Однажды и навсегда (повесть)

Рейтинг:   / 8

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Рыжова Агата Юрьевна

Просмотров: 5770

2011 год, Выпуск № 2

5.

Первая неделя на телевидении прошла будто мимо меня. Я беспомощно терялась между кабинетами, то и дело сворачивая не в тот коридор, и существовала в удушливом смятении и панике, словно клубы дыма застилали глаза, и я не могла толком ничего разобрать. Я нелепо махала руками, пытаясь разогнать «дым», однако ясности это не прибавляло. Закончилась неделя тем, что человек, который должен был монтировать мою программу, ушел в запой.

- Не переживай – сейчас всё сделаем! - беспечно махнул рукой Кирилл.

В опровержение моего предрассудка Кирилл оказался среднего роста, крепкого телосложения и с такой спиной, о которой в глубине души мечтает каждая женщина, чтобы за ней спрятаться – такая вот мужественная спина. Он был темноволосым, сероглазым, имел правильные черты лица, постоянную суточную щетину, которая очень ему шла, и чуть припухшую нижнюю губу. Одним словом, красавчик со стопроцентным зрением.

С первого взгляда было видно, что Кирилл в телекомпании совершенно необходимый человек, к которому вереницей выстраиваются разнообразные вопрошатели, нуждающиеся в совете, помощи или просто во внимании харизматичного и приятного во всех отношениях парня.

Кирилла любили все. Начальство совещалось с ним по любому поводу, вкрадчиво называя «Кирюша». Еще больше парня любили сотрудники, особенно женская их половина. Рядом с его столом стоял стул, который почти всегда был занят какой-нибудь приятной особой.

Любой бы другой наверняка зазнался от такого всеобщего почитания, но Кирилла это как будто нисколько не трогало. Он был отзывчив и добродушен со всеми, не выделяя кого-либо из своих обожателей. Сидящие вокруг него барышни, казалось, пользовались равными правами хороших приятельниц – и только.

В связи с недееспособностью монтажера, мою первую программу взялся собирать Кирилл. Я сидела рядом на том самом стуле, стараясь занимать как можно меньше места, не дышать, не шевелиться, и усиленно делала вид, что меня нету вовсе – так сильно я перед ним смущалась. Он казался таким большим, таким недосягаемым, что находиться рядом было дикой странностью. Я смотрела, как стремительно двигаются его пальцы, как легко, словно играючи, цветные картинки совпадают со звуком – и Кирилл казался мне веселым полубогом.

Вдруг он начал читать поздравительный ролик с монитора:

- «Дорогие женщины! Желаем вам большого и крепкого…» А на следующей строке – «здоровья».

И засмеялся – так откровенно, цинично, словно срывая покровы всех возможных недосказанностей, словно человеческий мир был до скуки элементарен, а все не-элеменарное являлось плодом больного воображения.

Меня покоробило, но, собравшись с духом, я спросила:

- Кирилл, а ты над всем так глумишься?

Он как будто вздрогнул:

- Что ты имеешь в виду? Есть ли у меня что-нибудь святое?

- Ну да.

- Есть, - проговорил и резко поднялся, заходил по кабинету, будто что-то отыскивая.

- Что? – повернулась я на стуле так, чтоб его видеть.

- Ага, сейчас взял и всё выложил.

Но невидимая стена дрогнула, и за ней я увидела пространство, очень для Кирилла важное. Девушка, которая уже есть, или которая будет – и он ее очень ждет.

- Зато если сделаю гадость, неожиданностью не будет. А если сделаю что-то хорошее, кто-то порадуется, – повернувшись ко мне, сказал он.

Кирилл казался почти обиженным тем, что его недооценили.

6.

На следующей неделе для моей программы нашелся новый монтажер, потому как прежнего уволили за пьянство. Новенький был мужчиной около сорока лет, невысокого роста, несколько обрюзгший и рыхлый. Звали его Григорий. При любых погодных условиях он был одет в короткую джинсовую куртку, которая глухо застегивалась на все пуговицы и невыгодно подчеркивала его пухлость и небольшой рост. Как только сошел снег, Гриша стал носить с собой зонтик, и даже ослепительно чистое небо не могло его разубедить.

Он был очевидным флегматиком, говорил размеренно и много, будто поплавок, соскальзывая с гребня волны одной темы и тут же всплывая на следующей волне. Так что разговоры с участием Григория прекращались только тогда, когда собеседники бежали от него прочь. Он казался довольно начитанным, производил впечатление добряка, много и приятно смеялся негромким грудным смехом. Однако дальше разговоров Гриша не заходил, предпочитал во всем держаться посередке и работал только тогда, когда я стояла рядом. Оказалось, что дело, на которое я затрачиваю десять минут, у него отнимает полчаса. Так что Гришу все время приходилось подталкивать, словно забуксовавшую машину.

Кроме того, монтажер оказался удивительно пуглив. Он быстро сообразил, от кого, случись что недоброе, можно огрести неприятностей и говорил с Кириллом исключительно коротко и по делу. Я забавлялась, слушая, как меняется обращенный к Кириллу Гришин голос, становясь неуловимо почтительным.

Нужно сказать, что монтажка являлась одним из главных помещений телевизионного зазеркалья. Это был небольшой кабинет, в котором перпендикулярно к окну стояли три стола. Два из них располагались так, что коллеги сидели лицом друг к другу, слева – Кирилл, справа – монтажерша Светкиной программы. Наш стол стоял сбоку от Светкиного. На столешницах громоздились мониторы, видеомагнитофоны, системные блоки, еще какая-то техника, названий которой я не знала. Всё это было присыпано сценариями и другими документами. Слева от входной двери располагался большой угловой диван.

Другим важным помещением телекомпании был павильон. Здесь проходили съемки Светкиной программы и писались сценарии. Это была большая комната, с наглухо забитыми фанерой окнами, чтобы солнце не светило, куда попало и не мешало снимать с нужным светом, который производили специально расставленные лампы. Правая часть комнаты была перегорожена огромным фанерным полотном, затянутым синей тканью. Эта штука называлась маской или фоном и была нужна для того, чтобы перед ней снимать необходимого персонажа. Потом на компьютере синий фон вырезали, и за героем ставили любую картинку – хоть извержение вулкана.

Справа вдоль стены стояли наши со Светой столы, отделенные от съемочной площадки длинной стойкой. По комнате в произвольном порядке размещались мягкие пуфики, различные сооружения из фанеры, большие цветастые подушки и крупные куски материи. Вдоль забитых окон стоял большой мягкий диван, заваленный куклами, который тоже был частью декораций.

Вот в такой обстановке мне и предстояло работать.

7.

Моя вторая пятница на телевидении оказалась кануном дня Защитника Отечества. Часовв двенадцать дня перед дверями в кабинет генеральной директрисы выставили столы, которые уставили алкоголем и закуской. Одним из базовых элементов корпоративной культуры телевизионщиков оказалось отношение к алкоголю - к алкоголю относились все. Разумеется, в разной степени тяжести.

Я чувствовала себя неуверенно и неловко рядом с этими людьми. Они работали вместе несколько лет, и катались на коньках, и еще что-то делали. Я же была пока посторонней и смотрела на то, как они пьют, стоя за спинкой стула.

- А теперь давайте выпьем за наших свободных мужчин, - провозгласила коммерческая директриса.

Я украдкой взглянула на Кирилла – что он думает о своей свободе. Он стоял с другой стороны стола, рядом с бутылками шампанского, и, чуть склонив голову, смотрел в тарелку с бутербродами. У него был такой пустой к окружающему и, вместе с тем, сосредоточенный и недоумевающий взгляд, что мне показалось, Кирилл сам не знает, в каком состоянии его «свобода».

Я почувствовала, что кто-то тянет меня за рукав, и услышала над ухом:

- Агат, где у тебя зажигалка?

Я вздрогнула и ответила рефлекторно:

- Там, куда ты ее положила.

Молоденькая менеджерша по рекламе Лена наморщила свой хорошенький носик, повернулась и обиженно зацокала шпильками по коридору. Я тряхнула головой, не совсем понимая, что это такое сейчас было, взглянула перед собой и увидела, что Кирилл смотрит на меня:

- Это было… грубо, - укоризненно заметил он.

Я опустила глаза.

Мне еще нужно было писать сценарий, и я пила чисто символически. В очередной раз поднося к губам бокал с шампанским, я почувствовала пристальное постороннее внимание: Кирилл внимательно следил за тем, сколько я пью.

После третьего тоста за наших защитников я ушла к своему сценарию и больше не возвращалась.

8.

Распорядок моей служебной деятельности выглядел примерно так: в понедельник я решала, какие сюжеты будут в программе, и садилась на телефон договариваться о съемках. Всю недели мы снимали, а в пятницу писали так называемое ведение. То есть я вставала перед камерой, здоровалась, говорила о сюжетах и прощалась. А между этим забывала слова, ругалась матом, топала ногами, щелкала пальцами – в общем делала именно то, что является самым интересным на телевидении, но зрителя своего находит только в лице монтажера.

В понедельник я пришла на работу, разделась в павильоне и вышла на лестницу покурить. На подоконнике сидела Лена.

- О, привет! – поздоровалась я.

- Привет, - кивнула она и уставилась в окно.

Я тихонько мучилась совестью за свою резкую реплику про зажигалку.

- Лен… ты на меня необиделась? – спросила я.

- Вот еще! Обижаться мне, что ли, больше не на кого…

Она еще пристальней стала смотреть на улицу, будто увидела там нечто важное. С минуту Лена молчала, потом вспомнила что-то и повернулась ко мне.

- Представляешь, - заговорила она, – я тогда пошла в павильон, ну, после того, как с тобой поговорила. Мне так неприятно было, у меня с парнем проблемы, а тут ты еще… И вот, сижу я одна в павильоне. Заходит Кирилл и говорит мне: «Ты не обижайся на неё, она же хорошая, и ты хорошая. У меня тоже сначала со Светой проблемы были. А теперь все нормально»… Представляешь?

Ленка вопросительно уставилась на меня, будто спрашивая, как к такому поступку Кирилла следует относиться.

- Ну ничего себе он… - ошарашено промямлила я.

- Мне сразу легче стало. Вот ведь, не все равно кому-то, а мог бы даже внимания не обратить. Никто же его ни о чем не просил.

- Да уж…

Мы обе сосредоточенно замолчали.

- А еще он очень умный, - вдруг брякнула Ленка.

С первого дня знакомства я замечала в Кирилле необычную чуткость, бережность в обращении с чужой душой. Даже когда парень указывал на ошибки, он делал это так осторожно, словно боялся причинить боль. «Это не критика, не критика» - постоянно твердил он. А случайно задев за живое, Кирилл на полуслове замолкал, понимая, что дальше говорить не имеет смысла, потому что я совсем его не слышу, а только сильнее съеживаюсь, рефлекторно обороняясь от нежеланного урока.

* * *

Сейчас, спустя полгода работы на телевидении, я понимаю, как он был бережен со мной. Недавно, в каком-то приступе мазохизма, я пересмотрела программы и ужаснулась тому, как плохо были сделаны первые выпуски.

С экрана большими, насмерть перепуганными глазами глядела дурно одетая, толстая девушка, которая говорила резким отрывистым голосом.

Почему же я тогда этого не видела? Или видела, но просто не могла узнать себя, мучительно недоумевая, как я могла попасть в телевизор? Я на телевидении – непостижимо!

9.

Дня через два после разговора с Леной я впервые в рамках своей телекарьеры подстриглась и пришла из парикмахерской на работу. Кирилл и коммерческая директриса сидели на диване напротив лифта и о чем-то шептались.

- Так, чего с твоей головой сделали? – спросила Наталья Николаевна, внимательно меня разглядывая. – Повернись, я сзади посмотрю.

- Мне с боков не нравится. Тут надо попышнее, - и она стала взбивать волосы.

- Меня всё устраивает, - сказал Кирилл, и директорша оставила мою голову в покое.

- Я тут тебе кофточку принесла из магазина, не знаю, подойдет ли. У тебя же сорок шестой размер? – спросила Наталья Николаевна.

- Он.

- Ну вот, сейчас померим, Кирилл как раз посмотрит.

Почему Кирилл должен смотреть, как я меряю кофточку, было непонятно. Я уставилась на него, полагая, что и он не в курсе происходящего. У Кирилла зазвонил телефон, и он отошел.

- Кирилл думает, что тебе нужно носить юбки, - заявила Наталья Николаевна. – И вообще, надо вам с ним пройтись по магазинам, чтоб он тебя одел. Он в этом понимает.

Сам Кирилл одевался просто и со вкусом, менял по три куртки за сезон и в целом производил впечатление человека, который любит красивые вещи.

- Ладно, давай кофту мерить, - вернула меня на землю директорша.

Мы дошли с ней до павильона, я спряталась за декорации и переоделась. Одежка была светленькой, с золотистыми поперечными полосками, миленько, но ничего особенного.

Когда я стояла у зеркала, приводя голову в порядок после двукратного переодевания, в павильон зашел Кирилл.

- А мы уже всё, жаль, что ты не видел, - сказала Наталья Николаевна. – Симпатичная кофточка, и Агате очень идет.

Кирилл скосился на предмет разговора, который директорша держала в руках.

- Сомневаюсь, - буркнул он.

Наталья Николаевна ушла к себе.

Сказать мне было нечего, но очень надо, чтобы хоть как-то скрыть смущение. Кирилл был привлекательным молодым человеком, а я девушкой, которую он намеревался сопровождать в походах по магазинам и ожидать у кабинок для переодевания. А это казалось волнующе.

Я повернулась к зеркалу, усердно поправляя волосы, и в пол-оборота к Кириллу спросила, пытаясь изобразить шутливую интонацию:

- А ты еще и девушек одевать умеешь?

- Ну, если надо, - деловито ответил Кирилл.

Он был так безмятежно спокоен, что у меня мурашки побежали по пояснице.

10.

Следующая пятница выпадала на седьмое марта, и коллектив занимался исключительно алкоголем. Мы с оператором сняли ведение и пошли пить. Корпоратив проходил на «кухне» – маленьком кабинете с диваном и столом посередине. Повеселевшая телевизионная братия жалась к стенам, и меня то и дело задевала тянущаяся к столу рука.

Григорий примостился на диване к одной из барышень и что-то вполголоса ей говорил, умильно улыбаясь. По всему было видно, что думает он совсем не о том, что ему нужно смонтировать еще один сюжет.

- Гриш, - протиснулась я к нему, - мы соберем сегодня сюжет?

- Да, соберем, позже. Видишь, - и он обвел рукой стол.

Русскому мужчине менталитет не позволяет покинуть недопитую водку. Даже в середине рабочего дня и при условии, что ему нужно еще что-то делать.

Я тихонько злилась. Меня коробило, когда люди, со мной работающие, делали не так, чтобы было хорошо, а так, чтоб от них отстали.

Примерно через час я повторно подошла к Грише:

- Чего с сюжетом?

- Ну, подумай сама: какая сейчас может быть работа? – словно малому ребенку, ответил он.

- Та, которую ты должен сделать!

- Я приду в субботу и все сделаю, - отмахнулся Гриша.

- А почему сейчас нельзя сделать? Потому что вы бухаете в рабочее время? – вспылила я.

Выпивающий коллектив с интересом прислушивался.

- Голубушка, пойдем выйдем, - угрожающе сказал он.

- Пойдем выйдем, - передразнила я.

Григорий явно злился, и я шла за ним по коридору, тоскливо понимая, что ничего мы друг другу не докажем. Но мы свернули на лестницу и начали:

- Чего ты хочешь? – спросил Гриша.

- Я хочу делать хорошую программу.

Он зло хохотнул, словно не допуская мысли, что это возможно.

- Я хочу делать все вовремя, а не на последних минутах, когда уже нет времени исправить косяки.

- А я хочу, что бы ты нормально начитывала текст, на который не нужно было бы тратить время, - огрызнулся Гриша.

- Я работаю всего три недели, я буду читать нормально, когда научусь.

- А еще я хочу, чтобы ты сменила тон! В конце концов, я на двадцать лет тебя старше!

Аргумент в моих глазах был очень слабый. Если взрослому человеку приходится напоминать об обязанностях, это явно говорит не в его пользу.

Ни до чего не договорившись, мы разошлись по разным кабинетам.

Выпивающий коллектив разделился на две половины, одна из которых последовала за Кириллом, который что-то еще делал в монтажке. Когда я подошла к нему, он был уже в хорошем подпитии, став неумеренно громким.

- Кирилл, Гриша сегодня не сделает сюжет, а значит, мы не успеем собрать программу, - жалобно сказала я.

- А он что говорит?

- Говорит, что придет в субботу.

- Значит, сделает в субботу.

- А если не придет?

- Значит, у него буду проблемы, - веско сказал Кирилл.