Вперёд и дальше (рассказ цыганского барона)

Рейтинг:   / 2

Подробности

Категория: Проза

Автор: Ярмолюк Анатолий Владимирович

Просмотров: 6038

2010 год, Выпуск № 5

* * *

И точно – оно, это главное и страшное, очень скоро началось. Первым начал, конечно, не мой народец, а народишко баро Серафима: у них имелось такое право – начинать первыми… Пять или шесть человек, которые покрепче и помоложе, вдруг разом встали и направились в нашу сторону. Сразу же им навстречу двинулись и наши. Тогда к не нашим стали присоединяться другие. И к нашим также стали подходить другие. Последними, с кольями в руках, подошли все шестеро гаджё: трое из них были на нашей стороне, другие трое – на стороне обратной. Оба народца сошлись на середине раскисшей дороги и стали молча смотреть друг на друга. И у наших, и у тех, кто был против нас, читалась в глазах ненависть. Мы ненавидели их, а они – нас.

- Ну, и что же мы будем делать, братья? – начал, наконец, разговор один цыган из не наших, у которого, я это знал, было прозвище Парно, что означало Белый; этот Парно по виду ничуть не напоминал цыгана, а, скорее, своими зелеными глазами и русыми кудрями был похож на гаджё. – Так как же мы будем считаться, ромалэ?

- Ты это о чем, пшалоро? – спросил у Парно наш Егор-Чюри, хотя лично я предполагал, что такой вопрос задаст Ян-Ченя. – На что ты намекаешь, братец? Не понимаем мы твоих намеков…

- Ты знаешь, пшало, на что я намекаю, - сказал Парно. – Все ты знаешь, брат… Ты знаешь также и то, кто лежит в той могиле под калиновым кустом. Там лежит наша сестра. Не ваша, а – наша…

- Не мы ее убили, - сказал Егор-Чюри. – И ты, брат, это знаешь.

- Вы ее убили! – жестко возразил на это зеленоглазый цыган Парно. – Вы! И – вам отвечать! Так как же мы будем считаться, братья? Каким счетом? А?

И с такими словами зеленоглазый цыган Парно вытащил из кармана нож. И те цыгане, что были рядом с ним, также вытащили свои ножи, а трое не наших гаджё взмахнули кольями. В ответ наши цыгане также вытащили свои ножи, а наши гаджё взмахнули кольями. А затем обе стороны двинулись навстречу друг другу, а и идти-то тут было всего ничего – пять или шесть шагов. И очень скоро эти шаги закончились, и стороны сошлись грудь в грудь – как раз на такое расстояние, чтобы удобно было взмахнуть рукой и вонзить нож в сердце своему брату…

И тут-то произошло неожиданное событие: вперед вдруг выскочили братья Смутьян и Грубиян. Лично я ожидал, что чего-то эдакого следует ожидать от Яна-Чени, но – Ян-Ченя почему-то никак себя не показывал, будто бы его сейчас промеж нас и не было… Итак, Грубиян и Смутьян: они ринулись в самую людскую гущу, мигом раздвинули сошедшихся цыган и гаджё в разные стороны, так что нельзя уже было достать ножом брату брата с первого взмаха, и ничего такого не ожидавшие люди замерли, ожидая, что же будет дальше. А дальше Грубиян и Смутьян стали говорить.

- Спрячь свой нож, Егор-Чюри! – сказал Грубиян.

- И ты тоже спрячь свой нож, Парно! – выкрикнул Смутьян.

- Все спрячьте свои ножи, ромалэ! – продолжил Грубиян.

- А гаджё пускай опустят свои колья! – дополнил Смутьян. – Потому что – мы хотим кое-что всем вам сказать!

- И если вы не бароро и не дылыно, то вы прислушаетесь к нашим словам! – сказал Грубиян.

- Вы станете благодарить нас за наши слова, если вы не бараны и не дураки! – прокричал Смутьян.

- Джюклори… - сказал на все это Парно и, поигрывая своим ножом, презрительно сплюнул. – Щенок… Щенок пытается лаять, как взрослый пес… О чем ты тявкаешь, джюклори? Что ты нам всем хочешь сказать? Что вы – все – вообще можете нам сказать, если это именно вы убили нашу сестру Ветку? Вы убили – вам и отвечать. И не надо тут тявкать…

- Убей меня, - прищурился на Парно Смутьян или, может, Грубиян. – Подойди ко мне, и ударь меня ножом в мое сердце. А, может, я убью тебя. Тут, знаешь, как кому повезет… Но все равно – еще одним цыганом на земле станет меньше…

- А потом, - влез в разговор Грубиян, или, может быть, Смутьян, - мы все станем резать друг друга, и через пять минут нас останется в два раза меньше, чем сейчас. А цыганских могил – рядом с могилой Ветки – станет в два раза больше!

Тут в рядах моего народца произошло шевеление, и рядом с братьями Смутьяном и Грубияном возник взъерошенный и злой Егор-Чюри. А вот Ян-Ченя по-прежнему отчего-то не показывался, будто бы он и вовсе загадочно исчез с лица земли…

- Ну, так кто из вас желает лечь первым рядом с Веткой? – прорычал Егор-Чюри. – Может быть, ты, Парно? Ну, так выходи, и мы посмотрим, кто из нас джюклори, а кто – чюри!..

Егор-Чюри прождал целую минуту, но никто к нему так и не вышел: даже сам Парно – и тот не вышел. И Егор-Чюри наполовину успокоился.

- Налачоро… Чибакироро… - проворчал он. – Черти… Болтуны… Только и знаете, что болтать… А вот мы – предлагаем вам дело. Настоящее дело, справедливое! И там, в этом справедливом деле, мы поглядим друг на друга и поймем, кто из нас кто… Налачоро… Значит, вот что мы вам предлагаем, ромалэ, а также и вам, гаджё. У каждого цыгана имеется при себе нож: а если каждому поискать у себя за пазухой, то, кроме ножа, отыщется и кое-что посерьезнее. Я знаю, отыщется… А у гаджё есть колья. А вот это – дорога. А там, в той стороне, город. А в том городе – люди, которые убили Ветку. Все мы знаем, ромалэ, кто убил Ветку… Ну и для чего нам резать друг друга на этой мокрой дороге, и для чего нам бить друг друга по голове кольями? Для чего, ромалэ и гаджё? Что нам, голым и голодным, делить между собой, – когда мы можем с нашими ножами и кольями пойти по этой дороге, вернуться в город и рассчитаться с теми, кто убил нашу сестру Ветку? Мангаса тумэн тэ пилэн амаро подаркицо, джюкэлэ! Получите от нас подарочек, собаки – так мы им скажем!.. Ну, так кто желает пойти с нами по этой дороге? Ты, Ян-Ченя? Ты, Парно? Вы – Киндо, Чордо и Ягори? Вы, Степан и Демид! Ты, Арсен?.. Ну так – пошли!..

Эта долгая речь Егора-Чюри возымела свое действие как на цыган, так и на гаджё. С обеих сторон раздались радостные крики, и очень скоро к Егору-Чюри и братьям Смутьяну и Грубияну стали подходить цыгане из тех, кто помоложе и попроворнее: даже гаджё вместе со своими кольями присоединились к компании. Вот это был оборот так оборот, вот сейчас-то и начиналась истинная беда! Не зря мы с баро Серафимом безмолвно общались глазами, и не напрасно наши души маялись в тяжких предчувствиях! Потому что – сейчас, на этой раскисшей от негаданной оттепели дороге затевалось дело, которого не видано еще было под небесами! Цыгане намеревались идти войной на город и убивать людей! Никогда еще, говорю, не происходило ничего подобного на этой скорбной земле! Цыган – тех убивали всегда, во все века, и сами цыгане, случалось, убивали друг дружку. Но – никогда цыгане не ополчались войной на других людей, даже если эти люди и были виноваты перед цыганами! Таких людей цыгане всегда прощали или, если не могли простить, старались о них поскорее позабыть, уйти из их городов и никогда туда больше не возвращаться. Так велел цыганский закон, а цыганский закон всегда цыганами исполнялся, потому что если бы он не исполнялся, то, наверно, не было бы давно уже на свете и самих цыган… Никогда не нужна была цыганам война, и ни с кем не должен воевать цыган: даже – если уже и невмоготу, даже – если цыган преисполнен отчаянья, и ему кажется, что не остается никакого иного выхода, кроме войны… Потому что цыган на этой земле – не воин, у цыгана под этими небесами иное предназначение… Но сегодня – случилось то, что случилось. Под водительством моих молодых зверей – Егора-Чюри и братьев Смутьяна и Грубияна образовался отряд цыганских мстителей, желающих идти в город, чтобы там резать и стрелять гаджё. О, бида, о, бибахт! О, беда! О, горе! Воистину беда и горе – еще и потому, что не было у этого отчаявшегося, опрометчивого отряда ни малейших надежд на победу! Не может победить тот, кто намерен воевать со всем миром… А, между прочим, Ян-Ченя отчего-то к отряду присоединиться не пожелал, и я опять краем своего разумения обратил на это свое внимание…

Очень скоро цыганский отряд был готов к тому, чтобы по раскисшей зимней дороге идти на собственную погибель. К отряду присоединились почти все молодые цыгане-мужчины, а также и все шестеро гаджё. И только Арсен и Ян-Ченя не присоединились к отряду. Что касаемо Арсена, то он, сдавалось мне, вообще не обращал никакого внимания на всю эту кутерьму, а сидел у изголовья могилы на грязном снегу, смотрел куда-то в пространство и шевелил губами, будто бы читал молитву или повторял чье-то имя…

- Ангил! – скомандовал Егор-Чюри своему отряду. – Вперед! Мы покажем этим гаджё!..

Надо было что-то делать, надо было спасать этих молодых отчаявшихся зверей, да и всех прочих цыган заодно, потому что если погибнут эти молодые звери, то и все мы, оба цыганских рода, погибнем вслед за ними.

- Стойте! – крикнул я. – Палэ! Назад!

- Остановитесь! – крикнул вослед за мной и баро Серафим. – Глупцы… дылыно… куда вы собрались? За смертью вы собрались!..

И мы вдвоем с баро Серафимом встали поперек дороги, чтобы помешать этим безумцам. Нас было всего двое, и мы были старики, а их было много, и они были молодые, отчаявшиеся и злые. Они не ожидали, что мы встанем поперек их пути, и остановились. Они не знали, что с нами делать и как нас миновать, потому что мы с Серафимом были стариками и баро, а стариков и баро цыгане уважают и слушают, уважение к старикам и баро присутствует в крови у всякого цыгана. Но – очень скоро из толпы вперед вышел Егор-Чюри, следом за ним – Парно, а затем – братья Смутьян и Грубиян и еще кто-то…

- Криго! – тихо и яростно сказал мне и Серафиму Егор-Чюри. – Прочь! Дайте нам дорогу!

Мы с Серафимом ничего не ответили, но и не сдвинулись с места. Мы стояли и ждали, что же будет дальше. Я и Серафим ощущали себя… я не знаю, как бы правильнее объяснить такое свое ощущение… наверно, мы ощущали себя преградой, вставшей на пути реки. Река была злой, стремительной и нерассуждающей, а преграда – маленькой и слабой, но она, преграда, была последним препятствием на пути злой реки. И по этой-то причине преграда должна была во что бы ни стало выстоять, иначе – злая река погубила бы все на своем безумном пути… И потому-то я и Серафим стояли и ожидали, что же будет дальше.