Тёмное эхо (роман)

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Лавряшина Юлия Александровна

Просмотров: 5747

2010 год, Выпуск № 5

Глава 2

«Может, выключить свет? – подумал Аркадий, не тронувшись с места. – Может, утро уже набралось розоватой силы достаточно, чтобы высветить на бумаге эти странные, придуманные каким-то арабом значки? Он сам назвал их цифрами? Почему он нарисовал каждую так, а не иначе? И почему все человечество подчинилось его прихоти? Кроме, римлян, пожалуй, но и они сдались… Вот оно - арабское владычество в действии! Господи, какая ерунда лезет в голову…»

Не шевелясь, Аркадий смотрел на чайно-золотистую портьеру, которую надо было отодвинуть, чтобы впустить утро, еще не разбудившее сыновей. Проснувшись, он передвигался по квартире тише кошки, под ней-то вечно скрипели половицы, хотя она весила всего кило девятьсот. Аркадий знал это наверняка, ведь на днях мальчишки снова затолкали Нюську на кухонные весы. Стас еще деловито подвел:

- Да минус грамм сто какашек, она еще на горшок не ходила.

Нюська мрачно смотрела на них с пластикового поддона глазами, осознавшего свое предназначение убийцы, и прижимала уши все сильнее, делаясь похожей на затаившуюся в листве рысь. Морда у нее была такой узкой и вытянутой, что казалось, будто кошка постоянно принюхивается. Аркадий незаметно загородил младшего сына, ведь если б Нюська вздумала броситься на одного из них, то, конечно, выбрала бы Мишку. Его самого она просто любила, а Стас мог свернуть ей шею одним ударом, и кошка хорошо понимала это. Она была женщиной…

- Во всех нормальных семьях отцы уходят, а не матери, - как-то бросил Стас, уверенный, что он не слышит. – У нас все не как у людей!

И хотя, поразмыслив, мальчик вслух добавил: «Ну и ладно, лучше быть не как все», Аркадий так и не смог отделаться от мысли, что сыновья предпочли бы, чтоб в этом их семья не отличалась от остальных.

Заметив, что Аркадий не пишет, Нюська легко вспрыгнула ему на колени и вопросительно муркнула. Они часто разговаривали так – каждый на своем языке, но обоим эти беседы доставляли удовольствие.

- Что, малышка, не спится? – он медленно провел рукой по гладкой, скользкой шерсти. – Ты ведь у меня сытенькая, только спать да спать… За окном столько снега навалило, что ты ушла бы в него целиком. Всю зиму его почти не было, а тут разом! Тебе туда не надо выходить, тебе и дома хорошо, правда?

Кошка согласно зажмурилась, и задрала слегка выпяченный подбородок, чтобы он почесал. Аркадий потеребил короткую шерстку пальцем.

- Вот ты от меня не уйдешь… Я даже не спрашиваю, ты заметила? Самоуверенность просто дьявольская. А ведь стоит забрести сюда какому-нибудь паршивому коту с его могучим зовом природы…

Это было не совсем справедливо, ведь даже у него сложилось впечатление, что Матвей любит его бывшую жену. Фактически – бывшую, хотя никто из них до сих пор не подал на развод. Впрочем, Аркадий сделал бы это, если б у него было время и не было такого отвращения к бумажной волоките. Он до сих пор с ужасом вспоминал, как они приватизировали квартиру…

С Матвеем они встретились всего раз. А зачем больше, ведь надо было просто увидеть… Он показался ему молодым до того, что Аркадий даже растерялся.

- Ты его усыновляешь? – он понял, что со злости сказал пошлость, но извиняться не стал. Подавить эту непривычную для него злость Аркадий даже не пытался. Она спасала его от боли.

Маша улыбнулась виновато, – это у нее тоже появилось в последнее время, – и проговорила совсем тихо, чтобы Матвей, задержавшийся у своего огромного джипа, не расслышал:

- Я и сама понимаю, что это безумие. Но я… Видишь ли… Я ничего не могу с собой поделать…

- Зачем было рожать детей, если ты, оказывается, так и не научилась держать себя в руках? – пошлость сменилась банальностью, но Аркадий тоже ничего не мог с собой поделать.

Маша не ответила. Если б она уже нашла те почти невозможные слова, что могли оправдать ее, то уж наверное произнесла бы их вслух. Но их не было этих слов. Любовь? Когда-то они сходились в том, что если страдают дети, любовь не может служить оправданием.

- А у него?

Аркадий не уточнил, о чем спрашивает, но она поняла, как всегда тотчас догадывалась обо всем, что он и додумывать-то не успевал.

- Нет, - она нервно улыбнулась Матвею, который был уже близко. – Хотя он был женат. Но детей нет.

У Аркадия вырвалось нелепое:

- Прекрасно!

- Что – прекрасно? – Матвей заинтересованно поглядывал на обоих. С одинаковым дружелюбием. Точно и не он, походя, растоптал то, что выстраивалось ими чуть ли не двадцать лет.

Маша противилась, когда Аркадий округлял до такой степени. «Всего семнадцать! – уточняла она. – Ты же математик, должен бережно обращаться с числами».

- Прекрасно то, что вы будете жить в пяти часах езды отсюда, - сказал Аркадий. И хотя до того он говорил о другом, это тоже было правдой.

- Я думаю! – откликнулся Матвей, и весело тряхнул светлыми, ровно остриженными чуть ниже уха волосами. – Вот торчали бы у вас перед глазами!

Но взгляд у него оставался настороженным и, как показалось Аркадию, чуточку умоляющим. Было понятно, о чем он просит, но Аркадий и без того не собирался ни проклинать их, ни устраивать скандала. Не то чтобы потрясение прошло, а обида уже улеглась, но он знал: времени упиться ими будет вдосталь. Когда эти двое наконец уедут…

Матвей перестал улыбаться. Похоже, это нелегко давалось ему. Он оглянулся на засыпанные листьями столики летнего кафе. Их еще не убрали, хотя желающих выпить «Пепси» в такую погоду уже не было. Аркадию показалось, что столы усеяны скомканными носовыми платочками, и подумал, что это, должно быть, кафе прощания…

- Давайте сядем, - предсказуемо предложил Матвей, и отодвинул для Маши стул.

Теперь, когда он ссутулился и перестал встряхивать волосами, почти невозможно было поверить в то, что этот человек так богат, как говорили. Разве богатые ходят в свитерах и джинсах?

Усаживаясь, Аркадий несколько раз пристально взглянул ему в лицо. Оно было крупным, но не полным, скуластым, и желваки ходили так заметно, что на мгновенье Аркадию стало жаль его. Это чувство было столь же нелепо, как и предстоящий разговор, каким бы он не вышел. И как вся их история, если ее поведать в двух словах: сорокалетняя женщина (ну, почти сорокалетняя!), мать двоих детей уходит к тридцатилетнему… или сколько там ему… парню, и при этом не устает твердить, что на деньги ей плевать.

Это лицо… Аркадий цепко взглянул еще раз. Что в нем такого, перед чем невозможно устоять? Маша ведь была не из тех, кому слово «ответственность» вообще незнакомо. Сыновьям она отдавала столько себя, что другая уже опустилась бы, состарилась, а у Маши только черты стали чуточку острее за эти годы. Почему же они, все трое, внезапно растворились в тени этого Матвея, словно за ним тянулась полоска кислоты?

- Как же нам быть с мальчишками? – спросил Матвей, пристально глядя на искореженный старостью лист, который отрывисто трогал пальцем, будто пытался дозвониться до осени. Может, просил послать дождь, чтобы этот мучительный для всех разговор прервался…

Аркадий с трудом принял то, что он так запросто назвал его сыновей «мальчишками». Хотя они и были мальчишками, как еще можно было сказать о них? Дети? Они убили бы, не задумавшись, если б услышали. Вернее, Стас убил бы.

- А что вас волнует? – Аркадий смотрел на него холодно, но без той злости, которая сама приливала к глазам, стоило только взглянуть на Машу.

Матвей несколько раз кивнул, хотя вопрос не предполагал согласия или несогласия. Волосы упали ему на глаза, и он отбросил их раздраженным жестом. «Он сердится на себя за то, что моложе меня, и носит модную стрижку, а я лысею, и ездит на джипе, - насмешливо подумал Аркадий. – Он решил, что я ненавижу его за все это».

- Вы не хотите их отпускать?

- А вы хотите попытаться забрать их?

- Не я… Почему я? Но это же Машины дети.

«Вот сейчас Стас все же убил бы его», - отметил Аркадий и, думая, что говорит спокойно, пояснил:

- Маша меняет свою жизнь. Кто может ей запретить? Но почему по ее прихоти мальчики должны менять и свои жизни? Ей этого хочется, а им нет. Они здесь выросли, тут их друзья, школа…

- Школа-то заурядная, - заметил Матвей. – Терять особо нечего. Я, например, сменил пять школ.

- Меня не интересует, что вас вынудило.

- Ну, понятно!

- А вы понятливый! Тогда вам не составит труда понять все, что я могу сказать, но не хочу этого.

Бросив на Машу тревожный взгляд, Матвей выложил последний козырь:

- Я мог бы организовать им обучение за границей. В Англии, например. Легко!

«Организатор хренов! – едва не вырвалось у Аркадия. – Массовик-затейник!»

- Вы не поверите, - отозвался он церемонно, - но я сторонник российской системы обучения…

- В МГУ хотите?

- Также легко? Я ничего не хочу. Я уже отучился, слава Богу!

У него мелькнуло язвительное: «У этого типа хоть образование-то есть? Или начальной школы хватает, чтобы деньги считать?»

Он посмотрел на Машу, еще полгода назад (или когда там у них началось?) считавшую себя духовной гурманкой. Трудно было поверить, что Матвей обворожил ее, читая Бродского… Ему показалось, что Маша их даже не слушает, так увлеченно она гоняла по десятисантиметровому квадрату оставленную кем-то пивную пробку. Этот кто-то и не подозревал, в каком разговоре примет молчаливое участие его пробка…

«Да что с тобой! – Аркадий еле удержался, чтобы не отбросить Машину руку. – Ты же брезглива, как черт знает кто! Что с тобой происходит?»

Почувствовав его взгляд, она подняла глаза, и Аркадий опять увидел то, что месяц назад заставило его оцепенеть: Маша смотрела сквозь него. Его больше не было, он просто растворился в пространстве, и ее ничуть это не расстроило. Ему стало страшно случайно перехватить ее взгляд, устремленный на Матвея…

- Так что обсуждаем? – заторопился он, боясь отпустить ее невидящие глаза. – Все предельно просто и ясно. Мальчики остаются со мной. А вы живите, как хочется, никто вам не указ.

- Я могу… - первые слова дались Маше с трудом. – Я могу приезжать?

- Ну, разумеется!

Аркадию показалось, что он говорит голосом героя какого-то семейного фильма о правильном поведении при разводе.

- А ты будешь отпускать мальчиков к нам? Ко мне, - быстро поправилась она.

Аркадий внезапно выронил маску:

- Я думал, ты жить без них не можешь! А ты оговариваешь часы свиданий!

- Я не могу! – голос у нее взлетел и смешно сорвался. – Действительно не могу! Но ты же не хочешь меня понять…

- Я еще помню, как ты брезгливо кривилась, когда одна певичка ушла от мужа к стриптизеру, - выпалил он, отлично понимая, что это – вызов.

У Матвея помертвело лицо.

- Я вам не стриптизер, - его голос прозвучал так низко, что Аркадий без особой радости отметил: задел, как следует.

Следовало бы остановиться на этом, но он язвительно добавил:

- И вы, конечно, будете любить ее до конца дней своих! Пока смерть не разлучит вас…

- Я вам шею сверну, если вы попытаетесь ее обидеть!

«А вот это моя реплика, - ревниво отметил Аркадий. – Он нарушает правила игры. Может, он просто не знает их? Классику не читал?»

- Не надо…

То, что Маша шепнула это, отозвалось новой болью: она допускала интимность прямо при нем. И в том, что короткие черные волосы ее были взъерошены, тоже проглядывала интимность, будто Маша только выбралась из постели, которую делила не с ним.

- Это уже ни в какие ворота - заверять, что я буду любить Машу вечно, - заговорил Матвей почти спокойно, только под кожей щеки что-то подрагивало. – Никто не может знать, сколько это продлится. И вы, в свое время, не знали. Маша не знает… Но сейчас… Маша, закрой уши! – повеселев, прикрикнул он. – Сейчас я готов землю прогрызть, чтобы она была счастлива!

- Зачем грызть землю? – бесстрастно поинтересовался Аркадий. – До Австралии вы и на самолете можете добраться. А сейчас садитесь в свой джип и уезжайте за счастьем. Никто у вас на дороге не встанет.

Смахнув со стола горсть листьев, Матвей выкрикнул, подавшись к нему:

- Да вы уже и так стоите! И уходить не желаете.

- А вам надо, чтобы я застрелился? Или чемоданы помог донести?

- Я… Мы хотим быть уверены, что вы не станете настраивать мальчишек против Маши.

- Больше, чем она сама против себя настроила? Не стану, будьте спокойны.

С сомнением дернув сломанной в середине бровью, Матвей пробормотал:

- Будешь тут спокоен…

- А как же ваше «легко»? Я думал вам все – легко!

- Не все, как видите, - он вдруг улыбнулся. – Но я уж постараюсь, чтобы нам всем стало легче. Разве такое невозможно?