Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Гнедко (рассказ)

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

Гнедка купили, когда мне было лет восемь. Ему же – четыре года, и тогда он ещё только усваивал, что обязан иногда ходить в упряжи. Был он высокий, тонкий, с длинной шеей и маленькой головой; быстрый, лёгкий, как ветерок. Ноги тонкие, щетки высокие, и когда он переступал, то весь колыхался, как будто в ногах у него были мягкие рессоры. А глаза умные – иначе и не скажешь!

Когда он подходил ко мне, то сначала смотрел мне в лицо внимательно и ласково, словно хотел узнать: всё ли ладно? И только потом клал свою шею мне на плечо. Слегка тёрся щекой о мою щеку и, наконец, мягкими, осторожными губами брал мои руки, в которых часто находил сбережённую для него ломпасейку – мелкую конфету без начинки.

Мне было поручено водить лошадей на водопой и задавать им овёс, а летом ловить их в поскотине и приводить домой. Поскотина – это огороженный участок тайги для выпаса скота. Поскотина была большая, и найти в ней лошадей было не просто: можно было пройти мимо лошади и не заметить её в кустарниках. Но Гнедка я находил сразу. Выйдя за деревню, влезал я на пень и звал звонким детским голосом:

- Гнедко! Гнедко!

Чуткое ухо жеребца улавливало мой голос, и он оставлял табун и мчался ко мне. Как крылья, взмётывалась чёрная волнистая грива, а хвост развевался по ветру и подчёркивал быстроту его бега.

Казалось, Гнедко вовсе не касался ногами земли, только взмахивал ими над зелёным ковром. Топота ног не было слышно – его гасила трава и мягкая почва.

Раздувая тонкие ноздри, Гнедко останавливался передо мною, смотрел в лицо, клал свою шею на моё плечо, потом тёрся щекой о мою щеку и, наконец, совал свои мягкие, тёплые губы в мои маленькие ладошки за ломпасейкой. Я вплетал ему в чёлку прутик вместо поводьев, вскакивал с пня ему на спину, и мы ехали к воротам дома, где я передавал его взрослым.

С четвёртого класса я учился далеко от своей деревни и дома появлялся нечасто - только на зимние и летние каникулы. Гнедко поначалу скучал без меня, но скоро разобрался в закономерностях моего исчезновения и неожиданного появления и терпеливо ждал. А когда я приезжал, он так выразительно радовался, что совершенно рассеивались сомнения в том, что он меня хоть капельку забыл.

В первые дни моего пребывания дома Гнедко дольше обычного задерживался около дома: ждал, когда я позову его гулять.

Любил он с нами, ребятишками, ходить купаться на омут. Ходили мы по тропинке через хлебные поля. Гнедко шёл рядом с нами, не сворачивая с тропинки и не срывая хлебных колосьев. Мы раздевались и бросались в воду, заходил за нами в воду и Гнедко и плавал с нами. За него мог ухватиться кто угодно. Когда за его гриву брался я, он плавал, пока я не выходил на берег. Уже за мной из воды выходил Гнедко и растягивался на песке «загорать» вместе с нами.

Была у нас ещё одна удивительная игра. Иногда в поле Гнедко вдруг начинал кружить вокруг меня в неторопливом галопе.

Изумительно красива была пластика его движений! Едва касаясь земли одновременно сразу всеми четырьмя ногами, он снова взлетал вверх высоко и плавно. Он, большой и красивый, будто танцевал или летал вокруг меня, а я, маленький и лёгкий, намотав на руку конец повода, летал вокруг него, тоже лишь слегка касаясь ногами земли. Толчком мощных ног поднимаясь вверх, Гнедко поднимал и меня на поводу, а кружась вокруг меня – кружил он одновременно и меня вокруг себя. И не понять было, кто кого водил за повод и кто кого кружил. Мы летали один вокруг другого. Двое. Мальчик и лошадь. И были оба счастливы в эти минуты.

Во время этой игры за нами наблюдал Серко – жеребец с характером сугубо реалистическим. Он поворачивал морду в разные стороны, стараясь разобрать в нашем непрерывном кружении, кто тут есть кто. У Серко, наверное, от этого кружилась голова. Заканчивалось тем, что Серко тоже начинал кружиться вместе с нами. И делал это не менее увлечённо и вдохновенно.

Или в дальней дороге. Стоило только отпустить Гнедко вожжи, и он летел тогда, летел, летел!... Посвистывает ветер в ушах, мелькают мимо кусты и перелески, заснеженные стога зимой или волнистые поля летом; мелькают пешеходы, проезжающие повозки. Даже птица в полёте кажется просто повисшей в небе. А Гнедко летит, летит – и нет тому полёту конца. И, кажется, вот вынесет он сейчас тебя за горизонт и полетит по небу…

Но вот началась коллективизация.

Понять её смысла Гнедко, конечно, не мог, но то, что распоряжаться им получили право незнакомые ему чужие люди, - это он понял и перенёс тяжело.

Лошади, как, впрочем, и другие животные, - однолюбы. Они могут привыкнуть, но полюбят только одного. Разлука с любимым человеком для них трагедия.

Для Гнедка жизнь кончилась. Началось существование.

Он весь как-то обмяк. Опустился. Осела спина и провис живот. Он потерял скорость, не вскидывал больше задорно голову и не развевал по ветру гривы и хвоста. Лишь при случайных встречах со мной он оживал. Только дольше обычного смотрел мне в лицо умными своими глазами, и в них к выражению радости примешивалась грусть. Гнедко словно понимал случайность наших встреч и боялся, что они могут неожиданно закончиться совсем.

Потом наш колхоз объединился с колхозом другого далёкого села. Всех животных перевели туда. И мы с Гнедко потеряли друг друга…

Прошли годы. Я уже работал учителем. И вот однажды в летние каникулы поехал я к родственнику как раз в то село, куда переехал наш колхоз. У родственника моего было четверо детей, и я набрал в портфель конфет и пряников им в гостинец и повесил пакет на раму велосипеда.

Было начало июня. Тугие рамы велосипедных шин легко шуршали по пыльному просёлку.

Стремительно проносилась мимо нежная, ещё не обожжённая солнцем зелень посевов, трав, кустарников, берёзовых перелесков.

И вот уже с отлогого, в несколько километров длиной склона велосипед покатился сам к селу, протянувшемуся по берегу Томи.

Я смотрел по сторонам: то птица вспорхнёт, то серый зайчишка стремительно промчится по ещё невысоким посевам, по мелкотравью. Слушал пение звонкого жаворонка в небе. Справа, метрах в ста от дороги, увидел я пасущихся лошадей. За долгие годы отвык я от лошадей и перестал обращать на них внимание. Но тут почему-то смотрел на них долго. Привлекла моё внимание одна лошадь. Дряблая, с обвислым животом. Но что-то показалось мне в ней знакомым: тонкая длинная шея, маленькая голова. И переступает – как на мягких рессорах покачивается. Я подумал вслух: «Гнедко?» Лошадь перестала щипать траву и насторожилась. Тогда я закричал, наверное, дико и отчаянно:

- Гнедко! Гнедко!

На ходу соскочил я с велосипеда и помчался к лошади, а она, спутанная, галопом скакала ко мне. Это был действительно он.

Мы чуть не столкнулись друг с другом. Я было уже протянул руки, чтобы обхватить его шею, но Гнедко попятился назад. Как и прежде, он долго смотрел мне в лицо умными, но теперь грустными и блёклыми глазами и лишь потом положил свою шею мне на плечо. Я обхватил её руками и гладил, гладил; выбирал репьи из поределой, свалявшейся гривы. И так мы стояли очень долго.

А когда Гнедко, слегка потёршись щекой о мою щёку, сунул мягкие губы в мои ладони, меня как жаром обожгло: в них ломпасейки не было. Я растерялся, но вдруг вспомнил про портфель.

- Гнедко, Гнедко! – говорил я торопливо. – Пойдём. Там у меня есть. Есть всё. Есть много. Я угощу тебя. За все годы нашей разлуки.

Я говорил, говорил, а сам шёл к велосипеду. Гнедко, часто переступая спутанными ногами, торопился идти рядом. Я понимал его. Нет, не за гостинцами шёл он – сейчас он боялся потерять меня. Я скормил ему всё, до последней крошки. Гнедко ел торопливо и время от времени потирался своей щекой о мою. Его старые стёршиеся зубы скрипели и посвистывали, но, по счастью, все гостинцы были мягкие.

А потом мы ещё долго стояли просто так. Гнедко то клал свою шею на моё плечо, то тёрся своей щекой о мою, а то смотрел мне в лицо. Смотрел долго, словно понимал, что эта встреча последняя. А я гладил его и думал о том, что вот человек – он может всё понять, учесть обстоятельства, принять и пережить расставание и разлуку, животное же, однажды привязавшись к человеку, может быть счастливо только в дружбе с ним. Я это понимал, и мне было стыдно.

Я взял велосипед, Гнедко пошёл за мною. Я уговаривал его остаться, но у него не хватало сил этого сделать. Тогда я вынужден был приказать ему. И он остановился. Я пошёл, но не удержался и оглянулся. Гнедко стоял. А из глаз его по волосатой морде текли крупные слёзы. С волосинки на волосинку, с волосинки на волосинку…

И вот, скажу я вам, в своей жизни я часто видел, как плачут люди – тяжело на это глядеть, но смотреть, как плачет лошадь – ещё тяжелее.

Рассказ основан на записках педагога и краеведа, ныне покойного Александра Ивановича Логинова

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.