реки, даже отравленные насмерть, ведут себя непредсказуемо, и мост почти каждую весну смывало, потому что поток хоть на несколько метров, да менял свое русло. Постепенно люди смирились с этим явлением и однажды решили, что проще будет пересекать реку при необходимости на гусеничном тракторе — как оно обычно делается в Заполярье. Не дождавшись очередного восстановления, мост окончательно упал в воду и выглядывал иногда оттуда, когда река мелела, выставлял на поверхность ржавую решетку перил. Если же кто– то хотел пересечь реку, не располагая гусеничной техникой, ему оставалось выбрать из двух вариантов. Залезть в болотные сапоги до самой задницы и шагать в непрозрачной вонючей воде, надеясь, что место для брода выбрано верно. Или найти трубу. Эти трубы — длинные, разной толщины — бросали поперек реки несколько лет подряд в разных местах, с помощью все тех же бульдозеров.Когда поток менял русло, некоторые из труб оказывались под водой, зато другие, в других местах, наоборот — вдруг соединяли оба берега своим ржавым длинным туловищем. Каждый год, и даже несколько раз за лето, картина менялась: никто заранее не знал, где именно нынче можно перейти реку по трубе. Но что где– то непременно можно — знал каждый.

Вдоль берега пришлось идти всего минут двадцать, в тени песчаных откосов. Труба, совсем тонкая, так что с трудом можно было бы втиснуться внутрь нее ребенку, одним концом лежала на их берегу, а другим — втыкалась в противоположный. Коричневая вода бугрилась быстрыми волнами всего в полуметре под ней.

– Надо куда– то девать эти штуки, – сказал Алешка. – Мы не можем вот так просто ходить и носить во всех карманах взрывчатку. Давайте спрячем их в трубу. Вряд ли кому– то захочется в нее залезать. А мы потом вернемся и заберем.

Через несколько часов племя выбрело обратно к той же трубе. Кроме лука и стрел каждый индеец нес на себе горные самоспасатели в запаянных жестяных футлярах. Они наткнулись на целую кучу этих красных железных коробочек, похожих на солдатские манерки. Если дернуть за кольцо у них на боку, то оловянная пломба отойдет в сторону, скрутится спиралькой жестяная полоска, как на банке импортной ветчины, и коробочка раскроется пополам. А внутри будет лежать страшный на вид прибор — тяжеленький металлических кожух с большим резиновым загубником. Вставить загубник в рот, вцепиться в него зубами, сорвать пальцами пленку с обратной стороны кожуха, ипойдет таинственная химическая реакция, насыщая легкие пьянящим кислородом с привкусом старой резины. А еще надо зажать нос специальной прищепкой с резиновыми лапками, которая болтается тут же на кожухе. Зачем нос зажимать? Наверное, чтобы кислород из головы не выходил.

– О, распираторы! – сказал Алешка, увидев насыпь из красных жестяных коробочек и открыв первую из них. И объяснил индейцам: – Через эти штуки дышать можно!

– Распираторы! Распираторы! – загалдели воины, хватая коробочки без разбору.

– Почему распираторы? – удивился толстый Дима. – Они ведь никого не распирают.

– Это самоспасатели. – сказал опытный Коля. – Они бывают однодневные и трехдневные. Я не знаю, какие эти. Через них шахтеры дышат, когда их в шахте завалит и там воздуха совсем нет. А респираторы — это другое, респираторы просто от пыли защищают.

– Зачем их выбросили? – спросил Алешка. – Они же новые...

– А зачем тут все выбрасывают? – задал вопрос Коля. – Списанные...

И хотя все безоговорочно признали Колину правоту, за самоспасателями прочно закрепилось название «распираторы».

Каждый «распиратор» весил около килограмма и висел на длинном брезентовом ремне. Самые могучие из индейцев, вроде Коли и Димы, навешали на себя пошесть «распираторов». Алешка надел сначала четыре штуки — по два через каждое плечо. Но было тяжело, и один пришлось снять. Дуди не понял, для чего нужны «распираторы», но тоже взял три штуки: они болтались у него под коленками и мешали идти.

Впрочем, когда подошли к берегу, обнаружилась проблема. По трубе переходить реку с быстрым течением всегда сложно. Нужно постоянно смотреть на линию горизонта, пока вслепую ставишь ноги на ржавый металл. Если хоть на мгновение опустить взгляд на трубу — убедиться, что не шагнешь сейчас мимо, — тут же быстрая вода загипнотизирует тебя: покажется, что не река течет под трубой, плеская рыжими барашками, а сама труба вместе с тобой взлетает стремительно вверх и в сторону. Единственное, что может сделать человек, попавший в зыбкие лапы такой иллюзии, – крепко зажмуриться и окаменеть. Не двигаться, не смотреть и не дышать хотя бы минуту, пока не перестанет кружиться голова. Но обычно обманутый начинает изгибаться — старается удержать равновесие на взлетающей трубе – и закономерно плюхается вниз.

Проход по трубе каждый раз был испытанием стойкости духа: хватит ли сил удержаться от взгляда вниз, достанет ли смелости не поверить своим глазам и позволить ногам ступать по скользкому железу как им вздумается? А теперь еще «распираторы» болтались по сторонам на длинных брезентовых ремнях и мешали удерживать равновесие. Алешка посмотрел, как переходят другие члены племени, как они вздрагивают на середине перехода и задирают вверх подбородки, чтобы не дай бог не глянуть вниз. Он снял с плеча один «распиратор» и бросил у кромки быстрой коричневой воды — на оранжевый ил. Пусть у него будет меньше этих штук, но и помех при переходе будет меньше, – с такими мыслями он пошел по трубе. Над серединой реки один из оставшихся «распираторов» неудобно мотнулся на боку, Алешка дернулся от страха и, пытаясь устоять на ногах, опустил взгляд. На секунду. И увидел, как несется под трубой мертвая вода — длинными стремительными струями. Труба поплыла под ногами вверх и в сторону. Алешка снова дернулся и уставился в небо, а сам чувствовал подошвами резиновых сапог течение воды метром ниже. Труба летела. И кружилась в полете. Алешка понял, что падает, и со всех сил толкнулся ногами — чтобы не рухнуть в воду вниз головой.

Он приземлился рядом с трубой, ледяная вонючая жидкость тугим потоком охватила его бедра, забулькала в сапогах, затеребила красные коробочки двух оставшихся у него «распираторов». «Я упал», – пронеслось в голове у Алешки. Он не знал, что полагается делать в таких случаях, стоял и ждал, но ничего страшного не происходило. Чувствуя, что замерзает, побрел к берегу. Было неглубоко, вода упруго шлепала его мокрой холодной ладонью по ляжкам. Индейцы молча стояли на обоих берегах и смотрели.

Выйдя на сушу, он снял сапоги, вылил из них воду, стянул тяжелые штаны и принялся их отжимать. Потом снял и отжал трусы. Мокрые жестяные коробки «распираторов» холодили пупырчатую от испуга кожу.

Пашка тоже шлепнулся в воду. Правда, у самого берега и только набрал полные сапоги воды.

Домой двинулись усталые, не говоря ни слова. Алешка мерз в мокрых штанах, от которых пахло ржавчиной, а ногам в сапогах было скользко и неуютно от влаги. Солнце ярко освещало песчано– гравийные дюны свалки, блестело на осколках стекла в песке. Никто уже не боялся. Вряд ли десятиклассники все еще были здесь.

Когда уже подходили к поселку, Дуди вдруг сказал:

– Дуди!

Он шел последним из растянувшихся цепочкой воинов и успел повторить свое фирменное восклицание изрядное количество раз, пока наконец Алешка с раздражением не обернулся:

– Да, заткнись ты... Пацаны! Смотрите!

Позади, над пестрым тундровым ковром, поднимался столб жирного черного дыма. Он становился на глазах все толще, в нем проскакивали длинные огненные языки. Зрелище напоминало извержение вулкана. Дым поднялся выше горной гряды и, попав в поток ветра, стал расплываться, нависая над долиной как шляпка гигантского гриба. У основания дымного столба поднялось багровое пламя.

– Дуди! – произнес Дуди, показывая пальцем на дым и оглядываясь на Алешку.

– Шины горят, – сказал Алешка. – Вся эта гора из шин горит. Надо быстрее домой, пока взрослые не заметили.

Он с тоской оглянулся вокруг и понял, что такую штуку взрослые заметят даже из соседних долин — настолько чудовищно огромным был пожар, настолько высоко взлетали хлопья резиновой сажи, настолько ярко и устрашающе ворочалось в дыму густое красное пламя.

До поселка оставалось совсем немного. Уже переходя главную дорогу, отделявшую жилые микрорайоны от тундры, они поняли, что припозднились — на улицах не было ни души. Это обстоятельство их обрадовало — пусть ругают за то, что поздно пришли домой, лишь бы не обвинили в поджоге свалки. Взрослые почему– то очень боялись пожаров на этой свалке...

Первое, что сказала Алешке мама, когда открыла ему дверь, было:

– Три часа ночи!

«Не везет весь день...», – подумал он, а вслух сказал:

– Солнце...

И понял по маминым красным глазам и усталому лицу, что она не ложилась. Из кухни выглянул такой же усталый и трезвый папа:

– Я тебя уже искать ходил...

Папа стоял в золотой от солнечного света комнате в одних трусах, огромный, под потолок, с длинными ручищами. Он не злился. А мама ругалась, облегченно кричала, как она вся испереживалась и хотела уже звонить в милицию.

– Кто– то свалку поджог... – тихо сказал папа. – Дня три гореть будет.