Раб божий (повесть)

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Тотыш Юрий Софронович

Просмотров: 5797

2011 год, Выпуск № 5

Олеся, конечно, не услышала вертолет – спала, укрывшись с головой одеялом. Странная манера во время сна погружаться в сплошную темноту и дышать углекислым газом. Лаврик взглянул на контуры головы, плеча, она лежала на правом боку, и тяжело вздохнул. Инопланетянка спутала ему все планы. Он разделся, подбросил поленья в печку, достал недошитый ватный комбинезон и заработал иглой с ниткой, усевшись возле окна. Рядом с ним улегся грустный Тихон. Он положил морду на лапы и зажмурился.

Вечером Лаврик осмотрел рану Олеси. От ключицы тянулась красная полоска открытых мышц до подмышки. Канавка была влажной с каплями крови, но гноя не было. Он направил пальцы на рану. Женщина с удивлением поглядывала то на свою грудь, то на целителя. Наконец не выдержала и спросила:

– Шаманите?

– Что вы ощущаете?

– Легкое жжение и покалывание.

– Моя энергия вливается в ваши здоровые клетки. Они крепнут и вытесняют больные. Завтра к утру ваша рана закроется.

– Дай Бог! Я чувствую, пора лыжи вострить. Киллеры и так дали мне большую фору.

– Из-за снегопада, – недовольно буркнул Лаврик, замкнулся, ушел в себя. Она поняла, не надо мешать ему исцелять себя, закрыла глаза и отдалась ощущениям. Лицо стало отрешенным, как у человека, который на спине покачивается в теплых морских волнах.

В ту ночь ему приснилось, будто он в Грузии охраняет Сталина на даче, окруженной густым садом. Вечером обходит посты. Видны кроны деревьев, он мучительно вглядывается сквозь странный туман, сверху темный, внизу белесый, пытаясь обнаружить диверсанта. И вот перед глазами рябит черная грозная тень. Лаврик выхватывает пистолет, нажимает крючок, но выстрела не следует. Он в ужасе – диверсант пройдет на дачу, уничтожит вождя. Бросает бесполезное оружие, прыгает на тень и… просыпается.

В комнате было темно. Ритмично дышала на кровати женщина, посвистывал носом Тихон. Лаврик, который спал на полу, постепенно успокоился. Заложив ладони под затылок, он закрыл глаза, стал думать о своем сновидении.

Лаврик жил в двух мирах. Ночью его сознание было открыто Космосу, излучения которого будоражили клетки мозга, вызывая видения, которые он проживал. Днем виртуальная жизнь повторялась. Так как Лаврик не забывал сны, то знал, что с ним произойдет днем. Проснувшись, он понял, что сегодня должны появится киллеры. Лаврик не мог лежать, хотя до рассвета было еще далеко. Он осторожно поднялся, бесшумно оделся и открыл дверь. На крыльце ему в ноги толкнулся Тихон.

– От тебя не скроешься, – ласково потрепал уши собаки.

Взвизгнув, пес пропал в чернильной темноте. У него везде находились дела. Лаврик полюбовался небом. Такое густо-синее в крупных, с кулак, звездах он видел над горами Панкисского ущелья. Там смотрел на верхние блестки и думал о России. Теперь же вдруг ни с того ни с сего размечтался о Грузии, где никогда не был. Он знал, что в Тбилиси такие же близкие к земле звезды и необыкновенно красивые.

От неподвижности тело стало застывать. Холод заставил Лаврика вернуться к мирским делам. Поднял тяжелую крышку, спустился в погреб. Включил фонарик, лучом света обшарил продукты. Снял и положил в сумку, картофель, муку, мед, кедровые шишки. Если к этим запасам добавить мяса, можно спокойно двигаться восемьдесят километров по заснеженным горам до станции Бакчуки. Там сесть на поезд и уехать на север области. Легко и просто, если только из-за какой-нибудь елки на половине пути не прожжет воздух резкая автоматная очередь и не оборвет жизнь беглецов.

Лаврик захотел оставить сумку с продуктами в погребе. В разведке он научился доверять своему подсознанию, которое проявлялось в желаниях. И такие желания не раз спасали ему жизнь. Когда американцы узнали о нем и сообщили контрразведке Ахмад-шаха, он сам пошел к начальнику штаба, раскрыл себя и предложил сотрудничать. Тот подумал и согласился. Путем несложных махинаций Лаврика убрали из госпиталя и назначили в охрану самого Ахмад-шаха… Забрав последнюю тушку, он выбрался из погреба. Из-за кедра вывернулся Тихон, согнул спину, закрутил хвостом, затоптавшись вокруг хозяина, который оторвал голову рябчика, сунул ему в зубы. Пес с аппетитом зачавкал, захрустел зубами, вскидывая пасть.

Олеся уже проснулась, когда Лаврик зашел в комнату. Она сидела на кровати и протирала себя салфетками. Грудь с повязкой была открыта. Под мужским взглядом женщина вздрогнула и хохотнула:

– Странно, но я рядом с вами чувствую себя девственницей.

– Разве это не так? – пошутил Лаврик, снимая куртку. Ему понравилось настроение раненой. Если у нее проклевывается юмор, значит со здоровьем все в порядке. Он протер спиртом пальцы, подсел на кровать и, подсвечивая фонариком левую грудь, снял повязку. Просто поразительно, за ночь края раны сошлись и слиплись. Он с удовлетворением прощупал пальцем шероховатый удлиненный рубец.

– Поднимите руку. Только осторожно.

Олеся послушалась и поморщилась:

– Еще ноет.

– Через недельку можешь боксировать, – улыбнулся он.

– А стрелять?

– Хоть завтра. Вы готовы к суворовскому переходу через Альпы, сегодня мы должны покинуть избушку.

Она взяла с табуретки белый лифчик, прищурилась правым заблестевшим огненно глазом: хихикнула, как девочка:

– Если бы вы знали, как надоела мне эта сбруя, – она покрутила лифчик на указательном пальчике, – Оставлю в комнате на память киллерам. Пусть понюхают. Ха-ха!

Возбужденное настроение Олеси перелилось в душу серьезного, замкнутого, вечно озабоченного Лаврика. Он заулыбался и тоже стал подшучивать, представив, как киллеры с автоматами и пистолетами врываются в комнату, натыкаются на красивый бюстгальтер. Какие у них в этот момент будут вытянутые похотливые физиономии! Они, наверняка, забудут, зачем пришли.

Посмеявшись, оба взялись за одежду для похода.

Лаврик протянул комбинезон. Она осмотрела его со всех сторон, потом приложила к груди и спросила:

– Как мне в этот скафандр влезть?

Портной покраснел. Он успел с боков обшить комбинезон, даже башлык соорудить, о прорези на груди, в которую могла бы забраться женщина, забыл. В оправдание пробурчал невнятное, забрал обратно одежку, острым ножом лихо полоснул от шеи до пояса:

– Теперь ныряйте!

Олеся осмотрела себя критически в комбинезоне и сказала:

– В огород бы меня на пугало, – бросила быстрый взгляд на Лаврика и тут же смягчилась. – Но все поправимо, посижу с ножницами, иголкой, ниткой часик и комбинезон будет «О кэй!», смогу его даже показывать на подиуме.

Она выбралась из комбинезона, померила валенки, которые оказались ей впору. Но озабоченность не исчезла с лица инопланетянки.

– Что-то вас еще беспокоит? – спросил Лаврик.

– Как застегивать комбинезон. Нет пуговиц.

– Очень просто. Проделать отверстия и зашнуровать, как ботинки. Это я уже продумал, даже нашел веревочку.

– Тогда приступим?

– Нет, сперва приготовим завтрак. Есть хочется.

Утро наливалось светом. Остатки ночи отступали в углы комнаты и там еще держались, драпируя темным бревна в стенах.

Лаврик присел на корточки перед печью, открыл дверцу, пошуровал кочергой в топке, потом бросил туда полено и с удивлением взглянул снизу на Олесю, которая встала вплотную перед ним и спросила:

– Скажите, что делает женщина в мире?

Чтобы у него мысли не пошли в разнос, Олеся ладонями снизу подняла свои полные груди, выразительно встряхнула.

– Кормит! – ошарашено ответил Лаврик. С этой инопланетянкой не соскучишься. Какая-то непредсказуемая в шутках и поступках. Его изощренный ум начал уже спотыкаться при общении с нею. И это не нравилось ему. Он опустил глаза и тут же заработал крепкий тычок пальца в плечо.

– Правильный ответ! Где продукты?

Пришлось отрываться от печи и выкладывать из ящика тушку, десять картофелин, стакан пшена, баночку меда и чашку муки. Олеся завладела продуктами и выпроводила хозяина за водой. Он набросил на плечи куртку, взял ведро, в сенцах лыжи. Скатился к маленькому озерцу в лощинке за кедровым бором. Голубоватая родниковая вода подернулась тонкой ребристой ледяной пленкой. Лаврик рукоятью ножа освободил место для погружения ведра. Когда оно наполненное поднялось, он вгляделся в мерцающее сквозь воду дно и увидел… инопланетянку. Она была в серебристом костюме и пристально смотрела снизу. Взгляд был требовательный, будто она что-то приказывала. Потом со дна вдруг стала подниматься темнота и закрыла лицо женщины. Оттенок цвета ему показался зловещим, красноватым. Он выдернул ведро из проруби и заторопился к избушке, как будто сзади кто-то подгонял его. Открыв дверь, он облегченно вздохнул, видя свою живую-здоровую инопланетянку только без доспехов, а в цивильных джинсах и в клетчатой плотной шотландской рубашечке с закатанными по локоть рукавами. Она бросилась к Лаврику, схватила правой рукой ведро и затараторила:

– У меня все готово. У нас будет отличный суп с мясом и пшеном плюс чай с медом, плюс орехи, которые я просто обожаю.

– Сколько вам надо времени?

– Минут тридцать, – она говорила и наполняла кастрюлю водой, дольками мяса, засыпала пшеном. Все это она проделывала быстро, умело, привычно, как настоящая хозяйка. «Инопланетянка хорошо подготовлена к земной жизни», – подумал Лаврик и сказал, забирая пустой пистолет со стола:

– Пока вы готовите, я схожу на полянку, она в полукилометре отсюда, и подстрелю тройку рябчиков на дорогу. За полчаса вполне управлюсь. Жалко, что у вас закончились патроны. Мне было бы спокойнее, если бы у вас было чем защищаться в случае чего.

Олеся взяла пистолет из руки Лаврика, Достала откуда-то, как фокусница, новую полную обойму и вложила в оружие.

– Вы плохо обо мне думаете. Я профессионалка, у меня всегда кое-что остается в загашнике.

Она вернула заряженный пистолет на стол и вновь устремилась к печке. «Женщине все-таки больше идет готовить, чем стрелять», – подумал Лаврик, закинул за плечо тульскую двустволку, позвал Тихона и вышел из домика.

Тайга, тайга! Она чем-то похожа на медведя. Внешне добродушная, пушистая, всегда красивая и очень коварная. В любой момент, когда совсем не ждешь, может до смерти цапнуть. Отец Лаврика убил двадцать медведей. Последний вырвался из берлоги, как дьявольский дух. Не успел охотник нажать на спусковой крючок ружья, как остался без скальпа и с разорванной грудью.

Лаврик, отправляясь на близкую поляну за рябчиками, даже в дурном сне не мог представить, что с ним случится через двадцать минут. Сперва все шло прекрасно. Он скользил на широких лыжах по хрустящему снежному покрову.

Наст за последние дни скрепился морозом и легко держал собаку. Тихон почувствовал себя на работе. Хвост выпрямился, тело вытянулось, нос жадно сортировал запахи, толкаясь в снег, в деревья, в кустики. Наконец он взял след и умчался вперед, скрывшись из глаз. Лаврик сильно отталкивался палками. Через пять минут он лихо выкатил из уютных кедрачей. Перед ним широко раздвинулась белая просека в березовой роще, будто кто-то машинкой под корень выстриг здесь деревья. Для Воскобойниковых это была ферма, где разводились рябчики. Бывало, идешь, они «фыр» из травы, тяжело захлопают крыльями и уносят подальше тяжелое тело между деревьями. Когда семье надоедала лосятина, отец заходил на свою ферму и отстреливал рябчиков.

Много лет Лаврика не было на этой заветной полянке. Внешне она почти не изменилась, только кое-где из-под снега палочками торчали молодые березки. Еще два-три года и они закроют просеку. А пока по девственному снежному полю лежали от деревьев слева, откуда вставало солнце, теневые столбики и печатались неровные следы Тихона. Он метался из стороны в сторону, но упорно бежал вперед по просеке.

Несколько удивленный необычным поведением собаки – Тихон никогда не отбегал от хозяина так далеко, Лаврик торопился по следу, пока не выкатился к пропасти. Она была такой большой, что деревья внизу на дне виделись спичками с зелеными веточками. Когда смотришь сверху на эти спички, заходится холодом сердце. Ему хотелось оттолкнуться от края, раскинуть в стороны руки, как крылья, и полететь вниз. Он проделывал это много раз, когда прыгал с парашютом из самолета. Но теперь даже не подкатился к краю, а повернул направо, куда уходил след Тихона. Метров через двести пес вскочил на валун и гигантским прыжком перелетел на следующий. Охотник взошел на валун, скатился на снежную целину и сразу же почувствовал, что с грохотом летит вниз. Перед глазами замелькали белые, темные, желтые пятна. Все произошло так быстро, что он не успел даже испугаться. Падение было очень удачным. Он упал на выступ вместе со снегом. Свергнуться далеко вниз помешали лыжи. Они сломались над узкой щелью на выступе и защемили ноги. Лаврик освободил унты, снял огрызки лыж. Ненужные деревяшки бросил вниз, посмотрел, как они падали, ударяясь о выступы и отлетая от скалы. Останки лыж еще не достигли дна, когда он обернулся к стене и обомлел. В нише сидел скелет в истлевшей фуфайке. Сквозь лохмотья желтели кости. Череп был в шапке без ушей. Охотник приподнял шапку. Череп оказался маленьким и зеленым сверху. Было видно, что он принадлежал подростку. «Какой-то пацан свалился и погиб», – подумал Лаврик. Пошарил в кармане фуфайки, но ничего не нашел, кроме ржавого складного ножичка. В точности такой он сам носил в детстве, чтобы обстрагивать ветки и чинить карандаши.