Виктор Байлагашев. Вернуться в рай. Повесть

Рейтинг:   / 5

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Виктор Байлагашев

Просмотров: 3772

2012 год, Выпуск № 3

Пролог

 

Знающие люди говорили, что в далекой древности это было. Когда еще у подножия Ледяной Горы Мустаг, пробив каменную землю, густой черный лес рос и дикие звери во множестве водились.

Раньше нынешнего поколения это было. Когда люди-кузнецы еще голыми руками раскаленное железо ковали и силой слова обладали, когда язык зверей и птиц они понимали и с духами вод и деревьев общались. Когда еще люди свое происхождение помнили, свои деревья знали и каждый раз с таянием снега деревья сажали, чтобы крепок был род людской и жизнь на земле вечной была.

Но обрушился на землю неизвестный Дух, перед которым и Дух Нижнего Мира – злая Эрлиг[1] – лишь малым ребенком оказалась. Много веков та борьба за землю, за жизнь на ней, шла. Многие в той битве пали. Много великих гор было сокрушено. Много полноводных рек потеряли свои воды, много источников было иссушено.

Но вот настал день, когда уцелевшие воины народа кузнецов собрались у подножия могущественного Мустага, чтобы во власти его навсегда оставить закованного в железный ящик таинственного Духа.

Плотный снег бил в усталые лица людей. Шумел дремучий лес, и дрожащий гул исходил из самых глубин земли – природа еще не пришла в себя, еще не остыла, еще не успокоилась после смертельной схватки. И не установился еще порядок, чтобы ключом забила на земле радостная, счастливая жизнь.

Изможденные лица воинов были внимательны и сосредоточены. Они стояли тихо среди холодных камней, будто слившись с ними воедино, глядя неотрывно на высокого стройного уже седого человека. Лицо его было прикрыто берестяной маской. В каждом движении, в слове его чувствовалась огромная духовная сила. Это был старейшина «кости» Тайас, священных деревьев терек и тыт[2]. Он закончил таинство обряда, и теперь у его ног лежал закованный в железный ящик тот, кто вознамерился уничтожить все живое на земле. Ледяная гора Мустаг должна на веки заточить его в себе.

Воины по знаку старейшины подняли ящик и унесли его в глубь расщелины в скале. Когда они вернулись, старейшина – воин-кузнец – произнес несколько магических слов, обвел вход в расщелину огнем. В воздухе вспыхнул огненный круг с крестом внутри. Тогда, взмахнув саблей, кузнец рассек путь. Затем накрыл вход белой тканью, на которой искрился тот же круг с крестом внутри, с четырех сторон креста были ветви Священного дерева, в центре – само дерево, уходящее кроной в небосвод, а крепкими разветвленными корнями – глубоко в землю. Воины-кузнецы подняли и установили выкованную ими железную дверь с изображенным в центре круга деревом. А вверху священный знак – тамга рода-кости Тайас. Старейшина совершил таинство обряда, и теперь путь Духу назад был отрезан. Отныне зло, пожелавшее уничтожить жизнь, замуровано в камне.

Старейшина, обратившись лицом к Востоку, приветствуя восходящее солнце, совершил обряд, окропляя горы и реки, благословляя животных и птиц, людей и рыб на вечное счастливое существование.

И в ту же минуту полился едва уловимый мелодичный звон. К нему прибавились звуки топшура и присоединился комус[3]. Послышались тихие удары невидимого бубна и перезвон колоколов. Казалось, что какой-то неведомый сказитель исполнял кай[4]. И слышалось в нем то журчание ручейка, то шум водопада, то крик птицы, то рев медведя, быка, то топот тысяч животных. А может, его исполняла сама Природа в честь героев-богатырей, воинов-кузнецов, спасших жизнь на земле. Воины стояли, склонив головы. Музыка все лилась и лилась, наполняя собой все вокруг. И рос лес, и забили родники, наполнялись реки, появились звери и птицы, и громадные косяки рыб потянулись по рекам.

 

Мишка

– Мишка! – позвала мать. – Где ты?

– Я здесь, – отозвался Мишка из-за курятника. – Червей копаю.

– Зачем они тебе?

– Рыбачить, – Мишка удивился, как это мать не понимает, зачем нужны черви.

– Каждый день на рыбалку бегаешь, а рыбы-то и не видать? Завтра ведь в город едешь. Забыл, что ли? Дед вон немного наловил – тете Вере рыбки и отвезешь.

Мишка обиделся на такое замечание. Они с дедом вместе ходили на рыбалку. И Мишка тоже несколько рыбок поймал. Но вслух он недовольно произнес:

– Так завтра же ехать.

– Вот именно, завтра.

– Так я до завтра успею… – начал было Мишка, но мать его перебила:

– Когда это ты успеешь? Время-то вон уже какое. Еще немного – и солнце за горы спрячется, стемнеет.

– Накопаю, – пробурчал Мишка. – Сейчас накопаю, а приеду – на рыбалку пойду.

– Приедешь – и накопаешь, – сказала мать. – А так они у тебя пропадут. Лучше выпусти.

Мишке рассуждения матери не понравились. Рыбалка была для него всем, и копание червей – частью рыбалки. Ему и хотелось-то сбегать на рыбалку из-за предстоящей поездки в город. То, что поздно, он и сам видел. Но Мишка слышал от мальчишек, что под вечер начинается настоящий клев. «Уже и лески, и удочки не видно, – хвастались мальчишки. – А хариус клюет, только успевай закидывать». Мишка тайно надеялся сходить под вечер на рыбалку, но его одного не отпускали. И вот ему, казалось, что такая возможность настала и он может наловить хариусов. Так что и мама, и дед останутся довольны им.

Но на крылечке дома стояла мама и ждала его. Мишка еще раз недовольно фыркнул и поплелся к дому, держа в руках банку с червями и лопату.

– Червей-то выпусти.

– Зачем? – возразил Мишка. – Приеду – на рыбалку пойду.

– Пропадут без толку. Все равно на них рыбачить нельзя будет.

Это замечание показалось Мишке убедительным. Он постоял, потом вытряс червей из банки и пошел за матерью.

– Тетя Вера говорила, что можно будет на подъемник съездить, прокатиться. Вот с Сережкой съездите, – сказала мать, ей очень хотелось заинтересовать сына предстоящей поездкой.

– Да не нужен мне этот подъемник, – проворчал Мишка.

 Теперь и он вспомнил – тетка говорила, что на Мустаге построили подъемник для лыжников и теперь катают за деньги вверх-вниз, несмотря на то, что еще лето. А еще она говорила, что там очень красиво.

– Не нужен мне этот подъемник, – повторил еще раз.

– Скажешь, что тайдаг[5] через три дня собирается косить. Пусть приезжают. Вот как раз на подъемнике прокатишься с Сережкой – и приедете вместе на покос, – не слушая Мишкино ворчание, говорила мать.

– Три дня! – возмутился Мишка. – Не буду я там три дня жить! Я завтра же вечером приеду.

– Ну ладно, – сказала примирительно мать. – Завтра – так завтра. Рыбак ты мой! Только не забудь сказать, что дед через три дня собирался косить.

– Скажу, – Мишка пошел спать, чтобы поскорее настал завтрашний день. Даже ужинать отказался.

 

Мишка Иптешев жил в деревне с матерью и дедом. Отца своего он никогда не видел. Тот ушел от них, когда Мишка еще только должен был родиться. Почему ушел, Мишка не знал и не спрашивал, а мама не говорила. Мишкин одноклассник и друг Валерка Кусургашев как-то сказал, что он слышал, будто его, Валеркина, мама говорила, что Мишкин папа испугался и убежал.

– Кого испугался? – спросил тогда Мишка.

– Тебя, – объяснил Валерка.

– Как он мог меня испугаться, – удивился Мишка, – ведь он меня даже не видел?

– Не знаю. Так мама сказала.

Мишка тогда спросил у своей мамы.

– Почему папа испугался меня и ушел?

– Кто тебе сказал? – внимательно глядя на него, строго спросила мама.

– Валерка, – сказал Мишка.

– Болтает твой Валерка, сам не зная что, – проговорила мама и почему-то ушла.

Тогда Мишка решил, что его папа и вправду испугался того, что должен был родиться он, Мишка, и ушел. Но чего он испугался, мальчик так и не понял. Мишке очень хотелось, чтобы у него, как и у Валерки, был папа. Валеркин папа Мишке нравился, и Мишка часто думал, что его папа тоже мог бы быть таким... Но у Валеркиного папы, кроме Валерки, было еще пятеро детей...

Мишка же был в семье один и уже, наверное, у него никогда не будет ни брата, ни сестры. Мишка любил ходить к Валерке играть, и вместе они часто бегали на рыбалку.

Зато у Мишки был тайдаг – мамин отец. Когда Мишкин отец ушел, дед дал мальчику свою фамилию (правда, Мишка узнал об этом намного позже). Тайдаг, конечно, очень хороший и любит внука. Но Валерка иногда со своим папой боролся, или папа возил Валерку на себе, иногда он и Мишку катал вместе с Валеркой. А с дедом ничего такого не было...

Еще у Мишки есть двоюродный брат Сережка. Сережкина мама и его мама родные сестры. Сережка жил в городе и приезжал только летом. Мишка ездил в город тоже только летом – но ненадолго, в городе ему не нравилось. И еще Мишка любил рыбалку, а Сережка – нет. Зато рыбалку любил Валерка, и он даже ближе Мишке, чем Сережка. Валерка много знал и умел, и Мишка у него учился. В этом году Мишка должен пойти в четвертый класс – и Сережка тоже, и Валерка.

 

В городе

 

Мишка вышел из автобуса и направился к дому тетки. Жила она на пятом этаже высокого дома.

За спиной у Мишки в рюкзачке лежали несколько рыбок-чебачков в полиэтиленовом мешочке и литровая банка густой сметаны – дары деревни.

Поднявшись на пятый этаж, Мишка довольно долго звонил в дверной звонок. Он уже решил было, что дома никого нет, и собрался спуститься во двор, как за дверью шаркнуло и послышался сонный Сережкин голос:

– Кто там?

– Это я, – ответил Мишка.

– Кто – ты?

– Я, Мишка.

– Какой Мишка?

– Да ты что?! – рассердился Мишка. – «Какой», «какой»! Открывай, давай.

Мишка вновь с силой нажал на звонок. Ему казалось, что Сережка, узнав его, просто задирает нос как все городские мальчишки. Между братьями существовало некое ревностное соперничество. Мишка считал себя ловким деревенским мальчишкой, и к тому же таежником, и гордился этим, а Сережка – городским, подчеркивая, что деревенская жизнь не для него и неинтересна ему. При этом оба мальчика частенько обижались друг на друга за такое отношение. Но верх в конце концов брал Мишка, так как он жил вместе с дедом. Сережка очень любил деда, ему казалось, что дед умеет делать все. Ему очень хотелось жить, как Мишка, рядом с дедом и ходить с ним по городу точно так же, как Мишка ходит с дедом в деревне. Но дед все время жил в деревне и всегда был занят. В город обычно, если что-то нужно было, приезжала тетя. Сережка даже не помнил, чтобы видел здесь деда.

За дверью щелкнуло, и она открылась.

Сережка стоял в одних трусиках и в майке. Он жмурился, потягивался, не пропуская Мишку, смотрел на него. Потом медленно протянул:

– Заходи.

– Ты что, дома один? – спросил недовольно Мишка.

– Один, – ответил Сережка и, закрыв за Мишкой дверь, поплелся в комнату.

Он снова улегся в кровать и накрылся одеялом.

Мишка прошел на кухню. Достал из рюкзака рыбу и сметану, поставил в холодильник и, не зная, чем заняться, стал смотреть в окно.

После деревни пятиэтажные дома казались гигантами. Мишка осторожно привстал на цыпочки и глянул вниз – высоко. «О-хо, сколько падать!» – подумал он. У него даже дрожь появилась в коленках, когда он представил, сколько лететь до земли.

Мишка какое-то время постоял, посмотрел и пошел в комнату к Сережке спросить, когда придет тетя Вера. Но Сережка уже спал. Возле дивана валялись Сережкины игрушки – всякие рэмбо, человеки-пауки, автомобили.

Мишка сел возле них и стал рассматривать. Таких игрушек, как у Сережки, у него не было. Мишка подвигал большую красивую машину. Колеса крутились легко и, как Мишке казалось, очень быстро. Он, гудя, «проехал» на машине вокруг себя. Потом посадил в нее человечка и устроил гонку с мотоциклистом. Незаметно Мишка разыгрался так, что даже забыл о спящем Сережке, и ему нисколько не было одиноко. Мишка вообще часто играл один.

Сережке Мишка иногда завидовал, правда, только когда приезжал в город, а вернувшись в деревню, тут же забывал об этом. Сережка же приезжал к нему со своими игрушками, и тогда они играли на завалинке возле дома. Там у них бывали целые автострады с бензоколонками.

А вот рыбалка Сережке совсем не нравилась. Он откровенно скучал, томился на берегу и постоянно ныл, что пора идти домой. Мишка тогда на него страшно злился и искренне не понимал, как это рыбалка может не нравиться.

В комнату вбежал котенок. Он катил перед собой клубок ниток. Мишка некоторое время наблюдал за ним. Котенок был черный, пушистый и очень симпатичный. Видимо, он спал, а теперь, проснувшись, выкатил клубок, с которым играл раньше. Мишка подозвал его и погладил. Котенок немного потерся о Мишку, потом стал играть с его рукой и больно царапнул острыми коготками. Мишка отдернул руку, катнул белый пластмассовый шарик, лежавший среди игрушек, и котенок умчался за ним.

 

Сережка

 

Сережка проснулся только к самому обеду. Он просто сполз с кровати и присоединился к Мишке. Они, гудя, носились на четвереньках по всей комнате наперегонки, толкая друг друга, стараясь опрокинуть авто соперника. Вскоре машинки им обоим надоели, Сережка достал из дивана автоматы, и гонщики стали превращаться то в Рэмбо, то в Человека-Паука, то еще в кого-то. Когда они бегали по всей квартире, то прячась друг от друга, то нападая, в дверь позвонили.

– О! Это, наверно, мама с работы пришла, – сказал Сережка и бросился открывать.

А Мишка в это время маскировался за диваном и не смог сразу вылезти.

– А ты что это еще в трусах? – услышал Мишка недовольный голос тети Веры. – Только встал?

– Да нет, я давно встал, – еле слышно ответил Сережка.

– А почему до сих пор не оделся? И кто это у тебя? – спросила Сережкина мама, увидев у двери незнакомую детскую обувь.

– Мишка приехал, – почему-то так же тихо сказал Сережка.

– Что это у тебя с голосом? Громче говорить можешь? – спросила уже сердито тетя Вера.

– Мишка приехал, – громко сказал Сережка.

В это время Мишке удалось вылезти из своего «укрытия», и он вышел из комнаты.

– Здравствуйте, тетя Вера, – поздоровался Мишка.

– А, Миша. Здравствуй! Ты когда приехал?

– Утром.

– А ты все в трусах ходишь, – упрекнула мама Сережку. – Кормил хоть гостя-то?

– Нет еще, – сказал Сережка.

– А я есть не хочу, – сказал Мишка.

Тетя Вера взялась готовить обед. Но сначала она прошла в комнату выговорила Сережке за разбросанные вещи, игрушки, за неприбранную до сих пор кровать – и велела немедленно навести в комнате порядок. Сережка молча слушал, кивал головой, но когда тетя Вера ушла на кухню, потащил Мишку на балкон. Там у него стоял новенький велосипед. Мишке он очень понравился. «Вот бы на рыбалку на нем», – подумал Мишка.

-Я на нем такую скорость развиваю, – говорил Сережка. – Один раз даже машину обогнал!

– Ого! – одобрил Мишка.

– А ты умеешь кататься? – спросил Сережка.

– Умею, – сказал Мишка.

– У тебя что, есть велосипед?

– Нет, нету.

– А откуда умеешь?

– А там у одного мальчишки был, я на нем катался.

– А я тоже давно научился, – сказал Сережка. – Когда у меня велика своего не было, я тоже у Ваньки брал кататься. Это мой сосед, друган. Теперь и у меня есть, и у него есть. Мы вдвоем с ним наперегонки гоняем. Ванька очень здорово катается, лучше меня. А один раз я его чуть за заднее колесо не подцепил…

Сережка не успел закончить свой рассказ, как в комнату вошла тетя Вера.

– Вы где? – спросила она, не увидев мальчиков в комнате.

Сережка замолчал и быстро направился в комнату.

– Игрушки прибери, – на ходу шепнул он Мишке и сразу взялся заправлять кровать.

– Ты до сих пор не прибрал? – возмутилась тетя Вера. – А что на балконе тогда делаешь?

– Мы сейчас, – сказал Мишка, успокаивая ее. – Нам немного осталось.

Хотя тетя Вера видела, что мальчишки еще даже и не приступали к уборке, но не стала об этом говорить, лишь недовольно вздохнула и пошла на кухню. Но тут она увидела разбросанные на полу клубки.

– А что это ты клубки тут раскидал? – сказала она. – Прибери сейчас же!

– А это не я, – сказал Сережка.

– А кто?

– Это кот.

Мишка хотел подтвердить, но тетя Вера сказала:

– Но я же не могу кота попросить, чтобы он убрал! Он же все равно не поймет.

– Наш кот все понимает, – сказал Сережка. – Он и убрать может.

Тетя Вера сначала строго взглянула на Сережку, но потом улыбнулась и сказала:

– Приберите в комнате и приходите обедать.

– Сейчас, – сказал Сережка.

Они взялись заправлять кровать.

– Ты быстрее клади одеяло, – сказал Сережка. – А то сейчас кот услышит и прискачет помогать.

– Как это? – удивился Мишка.

– Так мама говорит, – сказал Сережка, – что он мне помогает заправлять. А на самом деле он только цепляется когтями за одеяло и мешает. Тут и без него оно не ложится как следует, еще и он не дает.

Мишке захотелось увидеть все своими глазами, но Сережка торопился, расправляя непослушное одеяло. Когда кровать была уже заправлена и оставалось только положить на место подушку, примчался котенок. Он вскочил на кровать с дико сверкающими глазами и, распушив усы, залег посередине, озираясь по сторонам и готовый прыгнуть туда, где хоть что-то зашевелится.

– Не успел, не успел! – радостно воскликнул Сережка и опустил на котенка подушку. Тот так и остался лежать под подушкой, только хвост торчал.

– Не задохнется? – спросил Мишка.

– Нет.

Они прибрали игрушки. Смотали клубки. Построжились на высунувшегося из-под подушки котенка и побежали мыть руки.

Сережка был светловолосый и круглолицый, а Мишка наоборот – узколицый и с темными волосами. Сережка чуть пониже Мишки, но пошире.

 

Тетя Вера

 

– Спасибо за гостинцы, – сказала тетя Вера, когда Мишка с Сережкой уселись за стол. И спросила: – Ну, как там мама?

– Да ничего.

– Тайдаг как себя чувствует? Не болеет?

– Нет.

– Косить когда будут?

– Через три дня.

– Вот и хорошо, – сказала тетя Вера. – Я с сегодняшнего дня ухожу в отпуск. Как раз и поедем.

Тетя Вера была учительница. Она преподавала биологию в школе и занималась научной работой.

– Мы что, на покос поедем? – уставился Сережка на маму.

– Конечно, поедем, – сказала тетя Вера и спросила. – Ты что, не рад?

– Рад, – ответил Сережка, но как-то кисло.

– Вот и хорошо, что рад, – сказала тетя Вера и мечтательно добавила. – Время покоса – самое счастливое время.

– Почему? – спросил Мишка.

– Люблю я покос, – сказала тетя Вера.

– А я нет, – буркнул Сережка.

Мишка из покоса помнил только жару, душное, шуршащее и колючее сено, грабли, отчего-то быстро делающиеся слишком тяжелыми, и страшное желание залезть в воду и сидеть там весь день до самого вечера. Поэтому любовь тети Веры к покосу Мишка не очень понял.

– Особенно люблю косить ранним утром, по прохладе, когда еще на траве лежит роса, – мечтательно произнесла тетя Вера. Видно было, что она действительно за год соскучилась по покосу.

– А… – протянул Мишка.

Он понял, что тетя Вера любит косить, а Мишке пока еще приходилось только убирать сено. Он еще не косил – должен начать в этом году. Дед ему уже и литовку приготовил.

– А я в этом году буду косить, – сообщил Мишка.

– И тебе пора, – сказала тетя Вера, глядя на Сережку.

Сережка вяло улыбнулся.

– Своди Мишу в музей, – предложила тетя Вера. – Пусть посмотрит.

– Зачем? – спросил Сережка, взглянув на Мишку.

Мишка тоже удивленно посмотрел на тетю Веру.

– Ну, он же к нам в город в гости приехал. Должен же как-то культурно отдохнуть. Посмотреть наши достопримечательности. А куда у нас пока еще можно сходить? Вот и своди его в музей. Пусть хотя бы посмотрит, как предки жили, чем занимались, на зверей, которые у нас водятся, если остались еще. Понял? – спросила она у Сережки.

– Ага, – кивнул Сережка. – Понял.

– А завтра втроем съездим на подъемник, прокатимся.

– Если он работает, – вставил Сережка.

– Конечно, если работает, – сказала тетя Вера. – Но я думаю, что нам обязательно надо съездить, потому что это очень интересно – сидишь на скамеечке и плавно въезжаешь на гору. Мне очень понравилось! Особенно хорошо утром, когда туман. Поначалу плывешь в густой белой пелене, а потом, вдруг, выплываешь из него. И весь туман остается позади тебя. И далеко-далеко видны горы, окутанные туманом, словно кто-то разложил вокруг них белую вату. Все видно, как из вертолета. Ты когда-нибудь летал на вертолете? – спросила она у Мишки.

– Не-а, – мотнул Мишка головой.

Мишка любил горы. Несколько дней назад дед брал его на рыбалку с ночевкой, далеко в тайгу. За день они даже не успели дойти до места – так далеко оно было. Мишка очень гордился этим. Заночевали они с дедом на каком-то перевале – дед говорил, как он называется, но Мишка не запомнил. Было уже довольно темно, когда дед, указав на какой-то шалашик под огромным кедром, сказал: «Здесь заночуем, а утром спустимся, там и будет речка, к которой мы идем». Возле кедра оказалась стоянка: оборудовано место для костра, лежали сухие приготовленные дрова. Дед развел костер и, достав из рюкзака котелок, ушел за водой к ручью, журчавшему где-то поблизости. Мишка смотрел то на пламя костра, то на разгорающиеся на небе звезды. Окружающая его темнота не пугала, а даже наоборот, привлекала своей таинственностью. Мишка никогда не был здесь днем и поэтому не знал, что скрывается в этой темноте ночи. Мишка помнит, как тогда невдалеке от него хрустнула ветка, и тут же послышался голос деда: «Это я, Миша». Дед подошел, поставил на костер котелок.

– Темно стало, – сказал он. – Не видать уже ничего.

Они попили чай и легли спать. Мишка, выбившийся за день из сил, быстро уснул.

А наутро предстала потрясающая картина. Далеко внизу виднелись окутанные туманом горы, вернее вершины, макушки гор, а над ними – чистое голубое-голубое небо. Мишка так поражен был этой красотой, что долго не мог прийти в себя. А потом они стали спускаться и постепенно погрузились в прохладную пелену тумана.

Мишка вспомнил эту картину, и ему очень захотелось узнать: точно так же все там, как рассказывала сейчас тетя Вера, или нет. Ради этого он готов был на день-два отложить рыбалку.

– Ну что, согласен, Миша? – спросила тетя Вера.

– Ага, согласен!

– Ну, вот и замечательно, договорились, – сказала тетя Вера, вставая. – А теперь сходите в музей, а я – на работу.

Тетя Вера с Сережкой тоже жили вдвоем. Папы у Сережки, как и у Мишки, нет. Но если Сережкина мама была замужем, пусть и недолго, то Мишкина мама замужем не была. Так уж получилось.

 

На Мустаге

 

Утром, когда тетя Вера разбудила ребят, Сережка соскочил сразу, а Мишка еще долго не мог подняться. Чувствовал он себя почему-то плохо.

– Ты что, не выспался? – удивленно спросил Сережка.

– Выспался, – буркнул Мишка.

На самом деле спал он плохо. Снились какие-то кошмары. Что снилось, Мишка не помнил, да и не вспоминал, потому что никак не связывал свое плохое самочувствие с приснившимися кошмарами.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила тетя Вера, когда Мишка, наконец, собрался.

– Хорошо, – ответил Мишка.

– Ну, тогда едем, – сказала тетя Вера.

И они поехали на Мустаг, чтобы прокатиться на подъемнике.

Мишка больше всего хотел теперь увидеть горы в тумане и сравнить с тем, что он видел в тайге с тайдагом – так же ли здесь красиво, как и там?

Погода обещала быть хорошей. На улице Мишка почувствовал себя лучше.

До места они доехали без всяких приключений.

Вокруг горы действительно стоял густой туман. Мишке там совсем не понравилось. Всюду виднелись следы еще не завершенных строительных работ: валялись неубранные деревья, развороченные пни, возвышались кучи глины и камня. А подъемник, несмотря на это, уже работал. Мишка с Сережкой увидели, как, раскачиваясь, уходили в гору сиденья и исчезали в белой пелене тумана. Несколько человек стояли в очереди за билетами у кассы. Тетя Вера, Сережка и Мишка тоже встали в очередь. Мишка с интересом смотрел, как работает подъемник, как возвращаются и вновь уходят в гору закрепленные на толстенном канате сиденья, чем-то похожие на сделанную тайдагом скамейку для отдыха возле дома.

– А на вершине тумана нет, – сказал Сережка и за подтверждением обратился взглядом к своей маме.

– Может, и нет, – сказала мама. – Тогда, когда мы катались, не было. А сейчас – кто его знает…

– Сейчас узнаем! – весело сказал Сережка. Он уже полностью жил предстоящим подъемом в гору.

Мишка чувствовал себя как-то странно. Поэтому он ничего не говорил. Мишкино молчание Сережка понял по-своему.

– Боишься? – покровительственно спросил он.

– Нет, не боюсь.

– Вы сядете вместе, – предложила тетя Вера. – А я – за вами.

– Нет. Я один! – заупрямился Сережка.

– И я один, – поддержал Мишка.

– Нет, вы будете подниматься вместе, – не согласилась тетя Вера.

Тетя Вера купила билеты. Возле подъемника работал мужчина – он помогал желающим прокатиться сесть правильно и объяснял, как нужно держаться.

Сережка смело подошел и встал на площадке в том месте где, как уже заметил Мишка, люди садились на подкатившую сзади скамейку.

– Быстренько иди к нему, – сказала тетя Вера Мишке.

Но мужчина уже усадил Сережку в кресло, и он, плавно покачиваясь, поднимался в гору. Сережка, улыбаясь, помахал им рукой. Мишка тоже подошел к тому месту, где стоял Сережка. К нему подкатывала скамейка. Мишка слегка испугался, что сядет мимо нее и опозорится перед Сережкой и тетей Верой. Но в этот момент, помогавший всем мужчина, подхватил Мишку, ловко усадил в кресло и опустил перед ним железную перекладину, сказав:

– Держись вот за это.

Мишка крепко вцепился в нее руками и поначалу даже ничего не видел, а только почувствовал, что он, плавно качаясь, уже висит в воздухе. Потом Мишка увидел Сережку, как тот машет ему рукой. Мишка тоже ему помахал. И посмотрел назад – тетя Вера уже тоже катилась следом. Мишка глянул вниз – земля медленно плыла под его ногами вниз и назад. Потом Мишка опять посмотрел на Сережку, но увидел лишь кепку на его голове. Сережка уже не крутился, а смотрел перед собой, куда-то вдаль. «Наверное, какую-нибудь песенку поет», – подумал Мишка. Сережка в хорошем настроении всегда начинал напевать какую-нибудь песенку. Или две-три строчки, из какой-то песни, вспомнившиеся ему на этот момент.

 

Мишка тоже стал смотреть перед собой. Глянул на толстенный канат, и ему стало интересно, как этот канат крепится на опорах. Мишка дождался опоры и внимательно рассмотрел крепление. Показалось, что понял. Но тогда ему стало интересно, как его кресло прикреплено к канату и почему он не застревает, когда проезжает опоры. Мишка рассмотрел устройство крепления своего кресла и стал ждать очередную опору, чтобы увидеть, как он проскочит ее. Дождался, но не понял. Стал ждать следующую. На следующей он сумел понять, а на очередной опоре он проверил свои наблюдения и, подтвердив их, успокоился. Он оглянулся на тетю Веру, и она помахала ему рукой. Мишка тоже махнул и глянул на Сережку. Впереди плотной стеной стоял туман, и Сережка уже приближался к нему. Мишке стало интересно, как Сережка сейчас столкнется с туманом. Он, не отрываясь, стал смотреть на Сережку. Ему стало также интересно, что Сережка сейчас чувствует и о чем думает. Сережка, прежде чем столкнуться с туманом и исчезнуть в нем, повернулся и глянул на Мишку. Мишка помахал ему рукой. Сережка скрылся в тумане. Видел ли он это? Когда до пелены тумана оставалось немного, Мишка, как и Сережка, повернулся и взглянул на тетю Веру. Но она смотрела, куда-то в сторону. Мишке стало немного обидно, что тете Вере совсем безразличен туман и то, что они с Сережкой уже с ним сталкиваются. Мишка почувствовал холодное, сырое дыхание и вскоре ощутил на лице очень мелкие капельки воды – и все вокруг скрылось за белой пеленой. Мишка какое-то время старался, хоть что-нибудь разглядеть, но не смог и стал ждать, когда окажется над туманом и перед ним откроется красивая горная картина.

 

Туман все никак не заканчивался. Мишка все ждал. Ни тети Веры, ни Сережки не было видно, они словно растворились в тумане навсегда. Мишке стало казаться, что этот туман никогда не рассеется. А еще – что он вообще никуда не поднимается, ни на какую гору. Мишка глянул на канат, чтобы узнать по нему, движется он или нет, – но и каната не увидел. Мишке стало одиноко и очень грустно. Сердце защемило. Раньше у Мишки никогда такого не было. Хотелось даже плакать.

Мишка навалился на спинку сиденья и решил подремать. Он закрыл глаза, но вспомнил, что должен дождаться конца тумана. Спать все-таки хотелось, и голова была тяжелая, вдобавок в ушах появился какой-то тихий мелодичный звон. Поначалу Мишка не обращал на него внимания. Но мелодия не исчезала. Она все звучала и звучала – ни громче, ни тише. И Мишка, наконец, услышал ее. Сначала он подумал, что это у него в ухе что-то звенит. Он потряс головой и подергал себя за ухо. Но все равно колокольчики продолжали звучать. Мишка решил бороться со сном и со всем этим звоном в ушах – он стал болтать ногами, ерзать, и крутить головой, стараясь отвлечься. Потом опять решил попробовать хоть что-нибудь рассмотреть сквозь пелену тумана. Но ничего видно не было, а переливы не умолкали. Мишка просто стал слушать их. Он знал, что так тоже можно прекратить звон в ушах. Колокольчики все звучали и звучали, и эта странная прекрасная мелодия, казалось, переливалась уже повсюду. Мишка все больше и больше погружался в нее. И непонятное чувство, от которого хотелось плакать, все усиливалось. Казалось, что сердце плавится и сейчас растает. Мишка закрыл глаза и расслабился. К переливам колокольчиков плавно добавились звуки, похожие и на журчание ручья, и на шелест травы, и на свист ветра, топот копыт, крик птицы – и еще много, много разных лесных звуков. Мишка все слушал и слушал эту таинственную музыку. В какой-то момент ему захотелось узнать, откуда она исходит и кто создает ее. Он открыл глаза и посмотрел вокруг. Поначалу Мишка ничего не увидел. Даже тумана. И тут вдруг пошел сильный снег, подул ветер, и он увидел дремучую тайгу. «Вот она какая, эта гора. Значит, туман закончился», – подумал Мишка. Ему стало жаль, что он пропустил тот момент, когда должен был выплыть из тумана и увидеть, как этот туман остается под ним. Делать было нечего, и он стал смотреть на обступившие его громадные деревья. Ему показалось, что он видит людей. Мишка стал пристально вглядываться. Действительно, среди каменных глыб стояли люди, одетые в странную одежду. Правда, Мишке казалось, что он видел похожую одежду где-то на картинках – там были изображены древние воины, и одежда их была почти такой же, как у этих людей. «Что они там делают? – подумал Мишка. – И почему не очистили эти камни? Как тут собираются кататься? Их даже снег не может завалить».

И тут вдруг Мишка понял, что прекрасная таинственная мелодия, похожая на голос самой Природы, как-то связана с ними.

 

Разглядеть людей лучше мешала пурга. «Откуда же этот ветер и снег взялись? – подумал Мишка. – И почему же мне тогда не холодно?». Он вспомнил, что сейчас лето, июнь – и очень удивился этому снегу. Однако потом решил, что это гора такая высокая, что здесь даже летом идет снег и дуют такие ветры. Ведь недаром гора называется Мустаг – «Ледяная Гора». Мишке показалось, что снегопад сейчас завалит этих людей. «Должно быть, им очень холодно», – подумал Мишка.

Мишка решил приблизиться к этим людям. И если получится, то сказать им, чтобы они не стояли так, а то разбушевавшаяся метель, того и гляди, занесет их снегом. А еще ему хотелось узнать – что они здесь делают?

Но в этот момент мелодия вдруг пропала, а люди погрузились во мглу. Мишка ощутил боль в груди. Он вскрикнул от этой неожиданной боли – и открыл глаза. Все плыло перед ним, как в тумане. «Похоже, туман еще все-таки не прошел», – подумал Мишка. Потом он увидел очертания чьего-то лица перед собой. Наверно, один из людей подошел к нему. Но увидел испуганное лицо тети Веры. Мишка не понял, как тетя Вера оказалась в этом дремучем лесу, среди этих странно одетых людей?

– Ну что, очнулся? – услышал он чей-то голос.

– Да вроде очнулся, – тихо произнесла тетя Вера.

Мишка посмотрел в сторону голоса и увидел женщину в белом халате. Мишка огляделся – он лежал на кровати в какой-то комнате, а тетя Вера стояла рядом. Мишка все никак не мог понять, как попал сюда.

– Похоже, что это из-за высокогорья, – сказала женщина в белом халате. – Хотя гора и не такая уж высокая, но реакция на высоту у всех разная. Выходит, противопоказано ему. Надо бы мальчика обследовать. Сейчас можете ехать домой, с ним теперь ничего не случится. А завтра обязательно обратитесь к врачу.

– Да, конечно, – задумчиво сказала тетя Вера.

Тетя Вера и врач о чем-то еще поговорили. Мишка не слушал их. Вообще, все произошедшее было похоже на какой-то сон. Мишка уже не верил, что он садился на подъемник и катился в гору, но тогда он не понимал, как он оказался здесь. В это время подошла тетя Вера и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказал Мишка.

– Сможешь идти? – спросила тетя Вера.

– Да, конечно, – сказал Мишка и, поднявшись, сел.

Сердце больше не щемило, и плакать не хотелось. Мишка встал и пошел.

– Погоди, – придержала его тетя Вера. – Не спеши. Подожди меня.

Они вышли на улицу. Ярко светило солнце. Было очень тепло, даже жарко. Мишка вспомнил про снегопад и удивленно посмотрел вокруг – никаких признаков снега. Лишь заметил, что невдалеке на скамеечке сидит Сережка. Увидев их, Сережка вскочил и пошел к ним.

Подойдя, он молча остановился и стоял, жмурясь точно так, как утром, когда открыл Мишке дверь. Только теперь он жмурился от яркого солнца, светившего ему прямо в глаза.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – наконец спросил Сережка.

Мишке почему-то стало неловко перед Сережкой, и он ничего не стал говорить.

– Плохо, да?

Мишка глянул на Сережку. Тот все так же стоял и смотрел на него. Мишке было обидно, что он ничего не увидел и вдобавок испортил всем отдых. Но самое обидное то, что Мишка выглядел теперь слабаком, а Сережка героем, поэтому он, как бы нехотя, ответил:

– Да нет, хорошо.

– А я так за тебя перепугался! – честно признался Сережка.

Тут Сережка стал рассказывать, как он ничего не мог понять, когда увидел, что Мишка не слезает со своего сидения подъемника и спит. А когда он, Сережка, стал Мишку звать, то Мишка не проснулся, и подъемник чуть не укатил Мишку обратно вниз, но его остановили, и потом Мишка с тетей Верой спустились вниз. Сережка не хотел сразу спускаться, но и ему пришлось.

– А где подъемник? – спросил Мишка.

– Он там, в той стороне, – махнул рукой Сережка. Мишка посмотрел по направлению взмаха Сережкиной руки, но ничего не увидел – мешали деревья.

Тут тетя Вера остановилась возле красивой белой легковой машины.

– Вот на этой машине сейчас уедем домой, – сказала она.

– Да?! – обрадовано спросил Сережка. Он важно обошел машину, разглядывая ее со всех сторон. И подойдя к Мишке, шепнул:

– Здорово, да?

Мишка молча кивнул. Ему было не до машины. Обида комом стояла в горле. Он так и не побывал на вершине, не видел, как туман остается под ним, не видел гор, окутанных туманом.

Подошел водитель, они сели в авто и поехали. Сидения удобные, мягкие. Сережка сел, откинувшись назад, развалившись, и наслаждался поездкой. Мишка видел, что тетя Вера постоянно с тревогой поглядывает на него, и от этого еще больше чувствовал себя виноватым. За всю дорогу никто не сказал ни слова. Только тетя Вера, когда уже подъезжали к дому, объяснила водителю, где нужно свернуть. А когда выходили из машины, Сережка сказал:

– Классные сидения, да? Я даже ямки на дороге не чувствовал.

Они распрощались с водителем и поднялись.

– Так, – сказала тетя Вера, когда они вошли в квартиру. – Миша – сейчас же в постель. А ты ему не мешай!

Мишка хотел объяснить, что чувствует себя хорошо, но тетя Вера его не слушала. Мишке ничего не оставалось, как подчиниться. Он лег в кровать и хотел, чтобы Сережка побыл с ним. Но тетя Вера отправила Сережку из комнаты. Мишке ни о чем не хотелось думать, и он просто уставился в потолок. Но тут же он почувствовал сильную усталость, и ему захотелось спать. Засыпая, Мишка снова слышал переливы колокольчиков.

 

Сережка и Мишка на дровеннике

 

На лето Мишка с мамой и дедом переходили готовить в летнюю кухню. Кухонька небольшая, из досок, которые дед сам и вытесал топориком. Поэтому смотрелась она слегка грубовато, но была очень уютная. Внутри – небольшая печь, сложенная из обломков красного кирпича и даже не обмазанная глиной и небеленая. На стенах – плашки вместо полок. На них стояла принесенная из дома посуда. С летней кухней в деревне очень удобно, потому что готовить приходится не только для семьи, но и для других обитателей хозяйства. На электрической плитке много не наготовишь. А топить летом дома – и неэкономно, и жарко. Единственно добротно сделанной в летней кухне была крыша – чтобы не заливало во время дождя.

– Хочешь, я тебе свою удочку и крючки покажу? – предложил Мишка, когда они отошли от летней кухни и пока еще не знали, чем занять себя.

– Хочу, – согласился Сережка.

– Пошли.

Они залезли на дровенник, туда, где у деда находились всевозможные заготовки: черенки для лопат, грабли, топорища, а также старые, отслужившие свой срок вещи, которые дед, не выбрасывая, для чего-то хранил. Здесь же, как заметил Сережка, была оборудована кровать.

Внизу стоял тербен*. На нем Мишкина мама всегда готовила талкан[6] для покоса. Сережка его сразу заметил, он здесь выглядел почти новым. Это потому что дед за ним постоянно следил. Но подходить к нему Сережка не захотел – он ему не в диковинку.

Мишка с Сережкой уселись на кровать.

– Кто здесь спит?

– Я.

– Здорово, – произнес Сережка, осматривая все вокруг.

– Хочешь тоже здесь спать?

– Ага.

Мишка раскрыл стоявший рядом большой старый деревянный сундук с потрескавшейся крышкой, на которой что-то вырезано. В сундуке, где свободно мог поместиться Сережка, на дне лежало несколько картонных коробочек. Мишка взял одну из них.

– Вот, – сказал он.

Он раскрыл коробку и показал Сережке. В коробке много разных крючков. Мишка стал доставать их и показывать.

– Вот этот на тайменя, – объяснял он. – А вот этот на хариуса. И ленка можно ловить.

Сережка ничего не понимал в этих крючках. Но на всякий случай он восхищался:

– Ого! – произносил он и пальцем пробовал крючок на острие. Потом он взял один поднес ко рту и сказал:

– Крючок вот так проплывает, рыба хватает его и вот так вылетает из воды, да?

При этом Сережка скорчил гримасу и показал, как рыба вылетает из воды – он с открытым ртом потянулся за крючком.

– Она не крючок хватает, а наживку на крючке, – сказал Мишка. Это замечание слегка обидело Сережку.

– Я знаю, – недовольно произнес он. – Но все равно, так же происходит, да?

Мишка подумал, потом согласился:

– Да, наверно так.

– Вот, видишь, я тоже знаю.

– А ты знаешь, как тяжело тайменя из воды тащить?

– Знаю, – сказал вдруг Сережка. Мишка не был готов к такому Сережкиному ответу.

– Как? – удивленно спросил он.

– Да уж не легко.

Мишка хотел спросить, откуда Сережка знает, что тяжело тащить тайменя из воды. Но Сережка схитрил с ответом – он прекрасно понял причину Мишкиного удивления, но решил, что раз Мишка именно так спрашивает, то значит, нелегко тащить тайменя из воды. Потому-то уверенно и ответил Мишке на вопрос, который тот и не задавал. Мишка пришел в замешательство, он не знал, что сказать – согласиться на то, что тайменя тяжело тащить из воды, или сначала выяснить, откуда Сережка знает, что тайменя нелегко тащить из воды? Он подумал и решил сначала согласиться с Сережкой, а уж потом спросить.

– Конечно, нелегко. А ты его тащил?

– Я? – переспросил в пылу спора Сережка и, помолчав, уже спокойнее ответил. – Нет. А ты?

Этот Сережкин вопрос оказался для Мишки неожиданным и не таким уж простым. Само собой разумелось, что раз он, Мишка, рыбак, то значит, всякую ловил рыбу. Но Мишка тайменя никогда не ловил, поэтому он растерялся. И уже тоже не таким бравым голосом ответил:

– Я тоже нет, а вот тайдаг тащил.

– Тайдаг, конечно, тащил, – согласился Сережка. Он, казалось, был рад найденному Мишкой выходу из положения, когда они могли поссориться.

– Идите есть! – послышался в это время голос Мишкиной мамы.

– Идем! – громко крикнул Мишка, и они стали спускаться.

Они пошли в летнюю кухню есть.

– А давай сегодня сходим на рыбалку? – спросил Сережка. – Может, я тайменя поймаю.

– Тайменя?! Нет, не поймаешь.

– Почему?

– Его уже давно в нашей речке не видно.

– Ну, а вдруг?! – не сдавался Сережка.

Мишке не хотелось вести этот разговор, и он решил заговорить о другом.

– У меня есть одно место, где я всегда червей копаю.

– Где? – заинтересованно спросил Сережка.

– Потом покажу.

Он подвел Сережку к умывальнику возле летней кухни. Умывальник был прибит к столбу, и вода уходила прямо в землю. Сережка его раньше не заметил. Мишка со звоном открыл крышку и заглянул внутрь.

– Я воду налила, – услышали они голос Мишкиной мамы из летней кухни.

Мишка с Сережкой, отталкивая руки друг друга и расплескивая воду, стали мыть руки.

– Вы там сильно водой не плещите! – опять послышался голос Мишкиной мамы. – Иначе возле умывальника от сырости будет стоять нехороший запах.

– А мы не плещем! – крикнул Мишка.

Они вымыли руки и стали вытирать висевшим тут же полотенцем.

– Здорово так руки мыть, да? – сказал Сережка. Ему понравилось мыть руки под умывальником.

– Как? – не понял Мишка.

– Ну, вот так.

– А как еще можно?

– Ну, в городе же совсем по-другому, – сказал Сережка. – Там кран откроешь, и вода бежит, вот.

– В городе интереснее. Там кран откроешь – такая струя бьет, что даже пальцам больно.

– А мне тут интереснее.

.

Они вошли и сели за стол. Разговор взрослых шел о покосе.

– Начнем, как обычно, с Мурашиного покоса, – сказал дед.

– С какого? – удивился Сережка. Ему показалось, что он ослышался.

– С Мурашиного, – повторил для него Мишка.

– Там что, муравьев много?

– Ага, – сказал Мишка.

Сережке стало очень интересно увидеть этих мурашей.

– А какие они? – спросил он шепотом у Мишки.

– Большие, красные.

– Ого, – проговорил Сережка. – А что они там делают?

– Живут.

Мишка уже знал, что на самом деле там муравьев не больше, чем на остальных покосах, просто так назывался покос – Мурашиный. Но раскрывать этот секрет не хотелось. Может, потому, что Мишке самому хотелось в это верить – что муравьев на их покосе больше, чем в других местах.

Когда они поели, Мишка сказал:

– Мы сейчас на рыбалку пойдем.

– Ну, сходите ненадолго, хоть займете себя, – согласилась Мишкина мама. И спросила. – А у Сережи есть удочка?

– Есть. Он тайдага удочку возьмет.

 

Рассказ деда

 

В летней кухне уже никого не было, и они сразу направились к дровеннику. Стало уже совсем темно, и над вершиной горы висела большая желтая луна.

– Смотри, какая луна! В городе я такой не видел! – воскликнул Сережка, показывая на нее рукой.

Мишка схватил его руку и опустил.

– Ты на нее пальцем не показывай, – сказал он. – А то, когда будешь есть, капнешь на палец, он у тебя отвалится и улетит на луну.

Сережка от удивления даже лишился дара речи. Вытаращив глаза, он стоял и смотрел на Мишку.

– Тайдаг рассказывал про одну девочку, – сказал Мишка, – которая дразнила луну, показывала ей палец, язык. А когда она ела, капнула на палец, он у нее оторвался и улетел на луну.

– А ей больно было?

– Конечно, больно, – сказал Мишка и добавил. – Еще как больно!

– А как палец мог улететь на луну? – не понял Сережка.

– Луна его забрала, – пояснил Мишка. – Поэтому не надо луне – и вообще небу – язык показывать и дразниться по-всякому. Ты когда-нибудь это делал?

– Нет, – удивился Сережка.

Ему и в голову не приходило, что можно небу корчить рожи.

– Вот и хорошо, – сказал Мишка и спросил: – А на небо, на звезды любишь смотреть?

– Люблю.

– Я тоже люблю. Иногда я подолгу лежу и смотрю на звезды, или на голубое небо. Мне это очень нравится. Так далеко-далеко иногда видится.

– Ага.

Они забрались на дровенник. Быстро, в кромешной темноте, скинули с себя верхнюю одежду и на ощупь легли в кровать.

– Хорошо здесь, да, – сказал довольно Сережка.

– Ага, хорошо, – согласился Мишка.

– А зимой ты тоже здесь спишь?

– Нет. Только летом.

Некоторое время они лежали, молча вглядываясь в темноту. Сережке было интересно. Где-то далеко лаяла собака, и Сережка стал к ней прислушиваться.

– Особенно здесь хорошо, когда дождь идет, – сказал вдруг Мишка. – Он так барабанит по крыше – интересно слушать. А еще интересно, когда птички на крышу садятся. Здесь так хорошо слышно, как они по крыше скачут. Топот такой стоит!

– Да? – удивился Сережка.

– Ага, – подтвердил Мишка. И добавил: – Вот увидишь. Даже от воробьев. Я, когда первый раз услышал, осторожно на улицу вышел, думал, что какая-то большая птица прилетела и села, а это, оказывается, просто воробей.

– Ого! – только и сказал Сережка.

Они вновь замолчали.

– Как темно, да? – сказал Сережка. – Я, как ни смотрю, ничего не вижу.

– Ага, – произнес Мишка. – Я тоже. Давай спать будем. Что-то я спать хочу.

– И я тоже.

Мишка закрыл глаза и натянул одеяло до носа. А Сережка вновь прислушался к далекому лаю собаки. Но в этот момент внизу послышался голос деда. Он осторожно постучал в дверь и позвал Мишку.

– Что, тайдаг? – откинув одеяло, быстро спросил Мишка.

– Миша, открой, – сказал дед.

Мишка махом слетел вниз и открыл деду дверь.

– Давай поднимемся к тебе туда, – сказал дед, глядя на Мишку, стоявшего в трусиках. В руках у деда была зажженная керосиновая лампа.

Они поднялись наверх, и Мишка залез под одеяло рядом с Сережкой. Сережка не спал и теперь смотрел на лампу. Дед поставил лампу на сундук, в котором хранились Мишкины рыболовные снасти, и сел рядом. При свете оказалось, что Мишкины и Сережкины вещи валялись, как попало. Тайдаг собрал их и аккуратно сложил.

– Миша, там такие звуки музыки были? – спросил он, и, достав из кармана комуз, заиграл на нем.

Мишка при первых же звуках вытаращил удивленные глаза и произнес:

– Ага, такие.

Дед перестал играть и над чем-то задумался. Мишка с Сережкой выжидательно смотрели на него.

– Я еще тогда маленький был, – заговорил дед. – Почти такой, как ты сейчас. Мой улдай* был очень сильный кам**. К нему люди приходили лечиться, много людей приходило. Он прямо к небу обращался, самой силой Неба лечил. У него до последнего дня, как уйти туда, – и дед показал рукой вверх, – память очень хорошая сохранилась. Ему много лет было, а он при силе оставался. Сегодня и молодые не сделают то, что он мог.

– Куда он ушел? – переспросил Мишка.

– На небо.

– А как он туда ушел? – удивился Сережка.

– Я не видел, – сказал дед. – Но только он говорил, что на небо уйдет. И что тело свое с собой возьмет. Туда и ушел, наверное, потому что никто его не хоронил. Никто умершим его не видел. Потому и могилы нет.

– Вот это да… – произнес Мишка.

– Люди раньше говорили, – продолжал дед, – что даже огонь с неба идет, когда такие люди туда уходят.

Сережка с Мишкой, пораженные услышанным, молчали. А дед некоторое время сидел, видимо обдумывая, говорить Мишке с Сережкой дальше, или не надо, но потом продолжил:

– Он очень много знал. Он рассказывал о людях, которые много-много лет назад жили. Он мог идти по какому-нибудь месту и вдруг заговорить о том, что здесь когда-то давно происходило. Вот он и поведал о музыке, которую постоянно от Мустага слышал. Говорил, что давно по земле большая битва прошла с кем-то очень страшным. Рост его от земли до неба. Слишком много богатырей погибло, сама земля, деревья, горы бились тогда. И что когда одолели его, то в Мустаге закрыли. Тогда и появилась эта музыка, чтобы на земле все как можно быстрее восстановилось. Дед говорил, что музыка всегда начинается с мелодичного перезвона колоколов. Оттуда и люди стали делать бронзовые колокола. Звона такого колокола зло боится. Когда звучит колокол, все вокруг очищается. Люди пытались достичь такого же мелодичного перезвона колоколов, какой звучит в природе, и поэтому изобрели разные колокола. Раньше были большие колокола, их называли шан, были средние колокола – кондра и были маленькие колокола – сындра. Говорил, что тот, кто достигнет такого же перезвона колоколов, как в природе, будет вечным. Как это? – не знаю. Может, не будет подвластен смерти. Но он спасет мир. Чтобы достичь такого же перезвона, как в природе, надо быть совершенным человеком. Тогда и появилось вот это.

И дед показал комуз.

– А у входа в гору, охраняя его, до сих пор стоят уцелевшие воины. И еще улдай говорил, что постоянно делится с ними своей силой, и каждый добрый человек должен укреплять их силы своими чистыми мыслями. Ведь у этого, страшного, есть сторонники. Их тогда было мало, но сейчас все больше. И они стараются освободить его. Если начнут высыхать реки, исчезать тайга, значит, темные силы окрепли. И недолго людям ходить по земле, если он освободится, потому что сразу закроет собой солнце. Вот такое мой улдай говорил. Смотрю я сейчас на наши речки – и все больше вспоминаю его слова. Помню, какие они раньше были и какие сейчас стали, какая рыба была и какая сейчас есть? Вот ведь как… – дед замолчал.

Мишка с Сережкой также молча смотрели на него, не зная, что сказать. Неожиданный рассказ деда поразил и огорчил их. Дед посмотрел на Мишку с Сережкой и сказал:

– Давайте я с вами тут лягу. А то наговорил я вам, на ночь глядя.

Мишка с Сережкой стали двигаться, уступая деду место рядом с собой, но он устроил себе местечко у их ног и лег.

– Ты, Миша, немного не такой, как все, – проговорил дед. – Это я по тебе раньше заметил. Вырастешь когда – может, таким, как мой улдай будешь... А может, нет. Но раз музыку услышал, значит, можешь таким стать.

– А как быть совершенным человеком? – спросил Сережка.

Дед задумался, а потом сказал:

– Очень сложно стать таким человеком. Такие люди в пище, которую мы едим, не нуждаются.

– Не едят? – удивился Сережка. – А какую они едят?

Дед молчал. Мишка с Сережкой лежали чуть дыша, все более превращаясь в слух.

– Когда-то, очень давно, – начал дед. – Люди жили на земле, и ничего им не надо было – ни одежды, ни пищи. И жили они тогда, не зная Зла. И не нравилось Злу, что не знают его люди. Росло тогда странное дерево, ягоды этого дерева давали ему власть над людьми. И сказал он людям: «Съедите эти ягоды и откроется ваш разум – будете знать и Добро и Зло. Бога знаете – и Меня знать будете». Люди и съели эти ягоды. И тогда необычное с ними произошло. Они по-другому стали видеть мир. Стали видеть в нем и хорошее, и плохое. Только мир-то кругом не изменился, это люди изменились. Это они в себе стали носить и хорошее, и плохое. И вот тогда-то они и захотели есть. И, вдруг, увидели они, что стоят голые и стали стыдиться этого. И стали одеваться. Стали одеваться – стали мерзнуть. И еще больше есть стали. А потом и убивать стали. Вот и знают теперь Добро и Зло, и в пище нуждаются и в одежде, и в жилье. И во всем теперь нужду имеют. И сказал им Бог тогда «В поте лица своего теперь будете добывать хлеб свой».

Дед опять замолчал. Стало тихо-тихо. Только где-то далеко лаяла собака.

– Потом Бог послал своего Сына, – продолжил дед свой рассказ. – Чтобы он помог людям вернуться обратно к прежней жизни. Он ходил и учил людей, как для этого жить надо. Но люди уже о той своей жизни забыли, познали Зло, а жизнь от разума им уже нравилась. Но он ходил и учил: «Не лицемерьте, не убивайте, не лгите, не воруйте, оставьте ненависть». А еще говорил: «Зачем вы думаете о завтрашнем дне? Завтрашний день позаботится о себе». Это значит, что нужно думать только о том, что сейчас происходит. И говорил: «Зачем вы думаете о еде, зачем вы думаете, что вы будете есть и что будете одевать?». И в пример приводил птиц и траву: «Птицы не сеют, не пашут, а как Бог позаботился о них, о цветах, травах и деревьях. И если Бог так позаботился о них, то как же Он позаботился о вас, людях!». Вот только сложно уже было людям оставить свой придуманный мир. Разум для людей стал выше заботы Бога. Люди уже и гордятся своим разумом. И равняют себя с Богом. И разрушают все более Природу, Его творение! А между тем сами болеют и умирают, хотя рождены были для жизни вечной. Недавно вот в газете прочитал – где-то лежит она у меня – про женщину. Она уже много лет не ест. Выйдет на солнце, поднимет руки, помыслит, что солнце дает ей силу и всё. Раз она может, значит всем людям такое дано. Хотя мечтают люди через разум победить смерть. Человека изучают, таблетки вечной жизни придумывают. Кто его знает, может и придумают. Хотя Сын предупреждал людей о коварстве Зла. Что дадут таблетки вечной жизни людям без Бога?

Дед замолчал, и стало опять тихо.

– А мне еще большая черная свинья снилась, – вдруг сказал Мишка. – Она все на задние ноги вставала и на меня навалиться хотела, а я убегал. И человека черного я в бензиновом пятне видел. Из-за него я чуть в воду не упал. Это и есть зло, да?

Дед насторожился и попросил Мишку рассказать сон и обо всем, что было. Внимательно выслушав, он поднялся.

– Ты только не бойся их, – сказал он. – Я сейчас приду, ждите меня.

Он спустился с чердака и ушел.

– Куда тайдаг пошел? – спросил Сережка.

– Не знаю.

– А ты какой?

– Как – какой? – не понял Мишка.

– Ну, тайдаг же сказал, что ты не такой.

Мишка долго думал, потом спросил:

– А ты какой?

– Я? – удивился Сережка. – Я не знаю.

– Я тоже не знаю.

В это время внизу послышались шаги деда. Он, как обычно, что-то бормотал про себя. Потом поднялся наверх, в руке у него был небольшой мешочек. Мишка с Сережкой с интересом уставились на этот мешочек. Дед молча развязал его, осторожно достал не то траву, не то ветку, и положил перед собой. Мишка с Сережкой уселись на кровати, неотрывно наблюдая за действиями деда. А он достал из кармана спички и поджег ее. Ветка весело затрещала, приятно запахло дымом. Но тут же дед погасил пламя, ветка стала просто дымить. Дед, прося кого-то о помощи, несколько раз обвел этой веткой Мишку с Сережкой по солнцу.

– Тайдаг, а что это такое? – спросил Сережка.

– Это от зла, – сказал дед.

Затем он достал пояс, на котором в ножнах находился его охотничий нож. Дед отцепил нож от пояса, протянул его Мишке и сказал:

– Положи под подушку – и не бойся ничего.

– Я не боюсь, – ответил Мишка, беря нож. Мишке было приятно, что дед оказывает ему такое внимание и даже дал свой охотничий нож. Мишка сунул его под подушку, но руку от рукоятки не отнял. То, что он держал настоящий охотничий нож со стальным толстым лезвием, придавало ему силу и уверенность.

– Погоди спать, – сказал дед. – Присядь.

Мишка послушно сел. Дед опоясал Мишку поясом. И тут Мишка разглядел на поясе линии, похожие на крестики, – их было много и они были разные и по толщине и по форме. Некоторые находились в круге, другие внутри квадрата с какими-то четырьмя точками или просто без круга и квадрата.

– Это кур, – сказал дед. – Его раньше всегда носили люди. Он оберегает от зла. Хорошо оберегает.

– А эти крестики на нем тоже от зла?

Дед задумчиво посмотрел на орнамент, что показывал пальцем Мишка, и просто ответил:

– Тоже.

Сережка, как и Мишка с интересом рассматривал пояс. Дед в это время еще достал из мешочка какой-то круг со странным, знакомым по книгам и картинкам Мишке и Сережке изображением внутри.

– Это что? – удивленно спросил Сережка.

– Это наша родовая тамга.

– Что это? – почти одновременно спросили Мишка с Сережкой.

– Тамга.

– А что это?

– Это оберег нашей «кости». Он очень хорошо защищает от зла. Его всегда ставили на вещах, на животных, чтобы они не пропадали и чтобы их дух зла не губил.

Мишка с Сережкой переглянулись. Видно было, что ни тот ни другой ничего не поняли из того, что сказал дед.

Дед погасил фонарь, и стало темно. Он лег.

Последние дни на сердце тревожно. Дед знал, что это неспроста – сердце предчувствовало: что-то должно произойти. И сегодняшний рассказ Миши дед воспринял как начало каких-то страшных событий. Одно лишь тревожило его – правильно ли он все сейчас сделал? Собрал в кучу все, что знал и умел, а поможет ли это? Ведь он не кам, а простой человек. Здесь какие-то другие, тайные знания и умения нужны. Дед тяжело вздохнул.

Мишка сначала лежал, поглаживая шершавую холодную поверхность рукоятки ножа, потом ему показалось, что дед что-то хочет сказать, прислушался, но дед молчал. Мишка услышал спокойное ровное Сережкино дыхание, а затем…

Затем он вдруг увидел себя стоящим возле дровенника. Не то наступало утро, не то наоборот – был вечер. Какой-то сильный ветер трепал лиственницу с тополем, грозя их поломать. При этом сам Мишка не ощущал этого ветра. Потом ему показалось, что под деревьями кто-то есть. Мишка направился к тополю с лиственницей, и тут вдруг увидел, как из-под тополя смотрят на него два холодных светящихся глаза. Некоторое время Мишка смотрел на них, стараясь разгадать, кто это забрался к ним в огород и пытается сломать дерево. Он осторожно стал оглядываться в поисках прута, но вдруг из-под тополя выскочила огромная черная свинья. Она прыгнула на Мишку, и тут послышался сухой треск, как от электрического разряда. Брызнули яркие искры. Мишке показалось, что пояс при этом воспламенился. Свинья, не задев Мишку, пролетела до ограды и пропала. Мишка не увидел, куда она подевалась. «Откуда взялась эта свинья?» – подумал он. Мишка осмотрел деревья. Его беспокоило, не повредила ли их свинья. Деревья были целы. Затем Мишка прошелся по огороду, осматривая его внимательно, а потом вдруг на него налетел приятный теплый ветерок. Он нежно коснулся Мишкиного лица и потрепал волосы. Настроение у Мишки стало хорошим, и он радостно побежал, а затем подпрыгнул – и полетел. Мальчик удивился тому, что, оказывается, умеет летать – а не знал об этом. Ему захотелось подняться как можно выше в небо, посмотреть, что из этого получится. Он легко и плавно стал подниматься вверх – все выше и выше, и достиг облаков. Мишке было весело. Он чувствовал себя легким, как пушинка. Некоторое время он парил высоко в небе, а потом спустился вниз и снова оказался возле тополя. Мишка, не отрываясь, смотрел на дерево, и ему показалось, что оно засеребрилось и засверкало. Мишке захотелось подойти поближе к нему и потрогать его руками. Он вдруг почувствовал, что земли все еще не касается – и плавно облетел вокруг деревьев. Ему вновь стало радостно оттого, что он умеет летать. Мишке снова захотелось подняться в небо, но тут он вдруг за что-то зацепился плечом. Стал отцепляться и услышал, как кто-то его зовет. Он стал оглядываться – но все крутнулось перед глазами и куда-то провалилось, или это сам Мишка провалился.

– Мишка, вставай, – вдруг ясно услышал он.

Мишка открыл глаза и увидел сидящего рядом с ним Сережку. Было уже светло. Сережка сонно смотрел на него, упершись рукой в плечо.

– Зовут, – сказал Сережка, увидев, что Мишка открыл глаза. – На покос надо идти.

Мишка медленно вылез из-под одеяла и сел рядом с Сережкой.

– Сережа, Миша вставайте, – послышался снаружи голос Сережкиной мамы.

– Встаем! – крикнул в ответ Сережка.

Они спустились, и, трясясь от утреннего холода, двинулись к дому. На улице стоял густой туман. Из трубы летней кухни шел дым.

– Пошли к печке, – предложил Мишка.

– К какой? – не понял Сережка.

– В летней кухне.

– Она что, топится?

– Вон дым из трубы идет, – показал Мишка.

Сережка глянул на трубу, увидел дым и засеменил за Мишкой.

– Вы почему не оделись? – строго спросила их Мишкина мама, когда они вошли в летнюю кухню.

– Мы погреться пришли, – сказал, дрожа, Сережка.

– Ну-ка быстрее одеваться! – распорядилась Мишкина мама и отправила их обратно. Мишка с Сережкой, добежав до дровенника, схватили свои вещи и помчались назад, к печке, чтобы возле ее тепла одеться.

Теперь Сережка во весь опор мчался впереди. Вдруг из-под тополя выскочил Корий. Мишка остановился – Корий заставил его вспомнить сон. Мишка даже забыл про холод. Сережка в это время добежал до летней кухни и, открыв дверь, скрылся за ней.

– Ты что там делал, Корий? – спросил Мишка.

Корий потянул носом воздух, обнюхал тополь, забежал за деревья. Было похоже, что он уловил чей-то посторонний запах. Мишка осторожно пошел следом за ним. Шерсть на загривке Кория время от времени вставала дыбом, и он рычал. Мишка, похолодев, внимательно следил за ним. Через некоторое время Корий взглянул на Мишку, как-то странно тявкнул, и, еще покружив, куда-то убежал.

– Мишка, ты что там ищешь? – услышал он Сережкин голос. Сережка стоял возле летней кухни и уже был наполовину одет.

– Так, за Корием следил. Он тут что-то искал.

– А что он искал? – тут же заинтересовался Сережка.

– Ну, долго вы еще будете голышом ходить? – строго спросила Сережкина мама. – Уже пора за стол садиться да на покос идти, а вы все еще возитесь.

Мишка быстро забежал в летнюю кухню и, подпрыгивая для согрева, возле печки стал одеваться.

– Вам кто не дал там одеться? – спросила Мишкина мама.

– А у печки теплее, – сказал Сережка.

– Так вы сколько голышом по холодку бегали туда-сюда? Могли бы быстро там одеться и не мерзнуть.

– А все равно тут лучше, – настаивал Сережка.

– Ну, артисты, – покачав головой, только и проговорила Мишкина мама. И добавила: Давайте я вам тепленькой водички налью. И взяв с печки чайник, пошла к умывальнику.

 

Мишка с Сережкой попили горячего чая и перестали дрожать.

– А где тайдаг? – спросил Мишка.

– Он уже ушел, – сказала Мишкина мама.

– Да?! Так рано? – удивился Сережка.

– Да, так рано, – сказала Сережкина мама.

– А почему он нас не подождал? – спросил Сережка.

И тогда Мишкина мама сказала:

– Тайдаг живет по-своему, так, как он понимает жизнь и мир, который нас окружает. Поэтому ему и нужно прийти пораньше на покос, одному, пока роса не прошла и солнце не взошло.

– Да?! – удивился Сережка. – А что он там делает?

Мишкина и Сережкина мамы улыбнулись.

– Ну, как тебе сказать, – начала Сережкина мама. – Тайдаг считает, что лес, реки, горы – все это живое. Отчасти оно, конечно, так. Но тайдаг считает, что они способны мыслить, жить – примерно так, как люди, но только, конечно, по-своему. По лесному, что ли. И поэтому прежде, чем что-то делать, обязательно нужно поговорить с лесом, спросить разрешения, извиниться – и только потом приступать к своей работе.

Сережкина мама замолчала и, подумав, проговорила:

– Может, в этом что-то и есть, конечно, – и она вопросительно пожала плечами.

– А почему он нас с собой не берет? – спросил Сережка.

– Если хочешь, то возьмет, – сказала Мишкина мама.

Тут Сережка задумался и, помолчав, сказал о другом:

– А я не слышал, как он встал. А ты? – спросил он у Мишки.

– Я тоже не слышал.

– Ну, давайте, ешьте – и пойдем, – сказала Мишкина мама.

– А вы почему не едите? – спросил Сережка.

– А мы уже поели, – сказала Сережкина мама.

Сережка опять очень этому удивился, а Мишка нет. Он уже привык к тому, что тайдаг и мама рано встают, завтракают, идут управляться по хозяйству, а после и Мишку будят.

– Значит, только мы остались?

– Значит, только вы остались, – сказала Сережкина мама.

Но тут Сережка вдруг сказал:

– А я знаю, кто еще не ел – Корий.

– Корий уже давно с тайдагом ушел, – сказала Мишкина мама.

– Нет, не ушел. Он здесь, – сказал Сережка и посмотрел на Мишку.

– Да он здесь, – подтвердил Мишка.

– Он уже ушел, – улыбнувшись, сказала Мишкина мама.

– Нет, здесь! – одновременно сказали Мишка с Сережкой. – Мы его только что видели.

Сережка с Мишкой выскочили из-за стола.

– Куда вы? Ешьте быстрее, идти надо, – сказала тетя Вера. – И хватит мне голову морочить.

– Мы сейчас его позовем, – сказали Мишка с Сережкой.

Они выбежали из летней кухни и стали громко звать Кория. Устав слушать их крики, Мишкина мама вышла и строго сказала им.

– Садитесь, ешьте – и идем. Корий ушел с тайдагом. Не мог же он его оставить и убежать. Не было еще такого.

Мишка с Сережкой только плечами пожали и зашли обратно в летнюю кухню.

 

Кто был у священных деревьев?

 

…С покоса Сережка, Мишка, дед и Корий шли вчетвером. Корий то появлялся, обнюхивал кусты у дороги, то исчезал, то прибегал откуда-то сзади, то вдруг бежал навстречу.

– Тайдаг, а Корий с тобой пришел на покос? – спросил Мишка.

– Со мной, – сказал тайдаг.

– И все время с тобой тут находился? – спросил Мишка.

– Он все время тут бегает, – сказал дед. – То прибежит, то убежит.

– Он домой прибегал, – вставил Сережка.

– Нет, так далеко он не побежит, – сказал дед.

– Но мы его видели, – сказал Мишка. – Он лиственницу с тополем у дома обнюхивал.

– Что обнюхивал? – спросил дед, остановившись.

Мишке пришлось рассказать про сон и про то, как потом он видел Кория. Дед выслушал внимательно.

– Такое бывает, – задумчиво произнес он.

– Что бывает? – не понял Сережка.

Но дед о чем-то думал. Потом спросил:

– Миша, ты мне все рассказал?

– Все, – сказал Мишка. – Корий потом убежал… и все. А куда, мы не видели.

– А про то, что в городе было и на Мустаге?

– Вроде все, – подумав, сказал Мишка.

– Это, может, вовсе и не Корий был, – сказал дед.

– Корий, Корий, – сказал Мишка.

– Это, может, твой хранитель так тебе показался, – сказал дед. – Значит, дело очень серьезное.

Мишка с Сережкой переглянулись: что за хранитель?! Но ничего не спросили. Они молча пошли дальше, но оба почувствовали, что мир полон всяких тайн и что-то неожиданное, тревожное происходит вокруг них.

 

Больше дед ни о чем не спрашивал и всю дорогу до дома шел молча. Дома он долго что-то делал на чердаке, потом спустился оттуда с мешочком, из которого достал какие-то тряпочки трех цветов: белого, голубого и красного – с непонятными знаками и, что-то приговаривая, начал ходить с ними вокруг дома. Мишка с Сережкой с тревогой смотрели на деда. Они чувствовали, что спрашивать его о чем-то сейчас нельзя. Как-то странно смотрели на тайдага и Сережкина и Мишкина мамы, но тоже ничего не говорили. Уже вечером, после ужина, Мишка спросил о знаках.

– Что это за знаки?

– Какие знаки? – не понял дед.

– Ну, на тряпочках, с которыми ты дом обходил.

Дед задумался, а потом сказал:

– Это очень древние знаки. Знаки какого-то письма. Я не знаю их. Но я знаю от улдая, что ими написано. Он и оставил их мне, а ему они достались от его улдая. Силы самого Неба, Земли и Воды пробуждаются и помогают, когда берешь эти знаки и произносишь. Я никогда не обращался к ним, но теперь, думаю, пришло время. Они должны защитить нас.

– А что случилось? – с тревогой спросил Сережка.

– Я сам не знаю, – сказал тайдаг. – Но, похоже, что-то случилось.

Он обнял Мишку с Сережкой, прижал их к себе и погладил по волосам.

– Только ничего бояться не надо, – сказал он.

 

В тот же вечер невдалеке от дома остановилась легковая машина. Из нее вышли какие-то люди и, о чем-то переговариваясь, постоянно показывали рукой на Мишкин дом. Потом машина уехала.

– Сегодня будете спать дома, – сказал дед.

Мишка с Сережкой молча кивнули, но сказали, что они немного посмотрят на звезды. Дед согласился. Он поддерживал это в Мишке, потому что считал: в такие минуты мысли о вечном приходят к человеку.

Когда солнце опустилось, Мишка с Сережкой уже сидели недалеко от летней кухни в кустах малины и ждали, когда на небе зажгутся яркие звезды. Постепенно наступала ночь. Недалеко от них откуда-то выползла большая жаба.

– Смотри, жаба, – сказал Сережка.

– Они тут живут. Мама говорит, что они слизней едят. А кошка ночью ходит и ловит их. Утром всегда у крыльца то жабу, то мышонка находим. Она приносит их и кладет, и всегда на одно и тоже место.

– А зачем она это делает?

– Не знаю. Мама говорит, что так она показывает, какая она охотница.

– А где кошка сейчас? – спросил Сережка. – Наверное, тоже охотится.

– Наверно, – пожав плечами, сказал Мишка.

– А вдруг и эту жабу поймает?

– Может, и поймает, – сказал Мишка. И им обоим стало жалко жабу. – Но что кошка ловит их – это ничего. А вот нам так делать нельзя. Я один раз проткнул жабу лыжной палкой и показал тайдагу. И тогда понял, что так делать нельзя.

– А зачем ты ее проткнул? – спросил Сережка.

– Хотел, как другие мальчишки быть. Насмотрелся на них, – сказал Мишка. – Они фильм про войну с фашистами смотрели. Знаешь, есть такой фильм, где фашистская подводная лодка плавает и наш летчик к ним попадает. Вот и устроили пацаны у болота войну. Лягушки – это фашистские подлодки, воробьи – мессершмиты, а мальчишки – наши зенитчики и артиллеристы. Лягушки плавают, квакают – это значит, фашистские подводные лодки позывные посылают, и мальчишки их обстреливают из рогаток. Я крутился тогда возле них и смотрел. Они тогда много подлодок потопили и мессера сбили. Он как раз возле меня упал. Я его поднял, а у него на кончике клювика капелька крови. Он немного у меня на ладони посидел, потом глаза у него стали закрываться, и головка так медленно опустилась. Сначала он клювиком в мои ладони ткнулся, а потом и головка набок завалилась. Я стал на него дуть, чтобы он ожил, но пацаны прибежали и отобрали его у меня.

– А кто тебе сказал, что дуть надо?

– Мама же всегда дует, когда я ударюсь, – сказал Мишка. – И мне всегда легче становится. Вот и я дул, чтобы ему легче было. А в тот день вечером тайдаг погреб чистил, а там у нас жабы живут, я увидел их и проткнул одну, хотя так не хотел. Тайдагу хотел похвастаться, а он на меня как заругался! И сказал, что раз я так поступаю, то и со мной так будет. Сильно ругался. А я только представил, как в меня лыжная палка входит, кости ломает и все внутри протыкает, так больно стало, что я закричал и упал. Очнулся уже дома. И тайдаг сидит рядом и по голове меня гладит. Он так тогда сильно перепугался. А я несколько дней болел.

На небе медленно зажигались звезды.

– Мне тут так нравится сидеть, – сказал Мишка. – А когда шишки появляются, мы с тайдагом их тут жарим.

– А сейчас можно костер сделать?

– Можно. Только надо сначала сухих веток на берегу насобирать. Их там много, и они хорошо горят.

– Тогда завтра за ними сходим, ладно?

– Ладно, – согласился Мишка. – Вот увидишь, очень хорошо у костра сидеть. Всякие ночные мухи вокруг пламени летают, бабочки… Даже летучие мыши. А на небо посмотришь, звезды яркие-яркие светятся, а оглянешься – такая темнота, совсем ничего не видно. Если бы не знал, где дом, не нашел бы. Мне всегда хорошо у костра, даже голова перестает болеть, если такое бывает, стоит мне у огня посидеть и дымом подышать.

– Да, жаль, что костра сейчас нет, – вздохнув, сказал Сережка. – Веселее было бы!

– Да...

Тут Мишка неожиданно почувствовал какую-то тревогу, какое-то смутное беспокойство. Он обернулся и глянул по сторонам.

– Может, пойдем, надоело что-то тут сидеть, – сказал вдруг Сережка. В голосе его чувствовалось недовольство. Поэтому Мишка решил сразу его отпустить.

– Ты иди, – сказал он. – А я сейчас…

Сережка резко поднялся и ушел. Мишке даже показалось, что Сережка на него из-за чего-то рассердился. Но он тут же забыл о Сережке и внимательно прислушался к заполнившей его тревоге. Мишке показалось, что за оградой, возле летней кухни кто-то стоит. Через некоторое время он ясно различил высокую черную фигуру человека. Незнакомец смотрел в сторону дома. Он немного постоял и решительно двинулся внутрь ограды. Раздался треск, щелканье, и вдоль забора брызнули искры, как будто в темноте против шерсти погладили громадную черную кошку.

И тут Мишка оцепенел, словно сквозь него пропустили ток: он вообще перестал чувствовать – даже страх, даже тревогу. Только Мишкины глаза смотрели на происходящее. Даже мысли не появлялись.

Потом Мишка очень удивлялся этому состоянию. А насчет черного человека – он был уверен, что это был настоящий великан – огромного роста и широченный в плечах.

Черный человек уже приближался к дому, когда вдруг у самой стены появилось яркое свечение, которое постепенно стало обретать форму человеческой фигуры. Светящийся человек был тоже высок и широкоплеч. Он шагнул навстречу черной фигуре, оба гиганта, казалось, замерли в неимоверном напряжении. Между ними блеснула яркая ослепительная молния, которая своими всполохами очертила весь небосвод. И тут же ударил страшной силы гром, что задрожала и загудела земля. Оба гиганта, медленно оторвавшись от земли, взмыли вверх. В последний момент Мишка увидел рядом с собой Кория – он лежал, навострив уши, и смотрел туда, откуда гигантские молнии рассекали весь небосвод и разносились раскаты громы. Мишка и не заметил, когда он прибежал и лег рядом с ним. Он попытался обнять его, но тут услышал, как не то Корий, не то еще кто-то сказал голосом Мишкиной мамы:

– Вы что, поссорились?

«С кем поссорились? – подумал Мишка. – Кто – поссорились?»

Мишка ничего не мог понять. Перед глазами взлетели какие-то светлячки. Он смотрел на Кория, но больше уже не видел его. Он уже вообще ничего не видел – вокруг была сплошная ночь и светлячки. Вдруг Мишка понял, что светлячки – это его мысли. Сначала они летали беспорядочно, но потом стали выстраиваться в какую-то линию и двигаться в одном направлении. Постепенно густея, они превращались во что-то горящее, похожее на огненную лаву. И лава эта текла и, остывая, превращалась в отдельные, сначала разноцветные, а потом обыденные предметы. Но тут снова четко выделилась мысль, что «они поссорились».

– С кем поссорились? – наконец смог спросить Мишка, тяжело ворочая ставшим вдруг непослушным языком.

Над ним было какое-то тревожное молчание, но потом он услышал:

– Что это у тебя с речью?

– Ничего, – не то проговорил, не то подумал Мишка.

Мишка поднял голову и посмотрел вверх. Прямо перед ним были очертания какого-то лица.

– Ты что это тут делаешь? – тревожно спросило очертание маминым голосом.

– Ничего, – тихо пролепетал Мишка. – Просто сижу.

Мишка ясно увидел склонившуюся над ним свою маму.

– А что это у тебя вид какой-то странный? – спросила она и обнюхала его.

– Какой – странный? – спросил Мишка.

На этот раз речь далась ему намного легче.

– Ну-ка иди в дом, сейчас посмотрим, отчего это ты такой странный.

– Никакой я не странный, – вяло запротестовал Мишка.

Он с трудом поднялся. Однако тело быстро начинало слушаться его, и Мишка, осторожно сделав первый шаг, пошел к дому.

– Гроза начинается, а ты сидишь тут, – ворчала сзади мама.

Они вошли в дом. На свету мама еще раз внимательно оглядела его и зачем-то обнюхала.

– Что случилось? Что ты его обнюхиваешь? – спросила Сережкина мама.

– Да будто обкуренный? – тревожно произнесла Мишкина мама.

– Ну, скажешь тоже! Да ты что? – сказала Сережкина мама.

– Да странный он какой-то, – сказала задумчиво Мишкина мама. – Поначалу вообще показалось – пьяный или обкуренный.

Мишка стоял молча, опустив голову, спокойно давая ощупывать и обнюхивать себя.

– Сережа спит? – спросила Мишкина мама.

– Уснул, – сказала Сережкина мама.

– Разбуди его, – потребовала Мишкина мама. – Узнаем, из-за чего они поссорились.

Сережка был разбужен.

Он также сонно спросил:

– Кто – «поссорились»?

– Вы поссорились, – сердито сказала тетя Вера.

– Мы не ссорились, – сказал Сережка и удивленно посмотрел на Мишку.

– А чего ты зашел сам не свой, злой? – спросила Сережкина мама.

– Просто, – пожал плечами Сережка.

– Прямо так и поверили, что просто, – сказала Мишкина мама. – Из-за чего поссорились?

– Мы не ссорились, – твердо сказал Сережка.

– Не ссорились мы, – подтвердил Мишка.

– А чего ты прибежал, оставил его на улице? – спросила Сережкина мама.

– Я не знаю.

– Что вы там делали? Что тебе Миша предложил? – продолжала допрашивать Мишкина мама.

Сережка внимательно посмотрел на Мишку, потом сказал:

– Мы сидели, разговаривали. Решили завтра сухих веток насобирать и костер развести, чтобы веселее было.

– И ты из-за этого рассердился?

– Нет.

– А из-за чего?

– Не из-за чего…

Разговор заходил в тупик. Начинать его заново мамам уже не хотелось.

– Ладно, – сказала Мишкина мама. – Завтра еще раз поговорим, а сейчас – марш в кровать!

Мишка с Сережкой молча поплелись в комнату. Мишка лег в кровать и тут же уснул крепким-крепким сном, таким, что ему даже ничего не приснилось.

 

Тайны дедушкиного чуланчика

 

Утром Мишку разбудил дед.

Мишка открыл глаза, увидел стоявшего возле кровати деда и сразу соскочил. Он быстро оделся, и дед повел его на чердак. Мишка много раз бывал на чердаке, видел там аккуратно сделанное из толстых крепких досок что-то наподобие чуланчика, на дверях которого висел замок. Мишка иногда дергал замок, проверяя его, ему было интересно заглянуть вовнутрь, посмотреть, что там есть, но дверь всегда была крепко заперта. Сегодня дед открыл замок, и они вместе вошли. Дед достал свою керосиновую лампу и зажег фитиль. Мишка огляделся – посередине стоял небольшой, аккуратный круглый столик ручной работы. Рядом с ним на полу – сундук, намного меньше того, что был в дровеннике.

– Тайдаг, а ты сегодня тут был, да? – вдруг догадался Мишка.

– Тут был, – сказал дед.

Он достал из сундука небольшую шкатулку и поставил на столик. Потом осторожно открыл ее. Внутри лежал сверток ткани. Тайдаг аккуратно развернул его, и Мишка увидел уже знакомые вышитые ветви дерева. Внутри что-то лежало, какой-то круглый предмет размером с медаль. Мишка знал, что его прадед погиб на фронте, и вначале решил, что тайдаг хранил здесь полученную награду и теперь решил передать ее Мишке. Дед как-то по-особому трепетно повернулся к Мишке и осторожно надел загадочный предмет с кожаным шнурком ему на шею. Мишка никогда не видел деда в таком состоянии и сразу понял, насколько важен для него таинственный медальон.

– Самая главная вещь, оставшаяся от моего улдая, – сказал дед. – Я знаю, что улдай просто так ничего оставить не мог. Я думал сегодня и понял, что должен отдать ее тебе. В ней дух деда. Пообщайся с ней. Вещи о многом говорят, только надо уметь их слушать. Мы должны понять, что происходит –тогда мы будем знать, как себя надо вести и что делать. А теперь пойдем.

Они спустились вниз, и Мишка вышел на улицу.

– Иди есть, – позвала его мама. Она стояла возле летней кухни и мыла подойник, видимо, только что подоила корову и процедила молоко. – Тайдаг сказал, что вы сегодня с Сережей дома останетесь. Не пойдете на покос.

– Хорошо, – легко согласился Мишка и зашел в летнюю кухню. Сережки там не было.

– А где Сережка? – спросил он у тети Веры. Она собирала еду на покос.

– Спит еще, – сказала она. – Пойди, разбуди его. Хватит валяться.

Сережка крепко спал, и Мишке пришлось долго тормошить его. Сережка сонно открыл глаза и, взглянув на Мишку, спросил:

– Чего тебе?

– Вставай. Меня послали разбудить тебя.

– Сейчас, встану, – промямлил Сережка.

В этот момент с улицы Мишку позвала мама.

– Что ты там делал? – сказала она. – Спать решил залечь?

– Нет. Сережку будил.

Мишка понял, что мама все еще сердится на него из-за вчерашнего.

– Зачем будил, пусть поспит, – сказала Мишкина мама. – Раз все равно на покос не идете. Зачем ему рано вставать?

– Пусть встает, – сказала тетя Вера. Она услышала разговор и вышла из летней кухни. – Нечего дрыхнуть, лентяйничать. Миша встал, все встали – вот и пусть тоже встает.

В это время из дома вышел сонный Сережка.

– Я уже встал, – объявил он.

– Одевайся, и Мише будешь помогать.

– Что делать? – спросил Сережка.

– Пусть позавтракают сначала, – засмеявшись, сказала Мишкина мама. – Идите ешьте.

– А мы что, на покос не пойдем? – спросил Сережка.

– Нет, не пойдем, – сказал Мишка.

Сережка с Мишкой сели за стол. Мишка тут же принялся есть оладьи со сметаной, а Сережка сидел, сжавшись в комочек, и поеживался от холода.

– Ну, а ты что не ешь? – спросила у Сережки его мама. Она зашла в летнюю кухню.

– А я не хочу, – сказал Сережка, потягиваясь и зевая.

– Да ты бы хоть умылся, бессовестный! Тетя старалась, готовила, чтобы ты поел, а ты сидишь, кривляешься, противно даже смотреть.

Слушая тетю Веру, как она ругается на Сережку, Мишка вдруг понял, что каждая мама сердится только на своего ребенка, и при этом с легкостью оправдывает чужого. Сережкиной маме Мишка во всем казался правильным мальчиком, а Мишкиной маме, похоже, наоборот.

Сережка обиделся. Он надул щеки и стал дрыгать ногами.

– Долго ты так собираешься сидеть? – вновь спросила его мама голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Сережка вылез из-за стола и пошел умываться. Мишка так же полез следом.

– Ну, а ты куда? – спросила Сережкина мама.

– Я тоже не мылся, – сказал Мишка.

Сережка сразу повеселел. Ему стало легче оттого, что, оказывается, Мишка тоже еще не умылся, а сел есть.

– Миша! – позвала в этот момент Мишкина мама из огорода. Она несла в руке пучок лука для окрошки. – Мы сейчас уходим. Вы поешьте, уберите посуду. Солнышко пригреет – прополите грядку, где лук рвем. А то заросла вся. Из дома никуда не уходите! Понял меня?

– Да, – ответил Мишка.

Они помылись и вернулись на кухню. Теперь и у Сережки появился аппетит.

– Вроде гром гремел, молния сверкала, – сказала Мишкина мама, собирая рюкзак, в котором носят еду на покос. – А дождя не было – и даже, похоже, туч нет. А я все думала, чем заняться, если ливень сильный будет.

Они собрались. Еще раз дали Мишке с Сережкой указания – и ушли.

 

Нападение

 

На небе одна за другой появлялись звезды. Мишка взял несколько сучьев и положил в костер. Сухие ветки затрещали и ярко загорелись.

– Интересно, о чем думает Мать огня? – проговорил он. – Я всегда об этом думаю, когда смотрю на огонь.

– Мать огня? – переспросил Сережка. – Какая Мать огня?

– Мать огня – От-эне, – сказал он. – Ты что, не знаешь?

– Нет, – сказал Сережка.

– От-эне не знаешь? – удивился Мишка.

Сережка не мог понять, почему Мишка так удивляется тому, что он чего-то не знает. А Мишка не мог понять, почему Сережка до сих пор не знает таких важных в жизни вещей. Как же он собирается жить? Пусть Сережка городской и, пожалуй, не будет ходить в тайгу, как Мишка, но это ведь не значит, что можно ничего не знать.

– Тайдаг говорил, что когда-то были люди, которые понимали ее. Они слушали огонь и передавали людям то, что От-эне говорит. Я всегда ее слушаю.

– И что она тебе говорит? – с интересом спросил Сережка.

– Я не знаю, что она говорит. Я просто слушаю ее. Когда-нибудь я, может, буду понимать.

Сережка внимательно выслушал Мишку и сосредоточенно уставился на огонь.

Вокруг костра кружили бабочки, мушки. Порой, казалось, они залетали в самое пламя.

Мишка подбросил в костер еще веток и сказал:

– Скоро они у нас кончатся.

– Ну и ладно, – сказал Сережка. – А то я устал уже смотреть, глазам стало больно.

– Да ты просто смотри.

– А я как смотрю? – возмутился Сережка.

– А ты так смотришь – будто драться собрался!

Сережка посверлил Мишку недовольным взглядом и лег на землю. Изредка от костра взлетали искры и сгорали в темноте. Сережка какое-то время следил за ними, потом посмотрел на звезды и закрыл глаза. Ему все больше не нравилось, что Мишка его постоянно поучает. «Ну и что, что я этого не знаю. Миллион людей этого не знают – и живут. И не нужно им этого знать. Мишка знает – ну и пусть сидит со своими знаниями. А мне они не нужны. И если еще будет поучать, дам в ухо!» – подумал он.

Мишка, как и Сережка, откинулся на спину и тоже стал смотреть на звезды.

За забором, прямо над его головой, послышалось какое-то приглушенное, тяжелое дыхание. Мишка прислушался – так и есть, за забором кто-то был. Мишка приподнялся на локтях и, повернув голову, посмотрел туда. Из-за забора, из темноты на Мишку смотрели два злых холодных глаза. Холодок пробежал по Мишкиной спине. И в этот момент вдруг испуганно закричал Сережка:

– Пошла! Пошла отсюда!

За забором стояла большая черная свинья, и Сережка ее тоже видел! Мишка глянул на Сережку – тот стоял на ногах, и его всего трясло. Даже при свете костра видно было, какое у него перепуганное, бледное лицо. Мишка вскочил. Сережка все стоял и кричал на свинью. Свинья рванулась к ним и ударилась о забор. Забор затрещал, но выдержал. Мишка удивился – до этой минуты ему казалось, что он видит сон. Только раньше, во сне свинья проходила сквозь предметы. А теперь и Сережка видел ее, и нос свиньи торчал между штакетинами. Страшная свинья упорно рвалась к ним.

С рычанием прибежал Корий. Шерсть на его загривке стояла дыбом. Он бросился на свинью. Слышно было, как Корий хватает свинью, но она продолжала рваться вперед, не обращая на него внимания.

На крики и шум выбежали из дома тайдаг, тетя Вера и Мишкина мама.

Тайдаг сначала попытался отогнать свинью огнем. Он схватил из костра горящий сук и ткнул в нос свиньи. Она с визгом отскочила, но тут же развернулась и с ходу ударилась о забор. Так было несколько раз. Наконец тайдаг, с необычайной проворностью для его лет, сбегал в дом и вернулся со своим старым охотничьим ружьем. Он выстрелил прямо с порога в воздух, а затем, подбежав, в свинью. Свинья развернулась, прыгнула в темноту и пропала.

– Что это за свинья такая? – дрожащим голосом произнесла Мишкина мама. Она стояла, бледная. – В деревне у нас я ни у кого такой свиньи не видела.

– А глаза у нее, видели, какие? – тихо спросила Сережкина мама.

– Я ее раньше видел, – сказал Мишка.

– Где? У кого? – удивленные воскликнули Сережкина и Мишкина мамы.

– Во сне, – сказал Мишка.

Сережкина и Мишкина мамы долго смотрели на Мишку, не зная, что сказать.

– Ладно, идите домой, – наконец сказал тайдаг. – Все будет хорошо.

– А ты, тайдаг? – спросил Мишка.

– Идите, идите, – повторил тайдаг.

Мишка, Сережка и мамы зашли в дом, а тайдаг остался на улице. Мишка видел в окно, что костер стал гореть еще ярче. Значит, тайдаг подкладывал в него дрова и, наверное, еще делал что-то.

Мишка с Сережкой легли спать.

 

Неожиданный обыск

 

Мишка с Сережкой проснулись оттого, что кто-то осторожно тормошил их. Это была Сережкина мама. Она была встревожена.

– Вставайте, – тихо сказала она. – Миша, тайдаг велел, чтобы ты взял то, что он тебе дал, и чтобы вы быстро шли на остров.

Мишка с Сережкой непонимающе смотрели на нее.

– Вставайте быстрее, кому сказала! – уже сердито произнесла она.

Мишка с Сережкой соскочили и стали быстро одеваться. В доме слышались чужие голоса.

– Пока они на чердаке, вылезайте в окно – и быстренько бегите.

– А кто там? – испуганно спросил Сережка.

– Потом, потом все разговоры, – сказала Сережкина мама. И чтобы успокоить ребят добавила: – Мы сами ничего не понимаем, что происходит. Но все уладится, все будет хорошо. Давайте бегите.

Она осторожно распахнула ставни, и Мишка с Сережкой проворно полезли в окно.

– В окно ведь нельзя! – спохватился вдруг Мишка и остановился. – Это же плохо – в дом через окно заходить, и из дома выходить тоже. Всегда через порог надо перешагивать.

– Сегодня можно, – сказала Сережкина мама. – Сегодня особый случай, так тайдаг велел.

И Мишка перемахнул через окно. Случилось что-то очень серьезное, понял Мишка, раз тайдаг разрешил выйти из дома через окно. Через окно могут входить и выходить только потусторонние существа и кошки, потому что они спокойно гуляют между мирами – и там, и тут. А людям очень важно перешагивать через порог. Порог оставляет дома счастье и не впускает несчастье. А если в доме поселилось несчастье, то есть особые приемы для того, чтобы порог выпустил из дома это несчастье и больше никогда не впускал. А еще дома хранились специальные эмендер[7], которые охраняли дом от всякого зла. Мишка видел их. Они похожи на деревянных куколок. В День чистого дома раз в год тайдаг кормит их, а потом опять убирает.

А еще нельзя с улицы смотреть в окна дома. Это тоже очень плохо.

 

На острове

 

Мишка с Сережкой быстро добежали до ограды и перелезли через нее. И оказались прямо у милицейской машины, возле которой стоял милиционер. Он внимательно посмотрел на перепуганных Мишку с Сережкой и спросил:

– Вы отсюда? – и кивком показал в сторону дома.

– Да, – кивнул Мишка. У него это вышло как-то само собой, прежде чем он успел что-либо подумать.

Милиционер некоторое время молча смотрел на них, потом, хмыкнув, недовольно мотнул головой и проговорил:

– Ничего не понимаю. Что происходит?

Он медленно прошелся возле машины, поглядывая в сторону дома.

– Ладно, мальчишки, – сказал милиционер. – Чешите быстрее отсюда, чтобы я больше вас не видел.

Мишка сорвался с места и рванул в сторону речки. Сережка мчался за ним.

Тут Мишка понял, что дед не зря послал их на остров. Остров со всех сторон окружен водой, а темные силы не могут преодолеть ее. Значит, медальон, который дед дал Мишке, должен быть в безопасности на острове.

Мишка сходу забежал в речку и, разбрызгивая воду вокруг себя, бежал к острову. Речка в этом месте разливалась на два небольших рукава – и посередине получался небольшой островок. Хотя протоки с обеих сторон были совсем неглубокие.

Мишка с Сережкой выбрались на островок, нырнули в кусты тальника – и скрылись, пробираясь к небольшому кедру в середине острова.

Мишка часто здесь бывал, у него на острове даже свой тайник.

Но сейчас не до него. Мокрые с головы до ног, они полезли на кедр. Мишка, ловко хватаясь за ветки, быстро лез вверх. Сережка, никогда не лазивший на деревья, дышал ему в самые пятки. Взобравшись на самую вершину. Мишка вскоре успокоился. Он вообще на кедре чувствовал себя спокойнее и увереннее, очень любил это могучее дерево – ему даже и умереть рядом с ним было бы не страшно.

Здесь, на этом кедре, у него свое удобное место – можно даже полежать. Правда, только одному. Но при необходимости впору расположиться и двоим – так они и сделали. Разгоряченный Сережка, запыхавшись, тяжело дышал, Мишка тоже. Они молча поглядывали в сторону дома – не гонятся ли за ними. Но никого не было видно. Значит, их не заметили.

Но тут их подстерегла другая неприятность – утренняя прохлада. Обоих, мокрых с головы до ног, стал потихоньку пронизывать холод.

– Что случилось? – спросил Сережка. – Зачем милиция приехала?

– Я откуда знаю?!

Сережка начал дрожать от холода.

– Холодно как!

– Потерпеть надо, – сказал Мишка. – Скоро солнышко пригреет и тепло будет.

– Скорей бы.

Вообще-то, Сережка ни в каких злых духов не верил. Мало ли сказок ему мама читала! Он и Мишку слушал – в основном как живую сказку. Да и сам жить в сказке не против, но теперь, когда он мерз из-за какой-то сказки тут, на кедре, в его голове стала происходить сплошная путаница.

– Ты веришь в этих чертей? – спросил он у Мишки.

Мишка хотел сказать, что верит, но тут же засомневался. Он задумался, потом сказал:

– Это не черти. Это что-то другое. Но мне надо верить. Ведь я их видел во сне, а потом тайдаг дал мне ту вещь, из-за которой мы тут сидим.

– А что тебе тайдаг дал?

– Я и сам пока не знаю, что это такое, – сказал Мишка, трясясь от холода. И чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и согреться, предложил:

– Давай вверх-вниз лазить по кедру, чтобы согреться?

– Давай, – согласился Сережка.

Они начали спускаться вниз. Но уже через несколько мгновений Сережка застрял.

– Ого, как ты быстро! – сказал он. – Я не могу так, как ты.

– Но ты же залез, – возразил Мишка.

– Ну и что?

– Ладно, – сказал Мишка. – Ты – как умеешь, и я – как умею. Лишь бы нам тепло стало.

– Ну ладно, – согласился Сережка.

Он с трудом добрался до самого низа, в то время как Мишка успел спуститься, забраться и снова спуститься.

– Ну, что тебе тепло стало? – спросил он у Сережки.

– Конечно, – сказал Сережка. – Это здорово – на дерево лазить.

– Тогда мы с тобой осенью за шишками сходим, – решил Мишка.

– Ага! – обрадовался Сережка. – Обязательно сходим!

Устав, снова расположились наверху. Солнышко уже начинало пригревать, и им теперь было не так холодно.

– А здесь здорово, – сказал Сережка.

– Да, – согласился Мишка.

– А может, этот кедр и есть Пай Дерево о котором ты говорил?

Мишка задумался.

– Нет, – наконец, сказал он. – Пай Дерево – очень высокое. Потому что корни у него в нижнем мире, а голова – в верхнем.

– А какие это миры?

– Не знаю, – сказал Мишка. – Так тайдаг однажды говорил. Между мирами всегда должен быть порядок, и они не должны перемешиваться. Когда порядок нарушается, тогда случается горе, но если порядок восстановится, то жизнь снова улучшится. Если же долго порядок не будет восстанавливаться, то может случиться что-нибудь очень страшное. Улдай тайдага был кам. Благодаря Пай Дереву он мог переходить из одного мира в другой, поэтому все знал.

Тайдаг рассказывал, что когда-то существовала земля – такая же, как наша, только намного больше. И на ней тоже жили люди. Но однажды они нарушили порядок – срубили свое Пай Дерево, и тогда появился Злой Дух, который уничтожил все деревья, чтобы погубить людей. И на той земле остались только одни камни.

– А люди куда подевались?

– Умерли, – сказал Мишка. – Тайдаг говорил, что это были очень счастливые люди, и за это Злой Дух много раз хотел уничтожить их, но не мог, пока священное дерево было живо. Но когда они сами погубили его, Злой Дух легко уничтожил остальные деревья. И люди погибли.

– А где эта земля находится?

– Не знаю, – сказал Мишка. – Может быть, когда-нибудь космонавты ее найдут.

Сережка о чем-то задумался, потом проговорил:

– Да. Везет же космонавтам!

– Конечно.

– А может, они видели Пай дерево?

Мишка задумался, потом сказал:

– Нет. Если бы видели, то уже по телевизору показали бы, и в газетах написали.

– Точно, – согласился Сережка. А потом добавил. – А может, люди его уже уничтожили – вон как сейчас деревья валят. Срубили его – и не заметили даже.

Мишка сердито взглянул на Сережку, но ничего не сказал, отвернулся и стал смотреть в сторону берега. Сережка понял, что сказал, что-то не то, обидел Мишку. Поэтому он постарался быстро все исправить:

– Вот бы хоть одним глазком взглянуть на Пай Дерево, да?

– Да, – мечтательно произнес Мишка. – Это, наверное, огромное дерево. Просто так его не обхватишь, раз голова выше облаков...

– А что, у него есть голова? – удивился Сережка.

– Конечно, есть.

– Ого!

– Так голова у каждого дерева есть, – засмеялся Мишка над Сережкиным незнанием. – Тайдаг всегда говорит: «агаш пажында». Голова даже у речки есть, у месяца, у горы. Потому что тайдаг всегда так и говорит: «Таг пажында суг пажында»[8].

Сережка удивленно огляделся в поисках признаков головы у кедра. Но ничего не обнаружил. А Мишка продолжал:

– Раньше даже среди людей был такой человек, которого звали «голова», – «паштык»[9]. Мне об этом тоже тайдаг говорил. Он тогда еще совсем маленький был, и видел его.

– А какой он, этот паштык? – спросил Сережка.

– Тайдаг не говорил, он его совсем не помнит, – сказал Мишка.

– А где он теперь?

– Умер.

– Жаль, – произнес Сережка. – У него голова, что, выше облаков?

Мишка внимательно посмотрел на Сережку. Сережка задавал вопросы, которые почему-то Мишке в голову никогда не приходили. Когда тайдаг говорил ему такие вещи, то Мишка просто слушал. Тайдаг ему сказал, что существовал такой человек, которого звали паштык, и Мишка просто уяснил, что такой человек существовал. Мишке этого было достаточно, и он никогда не задумывался, какой он, этот паштык.

Странный Сережка! Все у него какие-то вопросы, как Мишке казалось, совсем ненужные. Какая разница, какой паштык? – важно то, что он был, а сейчас его нет. Мишка не знал, как ответить на Сережкины вопросы.

– Не знаю, – так и сказал он.

– А нижний мир злой, да? – спросил Сережка. – Если этот паштык теперь там находится – то ой-ой-ой!

– Нет. Он не злой. Но он и не хороший. Он просто такой, какой есть. Если сам не нарушишь порядок, то с тобой ничего не будет.

– Но ведь умерших в землю хоронят, – заметил Сережка. – А я покойников очень боюсь.

– Я тоже боюсь, – сказал Мишка. – Но ведь из земли вырастают травы, деревья. По земле мы ходим, она нас узнает. Тайдаг не зря говорит, что как ты относишься ко всему, так к тебе относиться будут.

– А-а, – произнес Сережка и замолчал.

– Тайдаг рассказывал про одного человека, – сказал Мишка. – Он ходил и заглядывал по вечерам в окна…

– А зачем он так делал? – перебил, не дослушав, Сережка.

– Ну, просто интересно было. На улице темно, а в окнах горит свет, и шторки не задернуты – все видно, что в доме делается. Вот он и заглядывал. И к нему подошел узют[10], похлопал его по плечу и сказал: «Хороший ты человек, оказывается». А после человек сильно заболел. Он делал так, как делают узюты – у них все наоборот, не так, как у нас. Человек нарушил порядок миров и заболел.

– И что с ним случилось? Умер?

– Нет. Его один кам вылечил. Но после этого человек перестал так делать.

– А чего узюты ходят в окна заглядывают? – возмутился Сережка.

– Им можно, – сказал Мишка. – Они же видят нас, а мы их нет. Они сами ни к кому не лезут, если только человек не станет вести себя так, как они. Поэтому, когда солнце заходит, нужно всегда задергивать шторки, вот и все...

Узюты, в представлении Мишки, были озорники какие-то, но очень опасные. Нельзя из-за них, например, оставить немытой посуду – они обязательно полезут в нее. А если оставишь чистой, но не закрытой – наплюют.

Ночью они могут ходить и трогать лицо спящего человека, поэтому утром надо умываться.

Нельзя из-за них оставлять на ночь открытой книгу – после них уже ничего не поймешь. Нельзя оставлять беспорядок на своем рабочем месте – что-нибудь обязательно потеряется. Они будут дурачить тебя, а потом окажется, что вещь, которую искал, лежит перед глазами. Это Мишка хорошо понял. Однажды он не мог найти свою ручку, и мама очень сильно на него ругалась – ей срочно надо было куда-то идти, а Мишка еще не сделал уроки. Мишка доказывал, что ручка у него лежала на столе, и куда она подевалась, он не знает. Мама такого уразуметь не могла и твердила, что Мишка ни в чем не хочет ей помогать, что он несобранный и неаккуратный, что он всегда будет таким беспомощным, что и шагу не сможет ступить без нее. И как он собирается жить?! Дед слушал, слушал их, а потом сказал, что это узют утащил ручку – это на него похоже. Мишка тогда очень удивился.

Тайдаг объяснил ему, что если ты положил вещь, не думая о ней – о том, что ты туда-то кладешь ее, – то узют обязательно эту вещь утащит. А если ты кладешь с мыслью, что ты кладешь вещь именно сюда, то такую вещь узют поднять не может. А чтобы каждый раз не запоминать, куда и что ты кладешь – нужен порядок. Мишка тогда это очень хорошо усвоил.

Просто когда человек ходит – ищет и найти не может, для узютов это целый бесплатный цирк. Они потешаются над тобой вовсю. Когда навеселятся, тогда отдают – и человек находит свою вещь в неожиданном для себя месте, чаще прямо перед глазами.

Узюты невидимы, как ветерок, для них нет препятствий. Но бояться их не стоит, потому что жизнь человека зависит только от самого человека. Конечно, узюты радуются, когда у людей горе. Это придает им силы. А если люди живут правильно, то узюты этой силы лишаются.

Подпав под их влияние, человек либо сильно заболевает, либо в своем поведении становится похожим на них. И тогда его поступки не такие, как у людей. Он становится неуживчивым, со всеми ссорится, скандалит, не из-за чего раздражается и злится. От него нет житья в семье. Так человек в конце концов становится одиноким и погибает, потому что все сильнее отдаляется от людей, а люди от него. Так что озорники эти узюты, очень опасные. Защита от них только одна: никогда не нарушай принятые правила.

– А ты когда-нибудь видел узюта? – спросил Сережка.

– Нет, – сказал Мишка. – И не хочу его видеть.

– Я тоже.

Стало совсем тепло. Сережка весело поглядывал по сторонам.

– А почему шишек нет?

– Но на этом кедре и осенью не бывает шишек.

– Почему?

– Не знаю, – пожал плечами Мишка. – Я их пока здесь еще не видел.

– Может, потом когда-нибудь появятся?

– Может быть, – задумчиво сказал Мишка.

 

Дома

 

В этот момент с берега послышался голос Мишкиной мамы, она звала их домой. Мишка с Сережкой стали спускаться.

– А мне тут понравилось, – сказал Сережка. – Мы придем еще сюда?

– Конечно, придем, – сказал Мишка. И заторопил Сережку: – Давай быстрее спускаться. Пойдем, узнаем, что дома случилось.

– Пойдем, – Сережка тоже заторопился.

Мишкина мама стояла на берегу:

– Ну, как вы там, не замерзли? – спросила она. – Идите быстрее домой, поешьте.

– А кто это были, мама? – первым делом спросил Мишка. – Что им надо было?

– Пойдемте домой, – сказала Мишкина мама.

Она казалась усталой и грустной. Она погладила по голове Мишку, Сережку и произнесла, словно рассуждая вслух:

– Вот так живешь, живешь – а ничего, оказывается, и не знаешь об этом мире...

Они медленно направились к дому.

– Охотничье ружье тайдага забрали, – сказала она.

– А как тайдаг теперь на охоту будет ходить? – спросил Мишка.

– Не знаю. Сначала и тайдага хотели забрать с собой, но потом велели явиться к ним завтра. Поэтому завтра вы втроем в город поедете.

– Да?! – воскликнул Сережка.

– Да, – сказала Мишкина мама. И добавила: – Особенно они что-то на крыше искали, где у тайдага кладовочка небольшая была.

– Почему – была? – не понял Мишка.

– Они ее всю разбили.

– А мы тоже, когда бежали, на милиционера наткнулись, – сказал Сережка. – Но он нас отпустил.

– Значит, хороший оказался. Только один был неприятный какой-то. Что-то нехорошее в нем, даже голова от него заболела. Он-то и распоряжался, отдавал команды. А остальные вроде нормальные, вели себя как люди. Разговаривали хорошо и спокойно.

 

Когда они вернулись домой, Сережкина мама сидела на кухне. Она выглядела еще более усталой и разбитой, чем Мишкина мама:

– Как в душу залезли – пришли и все перевернули, – проговорила она. – Что теперь делать? Как дальше жить?

– Спокойно жить, – ответила Мишкина мама. – Мы все люди, и у всех свой срок и своя судьба. Только не надо падать духом.

– Не пойму, чего они искали? Что им надо было? – не могла успокоиться Сережкина мама. – То они ружье это старое требовали, а когда отец принес им его, зачем-то весь дом переворошили. И подпол, и чердак, и в стайке ковырялись – везде! Чуть огород не перерыли. Что они, тут самолет искали?

В это время в летнюю кухню зашел тайдаг. Он был тоже задумчив, угрюм.

– Раз мы все здесь собрались – надо поговорить, – сказал он.

Он прошел и сел возле стола, рядом с Сережкиной мамой. Сел ко всем лицом и сидел, выпрямившись, руки положил на колени, как будто собирался фотографироваться. Потом он тяжело вздохнул и с сожалением произнес:

– Надо же так… Собственными глазами видишь происходящее, а все равно верить отказываешься, все равно сомневаешься. Разум тебе говорит, что это случайность, простое совпадение. А мне ли, дожившему до седых волос, сомневаться в том, что видел? Буду говорить так, как думаю. Многого я, конечно, не знаю, но главное – окончательно изгнать из себя всякие сомнения и принять правильное решение.

Тут тайдаг снова замолчал и уже тише, как он не раз делал, когда иногда рассуждал сам с собой вслух, проговорил:

– Конечно, что поделаешь, если вся жизнь прошла, оторванная от Неба, оттого кругом сплошные случайности, которые понять очень трудно.

Мишка с Сережкой слушали тайдага, раскрыв рты. Им было страшно и интересно одновременно. Они готовы были дрожать от ужаса, но слушать до конца. Поэтому сидели тихо, не перебивая, чтобы их куда-нибудь не отправили из летней кухни.

Однако же никто их никуда отправлять не собирался. Сережкина мама как натянутая пружина. Лицо у нее строгое и сосредоточенное, она внимательно смотрела на тайдага. А Мишкина мама, напротив, спокойна, несмотря на задумчивость и усталость. Она сидела, слегка наклонившись, опустив голову, и расправляла руками складки на своем платье.

– Этот старший у них, скорее, не от людей, – сказал дед и посмотрел на своих дочерей и внуков. – Я хорошо видел их старшего, он меня всюду за собой таскал, пока ворочал тут все. Я видел, как он взял в руки этот платок и отскочил, будто огонь у него в руке был. Он хотел наклониться и поднять его, но вдруг скорчился, как от сильной боли, и еле отошел в сторону. Думаю, что сейчас он готовится, чтоб суметь взять одну вещь, а вместе с ней и другие. Раз он до них добрался, значит, он их в конце концов заберет, если мы будем сидеть, сложа руки.

Тайдаг достал и показал уже знакомые всем трехцветные кусочки материи, размером не больше носового платка, на которых золотом были вышиты ветви неизвестного дерева и непонятные буквы.

– Я уже говорил, что это древние буквы, – продолжал он. – Я не умею их читать и не всё знаю, написанное здесь. Я не знаю, ветви какого дерева здесь вышиты. Эти вещи передал мне мой улдай вместе с другими. Когда такой человек, как он, что-либо оставляет, то это всегда становится нужным людям, поэтому я и берег их.

Небо всегда посылает таких людей, которые в трудное время могут помочь всем. Может быть, их и называют святыми.

Я думаю, что вот за этими вещами они и приходили сегодня. Но зачем они им? Что эти вещи значат? Узнать обязательно надо. Поэтому завтра мы – и Сережа, и Миша, – вместе поедем в город, – закончил тайдаг.

Мишка с Сережкой встрепенулись.

– Эти платки я оставлю здесь. А ту вещь, что у Миши, мы возьмем с собой. Думаю, так будет правильно… Вон как они ведут себя. Кто они такие? Из какого мира так легко приходят к нам?.. Теперь они нас в покое не оставят. Если будем просто сидеть, горевать и ничего не делать, то они разрушат нашу жизнь.

А сейчас давайте свой дом приводить в порядок. Надо снова восстановить все так, как у нас было. Чтобы от их беспорядка, который они тут устроили, ничего не осталось. Работы много, до захода солнца надо успеть.

Весь остаток дня дом приводили в порядок: выносили на солнце вещи, все чистили, мыли, скоблили. Постепенно дом становился прежним – родным и близким.

Пока все трудились, тайдаг сделал костер в погребе, продымил стайку, дровенник. Привел в порядок чердак, везде прошелся с дымящей веткой можжевельника. Под конец промыли баню и затопили ее.

Мишка с Сережкой помогали деду. На этот раз воду носили они, и затопить баню тоже было поручено им. Когда дрова в топке были уложены, то не оказалось под рукой спичек, и Мишка побежал домой. Забывшись, он пробежал мимо летней кухни и зашел в дом. Дома была мама.

– Я за спичками, – запыхавшись, сказал Мишка.

– А что, в летней кухне их нет?

– А, да, – вспомнил Мишка и повернул назад. Но вдруг увидел над дверью берестяную маску. Она ему сразу понравилась. Маска была даже на вид очень старая, и чувствовалось, что делал ее мастер. Даже какое-то тепло исходило от нее.

– Мама, а кто эту маску повесил?

– Какую маску? – не поняла мама.

– Ну, эту, над дверью.

– Не знаю, я не видела, – даже не посмотрев, ответила мама. – Тайдаг, наверно.

Мишка решил, что он потом получше рассмотрит маску и спросит у тайдага, откуда она, – и убежал в баню.

Когда порядок в доме стал восстанавливаться, настроение у всех улучшилось. Куда-то ушла давившая всех тревога. Сережкина мама даже стала напевать про себя веселую песенку.

Первый раз за лето в доме затопили печь. Так, чтобы не было жарко, но и в то же время, чтобы в печи горел огонь. Тайдаг сделал маленькие луки и прикрепил их над каждым окном. Свой охотничий нож он повесил над дверью и принес эмендер. Потом с тлеющей ветвью можжевельника прошелся по дому. Особенно тщательно обводил ею углы.

– Когда-то в домах у огня свое, специальное, место было. От-эне дом защищала, зло отгоняла, – сказал тайдаг. – Теперь такого уже нет.

Затем он позвал всех помолиться духу предку. Мишке с Сережкой все это было странно и очень интересно. Особенно для них важно было то, что они наряду со взрослыми готовились к встрече с неизвестным и что им отводится такая же важная наравне со всеми роль. И они чувствовали свою ответственность и важность момента.

 

Стол из дедушкиного чуланчика

 

Огромное красное солнце заходило за горы, в чистом доме дышалось легко и свободно. Все сходили в жаркую баньку, и настроение было хорошее. Когда Мишка с Сережкой последние пришли из бани, Мишка увидел на середине кухни уже знакомый ему круглый столик. Тайдаг спустил его из своего чуланчика и теперь позвал всех к нему. Все пятеро сели за стол.

– Мы все хорошо сделали, – сказал тайдаг. – Теперь надо, чтобы, как в доме чистота и порядок были и в наших мыслях. Чтобы, как дом светится добром и уютом, так и на сердце были добро и уют у каждого из нас. Тогда им нас не взять. А они сегодня обязательно придут, поэтому, я думаю, они тут такой беспорядок устроили.

Тайдаг достал знакомые всем платки – их оказалось четыре. Он положил их на стол по четырем сторонам света. А затем обратился к Мишке:

– Миша, ты пока дай то, что у тебя. Мы его на середину стола должны положить.

Мишка вспомнил о медальоне и в страхе хватился его. Он оказался на месте. Мишка осторожно снял его с себя и отдал деду. Тайдаг аккуратно положил медальон на середину стола.

– Ты у меня это видел в бане? – шепотом спросил Мишка у Сережки.

– Нет, – удивленно ответил тот.

– Сегодня нам нельзя спать, – сказал тайдаг. – Так надо. Будем сидеть за этим столом, как сейчас сидим, думать друг о друге и желать друг другу только доброго. Может, будет скучно, тяжело, будет клонить в сон, но выдержать надо всего одну ночь. Солнце уже село, скоро они придут.

Тайдаг замолчал и обвел всех взглядом, полным нежности и любви, и у всех от этого стало на сердце теплее.

– А глаза должны быть открыты или их лучше закрыть? – спросил Сережка.

– А как тебе удобнее, – сказал дед.

Сережка подумал и сказал:

– Я их лучше закрою.

– Ну, хорошо, закрой, – кивнул дед.

А Сережка опять сказал:

– Нет, лучше открою.

Дед посмотрел на него, улыбнулся и больше ничего сказал.

Сережка, наконец, решил:

– Я лучше и так, и так буду.

– А я закрою, – сказал Мишка. И, помолчав, добавил. – Только иногда открывать буду.

 

Никто не спросил деда, откуда он знает, что именно так нужно поступать этой ночью. Никто не спросил, почему он уверен, что сегодня кто-то должен прийти. И кого дед называл темными силами, тоже не спрашивали.

И дед знал, что никто его не спросит ни о чем, но все будут делать так, как он скажет, потому что все верят ему, что он в ответе за всех.

Эта ответственность показалась ему сегодня слишком тяжелой. Впервые он был в растерянности, чувствовал себя беспомощным и бессильным.

Когда он мучительно размышлял, что делать? как быть? – перед глазами всплыло лицо улдая, его деда. И сразу вспомнилась одна игра.

 Они садились за этим круглым столом – тогда он казался ему очень большим – друг против друга, закрывали глаза и желали друг другу только хорошего. И всегда при этом его улдай клал на стол вещи, которые положил сегодня он.

Ему нравилось эта игра. Тогда она давалось ему легко. Возможно, его улдай уже тогда знал, как нужно это будет ему в жизни, и поэтому учил его. Потом игра как будто выветрилась из его памяти, и он никогда не вспоминал о ней.

Сегодня она вспомнилась. Он подумал, что, может, это и есть то средство, с помощью которого он может уберечь своих близких от гибели. Стоило так подумать, как сразу стало легче. Теперь он знал, что именно они должны сегодня делать. Именно так встретить тех, кто сегодня ночью придет к ним – они должны бодрствовать, укрепляя силы добра и любви.

Солнце опустилось, наступила кромешная тьма.

Зловещая чернота за окном, казалось, медленно напирала на стены, обволакивала дом, постепенно проникая вовнутрь. Даже лампочка под потолком светила тускло, не так ярко, как обычно. У всех было такое ощущение, что этот круглый стол, за которым они сидели, кухня, дом – единственные во вселенной, окруженные бездонной неживой чернотой.

 

Тайдаг

 

Тайдаг чувствовал непонятную вину.

Ему казалось, что-то он не доделал в жизни, что-то сделал не так, в чем-то не так жил. Это чувство томило и угнетало его. Он впервые сравнил себя со своим дедом – получалось, что против него он никуда не годится. Его дед так много знал о жизни, а что знает он? Он только помнит кое-что из того, чему учил его дед-кам. Например, что надо всегда просить От-эне, Мать огня, помогать людям. Что никогда нельзя перегораживать дорогу или заваливать ее. Дорога – это жизнь, перегородить ее – значит укоротить чью-то жизнь. И он никогда не укорачивал ничьей жизни.

Он знал, как вести себя у родника, в лесу, на перевалах. Знал, что мир – живой; и где бы ты ни появлялся, везде оставляешь память о себе. Тайга запоминает тебя. Горы реки, деревья – все живое. Человек лишь часть одного большого целого – мира.

Однажды они шли с улдаем по лесу, и он, остановившись у дерева, сказал: «У этого дерева большое горе». И он, посмотрев на дерево, вдруг действительно почувствовал тяжкое страдание, которое исходило от дерева, и этим тогда поразился. Дерево не было с виду больным, кривым или уродливым. Оно, наоборот, было высоким и большим. Но у него – горе. Потом, тоже в лесу, улдай, указав на дерево, сказал: «Возле этого дерева умер человек, и оно говорит об этом». Он так и сказал: «Оно говорит об этом».

Да, деревья могут говорить, и тайдаг убедился в этом, будучи уже взрослым мужчиной.

Он вспомнил старика Тудегешева, с рождения слепого. Никого у него – ни родных, ни близких, ни жены, ни детей. Пенсии он никакой не получал и жил только за счет того, что собирал на продажу в лесу ягоду и орехи, рыбачил, иногда охотился. Как слепой человек мог все это делать? Люди пользовались тем, что он ничего не видит, и часто обманывали его, при этом еще и открыто смеялись. Он знал, что его обманывают, но ничего никому никогда не говорил.

Тайдаг встречался с ним. Вид старика тогда оставил очень тяжелое впечатление. Оборванный, грязный. Жил в маленькой, очень старенькой избушке без электричества. Через закопченные стекла маленького окна еле пробивался дневной свет, с потолка свисала паутина. Тайдаг тогда привел хозяйство старика в порядок. Он несколько дней жил с ним, разговаривал, ходил вместе в тайгу – и все видел своими глазами. Старик Тудегешев подходил к кедру прикладывал ладони к стволу и так какое-то время молча стоял. Потом говорил, сколько на кедре шишек. Тайдаг тогда удивился и спросил, как он узнал. Старик ответил ему просто: «Я спросил, и дерево мне сказало». Дерево само говорило ему, сколько шишек, на какой они ветке и как их можно достать. Он знал, на какую ветку ему можно ступать, а на какую нельзя, чтобы не упасть.

Точно так же старик Тудегешев ходил и за ягодой. Он шел по лесу – и лес разговаривал с ним. Потому-то он, слепой человек, мог набрать целое ведерко земляники, малины. Он собирал чернику, при этом никогда не ломал ни единого кустика, ни единой ветки, и ягода у него всегда оказывалась спелая. Его никогда не трогали звери. Почему? Да во всем проявлена забота Бога!

Тайдаг всегда ездил к старику, помогал ему. Починил крышу, переложил в доме печку, отремонтировал баньку, хотя старик отнекивался, говоря, что все это ему ни к чему. Да, возможно. Но тайдаг считал, что он должен так сделать. Хотя бы потому, что они одного сеока, одного дерева, а дед чтил культуру «кости». А однажды, приехав, тайдаг нашел старика умершим, сообщил соседям. Старика похоронили. На его могиле тайдаг посадил дерево, которое прижилось.

Как же можно после стольких свидетельств не верить, что деревья, лес горы, реки живые?! Все живое, и все живет по одному закону, которому подчинен и человек, и невозможно в одном месте быть добрым, а в другом нет.

 

Тайдаг тяжело вздохнул. Он открыл глаза и посмотрел на своих дочек и внуков. Они сидели рядом с ним, во всем послушные ему и доверчивые. Это его родные и единственные, его надежда, тепло и радость в жизни. От обиды на себя, что не в состоянии им помочь, дед чуть не расплакался. Он тревожился и переживал за них за всех. «Прожил жизнь, а так и не понял в чем ее смысл, – подумал он. – Для чего рождался, зачем жил? Чтобы вот так перед бедой оказаться беспомощным и ничтожным? Зачем же я тогда ношу на голове своей седые волосы?»

Женился поздно, свою старуху уже похоронил. Родили двух дочек. Счастливы ли они в жизни? У обеих – дети, но семейной жизни ни у одной не получилось. Почему?

Тайдаг не раз задавал себе этот вопрос и не находил на него ответа. Он хорошо знал мужа младшей дочки Веры, жил рядом с ним. С самого начала ему не понравилось отношение зятя к семейной жизни, к женщине, к детям. Но что тайдаг мог поделать? Дочка выбрала именно этого человека. Другого тайдаг все равно не знал и не мог кого-то предложить. Да и не принято сейчас, чтобы родители искали своим детям невест и женихов, устраивали их семейную жизнь. Дети вынуждены сами, «по любви» – повезет – не повезет – устраивать свою жизнь, и часто распадаются молодые семьи, едва сложившись.

 И он ничего не говорил, не вмешивался в семейную жизнь дочери. Учить зятя уму-разуму – не его дело, да и поздно уже – как можно учить взрослого человека? Следил лишь за тем, чтобы зять руки не распускал – этого бы тайдаг не потерпел.

Каждый мужчина нуждается в семье не меньше, чем женщина. Это неправда, что только женщине обязательно нужна семья, а мужчина может и без нее обойтись! Когда Вера сказала, что они разводятся с мужем – Сереже тогда был всего лишь год, – отец ничего не сказал. Он с самого начала знал, что все тем и кончится.

За Сережу он очень переживал. Каково будет ему без отца? Тайдаг сам рос без отца и знал, что это такое... Он своего отца помнил: как отец долго задумчиво сидел на крыльце и как плакала мать. Потом отец ушел на фронт и больше уже не вернулся. Ни похоронки, ни извещения... «Столько народу погибло, разве могли запомнить нашего папку?», – говорила мама. Тайдаг и до сих пор так думает. Никаких документов, что его отец призван на фронт, не осталось: просто привезли и, может, сразу же в первом бою он был убит. Люди и без войны пропадали, а тут война…

А отца Миши тайдаг видел, но не разговаривал с ним: о чем?

Когда тот узнал, что у Гали будет ребенок, тут же исчез. Появился в деревне через три года, но не пришел. До сих пор гуляет, прожигает жизнь, здоровье. Кому он будет нужен лет через десять?!

Отошли люди от природы. Забыли свою «кость». А ведь именно она, единственная, связывает человека с природой. Спроси сейчас у любого молодого человека, какой он «кости», кто сможет ответить? – никто. Это катастрофа. Для людей и природы.

 

Когда жила мудрость «кости», такие люди, как отцы Миши и Сережи, встречались редко и не пользовались уважением. Они считались неполноценными, ущербными. К слову таких людей никогда не прислушивались, их даже в дом, где есть дети, не пускали, чтобы не внесли с собой дух разрушения, который в них обитает. А если и впускали, то не дальше порога, слева от двери, где обычно в холодное время держали телят. А как иначе относиться к тем, кто здоров, но не работает, имеет силы создать семью, воспитать детей, но не делает этого?

А такие если и создают семьи, то ненадолго – на год-два – потом разрушают их. Не зная удержу, идут к позорной кончине, кичатся тем, что не способны сдержать гнев, не способны владеть собой. Вместо того, чтобы бороться за свою жизнь, за свою любовь, за свою семью, детей, они сами отталкивают от себя самых близких и дорогих людей, свою опору.

Всё перевернулось. То, что когда-то было светлым – стало темным, то, что считалось темным, стало считаться светлым. И запутались люди. Потому-то мальчишки берут пример с пьяниц и лентяев, идут по их пути. А с кого им еще брать пример, на кого равняться?! Мальчишкам ведь обязательно нужен герой, пример для подражания, а родители не занимаются ими, вот они и находят себе героев сами. Уважают их, подражают им, а создавшие семью у этих людей не в чести. Они их не любят, завидуют и принижают перед мальчишками всячески. Выставляют настоящими мужчинами себя, когда все наоборот. Мужчина, который, будучи здоровым, не может жениться, создать семью, родить дитя и воспитать его – разве мужчина? Все перевернул дух зла, все с ног на голову поставил.

Вот и воспитывают дочки мальчиков одни… «Очень хорошие мальчики, – подумал с радостью дед. – Жалкими дураками оказались их отцы. От таких мальчишек отказались и сами себя счастья лишили». Он еще раз взглянул на Мишку с Сережкой, и сердце его защемило и зажгло от любви к ним, и появилась радость. Милые мои, ради вас буду жить и жить. Ходить на покос, держать хозяйство, чтобы вам было куда приехать и где отдохнуть. Ради вас все преодолею, на все пойду, чтобы росли вы и были счастливы. А другого смысла у меня нет и не будет!

Дед почувствовал себя спокойнее и увереннее, и ему стало легче.

 

Галя

 

Она больше всего переживала за будущее – как сложится теперь их жизнь? Что ожидает впереди?

Отдавать свою жизнь или жизнь близких борьбе непонятно с чем и за что – пусть даже со Злом, решившим уничтожить жизнь на земле, – она не собиралась. Она хотела жить тихо и спокойно той размеренной и спокойной жизнью, которой жила до сих пор и которой в большинстве живут люди в отдаленных от города селах. Уйти из жизни, когда придет время, так же тихо и спокойно, в этом доме, который она очень любила. И больше ничего.

Она знала, что никогда не будет готова стать воином в борьбе со злом. Ей и не хотелось. Но было очевидно, что прежней жизни уже не будет – а что взамен? Будущее непонятно и туманно. Это тревожило ее. Она обвела всех взглядом, посмотрела на Мишку. Больше всего она беспокоилась за него.

Хотелось, чтобы он вырос, получил какое-нибудь образование. Стал работать. Потом женить бы его на хорошей девочке, нянчить внуков и помогать молодым… В этом был смысл ее жизни. Она уже присматривалась к девочкам, родителей которых она хорошо знала, одинакового с Мишкой возраста. Это для нее по-житейски естественно, просто и понятно. А теперь что – потерять все это? Она тяжело вздохнула. Ее стало охватывать отчаяние. Но она тут же и решила, что несмотря ни на что, будет жить так, как живет. И все тут! И никакой борьбы – ни с кем.

Она будет стремиться к той жизни, о которой думала еще несколько минут назад. Желать добра ближним, думать о них – это можно и нужно. Вообще-то, только это и помогает жить и дает силы. Поэтому она готова всю сегодняшнюю ночь, раз так считает нужным отец, думать о своих родных и желать им счастья и добра. Она всегда желала этого – и будет желать всегда. А потом вернется к своей привычной жизни – хлопотать по хозяйству допоздна и вставать с рассветом. А Мишке она обязательно сама найдет хорошую девочку. Она закрыла глаза и стала желать счастья своим родным. Через некоторое время успокоилась, и жизнь уже не казалась нарушенной.

 

Вера

 

Она спокойно села, когда тайдаг позвал всех за стол. Сначала удивилась тому, что этот столик еще цел. Она знала, что он намного старше ее и, возможно, даже старше ее отца. Она помнит его еще с тех пор, как была совсем маленькой, даже младше, чем сейчас ее Сережка. Потом столик куда-то пропал, и она думала, что он сломался и его выбросили. А он, оказывается, невридим. Ей было приятно посидеть за ним, прикоснуться к нему. Она вспомнила, как бралась руками за крышку, а иногда кусала ее, так как крышка стола находилась как раз на уровне ее лица. Она даже ощутила вкус дерева. Столик принес ей целый ворох приятных воспоминаний из детства. Она нежно погладила отполированную временем деревянную столешницу и, улыбнувшись, поздоровалась с ним.

Потом заставила себя отвлечься от нахлынувших на нее воспоминаний и вернуться в сегодняшний день. Как только она это сделала, сразу появилось на душе какое-то неудобство, из-за которого ей многое стало не нравиться – и в своей жизни, и в жизни родных. Видимо, не зря столик принес ей воспоминания из детства, не нужно их прерывать. Правда, такие минуты случались у нее и раньше. И она поступила так, как поступала уже не раз. Просто поднимала себя над ситуацией, опираясь на что угодно, чаще на имеющееся у нее высшее образование. Этим она отгораживала себя, как человека цивилизованного, образованного, современного, можно сказать, человека науки от пошлости, отсталости. Вот и сейчас она уже не хотела верить, что все это происходит с ней, с ними. Ей хотелось встать и спросить, в порядке ли у всех с головой и не нужно ли срочно ехать в город, к психиатру?

Ей захотелось крикнуть: «Остановитесь, что, мы все сошли с ума! Что вообще тут происходит! Очнитесь, это же мы, нормальные люди, что мы делаем? Какие черти, какие темные силы?! Кто-то услышал вчера стрельбу, вызвал милицию. Они явились ни свет ни заря, так это их работа. А мы делаем из этого какие-то странные выводы!»

Внутри нее началась борьба. Она подняла голову и оглядела всех сидящих рядом. Ее родные: отец, родная сестра, сын, племянник Мишка, которых она любит. И она решила делать то, что делали они, считая это важным и нужным. Тем более всего лишь одну ночь. Успокоившись, стала желать им, ее любимым, всего хорошего. Это ведь так приятно.

 

Мишка

 

Интересно, что тайдаг тоже когда-то был маленьким, таким как Мишка, и тоже любил играть в разные игры. Мишке казалось, что тайдаг всегда такой, каким его Мишка знает. Еще ему очень захотелось спросить, в какие еще игры играл тайдаг со своим улдаем или один. Он решил, что обязательно спросит его потом.

Затем Мишка стал думать о том, каким был его прапрадедушка. Мишка также подумал, что тоже станет когда-нибудь старым, но обязательно будет похож на своего тайдага.

Затем ему стала интересна сама игра. Слушать себя он любил и умел. У него это само собой получалось, и никаких усилий от него не требовало. Но желать другим добра, специально думать о том, как ты любишь родных – такого еще не было, и Мишка этому удивлялся. Мишка, конечно, всех любил и всегда желал всем счастья.

Сначала он сидел с открытыми глазами и смотрел на всех. Потом решил, что лучше глаза закрыть. Он зажмурился и стал всем желать счастья. В памяти возникали лица то тайдага, то мамы, то тети Веры, то Сережки.

Затем Мишка отвлекся и уже думал просто ни о чем. Мысли скакали в разные стороны, но в основном крутились вокруг рыбалки. Временами он вспоминал, что надо желать счастья, спохватывался и начинал думать об этом, потом вновь забывал. Порой он просто сидел с закрытыми глазами. Или прислушивался к разным шорохам.

Затем внимание Мишки отвлеклось на маску. Он вспомнил, что собирался у тайдага спросить про нее, но не спросил. Мишке захотелось сделать это прямо сейчас, но он решил, что нехорошо мешать другим. Не тот случай, чтобы выкрикивать всё, что тебе захочется.

 

Сережка

 

Сережка без лишних слов сел за круглый стол, чтобы дать отпор тем, кто сейчас должен прийти.

Некоторое время Сережка сидел с закрытыми глазами, слушая, как работает его нос. Потом стал прислушиваться к Мишке, стараясь понять, о чем он думает. Ему очень хотелось открыть глаза и посмотреть на Мишку. Некоторое время Сережка боролся со своим желанием и наконец решив, что ничего ужасного в этом нет, быстро открыл глаза и глянул на Мишку. Он это сделал так быстро, что ничего не успел разглядеть, кроме мелькнувших собственных ресниц. Поэтому Сережка решил проделать это еще раз. Он чуть приоткрыл глаз и посмотрел на Мишку. Тот сидел прямо, с закрытыми глазами. Сережка посмотрел на тайдага и увидел, что он сидит спокойно, почти так же, как Мишка, а вот его мама и тетя Галя сидели немного по-другому. Но глаза у всех были закрыты, а на лицах светилась ровная, спокойная улыбка. Только Мишка был сосредоточен, и от этого брови у него были слегка сдвинуты. Сережка тоже выпрямился и закрыл глаза.

Некоторое время перед глазами стояло лицо сидевшего тайдага, потом мысли будто запрыгали в голове. Сережка старался думать о маме, о Мишке, о тайдаге и о своей аглый[11], но понял, что мысли его не слушаются и все время норовят уйти в сторону. Сережке очень захотелось спросить Мишку, как он думает, как управляется своими мыслями. Но он знал, что этого делать нельзя просто потому, что Мишка молчит – значит, и ему надо молчать. Пусть Мишка первый нарушит молчание, и уж тогда Сережка все у него выпытает. Потом у Сережки в голове все стало расплываться.

Он вдруг вспомнил мамину знакомую, у которой они оставили кота, когда поехали сюда. У нее есть сын, но Сережка с ним не дружит. Не потому, что он не нравится Сережке, просто у него свои друзья, а у Сережки – свои. Так, иногда при встрече разговаривают. Вот эта мамина знакомая как-то пришла и стала спрашивать его маму, как Сережка относится к новым вещам. Сережка тогда не расслышал, что ответила его мама, но подумал, как же он относится к новым вещам, и понял, что очень хорошо. Ему нравятся новые вещи. Он был бы рад, если бы мама покупала их ему хотя бы раз в неделю. Ну, пусть раз в две недели. Но мама покупала ему новое очень редко. И Сережка услышал, как мамина знакомая рассказывала, что они купили своему сыну дорогие вещи, и он их не снимает, чуть ли не спать в них ложится. И постоянно перед зеркалом крутится. «Форсит», – сказала она. «Покупаешь ему вещи для того, чтобы он хорошо учился, а он, наоборот, от этого только наглеет и еще меньше думает об учебе. А красоваться любит. Он, похоже, только развращается от этих вещей. Сколько говорю себе, что больше покупать не буду, но стоит увидеть какую-нибудь вещицу, сразу хочется ее купить. А с другой стороны, смотришь, как сейчас дети одеваются, так обидно, если твой ребенок хуже выглядит».

– А как себя ведет Сережа? – спросила она.

А мама сказала, что у нее нет денег, чтобы покупать Сережке часто новые вещи, но от этого Сережка не ведет себя лучше. Он хоть и перед зеркалом не крутится, но и за учебниками не сидит, а все норовит удрать на улицу. Глаз да глаз за ним нужен! Сережка слушал их, и чем больше слушал, тем стыднее ему было показываться на глаза маминой знакомой. И на маму он тоже обиделся за то, что она чужой тете рассказывает, какой он непослушный.

– Отец нужен мальчику, – сказала мама.

«Да, – подумал Сережка. – Был бы у меня папа, он бы мне покупал хорошие вещи».

Сережка тогда очень завидовал тому мальчишке. А знакомая все говорила, что когда девочка крутится перед зеркалом, примеряя мамины украшения, – это она понимает. Но чтобы мальчишка крутился перед зеркалом – это что-то такое, что ей кажется даже ненормальным.

«Как денди лондонский одет», – сказала тогда Сережкина мама. И добавила, что это нормальное поведение детей.

Когда речь шла о других детях, мама держалась благоразумно, но стоило разговору зайти о Сережке, она тут же переставала что-либо соображать. И Сережка всегда получался весь какой-то не такой, на самого себя не похожий. Сережка очень обижался на свою маму за это. Чем больше Сережка думал сейчас об этом, тем грустнее становилось, и вскоре уже никому не хотелось желать счастья. И самому себе тоже.

Но тут перед Сережкой всплыло Мишкино лицо. Сережка знал, что у Мишки еще меньше вещей и игрушек, чем у него. Только Мишка, похоже, об этом даже не думает. Надо будет у него спросить.

Но мамина знакомая все сильнее притягивала его внимание, и Сережка стал снова думать о ней и о своей маме, как она плохо к нему относится.

Тут Сережке показалось, что эта знакомая видит его, хотя то, о чем Сережка вспоминал, происходило с полгода назад. Как-то она из той беседы сумела переместиться сюда, к Сережке. Он никак не мог понять, как это вышло, но в том, что она его видит, у Сережки не было никаких сомнений. Она видела, как он мучается оттого, что мама его не любит и он тоже не может любить. Сережка внимательно прислушался к этой знакомой. И понял, что она уже не разговаривает с его мамой, а наблюдает за ним. Как только Сережка это понял, сразу увидел, как знакомая злорадно улыбнулась. И Сережка подумал, что она приходила специально, чтобы сделать Сережке больно и его маме тоже. Сережке стало жалко маму. И он решил, что все-таки он ее очень любит. Тут он увидел, как лицо знакомой почернело и стало меняться. И вот перед ним уже кто-то другой – он постепенно превратился в большое черное пятно, которое куда-то уплыло.

 

Мишка

 

Он услышал, что на улице дует ветер. Ветер все усиливался. Что-то стучало – не то на крыше, не то еще где-то.

Мишка вспомнил, что у них в школе как-то отодрало доску на крыше и она под ветром стучала точно так же. «Доску на крыше оторвало, – подумал Мишка. – Надо будет об этом сказать тайдагу. Или самому слазить и приколотить ее. Лучше сам прибью», – решил Мишка.

Однообразный монотонный стук – в школе он был точно таким же. Мишка тогда тоже его слушал, слушал – и уснул, прямо на уроке. А учительница ничего не поняла и очень рассердилась на Мишку. Мишка всем объяснял, что он уснул из-за этого стука. Но учительница не поверила. Она сказала, что никто не уснул и ни на кого этот стук оторванной доски не подействовал, а на Мишку почему-то подействовал. Мишка и сам не знал, почему. Учительница решила, что Мишка просто такой невоспитанный и что этим он демонстрирует свое неуважение к ней, к урокам, да еще и нагло врет. Она так и сказала – «нагло врет». Мишка ее словам очень удивился и перестал верить учительнице.

Мишка вспомнил ее злые глаза, и ему показалось, что она сейчас смотрит на него. Мишке стало жутко. Потом он понял, что сидит на уроке. Он решил встать и сказать учительнице, что надо прибить доску, иначе он, Мишка, сейчас уснет, но никак не мог сделать этого. Что-то мешало ему. Потом Мишке показалось, что это учительница сейчас стучит на крыше, чтобы Мишка заснул. Мишка опять хотел подняться и сказать, что не надо этого делать, но опять не смог подняться. Когда Мишка решил все-таки встать, стук прекратился. Стало очень тихо. Мишка удивленно посмотрел вокруг.

Стояла оглушительная тишина. Но Мишка все смотрел и слушал. Он знал: что-то должно произойти. Но что? Сначала Мишка краешком глаза заметил черный волчок. Мишка повернул голову, чтобы получше рассмотреть. Но ничего не увидел. Он подумал, что это у него в глазах вертится. Он снова сел как сидел и тут снова заметил вертящийся черный волчок. На этот раз Мишка не стал поворачивать голову, а просто наблюдал за ним. Волчок постепенно рос. И тут Мишка ясно услышал слова, которые прозвучали в его голове: «Думай о тех, кто рядом и желай им добра!» Мишке показалось, что это сказал тайдаг. Он тут же забыл о волчке, забыл о ветре, об учительнице и стал думать о своей маме.

И услышал тихую музыку…

 

Сережка

 

Послышался странный шум. Сережка прислушался – шум исходил из-за стены дома. Казалось, что кто-то снаружи ползал по стенам. Тогда Сережка глянул в окно. Из окна смотрела ночь, но он разглядел черные силуэты каких-то людей. Сначала они просто мелькали, потом стали биться о стекло, чтобы проломить его. Сережке казалось, что от их ударов по стеклу проносятся электрические разряды, как при вспышках молнии. И он не столько видел, сколько чувствовал, что этим черным людям очень больно. Но они продолжали ломиться. Послышался шум в дверях. Сережка повернул голову. Дверь медленно, со скрипом, приоткрылась, будто кто-то держал ее изнутри. В образовавшемся проеме появилось сразу с десяток каких-то темных голов. Они лезли, давя друг друга. Но послышался сухой треск – и вдоль проема сверкнула молния. Головы с грохотом откинулись назад. Дверь снова закрылась.

Но вскоре Сережка увидел, что они пробрались в дом, что они идут к ним. Но тут, вдруг, откуда-то появился свет. Темные фигуры остановились и стали закрываться от света. Какое-то время они толпились на одном месте, толкая друг друга. Но в дом лезли все новые и новые, толкая передних все ближе и ближе к столу, несмотря на то, что те упирались и корчились от боли, будто лезли в кипяток.

«Хорошо, что кто-то включил свет», – подумал Сережка. Он не ощущал страха, хотя чувствовал, что эти люди хотят причинить зло. Ему даже казалось, что у них очень страшные лица, хотя их лиц он не видел – свет падал только вокруг стола. Сережка был уверен, что свет защищает, и поэтому ничего не боялся.

И тут он увидел, что свет исходит от стола. Сережка с удивлением смотрел на стол… «Так это солнце!», – подумал он. А свет становился все ярче и ярче.

«Сережа, иди к нам, – вдруг услышал Сережка, как они позвали его. – Иди. Ты нам нужен. Тебе с нами будет лучше, будет хорошо. Иди! Что ты там делаешь, среди них? Оставь их. На что они тебе? Они недостойны тебя. Что тебе этот старый дед, твой тайдаг, со своими отжившими, никому не нужными взглядами? Они пусты, они – оковы, путы, мешающие сладкой, свободной и беззаботной жизни! Твой тайдаг несет всякую чепуху, а жизнь другая совершенно другая, и ты это знаешь. Иди к нам, Сережа!»

Сережка увидел, как они манят.

«Иди, Сережа! Ты городской, ты современный. Что ты делаешь с этими деревенскими, таежниками? Что ты возишься с этим занудным Мишкой, поучающим тебя на каждом шагу? Да кто он такой?! Ты взгляни на него. Несет бред своего деда, и сам станет таким же. Что он увидит в своей жизни, кроме этой вонючей речки, жалких полудохлых рыбешек? – а еще берется тебя поучать...»

«А Мишка, действительно, нос задирает! – подумал Сережка. – А я обещал в ухо дать – дам! Чтобы не строил из себя. Правда, Мишка тоже в ухо даст. Он вон какой твердый и крепкий»

«А ты иди к нам, мы тебе поможем. Мы за этим и пришли, Сережа, чтобы помочь тебе».

«Нет! – подумал Сережка. – Я не трус! Хоть Мишка мне тоже даст в ухо, но я никого звать Мишку бить не стану. Мишка, хоть и задирает нос, но он ведь не специально, чтобы меня обидеть, а наоборот, чтобы я тоже научился таежной жизни».

«Зачем тебе это, Сережа? Ты посмотри на его маму. Вся ее жизнь – это корова, навоз, грядки, покос. И эта развалюха, называемая домом. Ты посмотри, как сейчас люди живут, какие дома имеют! А Мишка – чему он от нее научится? Будет тоже всю свою жизнь ковыряться в навозе. И все! Зачем тебе это?»

«А моя мама тоже любит работать, – подумал Сережка. – Она хоть и в городе живет, и в отличие от Мишкиной мамы у нее высшее образование, но тоже скучает по работе в огороде или по покосу».

«А ты помнишь своего папу? Нет. Ты так давно не видел его. Ты не слышал его голоса, бедненький. Иди к нам! Он с нами. Он свободен. Не верь своей матери! Она ошибается. Она считает себя человеком науки, умным, образованным – и задирает нос. Она верит в науку, глупышка? Наука ничего не знает о нас. Ничего! Твой папа знает о нас больше, чем вся наука».

«А кто мой папа?» – подумал Сережка. «Иди к нам, и ты узнаешь». «Мама говорила, что он лодырь, слабый и безвольный человек. Поэтому и ушел от нас, чтобы не нести ответственность за семью». «Твоя мама ошибается. Твой папа счастлив, он живет так, как того хотим мы. Очень послушный и хороший, и мы его любим».

Сережка глянул на темные фигуры. Они ему не понравились. Они лезли, толпились. Противные.

«Нет!» – подумал Сережка.

И увидел, как они с воем стали исчезать – и вскоре ни одного не осталось.

Сережка очень удивился и осмотрелся. Но никого вокруг уже не было.

Тут он услышал плач за стенкой дома. Плакал какой-то мальчишка. Голос его Сережке показался знакомым. Сережка никак не мог его узнать. Мальчишка плакал горько, и Сережке стало его жалко. Ему захотелось пойти и успокоить его. Голос позвал его. И Сережка сразу узнал мальчишку, которому он проткнул камеру от велосипеда. Проткнули Сережке – и Сережка проткнул. И тогда мальчишка тоже плакал, а Сережка насмехался над ним – а вот он, Сережка, когда ему проткнули, не плакал. Но мальчишка все равно не мог успокоиться, и Сережка посчитал его слабаком. Сейчас Сережке вдруг стало стыдно перед мальчишкой, которого он обидел. Сережка не знал, как утешить его. Мальчишка вдруг потребовал от Сережки камеру, сейчас же. Сережка решил пойти и объяснить ему, что сейчас здесь у него нет камеры от велосипеда. Потом Сережке вдруг показалось, что он хочет обмануть этого мальчишку, и на самом деле камера у него здесь, а он просто не хочет отдавать ее. Сережке стало снова стыдно, что он так обманывает. Он стал вспоминать, где камера, но никак не мог вспомнить, где она лежит. А мальчишка все просил и просил, и при этом горько плакал. Сережка был готов заплакать вместе с ним – он не знал что делать. Он хотел идти к мальчишке, но что-то удерживало его. Сережка вдруг понял, что если пойдет к мальчишке, то больше никогда не увидит маму, Мишку, тетю Галю и тайдага. Ему было очень жалко их, и жалко с ними расставаться. Он сидел и тихо плакал. Он все больше и больше думал о них, и ему постепенно становилось все легче и легче. Голос мальчишки уже не так тянул к себе. Наконец Сережка понял, что он не может оставить своих родных, что он нужен им. И тогда он услышал, как голос завыл и превратился в ветер. И еще он услышал, что на улице идет дождь и шумит листва. «Так это дождь шумит! – подумал Сережка. – А мне показалось, что мальчишка плачет. Хорошо, что мама, Мишка, тайдаг и аглый дома. Я так рад, что они у меня есть! Как это хорошо».

На сердце у Сережки стало легко и весело.

 

Тайдаг

 

Тайдаг размышлял о своей жизни.

Стоило ему подумать о столе, оставшемся от его деда-кама, вспомнить его самого, как он почувствовал: что-то с ним происходит. Словно тело стало липким и вязким, или, наоборот, что-то липкое и вязкое стало отсоединяться от его тела. Ему казалось, что он начал выходить из своей плоти, сел рядом с собой.

Тайдаг и не понял толком, как все произошло, только вдруг он увидел себя стоящим не то в лесу, не то еще где-то. Вокруг была непроглядная темень. Его внимание привлек движущийся вдали светящийся ручеек или серебристая змейка. Тайдаг никак не мог понять – что? Ручеек или змейка двигались в его сторону. Тайдаг стоял и внимательно смотрел. Ничего, кроме желания узнать – что это, у него не было.

Приближаясь, ручеек все увеличивался. Постепенно он превратился в широкий поток, и вскоре тайдаг с удивлением разглядел бредущих лесных животных. Их было очень много. И медведи, и лисицы, и зайцы, и соболи и белки, и другие животные. Впереди всех гордо шагал олень с громадными ветвистыми рогами, до того белый, что даже серебристое свечение исходило от него. Тайдагу казалось, что олень видит его – и не боится. «Он старший среди животных», – подумал тайдаг. Сначала ему вспомнилось, как дочь объяснила, что среди животных встречаются альбиносы, и раньше люди принимали их за священных животных и поклонялись им. Верили, что эти животные из стада хозяина тайги и они – прародители всех животных. Так считали люди, говорила дочь, но это всего лишь отсталый взгляд.

В это время олень остановился в нескольких шагах от него, а остальные животные продолжали свой путь.

«Куда они идут?» – подумал тайдаг. Он взглянул в ту сторону и увидел вдали что-то светящееся, очень похожее на гору. «Так они идут к горе, – понял тайдаг. – Что это за гора?»

Но тут тайдаг вдруг понял, что олень напряженно, с тревогой смотрит туда, откуда они шли. Эта тревога так передалась тайдагу, что он стал смотреть в ту же сторону. Поначалу ничего кроме ночи не увидел, но вскоре понял, что в ночи есть еще что-то, более черное, и это от него исходит угроза. Это черное жило. Оно двигалось и постепенно нависало над землей, над деревьями, над миром.

«Что это такое?» – подумал тайдаг и глянул на оленя, но ни его, ни животных уже нигде не было. Лишь вдали какое-то время еще светилась не знакомая ему гора. «Неужто животные уходят отсюда? – подумал тайдаг. – Но куда? Зачем? И что это за гора?» И он решил пойти следом за животными. Он попытался сделать шаг, как тут же свет горы исчез, и тайдаг понял, что находится в доме, среди своих родных.

 

Галя

 

Она сидела долго, всем сердцем желая любви и счастья дорогим, близким ей людям. Но потом устала и, как ей казалось, начала засыпать, когда вдруг появился свет. Он буквально ослепил ее. Она некоторое время сидела зажмурясь, в недоумении, откуда этот свет появился. Некоторое время она привыкала к нему. Но ни Мишки, ни остальных все равно не было видно. Они куда-то пропали, но страха за них она не испытывала. Этот свет нес любовь, и она ощутила ее.

Потом она вдруг различила в воздухе разной длины белые нити, их было шесть. Сначала она увидела только пять, а когда поняла, что это за нити, появилась шестая. Она, эта шестая, находилась ближе всего к самой длинной и прочной на вид нити. Вернее, то приближалась, то вновь удалялась, порой исчезала.

Галя понимала, что эти тоненькие ниточки и есть жизни дорогих ей людей, и среди них есть и ее. Она не стремилась разглядеть свою нить. Но она знала, какая нить – Мишкина, потому-то она и разгадала появившуюся шестую нить. «Ты ушел от нас сам, – подумала она. – Ты ушел от Мишки, когда он еще не родился. Ты даже не пришел посмотреть на него. А ведь я ждала! Ждала долго и надеялась. Но теперь тебя уже нет для меня. Между нами все кончено. Разорвано все, что нас связывало. Почему же твоя нить жизни рядом с Мишиной? Неужели между тобой и Мишей все еще существует связь? Видимо, Миша скучает об отце. Об этом я не думала». Она не огорчилась, не расстроилась, и при последних ее мыслях нить замерла. Она была в стороне от всех, но больше не приближалась и не удалялась.

Теперь, когда нить замерла, ей стало легче. Она все это время носила в себе тяжкий груз вины, ей трудно ответить, перед кем. Может, перед Мишей или перед ее отцом, перед жизнью, перед людьми? – она не знала. Она подняла голову и посмотрела вверх – ей стало интересно, а кто держит нити жизни? Она не увидела дерева, но почему-то подумала, что нити свисают именно с него.

«Как хрупка человеческая жизнь, – думала она. – Как она коротка. И мы не ценим ее, не дорожим, растрачивая ее по мелочам. Единственное, что стоит внимания – это любовь к ближним, родным людям. Это прощение». Она еще раз внимательно взглянула на нити. И удивилась тому, что эти тоненькие нити и есть человеческие жизни.

Ей захотелось защитить эти нити, прикрыть их собой, чтобы никто случайно их не оборвал. Она почувствовала, что сердце ее прочно связано с нитями и поняла, что только укрепляет и продляет нити. Любовь сердца.

 

Вера

 

Она услышала вой собаки и прислушалась к нему. Но вой собаки прекратился и послышался вой ветра, который все усиливался и усиливался. Потом она опять услышала вой собаки. От этого воя собаки и ветра в сердце проникла тоска. Стало тяжело дышать, навалилась усталость.

Потом раздался зов человека на улице. Потом она поняла, что человек зовет ее. Он четко и ясно стал произносить ее имя, просил ее выйти из дома и помочь ему. Ей показалось, что голос его ей знаком. Но кому именно он принадлежит, она не могла понять. Потом опять сильный ветер заглушил голос и послышался вой собаки. «А может это не собака, а волк?», – подумала она. И стала гадать, есть ли здесь волки.

Еще она подумала: «Человек там замерзает, а мы сидим тут, и ничего не делаем». Она решила встать и пойти. Но потом решила, что она не может вот так встать и пойти, оставив остальных. Она не может делать то, что ей захочется, не предупредив остальных. Сначала надо сказать, что она хочет пойти на улицу и помочь тому человеку, который зовет ее.

Она почувствовала, как по ее лицу пробежал теплый и приятный ветерок. Он освежил ее и придал силы. Ей захотелось вдохнуть запах цветов, и она глубоко вздохнула, но ничего не почувствовала – и это ее огорчило.

Она расстроилась. Вновь послышался голос ветра, а потом голос человека. Человек не звал ее на улицу, а просил откликнуться. Вновь навалилась усталость, появилось раздражение. Этот голос портил ей все: как только он появляется, ей сразу становится плохо. Захотелось, чтобы он немедленно замолк... А голос все настойчивее и настойчивее требовал откликнуться.

Яркая вспышка молнии ослепила ее. Казалось, молния блеснула внутри дома. И тут же раскат грома потряс его, он задрожал, зазвенели оконные стекла.

«Какая сильная гроза, – подумала она. – Дом рухнет. Нас завалит. Надо всех спасать!» Она захотела встать, чтобы спасти своих родных, милых и любимых, самых дорогих на свете людей. Но в этот момент услышала далекую странную музыку. Мелодия незнакомая, но она успокаивала, дарила радость.

Вера с легкостью стала думать о родных, и сердце ее таяло от счастья. Она поняла, как много значат в ее жизни эти люди, которые окружают ее, поняла, что только любовь может помочь им, только благодаря любви у них есть будущее.

И тут наваждение стало отступать.

 

Мишка

 

Музыка звучала точно так же, как тогда, на горе. Мишка слушал ее. Она была повсюду. Мишке казалось, что даже он сам часть этой музыки, и его тело тоже звучало и пело эту странную мелодию.

Мишка увидел, что трехцветные платочки, лежащие на столе, стали излучать свет. Свет протянулся от одного платочка к другому, линии пересеклись, и на столе образовался светящийся крест. Потом свет пробежал по окружности стола – и появился светящийся круг с крестом внутри. Потом Мишка увидел, как из центра стола, центра креста, свет потянулся вверх. Мишка задрал голову, наблюдая за ним, и увидел звездное небо и летящий в него свет.

Потом свет охватил всю окружность стола. И этот гигантский столб света на Мишкиных глазах стал превращаться в огромное светящееся дерево.

«Пай дерево – Священное дерево! – изумился Мишка. – Вот оно! Вот где ты! Вот какое ты! Ты на самом деле существуешь! Ты – жизнь на нашей земле, ты – счастье и радость жизни! Ты – смысл самой жизни! Но почему ты вынуждено находиться здесь, почему ты больше не растешь? Вот почему тебя не видели космонавты из космоса...» Сердце Мишки радостно билось. Он готов был плакать и смеяться одновременно. Чудо свершилось на его глазах.

Мишке тут же захотелось рассказать тайдагу, Сережке, маме, тете – всем, что Священное дерево живо, оно есть!

Мишка опустил голову и к удивлению своему увидел вместо стола землю. Он смотрел на нее так, словно находился сам в кабине ракеты и видел землю в иллюминатор. Мишка старался получше рассмотреть землю, но она стала отдаляться, появились другие планеты – и наконец появилось само Солнце. «Солнечная система, – подумал Мишка. – А не стол».

Потом Мишке показалось, что он задремал.

Но также стало казаться, что очень высокий светящийся человек присутствует здесь. Мишка смотрел на него, не в силах оторваться. Человек улыбнулся Мишке, и от его улыбки стало легко. С этого момента Мишка больше уже ничего не ощущал.

– Ну, вот и всё, – услышал вдруг Мишка голос деда. – Солнце уже взошло.

 

Утро

 

Мишка открыл глаза и увидел, что все сидят тихо и задумчиво. Кроме Сережки. Он удивленно смотрел на всех и крутил головой. Никто не выходил из-за стола, и не произносил ни слова. Казалось, что каждый пребывает в легком оцепенении. Первой нарушила тишину Мишкина мама. Казалось, она была немного растеряна.

– Я хочу сказать, как сильно я всех вас люблю, – сказала она. Мы почему-то стесняемся говорить друг другу об этом. А ведь эти слова самые главные в жизни. Я поняла, как много вы значите для меня, как много мы все значим друг для друга. Что бы ни свалилось на нас, что бы ни произошло, только наша любовь, наши искренние добрые отношения могут нас спасти. Я поняла, что любовь – не пустой звук, это единственная сила, охраняющая нас. Мы должны любить друг друга.

Она обвела все взглядом и сказала:

– Я думаю, что после сегодняшней ночи вы все меня хорошо понимаете.

А Сережкина мама глубоко вздохнула. Она, похоже, была потрясена больше всех.

– Удивительная вещь – жизнь, – наконец произнесла она. – Где грань между сном и реальностью? Я не могу понять, спала я или нет, приснилось мне все или было наяву. Мне кажется, – тут она, помолчав, утвердительно кивнула головой, соглашаясь с собой, – у меня есть вопросы, которые я должна срочно решить. Все-таки, человек – не просто скелет, внутренние органы, центральная нервная система, клетки мозга, – а что-то совершенно другое. И мир вовсе не ограничивается тем, что видят наши глаза...

Она удивленно разводила руками и говорила сбивчиво.

– Да, наше спасение только в нашей любви. Но что же такое – любовь? Мне кажется, что это, – она подыскивала нужное слово, – действительно сила, которая существует помимо человека. И если человек стремится к ней, то обретает... – тут она удивленно посмотрела на всех, так как это стало для нее открытием, – действительно обретает спасение! Другого слова просто я не нахожу.

– Эта ночь была для нас испытанием, – сказал тайдаг. – Мы его прошли. Я слышал, что темные силы, когда хотят одолеть человека, всегда метят в его самое слабое место. Используют слабость, чтобы сломать человека, подчинить, делать то, что им нужно. Если бы они одолели хоть одного из нас, то могли уже одолеть всех, и кто знает, как сложилась бы наша дальнейшая судьба.

– Мы могли сегодня ночью умереть? – с тревогой спросил Сережка.

– Может, да, а может, нет, – сказал тайдаг. – Может быть, и нашли бы нас люди здесь мертвыми... А если и нет, то все равно бы наша жизнь постепенно разрушилась. Не было бы между нами уже ни уважения, ни понимания, ни любви. Ссорились бы мы друг с другом, ругались, обижались. А что это за жизнь? Человеческой ее уже не назовешь.

Сережка тоже решил рассказать все, что он видел, но дед остановил его.

– Нет, Сережа, пока не надо рассказывать. Поноси в себе, так надо.

 И, уже обращаясь ко всем, сказал:

– Сейчас мы все выйдем и поздороваемся с новым нашим днем.

Тайдаг приглашал это сделать вместе с ним впервые, поэтому все встали. Они вышли на улицу. Было свежо и по-утреннему прохладно. Всем казалось, что день улыбается им. Сережка с Мишкой в восторге громко с ним поздоровались. Мамы это сделали тихо. Они еще разулись и походили по земле босиком. А дед что-то шептал про себя.

Для всех это было ново. Каждый понимал, что в иной ситуации они никогда не смогли бы выйти и сделать то, что сделали сейчас. Слишком необычно – выйти и здороваться с природой, небом и солнцем, землей и лесом. И желать счастья, здоровья людям.

 

Поездка в город

 

В этот же день Мишка Сережка и тайдаг поехали в город. Они вышли из дома вчетвером – взяли с собой Кория – и направились к автобусной остановке.

Тайдаг шел молчаливо, о чем-то думая. И Мишка с Сережкой тоже молчали. Тут Мишка вспомнил про берестяную маску и спросил:

– Тайдаг, а ты где маску берестяную взял?

– Какую?

– Ну, ту, что над дверью повесил.

– Я ничего туда не вешал.

– Как?! – удивился Мишка. – А мама сказала, что это, наверное, ты.

– Я не видел никакой маски.

– Какая маска? Что за маска? заинтересовался Сережка.

– Из бересты. Очень хорошая, – сказал Мишка. И помолчав, добавил. – Давайте, я сейчас за ней сбегаю.

Мишка собрался было уже бежать, но дед остановил его.

– Нет, не надо. Сейчас автобус подойдет. Когда вернемся, тогда и посмотрим ее.

Они подошли к автобусной остановке и стали ждать автобус.

А как мы с Корием в автобусе поедем? – вдруг спросил Сережка. Мишка тоже вопросительно посмотрел на деда.

– Позовите его, – сказал тайдаг. – Ошейник надеть надо. Пусть тут сидит, а то останется, когда автобус подойдет. Водитель нас ждать не будет.

Мишка с Сережкой бросились наперебой звать Кория. Корий бегал неподалеку, поэтому, услышав, сразу подбежал. Мишка с Сережкой попытались схватить его за шею, но Корий вывернулся. Он, похоже, решил, что Мишка с Сережкой собираются с ним играть.

– Тайдаг – пожаловался Мишка. – А он нам не дается.

Дед сам позвал Кория, и тот сразу покорился, навострив уши. От голоса тайдага он становился собранным и внимательным.

Корий дал спокойно надеть на себя ошейник и сел рядом с дедом. Мишка с Сережкой тоже сели рядом на скамейке.

Вскоре появился автобус. Он был переполнен.

Корий никак не хотел заходить в автобус. Он даже у деда стал вырываться.

– Никогда не ездил, – виновато объяснил тайдаг кондукторше, которая, увидев собаку, раскричалась.

– А зачем тогда его с собой тащишь? – сердито сказала она.

Тайдаг в ответ только снова виновато улыбнулся. И кондукторша махнула рукой. Она уже привыкла к тому, что деревенские всегда что-нибудь да везут с собой в город.

Тайдаг занес Кория в автобус на руках. Пес весь как-то съежился и поджал хвост. Дед отпустил его, и он тут же забился под сиденье.

– Вот и сиди там, – сердито сказала кондукторша. – И чтоб мне не высовывался оттуда!

Тайдаг достал деньги – они лежали у него всегда в нагрудном кармане, завернутые в носовой платочек, – и подал их сердитой кондукторше.

Мишка с Сережкой ехали всю дорогу молча. Кондукторша им сначала совсем не понравилась – толстая ворчливая тетка. Они даже насторожились – может, она совсем и не человек? Но потом успокоились. Автобус по дороге еще много раз останавливался, и заходили люди, и она почти со всеми начинала одинаково ругаться.

– Куда со своим мешком прешь! – кричала она. – Не видишь, мест нет?

Но люди продолжали лезть в автобус с мешками, ведрами, а кондукторша, грозя всех высадить, все равно впускала их в автобус.

Мишке стало интересно, о чем разговаривают люди, и он стал слушать.

Люди разговаривали обо всем. Мишка даже удивился, что можно вот так, при всех, обсуждать свои семейные вопросы. Оказалось, что в автобусе можно узнать, у кого что происходит, кто как живет, кто с кем ругается, спорит, у кого какое горе или наоборот, счастье, кто где умер, или у кого свадьба.

До города было целых два часа езды. Так что Мишка много чего услышал. На остановках люди входили и выходили, толкаясь с мешками, переругивались. Наконец в окнах автобуса замелькали городские строения. Приехали!

Мишке было непривычно видеть деда в городе. Тайдаг показался ему каким-то неуверенным. Может быть, он действительно чувствовал себя неуверенно, Мишка об этом не знал. Даже привычная одежда деда казалась тут странной.

Теперь Корий никак не хотел вылезать из-под сиденья. Тайдаг с трудом вытащил его оттуда, взял на руки и вынес из автобуса.

Корий трясся от страха и не отходил от хозяина. Тайдаг даже запнулся об него, и чуть не упал.

– Эх, Корий, – глядя на него, разочарованно сказал Сережка. – Боится всего. Права мама, не сможет он жить в городском доме.

– Это Корий не сможет? – обиделся Мишка. – Он же таежный! Ты бы видел, какой он в тайге! Он даже медведя не боится. А в городе он просто никогда не был и на автобусе никогда не ездил.

Сережка ничего не сказал. Он лишь еще раз недовольно взглянул на Кория и, отвернувшись, зашагал по улице в сторону своего дома. Кория тайдаг повел на поводке, и пес покорно семенил рядом с ним, а Мишка шел позади всех.

Когда дошли до дома, Корий уперся – не хотел заходить в дом, подниматься на пятый этаж. Деду пришлось снова взять его на руки, но Корий опять стал вырываться. Тайдаг, даже на него прикрикнул, и пес перестал сопротивляться, только жалобно на всех поглядывал.

– Зря мы его взяли, – недовольно сказал Сережка. Мишка сердито взглянул на Сережку.

Кория занесли в квартиру и отпустили. Он тут же прижался к двери и стал проситься на улицу. Вид у него был жалкий, какой-то виноватый. Сережка, хмыкнув, ушел в комнату, а Мишка стоял и молча смотрел на Кория.

– Потерпи, потерпи, – сказал тайдаг. – Послезавтра уже обратно поедем.

Он достал из рюкзака привезенные продукты и положил их в холодильник. Потом зашел в ванную комнату. Сережка обстоятельно объяснил деду, как включать и выключать воду.

– Вон как, – с улыбкой сказал тайдаг.

 

В городе

 

Когда с дороги привели себя в порядок, тайдаг, прошел в комнату.

Он остановился у двух шкатулок в серванте. В одной из них лежала принесенная из леса, сброшенная змеей шкурка. Человек, который найдет в лесу оставленную змеей шкурку, считается счастливым, и в доме у него всегда будет достаток и здоровье.

В другой шкатулке – стеклянные бусы, которые тайдаг подарил дочери, когда родился Сережка. Женщине необходимо носить такие украшения, чтобы дети росли здоровыми. Такие подарки она должна получать от отца ребенка, но тайдагу пришлось делать их своим дочерям самому.

– Чай закипел, – сказал дед. – Пойдемте пить.

– Нет, мы не хотим, – отказались Мишка с Сережкой.

– Ну, хоть немножко надо.

– Нет, не надо!

– А то хозяина дома обидим, – сказал тайдаг.

Мишка задумался. Да, это точно, можно обидеть. Поэтому, входя в чужой дом, всегда надо попробовать угощение хозяев. Так ему всегда говорил тайдаг. При этом нужно, чтобы для гостя всегда находилось место за столом.

Но Сережка спокойно и уверенно сказал:

– Нет, не обидится.

– Это почему не обидится? – спросил дед.

– В этом доме много квартир, – сказал Сережка. – Хозяин дома не успевает, наверно, следить. Поэтому он не обижается, а может, устал на всех обижаться. Я во многих квартирах в гостях был, у меня знакомые тут живут, и меня не всегда угощали, и хозяин дома ничего не делал нам.

Дед молча посмотрел на Сережку. Потом сказал:

– Ну, ладно, а я попью.

И он один ушел на кухню. Мишка был поражен ответом Сережки, не знал, как поступить – пойти попить чаю или остаться играть? Пока он думал, принимая решение, время шло. Тайдаг, зашел в комнату.

– Захотите пить – чай горячий, – сказал он. – А я схожу в милицию, насчет ружья своего узнаю.

– Я все-таки пойду, попью, – решил Мишка, когда дед ушел. – Ты все-таки хозяин, а я гость. Мне надо.

– Как хочешь, – сказал Сережка.

 

Возвращение дедушкиного ружья

 

В милиции сказали, что ничего понять не могут. Звонившего человека, того, в которого якобы стреляли, не нашли.

Сначала видели труп. Но потом труп таинственным образом исчез. Как ни искали его, найти нигде не смогли. И звонивший не явился.

Кто-то даже говорил, что трупом и был тот самый сообщивший о происшествии человек. Получалось, что труп вызвал милицию? Никто не верил в свинью, и переспрашивали помногу раз. А тайдаг чтобы внести ясность, взял да и сказал, что эта свинья и есть труп и позвонивший одновременно, чем еще больше все запутал и чуть было не сделал хуже. Все восприняли это как неуместную шутку и строго спросили:

– Причем тут черная свинья?

– Вот и я думаю, – удивленно развел руками тайдаг – Должна быть рыжая, а тут черная.

Этим он поверг всех еще в большее недоумение.

– А почему рыжая? – спросили у него.

– Так слуги злой Эрлиг – рыжие свиньи, – сказал тайдаг. – А эта – черная. Откуда она взялась и чья она – пойди пойми. И вела она себя совсем не так, как свиньи Эрлиг. Те душу человека забирают и являются только во сне – и то не всегда, – а эта прямо вот так пришла и чуть забор не разнесла. Хорошо, что успел заклинания сказать, а то бы все и разворотила. Ясно, что не мы ей нужны были, а что-то другое. А как узнать, что?

– А кто эта злая Эрлиг?

– Дух нижнего мира, – сказал тайдаг.

После этого наступила долгая изучающая тишина. Наконец все решили, что старик вовсе не смеется, видели, что говорит он искренно. Подумали, что это уже настолько старый человек, что говорит, сам не зная что. Решили проверить документы на охотничье ружье и отпустить.

Трупа нет, пострадавших нет, звонившего тоже нет. Тайдагу все-таки вернули ружье, и он, очень радостный, принес его домой.

Мишка с Сережкой приход тайдага восприняли как само собой разумеющееся и не очень-то поняли, почему он такой радостный.

Больше всего тайдагу обрадовался Корий. Он, видимо, воспринял его приход как освобождение из этого каменного заточения.

Корий все это время не отходил от двери. Сначала он сидел, навалившись на дверь, потом лег возле нее. Тайдаг постелил ему мешок, и Корий устроился на нем.

 

Знакомая.

 

– Теперь, раз с ружьем так быстро дело уладилось, можем сходить в музей, – предложил тайдаг.

– Зачем? – спросил Мишка.

– Посмотрим. Может, там что и узнаем.

– Что? – спросил Сережка.

Мальчишкам не очень-то хотелось туда идти.

– Я и сам не знаю. Но надо сходить, тогда узнаем что-нибудь, а будем сидеть – не узнаем ничего. Сидеть можно было и дома.

Мишка с Сережкой оставили свои игрушки и стали потихоньку собираться.

– А в милиции, что насчет свиньи сказали? – спросил Мишка.

– Они еще меньше нашего знают.

– Почему? – удивился Мишка. Ему казалось, что в милиции должны знать все.

– Они же ее не видели, – объяснил тайдаг. – Кроме нас, ее вообще никто не видел. Вот мы и должны идти.

Ответ деда очень удивил Мишку с Сережкой. Неужели они единственные на свете, кто видел эту черную свинью? Такое никак не укладывалось в их головах.

– А может, ее кто-нибудь еще видел? – произнес Сережка.

Тайдаг посмотрел на Мишку с Сережкой, увидел их удивленные лица и решил, что нужно согласиться с ними. Тем более, что кто его знает – видел ее еще кто или нет?

– Может, и еще кто видел. Но все равно надо идти. Раз она к нам пришла – то зачем-то? Значит, где-то что-то случилось?

– Конечно, что-то случилось, – сказал Сережка.

Тайдаг посмотрел на них – стоят босоногие, худые, с вытянутыми шеями и, не мигая, смотрят на него. «Маленькие они еще все-таки, – подумал тайдаг. – Не напугать бы их».

Когда они собрались пойти в музей, в дверь позвонили. Тайдаг открыл дверь, и вошла та самая знакомая Сережкиной мамы, у которой они оставили кота. Не одна, с ней был ее младший четырехлетний сынок, Вадька.

Сережка сразу вспомнил то, что видел прошлой ночью, и обомлел.

– А я смотрю, вы приехали. Что-то быстро? Вот забежала узнать. Собирались, вроде, на все лето. Пока покос не кончится, – проговорила, улыбаясь, знакомая. Улыбка просто не сходила с ее лица.

– Это только мы с мальчишками приехали, – сказал тайдаг.

– А Веры нет?

– Нет.

Видно было, что женщине хотелось узнать, почему они приехали, а тайдаг не говорил.

– А что Колька делает? – спросил Сережка.

– Колька наказан, – сказала женщина. – Дома теперь сидит. С утра бегает, в холодной воде купается, потом ночами кашляет, спать не дает.

– А я тоже на речку ходил, – важно сказал Вадька. – Только не мылша. – Вадька шепелявил, поэтому вместо «мылся» у него получалось «мылша».

А мамина знакомая засмеялась, и тайдаг тоже улыбнулся.

– Ну, ладно, – сказала женщина. – Раз Веры нет, то, что же, пойду. Я узнать хотела. Думала, что приехала. С котиком все нормально, все хорошо. Пусть не беспокоится. Такой он у вас хорошенький, такой веселый, игривый. Думаю, теперь точно кошечку заведем. А то заберете, скучно уже будет без него.

Женщина еще раз улыбнулась, извинилась и ушла.

Как только она вышла, Сережка тут же рассказал то, что видел эту женщину ночью. Тайдаг внимательно выслушал его и сказал:

– Ты просто тогда очень огорчился, и они хотели использовать ее, чтобы ты перестал любить свою маму. Вот и все. Но ты им не дался, и поэтому эта женщина, то есть то, что было вместо нее, исчезло. А она совсем тут ни при чем. Скорее всего, она хороший человек.

Сережка успокоился, и они пошли в музей.

 

Когда они шли в музей, поднялся ветер, и перед ними образовался пыльный вихрь. Тайдаг остановился.

– Ишь, как развеселились, – проговорил он.

– Кто? – удивленно вытаращил глаза Сережка.

– Узюты, – сказал Мишка.

– Где?!

– Да вот перед тобой, – сказал Мишка. – Видишь – это они поднимают.

– А зачем они это делают? – спросил Сережка. – Они что, не хотят, чтобы мы пошли в музей?

– Они наверно хотят сбить нас со следа, – сказал Мишка. – Но это у них не получится.

– Да как это у них может получиться, – сказал Сережка. – Музей-то вон он. Как я могу пройти мимо него? Пусть хоть завеселятся, ничего у них не получится.

– Они веселятся, когда люди много плохого думают или кто-то скоро должен умереть, – сказал тайдаг.

– Кто?!

– Не знаю. Может, кто-то на этой улице. Может, еще где-то.

Сережке с Мишкой от этого стало грустно. Вот ведь какие они! У людей горе, а они от радости завихрения устраивают.

– Почему они такие?

– Они такие, какие есть, – сказал тайдаг. – Их не переделаешь. Надо самим светлые мысли в голове носить. Тогда они так радоваться не смогут.

– А если на них наступить?

– Зачем?

– Чтоб не так радовались.

– Нельзя.

– А мы наступали, – сказал Сережка. – И ничего.

– Раньше ты не знал, – сказал тайдаг. – А теперь знаешь, поэтому не надо так делать. Когда так пыль поднимается и кружится, лучше отойти в сторонку. А если не можешь, то надо остановиться, и, отвернувшись, переждать. Они все равно успокоятся.

– А узюты – они кто? – спросил Сережка.

Тайдаг некоторое время молчал, обдумывая, потом сказал:

– Когда тын человека обрывается, то человек умирает. Возле него обязательно надо поставить что-нибудь с чистой водой. Чтобы тын, полностью выйдя из тела, мог окунуться, оставить заботы нашей жизни и уйти в свой мир.

– А где его мир находится?

– У кого где, – сказал тайдаг. – У кого на – небе, у кого – под землей.

А у кого тын здесь остается, тот в узюта превращается. Поэтому узюты похожи на человека при жизни – только они, как воздух. Невидимы. И поведение у них не такое, какое принято у людей. У них свое поведение, они по-своему живут.

– А может, это они творят? – спросил Сережка, вспомнив о ночном происшествии.

– Нет. Это не они.

– А может, айна[12], – сказал Мишка.

Сережка снова вытаращил глаза и вопросительно посмотрел на деда. Он только хотел спросить, кто это такой, как тайдаг сказал:

– Нет. Это не узюты и не айна. Это что-то совсем другое.

 

В музее

 

На входе вновь прозвенел колокольчик. Мишке стало интересно узнать, как так устроено, что когда заходят, то колокольчик звонит. Он еще раз открыл дверь и закрыл ее. Колокольчик зазвенел.

– А, – понял Мишка. – Вон он как сделан!

– Почему? – спросил Сережка. Он не понял, зачем Мишка открывает и закрывает двери.

– А дверь колокольчик задевает. Видишь? И он звонить начинает.

И Мишка еще раз открыл и закрыл дверь, и колокольчик еще раз прозвонил.

Тут к ним подошла пожилая женщина. Увидев деда с мальчиками, она приветливо улыбнулась и поздоровалась.

От ее приветливости Мишке с Сережкой стало легко.

И они смело сказали, что хотели бы увидеть работника музея. Тогда она сказала им, что она и есть работник музея и опять улыбнулась. Мишка с Сережкой настороженно глянули на нее. А дед сказал, что, по всей видимости, им нужен другой работник музея, мужчина. Тогда женщина удивилась и сказала, что у них нет такого.

Ее ответ очень удивил Мишку с Сережкой, и они стали рассказывать ей о нем. Мишка, кроме того, что у него очень холодный взгляд и глаза светятся в темноте, ничего не мог сказать. А Сережка лишь руками размахивал, показывая какого тот роста. Но она, слушая их, недоуменно пожимала плечами, а под конец даже рассмеялась. Она такого человека в музее никогда не видела.

Деду ничего не оставалось, как улыбнуться и сказать, что мальчишки, похоже, все напутали. Наверное, кого-то из посетителей приняли за сотрудника музея.

– Мы ведь из деревни приехали, – сказал тайдаг. – В музее никогда не бываем, поэтому нетрудно нам все перепутать.

Мишка с Сережкой удивленно посмотрели на тайдага, но больше ничего говорить не стали. А сотрудница, узнав, что они приехали из деревни, спросила, не хотят ли они посмотреть музей. Дед сказал, что им очень было бы интересно.

 Она пригласила их в зал. Дед сказал, что они бы просто посмотрели, без экскурсии. И тогда сотрудница, оставив их, ушла.

Сережка с Мишкой бросились водить деда по музею. Но дед останавливался у экспонатов подолгу, рассматривал их. Туеса так и вовсе потрогал и вовнутрь заглянул.

На чучела животных, которых Мишка с Сережкой настойчивее всего показывали, дед почти и не посмотрел. А выходя из музея, проговорил:

– Вот, значит, какой музей...

 

Вечером

 

Вечером они пошли прогулять Кория. Его на поводке вел тайдаг.

– Пойдемте к музею, – сказал Сережка. – Может, что увидим в окошко.

– Днем мы там были и ничего не узнали.

– А может, сейчас и увидим что, – сказал Мишка.

– Нет, не увидим. Они здесь что-то искали и не нашли. Теперь сюда уже не придут.

– А что они искали? – спросил Сережка.

Тайдаг ничего не сказал. Некоторое время он шел молча. Потом сказал:

– Завтра едем на Мустак. Там мы должны больше узнать, чем знаем.

– А можно мы с Корием к музею сходим? – спросил Мишка. – Ну, хоть на крылечко поднимемся? Корий же больше нас видит и понимает. Если он не залает, значит, там точно ничего нет.

Тайдаг в ответ только улыбнулся.

– Ну ладно сходите, – сказал он. И передал поводок Мишке.

Мишка взял поводок и потащил за собой Кория. Тот, увидев, что теперь поводок у Мишки, сначала не хотел идти, а потом побежал.

На крыльцо музея Корий подниматься не хотел. Видимо думал, что его опять хотят затащить в дом. Мишка с Сережкой старались изо всех сил, но пес упирался. Сережка даже пробовал толкать его сзади, потом хотел поднять и затащить. Тогда Корий стал вырываться и чуть не убежал.

– Эх ты, Корий! – сказал Сережка. – Мы на тебя так рассчитывали, а ты нас подвел.

На этот раз Мишка Кория даже не стал защищать. Он молча стоял и смотрел на Кория.

– Не буду я заводить собаку, – сказал Сережка.

Молча наблюдавший за ними тайдаг, сказал:

– Если бы почувствовал, что там кто-то есть, он бы уже сам был на крыльце. А так – там никого нет. Поэтому он не идет.

Дед понял, что хотят от собаки мальчишки, и решил не расстраивать их, чтобы они не теряли веру в особую способность животных и всегда с уважением относились к ним.

– Точно! – сказал радостно Мишка. – Корий просто умнее нас намного. Вот и все!

Сережка некоторое время молчал, потом согласился. И всем опять стало весело.

– Значит, там точно никого нет, – сказал Мишка. – Раз Корий никого не почувствовал.

– А как он может почувствовать? – вдруг сказал Сережка. – Вон какие огромные стены. В каждом доме есть люди, а он ведь их не чувствует.

– Так то – люди, – сказал Мишка. – А это не люди, и Корий их всегда чувствует. Людей он по запаху определяет, а у этих запаха нет.

Сережка и повеселел.

– Заведу я собачку, – сказал он. – Точно, заведу.

А вечером, когда они легли спать, Корий скулил и царапал дверь.

– Эх, Корий… – вздохнул с сожалением Сережка.

 

Утром рано дед разбудил их.

– Вставайте, ехать надо.

Мишка с Сережкой молча поднялись. Дед готовил завтрак, а у порога стояли три рюкзака.

– Что, опять на подъемнике поедем? – спросил Сережка.

Ему никто не ответил. Тайдаг был занят на кухне, а Мишка умывался. Мылся он с удовольствие и долго. Он и вчера вечером не хотел выходить из ванны, все лежал в ней, набрав теплую воду.

– Опять на подъемнике поедем? – снова спросил Сережка.

– На автобусе поедем, – сказал дед.

– Нет, на гору, – объяснил Сережка.

– На каком подъемнике? – не понял дед.

Он не видел подъемника и поэтому не знал, о чем спрашивает Сережка.

– Ну, там, на горе, подъемник на гору завозит, на нем поедем?

– Посмотрим, – уклончиво ответил дед.

– Здорово было бы на нем!

Когда Мишка, наконец, вышел из ванной, тайдаг усадил их за стол.

– Я поел, – сказал он. – Вы ешьте, а я пока рюкзаки соберу до конца.

Вещей оказалось много. Рюкзаки были у всех. У деда – самый большой, а у Мишки с Сережкой одинаковые, поменьше.

– Вот эти вы понесете, – сказал тайдаг. – А вот этот я возьму.

Мишка с Сережкой примерили свои рюкзаки.

– Не тяжелые? – спросил дед.

– Нет, – махнули рукой Мишка с Сережкой. А потом Сережка спросил:

– Мы что, еду с собой взяли?

– Конечно. Есть ведь захотим?

– Нет! – заявили Мишка с Сережкой. А Сережка еще спросил у Мишки.

– Я – нет. А ты?

– Я тоже нет, – сказал Мишка.

Тайдаг ничего не ответил им. Только надев свой рюкзак, сказал:

– Ну, давайте, пойдем.

Больше всех радовался Корий. Увидев рюкзаки, он сразу понял, что сейчас они идут в тайгу. Корий прыгал и даже повизгивал от радости и нетерпения. Дед взял его за поводок и еле сдерживал на лестнице.

 

Мустаг

 

До места доехали хорошо. И народу было в автобусе немного.

Мустаг еще кутался в туман. Было прохладно и сыро. Выйдя из автобуса, Тайдаг помог Мишке и Сережке надеть рюкзаки, а с Кория снял поводок. Тот от радости стал носиться и через секунду стал весь мокрым от росы. Мишка с Сережкой, глядя на него, от души хохотали. Тайдаг тоже посмеялся, а потом сказал:

– Будем идти, громко не разговаривайте. Хозяину горы может не понравиться. Если мне куда ненадолго отойти надо будет, и вдруг услышите, что я вас зову, не откликайтесь. Лучше дождитесь, когда я к вам подойду. Сам вас звать не буду.

А если услышите, то это может быть только Хозяин горы. Отзоветесь – через голос силу вашу заберет, и тогда болеть сильно начнете. Все поняли?

– Да, – ответили Мишка с Сережкой.

– Ну, тогда пойдемте.

Тайдаг шел впереди, стараясь как можно лучше сбивать росу, но все равно очень быстро все промокли. Мишка шел следом за дедом, а Сережка за Мишкой. Сначала то и дело Мишка с Сережкой неотрывно смотрели на гору. Чувствовалась исходящая от нее мощь. И им было приятно, что они сейчас будут восходить на нее.

– А мы на самую вершину пойдем да? – спрашивали они.

– Посмотрим. Может, на вершину пойдем. Может, нет. Но пока нам по горе походить надо.

– Раз пришли, надо подняться, – рассуждали Мишка с Сережкой.

Но уже через час Сережка видел перед собой только Мишкину спину, а Мишка ничего, кроме сапог деда.

– Не устали? – спросил тайдаг.

– Нет, – ответили одновременно Мишка с Сережкой.

– Ну ладно. Пройдем еще немножко. Пусть солнышко получше пригреет. Тогда сядем, передохнем.

Но Сережка то и дело стал поскальзываться и наступал на Мишкины пятки.

– Смотри под ноги! – шипел Мишка.

– Я смотрю, – отвечал Сережка.

– Вот и смотри, – недовольно ворчал Мишка.

У него самого ноги начинали путаться.

– Надо было на подъемнике подняться, – сказал Сережка.

– Слышал, что сказал тайдаг, – зашипел Мишка. – Мы не на вершину пришли подниматься, а по горе ходить. Так надо.

Корий бегал вокруг. Он неожиданно появлялся то в одном месте, то в другом. Сейчас он прибежал откуда-то сзади и пристроился за Сережкой. Сережка услышал его тяжелое дыхание и обернулся, чтобы взглянуть на Кория, но не удержался и упал.

– Ух, Корий! Уронил меня, – заворчал Сережка, поднимаясь.

– Как это он тебя уронил? – спросил Мишка.

– Если бы не он, я бы не упал, – сказал Сережка. Он с трудом поднялся.

Тайдаг смотрел на мальчишек и видел, что они устали. Понял, что если он будет идти, как идет, то они начнут отставать. Тайдаг стал замедлять шаг, а мальчишки все равно отставали от него.

– Ну, что устали?

– Нет, – замотали головами Мишка с Сережкой. Хотя их глаза говорили об обратном.

А Сережка добавил:

– Я еще столько же могу пройти.

Но тайдаг сказал:

– Ну, давайте немного посидим, передохнем. Солнышко уже пригревает, можно и посидеть. Холодно теперь не будет.

– Нет, пойдемте дальше! – завопили в один голос Мишка с Сережкой.

– Ничего, – сказал тайдаг. – Посидим, потом пойдем. Мы же не на гору подняться пришли и ходить по ней, а сердцем послушать ее. Вот и посидим, послушаем.

Он снял рюкзак и сел. Мишка с Сережкой облегченно плюхнулись рядом, даже не сняв с себя рюкзаки. Корий тоже лег. Язык у него вываливался из пасти, он дышал так часто, словно работал какой-то насос.

– Набегался, – сказал Мишка. – Вон как дышит.

– Ага, – сказал Сережка. – А интересно, кого-нибудь он видел?

– Наверно, видел, – сказал Мишка. – Может, даже и охотился.

– Но, похоже, не поймал.

– Да, наверное.

– Не холодно, нет? – спросил тайдаг.

– Нет, – сказали Мишка с Сережкой.

– Штанишки-то высохли?

Тайдаг потрогал штаны мальчишек, они были еще сыроваты.

– Сейчас высохнут, – сказал он. – Солнышко уже вон как начинает пригревать.

– Конечно, высохнут, – согласился Сережка.

Он старался казаться сильным и выносливым. Может, тайдаг его потом тоже на рыбалку с ночевкой возьмет.

– А мы что, на вершину не пойдем? – спросил Мишка.

– Как получится. Туда же еще далеко.

– Ну и что! – сказали Мишка с Сережкой.

Деду не хотелось расстраивать мальчишек, и поэтому он уклончиво сказал:

– Потихоньку будем идти, может, и поднимемся. Торопиться нам некуда. А пока давайте тихо посидим, послушаем гору.

Мишка закрыл глаза и подставил лицо солнечным лучам. Потом прислушался к горе. Ему казалось, что он слышит гул исходящий откуда-то из глубин горы и какое-то дрожание, которое прокатывалось волнами через определенные промежутки. Мишка решил получше расслышать этот гул, но тут услышал, как дышит Корий – и ничего больше уже не мог слышать.

– А я уже отдохнул, – сказал в это время Сережка.

– Ну, хорошо, – не сразу откликнулся тайдаг.

Он медленно поднялся. Мишка с Сережкой тоже встали, а Корий остался лежать.

– Ну, куда пойдем? – спросил тайдаг.

– Пойдемте к вершине, – сказал Мишка.

Тайдаг не хотел туда вести мальчишек. Но тут подумал, может, желание мальчишек и есть правильный путь.

– Ну, что ж, – сказал он подумав. – Будем идти в ту сторону.

И они медленно тронулись в путь, хотя и не к вершине. Корий их опять обогнал и куда-то убежал. Со стороны вершины подул холодный ветер. «Хорошо, что одежда высохла», – подумал тайдаг, а вслух сказал:

– Захотите есть, скажите.

– Ага, – отозвались Мишка с Сережкой.

 

Поиск таинственных знаков продолжается

 

Шли медленно, с остановками. Дед посмотрел на вершину Мустага. «Может быть, и так, что на вершине и скрыта отгадка последних событий, – подумал он. – Именно на вершинах гор и перевалов клали камни и повязывали трехцветные ленточки чалама. Возможно, вершина и ждет их. Надо будет тоже оставить, если придется туда подняться».

Он почему-то был уверен, что отгадка не там. А Мишке с Сережкой наоборот не терпелось как можно быстрее подняться на вершину горы и обозреть все вокруг. Может, и родные горы их деревни будут видны. Эта мысль окрыляла и вдохновляла их. И они вели себя так, словно для того только и пришли, чтобы подняться на Мустаг.

Высоко над ними пролетел коршун. Мальчишки поразились тому, как высоко он, оказывается, летает.

– Ого, – сказал Сережка. – Как высоко! Мы вон как высоко, а он еще выше нас. И не боится!

– На то он и птица, – сказал тайдаг. – Он свою дорогу знает, вот и летает по ней, охотится. Это его работа.

Мишка с Сережкой заворожено следили за его полетом. Коршун, расправив могучие крылья, плавно скользил в воздухе.

«Пора уж и моих птенцов кормить», – подумал тайдаг и стал подыскивать подходящее место для отдыха. Взгляд сам собой стал подыскивать дерево, чтобы возле него можно было расположиться и поесть. Тайдаг увидел небольшую пихточку и пошел к ней. Она росла среди камней и поэтому была низкорослой, почвы ей не хватало.

– Вот тут мы посидим, передохнем.

На этот раз Мишка с Сережкой не возражали. Они молча опустились с рюкзаками.

– Рюкзаки-то снять надо, – сказал тайдаг, снимая свой.

– Да нет, не надо, – сказал Сережка.

– Ну, как не надо? Мне же кое-что взять нужно из рюкзака. А есть как будете? И спина пусть отдохнет.

Мишка с Сережкой, не поднимаясь, стянули с себя рюкзаки, застревая в лямках. Тайдаг достал из Мишкиного рюкзака большой полиэтиленовый мешок и расстелил его, а из своего рюкзака он достал еду.

Мишка с Сережкой за всем наблюдали молча.

 Прибежал Корий. Он обошел, обнюхал всех. Понял, что собираются есть, и, отойдя чуть в сторонку, лег и стал лизать свои лапы. Видимо, от бега по камням они у него устали или болели. Время от времени он пытался схватить надоедливых мошек.

– А Корию что дадим? – спросил Сережка.

– Дадим что-нибудь.

Он все приготовил и позвал мальчишек перекусить.

Они тут же, без лишних приглашений, взялись за еду. Сережка с удовольствием съел три вареных яйца, хотя раньше всегда отказывался от них. Небольшой термос с чаем моментально стал пуст. За раз мальчишки уплели так много, что тайдаг забеспокоился, что не рассчитал и взял еды мало. «Эх, – подумал он про себя. – До седин уж дожил, а все ошибаюсь». Но мальчишкам он сказал:

– Ну, хорошо поели?

– Да, – сыто произнесли Мишка и Сережка.

– Ну, вот и ладно. Сейчас еще немного пройдем – и поищем место, где ночевать.

– А мы что, тут ночевать будем?

– А как еще, – сказал тайдаг, но не успел закончить, как Мишка с Сережкой восторженно закричали:

– Здорово!

– Уже обед давно прошел, а мы так еще ничего и не узнали, – продолжил дед. – Так что, может, долго нам придется тут быть. Может, и не раз сюда прийти придется.

Но Мишку с Сережкой это только радовало. Они с удвоенной энергией помогли собрать рюкзаки и смело тронулись в путь.

Тайдаг никогда не носил часы. Брал он их с собой только в исключительных случаях, как, например, этот. Но клал их обычно во внутренний карман пиджака, привязывая на шнурок, или в рюкзак. И пользовался ими очень редко.

Он шел бы до тех пор, пока не начало темнеть, а уж потом нашел бы место для костра, наспех бы закусил и, переночевав, пошел дальше. Но сейчас он не один.

Тайдаг достал часы, посмотрел.

– Еще немного пройдем, потом готовиться к ночи будем, – повторил он.

– А спать как, на земле? – спросил Сережка.

– Почему же на земле. В ваших рюкзаках лежит то, на чем спать.

– А ты, тайдаг? – спросил Сережка.

Тайдаг посмотрел на Сережку, потрепал его по волосам и сказал:

– Я тоже.

 

И они пошли дальше.

«Какой-то знак обязательно должен быть». Тайдаг уверен в этом. Но почему знака все нет?

Внуки шли сзади молча. Дед понимал, что за день они устали. Пресытившая их горная красота притупила чувства и уже не вызывала прежнего восторга. Корий тоже плелся рядом, опустив голову и свесив хвост. Видимо, он обшарил все вокруг и теперь, не найдя ничего для охоты, а тем более, не видя ружья, скучал. От прежнего восторга, когда он вырвался из каменного заточения квартиры на свободу, не осталось и следа.

Пройдя еще какое-то время, тайдаг решил, что на сегодня хватит. Пора искать место для ночлега, подготовить его. И хорошо бы, рядом с ручьем.

 

 

Немного погодя его взгляд упал на лежащее впереди дерево, возле больших камней.

– Там, похоже, ручей есть, – сказал он мальчишкам. – Давайте подойдем и посмотрим.

– А ты, тайдаг, что, здесь раньше бывал, да? – удивленно спросили Мишка с Сережкой.

– Нет. Что мне тут делать? Просто, похоже, что вода там.

Ручеек, действительно, в том месте, где лежало дерево, вытекал на поверхность.

– Какое хорошее место, – сказал дед. – Как будто для нас подготовили.

Место всем очень понравилось, и они решили здесь остановиться. Тайдаг насобирал сухих сучьев и сделал небольшой костер. Мишка с Сережкой достали из рюкзака деда мешочки с едой. Дед взял котелок, набрал в него воды из ручья и поставил на костер.

– Сейчас чай вскипятим, а заодно и погреемся.

– Все прямо как на рыбалке, – сказал Мишка. – Только речки не хватает и самой рыбалки.

– А мне нравится, – сказал Сережка.

– Мне тоже, – сказал Мишка. – Но когда на рыбалке – лучше.

Сережка промолчал.

Когда чай вскипел, они поели. Мишка с Сережкой сидели у костра, вооружившись прутиками, и смотрели на пламя. Время от времени они орудовали прутиками в костре и подкладывали сухих сучьев. Они вынимали свои прутья и сравнивали, у кого дольше держится искра или у кого сильнее дымит. Дед решил по старому обычаю, на правах старика, спеть им песню под аккомпанемент комуса. Пусть мальчишки знают, как в старину на охоте было – где они еще увидят такое?

Тайдаг достал комус и заиграл на нем, а Мишка с Сережкой стали слушать.

 

Встреча

 

Мишке вдруг показалось, что это не тайдаг играет, а музыка сама исходит из земли и даже проходит сквозь него. Мишка прислушался. Так оно и есть – музыка звучала повсюду. Он удивленно глянул на Сережку, хотел спросить у него, слышит ли это он, но Сережки рядом не оказалось. Тогда Мишка решил спросить деда об этом и узнать, куда подевался Сережка. Он повернул голову к деду, но увидел незнакомых людей. Они стояли совсем рядом, плотным кольцом.

Их было не больше тридцати. Мишка вспомнил, что уже видел их, когда поднимался на подъемнике. Их одежда показалась ему странной. Но тогда он не мог хорошо разглядеть их. Теперь он понял, что это действительно воины. На них кольчуги и шлемы, у некоторых в руках щиты, а на поясе висели сабли. Но у всех за плечами виднелись луки и торчали оперенья стрел.

– Здравствуй, мальчик кости деревьев терек и тыт, – услышал Мишка позади себя. Он повернул голову и увидел высокого воина, лицо которого закрывала берестяная маска. Мишка сразу узнал эту маску и понял, кто был тот светящийся воин, встретивший черного человека, который распространял вокруг себя холодные волны зла и разрушения. Мишка еще тогда полюбил этого воина и эту маску, и хотя совсем не понял приветствие, смело ответил:

– Здравствуйте, – и улыбнулся.

Воин снял маску, и перед Мишкой возникло лицо седовласого старца. Но какие у него были глаза! Какая живая сила исходила из них! Старик улыбнулся Мишке, и Мишкино сердце просто растаяло в теплых волнах любви.

– У нас не так много времени, – сказал Воин. – Поэтому взгляни на эту дверь, закрывающую вход в гору.

И он показал рукой в сторону воинов. Мишка посмотрел по направлению руки, воины расступились, и он увидел дверь, обитую кованым железом. Она была небольшая, чуть выше Мишкиного роста. Каждый из воинов, чтобы войти внутрь, должен сильно согнуться.

Они стояли полукольцом у двери.

– За дверью заточен тот, кто пришел на Землю, чтобы погубить ее, – сказал Воин. – Для этого он выбрал единственный путь – решил уничтожить деревья.

Ты уже видел Священное дерево, но не понял, откуда оно взялось, и не знаешь, что оно с тобой сейчас здесь.

Мишка, услышав это, внезапно понял все. Он схватился за медальон. Воин кивнул ему. Мишка хотел снять и передать ему медальон, но седой Воин остановил его.

– Дерево должно остаться с тобой. Оно нуждается в связи с людьми. Уже не одно тысячелетие мы передаем Его человеку со светлыми мыслями и сохраняющему связь с Природой. Священное Дерево нуждается в людях, но само оно охраняется не только нами.

У Духа, заточенного здесь, внутри этой горы, на Земле остались верные слуги. Главного из них ты уже видел. Есть сторонники и среди людей. Они ведут борьбу за освобождение своего Хозяина. Если они завладеют деревом или лишат Его связи с людьми, то тогда эта дверь разлетится на мелкие кусочки, содрогнется земля, вздыбится и рухнет гора, и Дух выйдет на свободу. И тогда уже ничто не спасет жизнь на Земле.

Они никогда не подбирались так близко к своей цели, как сейчас. Им удалось узнать тебя и даже обнаружить Дерево.

 

– Одного не в состоянии сотворить они – отнять у человека право возвращения в рай. У каждого человека до самой его смерти остается это право! Пока сохраняется Священное Дерево, будет жива Природа. Будут жить звери и деревья, и будет в заточении Дух зла. И будет сохраняться возможность возвращения в Природу – в рай.

– А как их узнать?

– Днем они ходят как обычные люди, в сумерках они способны получать необходимые для себя сведения, а с наступлением темноты – действовать.

Главный слуга своего хозяина – могущественного Духа, заточенного в этой горе, чуть не опередил нас. В музее он не узнал тебя, хотя заподозрил. Поэтому он не покинул музей, а остался и ждал. Только вечером, через окно он увидел тебя, но к тому времени наша духовная связь с тобой уже состоялась.

– Он живет в музее?

– Нет.

– А что он делал в музее?

– Ты уже понял, что их орудие – Дух Цивилизации. Везде они поступают одинаково по одной и той же схеме. В поисках средств существования для этого Духа, они вгрызаются в природу, по всей земле возводя различные объекты. И буквально просеивают, пропуская сквозь сито каждый, на их взгляд, подозрительный участок. Главный слуга посещает все объекты, на каком бы континенте они не возводились. Точно также было и здесь. Он припоздал и поэтому явился в музей в надежде обнаружить древности с этой горы, которые могли попасть туда неучтенными ими, но ничего не нашел и вдруг встретил тебя.

Они просматривают пространство, держат под наблюдением все летящие в пространстве мысли. Каждая черная мысль в их власти и приумножает их силы. Они следят за их потоком, зная, чьи они, откуда и кому предназначаются. И если хоть одна мысль собьется со своего пути, они сразу выяснят причину.

– А мои мысли?

– Твои мысли иные. Хоть ты и много сочиняешь, но твое сердце чисто. И поэтому незримое поле твоего сердца, находясь в едином ритме с полем земли и космоса, само очищает твои мысли. И ты не доступен ему.

– Можно остановить Духа Цивилизации?

– Нет. Человечество пока не готово к одной Пище духовной и просто вымрет. Хотя, конечно, спасется Природа. А именно таковы его намерения – уничтожить высшее творение Бога – людей. Поэтому мы не можем вмешаться в общий ход развития, но мы стоим на страже и это наш долг. Мы движемся в едином потоке развития науки. Отслеживаем и делаем всё, чтобы научные достижения не обернулись гибелью человека. Пока нам это удается.

– А там, у речки, на рыбалке, кто был?

– Он.

– Почему он не схватил нас и не забрал дерево?

– Не мог. Он не так всемогущ, как его хозяин. Ты видел пятно бензиновое на воде и его в этом пятне. Ты видел выхлопные газы в виде тучи – это его среда и его сила, с помощью которых он может быть активен днем. Но там, в лесу, использованию всего этого мешают зеленые растения. Всё, на что он способен, вы видели. Да и мы были рядом. Он не мог этого не знать.

– Что же теперь будет, когда он обнаружил вас?

– У нас много способов ухода и защиты. И одно из них – время. Именно так, изменив пространство и время, мы уйдем.

Природа не желает быть уничтоженной и помогает нам. Поэтому и Дерево, кроме нашей, имеет и свою собственную защиту.

Когда ты видел его в деревне, возле дома, он приходил за Священным деревом, приходил один. Он преодолел защиту твоего дома, установленную нами. Когда граница была нарушена, возникла угроза хаоса, и тогда твоя мысль была остановлена. Ты это помнишь?

Мишка подумал, вспомнил, как его мысли неожиданно превратились в светлячков, и кивнул.

– Это было сделано на тот случай, если бы он был не один.

Мы восстановили защиту и укрепили ее.

Свинья, появившаяся следующей ночью, приходила за тобой, но это был уже не он. Он нуждался в восстановлении сил. По нашим расчетам, на это должно было уйти немало времени. Но он сумел быть активным днем. Видимо, стало много зла. Они аккумулируют мысли зла и используют для восстановления своих сил.

 

Замысел его был довольно хитрый, и – самое главное – неожиданный. Что спасло нас? Он слишком долго, тысячелетиями, искал нас, но когда наступил этот момент, не выдержал. Ему захотелось единолично выслужиться перед хозяином.

Он рассчитывал, что он либо забирает Священное дерево и покрывает себя личной славой перед своим Хозяином, либо, понеся огромную потерю сил из-за солнечного света, создает условия для своих слуг – и все равно покрывает себя личной славой. Он стал действовать. Дерево он не взял, а тайдаг рассчитал все правильно и восстановил свой мир. И поэтому ночью, когда все силы зла, объединившись, пошли, чтобы уничтожить Священное дерево и тебя, его среди них уже не могло быть. И хотя они, преодолевая нас, проникали внутрь дома, любовь и доброта, живущая среди вас, помогли победить их. Лишь в одном потребовалась наша помощь – Сережина мама, твоя тетя, услышала музыку жизни, чтобы ощутить силу любви и понять ее.

Будь он тогда с ними, неизвестно чем для нас могло все закончиться.

Сейчас он понял свою ошибку. И следующего такого промаха не допустит. Но и мы должны делать все, чтобы следующей такой возможности у него не было.

Воин огляделся.

– Когда-то здесь, – и он показал на гору, – была первозданная, чистая Природа. Сейчас здесь все изменилось, и гора известна ему. Поэтому мы не можем более оставаться здесь. Место уже подготовлено и назначен час нашего перехода.

– А как же гора? – спросил растерянно Мишка, прекрасно понимая, что Воин прав.

– У горы есть Хозяин, – сказал Воин. – А мы лишь исполняем свой долг, несем свою службу.

Это было сказано так, что Мишка больше ни о чем спрашивать не стал.

– А теперь, самое главное, – сказал Воин. – Ради чего ты здесь. Ты должен быть посвящен в ряды мужчин-воинов. Воссоединен с силами Земли, Неба, Воды и Воздуха. С силами самой Природы.

Он подвел Мишку к ручью. И Мишка увидел разведенный костер, рядом большой кованый казан, наполненный водой. Мишка был раздет и трижды погружен в этот котел. При этом Воин что-то произносил на непонятном для Мишки языке. Он произносил те же самые слова и тогда, когда в четырех местах по солнцу выстриг пучочки волос у Мишки, с чем-то смешал их и опустил в котел с водой.

Мишка стоял голый и дрожал, стараясь поближе подойти к огню.

– Не думай о тепле, теплой одежде, огне, – сказал Воин. – Ты оскорбишь Дух холода и тогда можешь заболеть. Думай о холоде, слушай Его.

Мишка попробовал. И, как ему показалось, сразу стало легче. Он даже перестал дрожать. Вскоре Мишку обтерли, надели на него воинскую одежду и повязали широкий пояс, точно такой, какой повязывал ему тайдаг на дровеннике. Но на этот раз на поясе висела красивая острая сабля.

Затем подошел воин, который держал в руках берестяной туесок с каким-то напитком. Воин-старейшина зачерпнул этот напиток ложкой, на которой были девять странных завитушек, и поднес Мишке.

Мишка неожиданно для себя принюхался.

– Это священный напиток, – сказал Воин. – В нем жизненная сила растений. Соки Земли и Сила Неба входят в человека и поддерживают его всю его жизнь.

Мишке стало неловко и стыдно и поэтому он, не раздумывая и даже торопливо, проглотил все девять преподнесенных ложечек напитка – абыртка[13].

– Твой дед знает название этого древнего напитка, – сказал воин.

Затем из туеска трижды выпил каждый воин.

– Отныне ты скрепил свою связь с Землей и Небом, – услышал Мишка. – И связь наша с тобой прочна и крепка навеки. Помни о своем долге!

 

 

 

Хозяин горы

 

Тайдаг вдруг почувствовал, что музыка звучит помимо него. Он перестал играть и прислушался. Ему казалось, что он действительно слышит, какую-то музыку, но разобрать ее и понять, откуда она исходит, он не мог. Клонило в сон. Все плыло как в тумане. Тайдаг посмотрел на Мишку с Сережкой и увидел, что они спят, лежа на земле.

«Эх, что же это я так? – подумал с сожалением он. – Надо постелить мальчишкам и уложить их спать, а то так – на земле…».

Деду казалось, что он поднялся и пошел к Мишке с Сережкой. Но в следующую минуту он увидел юношу, который стоял недалеко от них. Это был необыкновенно красивый юноша, и даже от одежды его исходило сияние. Тайдаг сразу понял, кто это.

Он направился к юноше, но в следующую минуту проснулся. Он увидел, что сидит, как сидел, а Мишка с Сережкой все так же спят на земле.

«Так мне это приснилось, что я встаю, – подумал он. – Эх! Так устал, что глаза сами закрываются. Что же тогда от мальчишек ждать, конечно, спят крепко, хоть и на голой земле».

Дед встал и пошел, чтобы укрыть внуков, но тут он почувствовал, что кто-то еще, кроме них, присутствует на горе. Он повернулся и увидел юношу. Того, которого только что видел во сне. Он стоял именно там, и так, как во сне. Тайдаг уже знал, кто этот юноша. И без страха направился к нему. Но сначала он еще раз глянул на спящих мальчишек и понял, что с ними ничего не случится.

Дед подошел к юноше и остановился в нескольких шагах от него. Юноша не повернулся к нему и не посмотрел на него.

– Значит, моя жизнь закончилась? – спросил тайдаг.

– Нет, – сказал юноша.

– Но ведь встреча с тобой укорачивает жизнь или вовсе обрывает ее.

– Нет, – ответил юноша.

– Почему же тогда так говорят люди?

– Я являю людям то, что они носят в себе. Они видят то, что живет в них самих.

– Разве? – удивился тайдаг.

– А ты вспомни, – ответил юноша. – В твоей жизни была встреча, которую ты позабыл. Вспомни.

И тут дед вспомнил старушку. Он тогда был еще молодым. Старушка была сухонькая, маленькая, но какая-то необыкновенно добрая и очень опрятная. Она даже не знала, сколько ей было лет. Но сказала, что живет так долго и не болеет потому, что видела Хозяйку горы и она ей улыбнулась. Вот поэтому ее жизненная нить такая длинная.

Тайдаг вспомнил и удивился, что не придал тогда этому значения.

– Вот видишь, – сказал юноша.

– Я видел священных животных, – сказал тайдаг. – Они шли отсюда.

Юноша помолчал, а затем, повернувшись, указал рукой. Тайдаг взглянул в ту сторону и увидел длинный поток, который, извиваясь, тек откуда-то издалека и, огибая Мустаг, широким потоком исчезал за горизонтом. И от Мустага в него тонкой струйкой вливался светящийся ручеек. И тайдаг вновь почувствовал, что там, откуда движется этот светящийся поток, нависая над ним, существует какая-то грозная неуправляемая сила, способная уничтожить жизнь.

– Что это? – спросил Тайдаг.

– Это грозный Дух Цивилизации.

– Но ведь я слышал, что это благо?! – удивился тайдаг.

– Благо?! – горько усмехнулся юноша. – Я знал лишь одно благо – в совершенстве Бога. Когда-то, очень давно люди пользовались этим благом, но тогда они были совершенны, как Создатель их. И трудно было отличить людей от нас – лесных и горных духов. Мы знали друг друга и спокойно общались между собой, и жили мы среди людей, как люди среди нас.

И это благо! – и юноша указал рукой на виднеющуюся черноту. – Это смерть, разделившая нас, заставившая нас бояться и ненавидеть друг друга. Люди изобретают все новые и новые орудия, вторгаются в наш мир, убивают животных, выкорчевывают деревья, иссушают реки. Жадность и ненасытность людей не знает границ. Такова плата за потерю жизни с Богом.

Тайдаг слушал его, но его сейчас больше заботили не люди. Шут с ними, с людьми. Они разумные существа и знают, что творят. Его сейчас больше всего заботили вот эти, оторванные от своих пастбищ, животные.

– А куда они идут?

– В никуда, – с грустью ответил юноша. – Уже много веков они бредут, обреченные на вечное скитание. Они будут идти до тех пор, пока силы не оставят их и они не упадут замертво.

– И вы тоже присоединитесь к ним?

– Да, – сказал юноша.

– Но зачем? – растерянно произнес тайдаг.

– Моя жизнь – это вечное спокойствие. Моя жизнь с моими животными. С Природой. Им скоро негде тут будет пастись, и поэтому они уходят. Что мне тут делать без них? И кто без меня проявит заботу о них?!

– А люди?! Ведь люди установили шарчын[14]! Они идут сюда молиться!

– С каким сердцем? – спросил юноша.

Тайдаг, растерянно глядя на него, молчал.

– Они идут не ко мне. Они идут к той жизни, которая открывается здесь. Убери вот это, – и юноша показал рукой на строящиеся коттеджи, подъемники. – И люди забудут дорогу к своему шарчыну. Я говорю «к своему», потому что дороги ко мне, к моему шарчыну, в их сердцах нет. Они давно порабощены Духом Цивилизации. А я должен быть со своими стадом.

– Да, – задумчиво произнес дед. – И люди относятся к тебе по-разному: одни считают, что тебя нет, другие видят в тебе зло.

– Настанет время, когда мне с моими животными уже некуда будет более идти, и мы погибнем, – сказал юноша. – Как ты думаешь, какова тогда будет жизнь на земле?

Дед задумался и понял, что он сам никогда так не думал.

– Я вижу Тебя, – с волнением произнес дед. – Ты есть! И я верю, что люди одумаются…

Дед еще хотел, что-то сказать, но тут услышал, как его позвал Сережка. Он глянул в сторону мальчишек, а когда повернулся, то юноши уже не было. Пораженный его таинственным уходом, тайдаг стоял несколько минут. Его окружала ночь. И тут появилось сомнение. А был ли он – тот, с кем только что разговаривал тайдаг? Или это всего лишь сон? Тайдаг еще раз глянул по сторонам и, медленно повернувшись, пошел к костру. «Нет, не может быть, что это сон, что его нет». Дед отверг минутные сомнения и задумался над произошедшей встречей. И вдруг ясно ощутил всю полноту жизни. И понял, что больше ему спрашивать не о чем. Он подошел к костру и тихо сел. Мальчишки крепко спали. Только Сережка лежал не там, где прежде.

Тайдаг достал из рюкзаков клеенку, расстелил ее на земле, сверху постелил одеяло, и, уложив мальчишек, укрыл их. Они даже не проснулись. А дед уже не мог спать. Он просидел весь остаток ночи, думая о жизни и подкладывая в костер сухие ветки.

 

Сережка

 

Ворочаясь во сне, Сережка так приблизился к костру, что от сильного жжения даже проснулся. Спросонья он глянул на костер, увидел, что лежит рядом с ним, подумал, что надо отодвинуться, но, отвернувшись, тут же уснул. А через несколько секунд подскочил – до одежды невозможно было дотронуться и очень припекало. Сережка поплясал, охая, поискал глазами деда, и, не увидев его, тихо позвал. Тайдаг не отозвался. Сережка уже готов был растолкать Мишку, когда вдруг увидел светлого юношу, а рядом с ним деда. Сережка несколько минут смотрел на них, не в силах понять: кажется это ему или вправду тайдаг с кем-то разговаривает. Потом громко позвал его, чтобы сказать, что он чуть не попал в костер, но, тут же передумав, отошел подальше от костра, лег и уснул.

Сережка еще спал, когда услышал, голос деда.

– Миша, Сережа, вставайте. Скоро будет всходить солнце.

Сережка открыл глаза и увидел догоравший костер. Тайдаг стоял возле костра и почему-то был разут. А сапоги его стояли рядом. Сережка решил, что тайдаг сушит их, и еще не успел надеть. Он медленно поднялся и сел, съежившись, греться у костра.

– О, а когда это я уснул? – услышал он за спиной Мишкин голос.

Мишка сидел и растерянно осматривал себя и даже ощупывал.

– Вставай, Миша, – сказал дед. – А то солнце без нас взойдет.

Мишка быстро вылез из-под одеяла и сел рядом с Сережкой.

– Снимите обувь, – сказал тайдаг. – И встаньте на землю. Встретим начало нового дня в связи с Землей. Раньше люди, прося у земли счастья, еще белую шерстинку клали или серебряную монету.

– А мы почему не кладем? – спросил Сережка.

– А у нас нет ни того, ни другого, – ответил за деда Мишка.

 

Ребятишки скинули с себя обувь, встали босыми ногами на холодную землю рядом с дедом и смотрели туда, откуда должно было взойти солнце. В низине лежал туман. Было безветренно, но по-утреннему прохладно. Сначала вдали над горными вершинами появился красный краешек солнечного диска. Мишка с Сережкой поначалу даже и не поняли, что это восходит солнце. Диск, играя, увеличивался на глазах. И тут вдруг перед взорами мальчишек предстала волшебная картина. Туман, окутывавший горы, вдруг стал розовым, и все вокруг потонуло в розовых отблесках. Вершины гор, окутанные туманом, загорелись. Мишка с Сережкой пришли в восторг. Не в силах сдержать свои чувства, они радостно и весело здоровались с Природой и желали всем счастья.

Когда солнце оторвалось от горных вершин, тайдаг глубоко вздохнул, а потом сказал, что им пора собираться.

Ни Мишка, ни Сережка уже не просили идти на вершину Мустага, а стали молча обуваться. Тайдаг стал собирать вещи. Когда всё уложили и можно было трогаться в обратный путь, Мишки не оказалось рядом. Тайдаг удивленно глянул по сторонам. Мишка стоял возле отвесного – высотой в несколько метров – камня, выступающего из горы недалеко от них, и рассматривал его. Тайдаг не стал звать Мишку, а сам подошел к нему.

– Здесь был вход внутрь горы, – сказал Мишка. – Я его видел.

Тайдаг внимательно осмотрел камень, а потом сказал:

– Нам пора, Миша. Надо идти.

 

Возвращение

 

Они стали медленно спускаться. Корий опять бежал где-то впереди. Тайдаг был задумчив, но лицо его светилось радостной улыбкой, и мальчишки это видели.

– Тайдаг, а что такое абыртка? – спросил Мишка.

Тайдаг знал, что Миша никогда не слышал об этом напитке. Его сейчас уже никто не готовит. Но не удивился, не стал расспрашивать, откуда он знает про абыртку, а просто сказал:

– Это напиток из проросших семян. Когда в семени появляется проросток, тогда раскрывается его жизненная сила.

– А тебя посвящали во взрослую жизнь? – вновь спросил Миша.

– Да, – помолчав, ответил тайдаг.

– А почему сейчас не посвящают мальчиков во взрослую жизнь? – спросил Мишка.

Тайдаг ничего не смог ответить.

Почему сейчас не посвящают мальчиков во взрослую жизнь, в мужчины, он не знал. Он помнил, как этот обряд проходил он, насколько важно для него то, что он был среди стариков! И с каким трепетом брал из их рук деревянный с двумя ручками ковш с напитком. И как повязали ему пояс! Он знал, что теперь богиня Умай оставляет его и поэтому детство кончилось. Надо быть взрослым!

Обряд этот очень важен для воспитания мальчиков, чтобы из них вырастали хорошие отцы.

– Меня посвятили, – сказал Мишка.

Тайдаг взглянул на Мишку, улыбнулся и сказал:

– Значит, так надо.

Он опять не стал ни о чем спрашивать. Зачем? Эти знания уже принадлежат внуку. Тайдаг имел свои знания и прожил как смог. Может, он что-то упустил, что-то посчитал ненужным, на что-то не обратил внимания и не стал использовать – жизнь-то, казалось, совсем другая пошла, лучше и правильнее, и многие обычаи попросту забыты…

 Но теперь Тайдаг знал, как жить дальше.

Сережка, до сих пор молчавший, но желавший тоже поучаствовать в разговоре, вспомнил, что он видел деда с каким-то юношей на горе.

– Тайдаг, а кто был на горе? – спросил он. – То ли он светящийся, то ли мне так показалось.

Мишка так же вопросительно глянул на деда.

– Хозяин горы, – сказал тайдаг. Он просто просиял. Сережа тоже видел Его. Значит, это был не сон.

– Что он тебе сказал?!

– Я его кое о чем спросил, – сказал тайдаг. – Он мне ответил. Но я думаю, что не ко мне он приходил.

– А к кому?

– К тебе.

– А что же он ко мне не подошел и не сказал об этом? – удивился Сережка.

– Ты видел его. И знаешь, что он есть, – сказал тайдаг. – Это больше всяких слов.

 

В городе

 

Когда они вернулись домой, день уже клонился к вечеру. Все очень устали и хотелось есть. Тайдаг стал готовить еду, но в доме не оказалось хлеба.

– Миша, Сережа, сходите за хлебом, – попросил тайдаг. – Пока магазин еще открыт.

– А можно я схожу, – сказал Мишка. Ему захотелось одному пройтись по городу.

– Сходите вместе, – сказал тайдаг. – Сережа все-таки город знает. И где магазин, знает.

– Я тоже знаю, – сказал Мишка. – Я хочу один сходить.

– Ну, сходи, – снисходительно произнес Сережка. – А я мультик включу.

И ушел в комнату. Мишка взял сумку, деньги – и пошел за хлебом. Он помнил, где магазин, в котором продают хлеб, и поэтому сразу направился к нему. Мишка шел и смотрел на прохожих. Ему было интересно видеть городских незнакомых людей. Хотелось знать, о чем они думают, как им живется в городе. Хотелось всем сказать, что он, Мишка, приехал из деревни и что он уже ходит на покос. Мишке казалось, что прохожие тоже с любопытством и интересом разглядывают его. А еще Мишке было немного странно, что они не знают друг друга, не здороваются. А в деревне все знают друг друга и здороваются. По крайней мере, Мишка всегда здоровался, так учил тайдаг.

Мишка уже подходил к магазину, когда вдруг почувствовал какую-то слабость. Появилась вялость в ногах и руках, слегка закружилась голова. Мишка остановился. В голове что-то зазвенело. Мишке захотелось, чтобы сейчас Сережка был рядом с ним. Мишка решил быстрее купить хлеба и вернуться домой.

И тут он услышал музыку.

Мишка стал слушать ее, и в следующую минуту перед ним заискрилась на солнце река. Она была ему знакома, но он не успел разглядеть ее, так как увидел, что вода поднимается все выше и выше. Она медленно выходила из своих берегов. Затопляла улицы, дома. Вскоре под водой оказался весь город, люди, машины. Мишка смотрел на все, пораженный. Большие косяки рыб проплывали мимо людей, машин и даже сквозь дома. А люди не видели этого. Они спокойно стояли на остановке, ждали автобус, шли по своим делам.

«Как же они ничего не видят?» – думал Мишка.

Громадные рыбины подплывали к нему, проплывали мимо. Казалось, он понимает их.

А вокруг возвышался дремучий лес. И звери шли на водопой. Они все узнавали Мишку, и, казалось, здоровались с ним. Мишка тоже поздоровался с ними, и ему стало от этого радостно. «Природа жива, – подумал Мишка. – И у нее есть мысли»

 

Когда Мишка очнулся, то увидел, что сидит на берегу маленькой речки. Мишка не знал, где он, как сюда попал. Он встал и огляделся. Увидел многоэтажные дома и понял, куда ему надо идти. Мишка нашел дом, поднялся по лестнице. Дверь открыл тайдаг. Он глянул на Мишку и все понял.

– Я услышал музыку, – сказал Мишка.

Тайдаг понимающе кивнул головой и улыбнулся. Тут из комнаты прибежал Сережка.

– Что, заблудился? – спросил он. – Ты целых два часа ходил за хлебом. Я уж сам сбегал, тебя смотрел, но нигде не видел. Ты где был?

– На речке.

– На речке? – переспросил удивленный Сережка. – А что ты там делал?

– Сидел.

– Иди Миша, покушай, – позвал тайдаг. И добавил:

– Думали, еще немного, и пойдем искать тебя. Но ты вот сам пришел.

Мишке есть не хотелось. Ему хотелось спать. Тайдаг ни на чем не настаивал, а просто помог Мишке лечь в кровать.

А Сережка, глядя на Мишку, вдруг стал задумчивым. Потом он молча пошел и стал собираться.

– Ты куда, Сережа? – спросил тайдаг.

– Я совсем забыл, у меня есть одно важное дело, – сказал Сережка. – Я должен одному мальчишке отдать камеру от велосипеда.

Он оделся и вышел.

 

В деревне

 

Утром они поехали в деревню. Там все было хорошо. Никто больше не наведывался и не тревожил. И Сережкина мама уже считала случившееся временным всеобщим помешательством. Мишкина же мама к этому отнеслась очень серьезно и считала, что только доброта и любовь могут спасти людей – в этом она окончательно убедилась. Сережкина мама с ней не спорила и соглашалась, но то, что случилось, ей казалось чересчур странным и невозможным. А что любовь и красота спасут мир – всем известно, объяснимо без всяких мистификаций и галлюцинаций. На это никто не обижался, всё равно все знали, что Сережкина мама очень хороший человек и может думать так, как это ей удобно.

На покос Мишкина и Сережкина мамы без сыновей и их деда не ходили. Когда Мишка, Сережка, тайдаг вернулись из города, они истопили для них жаркую баньку. Сережка в бане опять мечтал попариться зимой и нырять в большой сугроб. И обещал Мишке, что он обязательно приедет зимой на каникулы, и очень сожалел, что не приезжал раньше.

Мишка с Сережкой много купались, ходили на реку. Сережка очень полюбил рыбалку. Хотя хариуса ему поймать так и не удалось, но зато половил пескарей. Ходили за ягодой, а осенью за шишками.

Зимой Сережка приезжал на каникулы, и они с Мишкой парились в бане и прыгали в снежные сугробы, а потом смотрели, у кого кожа краснее.

Весной дед и внуки поехали туда, где родились тайдаг и мамы Мишки и Сережки. Там они посадили деревья. Когда они вырастут, будут распространять вокруг себя хорошие, добрые мысли и, может, какой человек в трудную для себя минуту пройдет возле них и получит облегчение. Да и Сережке будет куда приходить.

 Через деревья тайдаг разговаривал с предками. Он обращался к деревьям, как к живым людям. А потом подолгу сидел под ними. И Мишка с Сережкой тоже сидели. И обедали, и оставляли под ними еду.

– Кость наша и есть та ниточка, которая связывает нас с деревьями, а через них и со всем лесом, водой и небом, землей и предками, – говорил тайдаг. – Сажайте деревья, чтобы не потерять эту нить. И когда меня не будет, то вы через эти деревья будете разговаривать со мной. Поэтому когда я умру, похороните меня здесь. Для костей моих посадите терек и тыт – из этих деревьев сделана наша кость. И я через них уйду к нашим предкам.

Я не знаю, где вы будете жить, чем заниматься. Но кем бы ни стали, всегда приезжайте сюда, здесь сердце ваше будет освобождаться от житейской суеты, от обид, от невзгод. Здесь вам будет становиться легче. Здесь будут приходить мысли о жизни, о добре, о прощении. Здесь будет вас касаться вечность.

Всегда сажайте деревья, и они будут помогать вам и всем людям. Добрыми мыслями и делами поддерживайте Священное дерево. Помните о Хозяине горы. О хозяевах рек и лесов, долин и лугов. Бережно относитесь к их богатствам. Теперь вы знаете, что Он есть.

Люди поймут однажды, что понять тайну Бытия можно, только познав через Природу самого себя, и тогда они освободятся от власти Духа зла и возвратятся к своему раю.

Жизнь на земле станет лучше и будет вечной. И тогда таинственная музыка Земли никогда не прервется.

– Как здорово! – воскликнул Мишка. – Всё это похоже на интересную сказку. И я хочу в этой сказке жить.