Ольга Софьина. Женщина, которой не было… Рассказ

Рейтинг:   / 1

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Софьина Ольга Викторовна

Просмотров: 2156

2013 год, Выпуск № 4

С недавних пор, мне не даёт покоя одна история. Не услышанная мною, а увиденная  на стыке разных миров, тем, кто не верит в их существование – в границах моего мятущегося разума.

Я был в отпуске. Так, кажется, называется состояние, когда мысли сутками не поглощены проблемами, изнуряющей работой, спорами с самим собой и другими людьми. Я «отпускаю» себя в иной мир. Современному деловому человеку сделать это очень сложно. После выматывающего трудового дня, когда все остальные желания, кроме как лечь и лежать, покинули тело, это уже не лень, а усталость. И часто возникает мысль, что жизнь очень коротка и протекает преимущественно в отпуске. Особенно это заметно в нашем северном полушарии.

Мой отпуск случился вдруг как в далёкой юности, в преддверии новой и какой-то большой жизни. Хотелось немногого: цветущего луга, небольшой реки, которая непременно должна изгибаться, а на её высоком берегу, подставив окна солнцу, должен стоять бревенчатый дом, за домом яблоневый сад, и колодец во дворе…Ничего не напоминает? Разве не так описывались дачные места и местечки нашей среднерусской полосы, места обетованные художников-передвижников, русских писателей? Да. У меня широкий размах в моих мечтах, ну так и что? Откуда мне всё это привиделось, теперь и не вспомню. Один хороший приятель показал мне фотографию деревни, где раньше жили его старики. И я сразу узнал это место. Это оно. То самое.

Многие мечтают о единственном месте на земле, где человек раньше был счастлив, что даёт им силы, успокаивает мятущуюся душу. Порой, возвращаясь в такие места, они испытывают грусть и разочарование. Мысль об идеалистическом отдыхе в деревне не была ни нова, ни свежа, но она запала мне в душу, и несколько дней я только этим и жил. Мерещилось мне, как буду я наслаждаться звенящей тишиной и, открыв окно, выглядывать из деревянного домика в сад, вид на реку будет ещё лучше, и побегут тогда мои мысли по бумаге…Ну, это я увлёкся. Конечно, в домике должно быть проведено электричество, иначе, куда я подключу ноутбук? Но всё остальное: солнце, утро, пение птиц и запах кофе, и прочее – должно быть настоящим.

В ясный солнечный день я совершил большую глупость, уступил своему желанию  и  отправился в эту глухомань поработать над книгой. Пыльный домик стоял на обочине. Нет. Неправда. Даже обочины не было. Луг, за ним полоса берёз на берегу реки, кусты, кусты и где-то среди них спрятался домик. Стоял он в стороне от других: лавочка, много травы. Как-то всё запущено. Зато ледяная вода из скважины, и когда распахнул окно, то вид был замечательный, казался близким и родным. Где-то там, внизу за кустарниками, пряталась река. За рекой, на крутом склоне, располагалась соседняя деревня, не близко и  не далеко. Так что не слышно голосов, не видно людей. Пришлось повозиться, налаживая быт. Но электричество было, хотя интернет и не подключался. Вот и всё. Сбылась мечта. Завтра поутру переделаю кучу дел.

Ни утро, ни полдень не принесли мне той ожидаемой радости творчества. Белый лист бумаги оставался белым, электронный лист так же не покрывался заветными знаками. Вот и «приплыл». Вдохновение, ау! Всё, за что ни принимался, не нравилось, не удавалось. Всё не то, и всё не так. Не придумал ничего лучше, как пройтись по округе.

Луг жил своей жизнью. И никого вокруг. Счастье. Я опустился на траву, скинул обувь и, вспоминая какой-то смешной детский мультфильм про художника, с удовольствием растянулся на ней. Жужжание, пчёл, гул шмеля. Вот думаю, сколько так я выдержу? Ведь в реальности поваляться в траве – это на любителя. Обязательно найдётся какой-нибудь жук-жучок, муравей-странник, что захотят погулять вдоль и поперёк по моему неподвижному телу. А тишина? Настоящая, звенящая? Даже на лугу слишком много тишины для городского человека.

Подремать не получилось. Я не торопясь сел и увидел где-то вдали картину, которой просто не могло быть. Нигде, никогда, ни с кем. Метрах в  двухстах от меня, медленно, по спирали верх, легко перебирая ногами по воздуху и слегка кружась, разведя руки в стороны, парила женщина. Нет, она не бежала, не шла по воздуху, она как-то возносилась вверх, не прикладывая к этому никаких усилий. Что сейчас надо сделать? Ущипнуть себя, закричать? Вскочить  и побежать поближе к  тому месту? Господи! Торнадо? Здесь? У нас? Этого не может быть!!! Но никаких предметов больше не летало. А женщина всё поднималась выше и выше. Этого просто не может быть. Не может быть. Мне стало нехорошо. Разумного объяснения нет. Женщина напоминала искусную пловчиху, парящую в толще воды: та же неторопливость, уверенность в движениях. Почему я не побежал и не стал размахивать руками? Просто действительно не верил своим глазам, от напряжения они стали слезиться. Это кошмар, это сигнал о болезни, галлюцинация. И я затаился в траве.

Через некоторое время женщина стала спускаться. Ниже. Ниже, вот она уже идёт по лугу в сторону деревни. Я же, стараясь не привлекать её внимания, пошел следом, держа дистанцию. Через некоторое время, побродивши вдоль улицы и пообщавшись в хлебной лавке, выяснил, что женщина из города, зовут её…Неужели так теперь важно, как её звали тогда? Пусть она будет Ладой, Ладушкой. Гуляет, собирает травы, отдыхает…

      Это в кинофильме можно отмотать плёнку назад, оживить умершего, увидеть будущее, жить в параллельных мирах за гранью разума. А где эти грани? Ясно было одно. Это не моя книга, не роман, Это сама жизнь поделена надвое, до и после. Успокоиться, остановиться и всё хорошенько обдумать. Все последние дни я только и был тем занят, что анализировал то, чего не было, то во что не верил разум. Не удивляют же нас птицы, самолёты, те явления, которым человек давно получил объяснение. Упросив соседа одолжить мне лодку, я стал часами просиживать на реке, изображая ловлю рыбы или запись путевых заметок натуралиста. Удочки, бинокль, блокнот с ручкой стали моими верными спутниками. Объявив соседу, что пишу книгу, я получил свободу действий. Место на реке было стратегически выгодным, я видел её окна, иногда она выходила во двор, спускалась на берег. Я кивал ей приветливо, она издалека улыбалась, загорала на полотенце или читала. Неторопливая и погруженная в себя. Я всё не мог придумать повод с ней заговорить. И что можно было сказать? Вы умеете летать? Обычно люди сторонятся странных вопросов, если не сказать боятся. Здесь ответ страшнее вопроса. Да, честно сказать, я и сам себе казался странным и болезненным в то лето. Издалека я рассматривал дом, в котором она жила, украдкой глядел на неё. Я боялся и ожидал чуда. Вот слово и нашлось. Всё увиденное было чудом. Постепенно я увлёкся ловлей рыбы, и у меня даже появился товарищ: рыжий полосатый, немного вислоухий котяра, который приблудился ко мне. Нет, не так. Это он выбрал меня в  товарищи, оценил способность к добыванию рыбы и частенько скрашивал моё одиночество. Сначала он поджидал меня на берегу, потом стал наведываться в дом. По вечерам, сытые и довольные жизнью, мы сидели с ним рядом на косогоре и любовались закатом. Кот сидел строгой пирамидкой, слегка раскачиваясь, иногда он начинал учащённо дышать, иногда замирал, вглядываясь вдаль. Медитировал?! Мы смотрели вместе в одну сторону, и я думал, интересно, он видит то же самое, что мерещится мне? А вот что он думает? Мечтает или наслаждается ещё одним замечательно прожитым днём?

      Несколько раз я  провожал Ладу на луг, держась вдалеке. Так мне казалось. Волнение моё прошло, волна равнодушия усыпляла мой разум, придя на место нездоровому возбуждению. Я посчитал нужным принять виденное мной за болезненный сон.

      Вечер был чудесный. Мы с котом затеяли ужин во дворе. Небольшой костёр давал свет и прекрасное ощущение беззаботного детства. Рядом – молчаливый приятель, который всем своим видом заранее одобрял мои действия в выборе и способе готовки мяса. Аккуратно переступая с лапки на лапку, он сел как можно выше, на скамейку, вытянул шею и замер, вдыхая чудесный теплый вечер, пропитанный запахом жарившегося мяса. Одному устраивать себе пикник не хотелось, а вот вдвоём с другом – да за милую душу. Всё больше темнело. На противоположной стороне реки, на холме, в домах стали зажигать свет. И вдруг всё встало в моей книге на свои места. Я понял неудачу сюжетной линии и как справиться с этой проблемой. Прекрасный пейзаж, общество хвостатого друга, мясо, вино…

Захотелось прогуляться. Прикрыв калитку, я не торопясь пошёл вниз, к реке. Добрый славный месяц, герой многочисленных сказок, на глазах становится ненастоящим, вульгарным, каким-то ненатурально оранжевым. Вытоптанная глиняная дорожка кое-где белела, и идти было легко. Я не успел достигнуть берега, как заметил невысоко над водой движение воздуха, тёмное пятно то пропадало на фоне почти чёрного неба, то проявлялось. Я знал, что увижу. Никаких лунных дорожек и «бегущих по волнам». Всё то же медленное и уверенное движение. Слегка перебирая ногами, вполоборота кружась, двигалась она. С левого берега на правый. Я присел в стороне, в траву, неподалёку от тропинки. Через несколько секунд она поравнялась со мной.

– Добрый вечер! – сказал я негромко, чтобы не спугнуть. И всё же она вздрогнула. Я быстро встал и назвал её по имени:

– Лада! Вот гуляю. Вечер прекрасный. Только уже очень темно. Вы как дорогу видите?

Она засмеялась и успокоилась, узнав меня:

– Еще не темно.

–  А у меня есть пара фонарей, может, пригодятся. Я взял на руки кота, и он сверкнул недовольно горящими глазами, стал вырываться из моих рук. Прости друг, что нарушил дистанцию. Мы пошли неторопливо вверх. Беседа была ни о чём. Я всё не решался задать ей этот несуразный вопрос: « Вы умеете летать? Как Вы это делаете?». На моё предложение прогуляться завтра по лугу она ответила отказом.

      Через день поутру она постучала в мою дверь очень аккуратно, но настойчиво… Семь утра…

–  У меня компьютер полетел, а с друзьями такая интересная беседа была, да вот сорвалось… Можете переустановить программу? У Вас ловит? Интернет? Я так понимаю, она не придерживалась условностей. Разбудить в такую рань по своим проблемам, а что скажут соседи, видя нас вдвоём так рано? Я всё же собрался, побрился и, захватив диски, поспешил к ней. Через некоторое время её проблемы были решены. За это я был вознаграждён завтраком в виде омлета и кофе. Кофе варила она невкусный. Книги, книги…Гессе, записи Стинга, мольбертик (как то язык не повернулся назвать его мольбертом), краски…

– Вы пишете? – спросил я её?

– Нет, – она улыбнулась, – рисую. На писание таланта маловато.

– А можно посмотреть? – попросил я.

Она кивнула головой и показала картину. Там было море, солнце и двое, парящие со сцепленными руками в небе. Тот же поворот головы, изгиб тела… Мужчина и женщина, лёгкие струящиеся плащи, руки, как крылья. Я просто смотрел ей в глаза. Трудно описать их цвет, какие-то жёлто-зелёные, а ободок тёмно-синего цвета. Таких глаз не бывает. Но восходящее солнце светило ей прямо в лицо, и я чётко видел их.

– Такое бывает? – спросил я, и повёл рукой в сторону картины?

– Возможно, – сказала она и улыбнулась замечательной, солнечной улыбкой. – Что такое возможность? Это реальность для некоторых.

– Избранных? – не удержался я от вопроса.

 Она опять качнула головой:

– Нет. Это возможность, которую все не могут использовать: не могут, не умеют, не хотят. А избранность – в этом есть что-то навязанное и от чего невозможно уклониться.

– В это я совершенно не могу верить, – я продолжал упорствовать.

– Почему?

– Почему люди не летают как птицы? – вот я даже что-то из классики вспомнил.

– Почему не можете верить? – она казалась невозмутимой.

– Потому что никому это не удавалось, – я лукавил и, думаю, она стала догадываться, что я кое-что видел.

– Неправда. Самолёты, парашюты, дельтапланы…Сто лет назад на полёты продавали билеты, как на спектакль. А теперь никого не удивляют даже полёты в космос. Так что изменилось? Наш мир или наше отношение к нему?

– Вы хотите сказать, что в принципе, каждый может летать. Вот так просто, раскинув руки?

– Конечно может. Правда не просто, а следуя движениям своего тела, души. Я слышала, есть люди, в принципе не умеющие плавать, не способные научиться. И проблема их не в теле, а в их сознании. Их разум мешает им плавать. Так и с полётами, – она была спокойна и, я бы даже сказал, отстранена от эмоций.

– Вы можете это показать?

Она улыбнулась:

– Зачем? Вы мне не верите.

– Верю, – я помолчал. Она не продолжала беседу.

– Я видел Вас.

Молчание было в ответ.

– Не хочется лгать. И слышать ложь в ответ.

Она смотрела на меня очень печально:

– Давайте не будем продолжать эту тему.

– Почему?

– Странности нашего бытия не делают нас счастливее. Извините. Вам пора. И она выпроводила меня.

Стояло замечательное лето. Тёплое, солнечное ягодно-запашистое. Говорили, что там за рекой, немного вниз по течению, есть отличные земляничные поляны. Почему бы не посмотреть на них? Не успел я подумать, как она пришла и предложила поездку за ягодой. Я сел на вёсла, и мы, не торопясь, двинулись в путь. У неё в руках была корзинка с едой, ведро для сбора ягод. Интересно, зачем я ей? Не хотела привлекать внимание или с грузом девушка не летает? Почему – то представил её с метлой. Вот таких красавиц и сжигали на кострах инквизиции. Стоп. Значит, правда. Раньше было «таких» много? Что изменилось? Удивительная женщина.

– О чём задумались? – поинтересовалась она.

– Да вот пишу книгу. Когда начинал, искал приёмы, стили – я ведь дилетант. После выпуска первой очень боялся, что не смогу написать ни строчки, всё размышлял, найду ли своего читателя. Вы вот как в детстве книги выбирали? По сюжету? А я открою, пролистаю, если диалогов много – беру.

– Дааа…

Это протянутое «да» было для неё таким далёким воспоминанием.

– А что изменилось сейчас? – уточнила она у меня.

– Вы меня как читателя спрашиваете или писателя? –  я усмехнулся.

– Мне кажется, это одно и то же. Как Вы можете писать то, что не принимаете? Или Вы хотите сказать, что любите одно, а делаете Вы совсем другое?

–Большинство зарабатывает деньги там, где может. Вот и я зарабатываю.

– И люди читают то, чем Вы зарабатываете на жизнь? – она продолжала всё сильнее нажимать на меня,

– Я не претендую на гениальность. Вот Вы сейчас так осуждающе на меня посмотрели. А Бах? Он – зарабатывал или творил? Вы! Хоть одну мою книгу читали?

– А как Ваша фамилия?

Я назвал.

– Нет. Не читала. А о чём Вы пишете?

– Я пишу криминальные романы.

Вот и всё. В её глазах я упал.

– Ну, не всем же заниматься философией, эзотерикой.

– Не всем, – помолчала она, – избранным. Вы угнетены тем, что понимаете свою заурядность.

Это было уже слишком.

– Заурядность. Заурядности популярными писателями не становятся.

– Вы не добавили «в известных кругах»! Ведь я Вас не знаю.

В ней была большая светлая гениальность, которая позволяла считать главным то, что думала она, а не кто-то ей чуждый. И никакого желания почитать мои произведения она не высказала. Женщина может оттолкнуть одним своим безразличием.

– А Вы знаете, что Достоевский писал свои произведения по принципу бульварного романа, поэтому он так понятен во всём мире, – спросил я у неё.

– Нда. Достоевский.

Мне очень хотелось уйти от этой темы. Я ведь пишу чтиво. То, что вы берёте с собой в дорогу и убиваете время. Сейчас 21 век. Нет времени на смакование слов, мыслей, чувств. Моя работа приносит мне неплохой доход.

Мы уже были на середине реки. Я молчал.

– Расскажите, как Вы начали писать? – сделала она шаг к примирению.

– Я не помню часа или дня, когда я начал писать. Это была возможность отвлечься от нелюбимой работы. Да-да. Я юрист. Заурядный. Много лет проводил большую часть времени или в суде, или изоляторе временного содержания, было ощущение, что я сам всё время нахожусь в изоляции от мира. И моя профессия стала мне нравиться всё меньше и меньше. В нашем деле приветствуется такой здоровый пофигизм: закрыл за собой дверь и всё забыл. А я не мог забывать. Стал записывать всё на бумаге, так и появилась первая книга.

– А Вам никогда не хотелось написать что-либо в другом жанре?

–  Хотелось. Именно этот материал и лежит недоработанный.

– А что пишете сейчас? Или заранее нельзя спрашивать?

– Я пишу о женщине, которой не было.

– Ну, хоть намекните сюжет.

– Хорошо. – Её заинтересованность подкупила меня:

– В больницу попал мужчина с черепно-мозговой травмой. Когда пришёл в себя стал расспрашивать о жене, о гражданской жене. Она всё не приходила и не приходила. Родные уверяли, что и жены у него никакой не было. Да и никакой постоянной женщины они рядом с ним не видели. А больной всё рассказывал и рассказывал о ней, мельчайшие подробности.

– А что с ней случилось? – сейчас Лада смотрела на меня как ребёнок, ожидающий продолжения сказки.

– А Вы верите, что она была? – Мне не захотелось разочаровывать её, и я тянул время.

– Конечно.

– Почему?

– Когда уходит память, остаётся вера.

– Вера. Ну, а Вы?

– Что – я?

– Когда Вы поняли, что умеете двигаться не как все, – я умышленно не назвал этого слова, –  летать.

– Мне много лет снится один и тот же сон, – произнося слова Лада смотрела куда-то вдаль, – как я лечу, а потом падаю, падаю резко вниз и ударяюсь о землю. Это было так реально, что я просыпалась и не могла заснуть. Я вздрагивала от удара о землю, тело болело. В детстве, как большинству девочек, мне так хотелось заниматься балетом. Но не удалось. В большом промышленном городе не было ни одной балетной студии. Так мечта и осталась мечтой. В старших классах, на каникулы меня отправили к родственникам на Чёрное море. С одной стороны город располагался на высоком каменистом берегу, а другая половина города спускалась вниз к тихой бухте и песчаным пляжам. В один из вечеров был удивительный закат. Всё небо было заполнено облаками и облачками. Они громоздились друг на друга, формируя воздушные горы, утёсы, небесные заводи. Они были желтыми, зелёными, темно– синими, почти чёрными. Пейзаж, раскинувшийся с высокого берега на море, был сказочно предсказуем. Похожие картины выступали фоном на работах Леонардо да Винчи. Никогда в жизни мне больше не довелось увидеть такой великолепной картины. Нереальность стала реальностью. Мне так захотелось окунуться в это море, и я быстро-быстро стала сбегать вниз по вырубленной в скале тропинке. Где-то на середине пути я подвернула ногу и, чтобы удержать равновесие и не свалиться в море, я резко развернулась, взмахнув руками, и как-то потянула в сторону спину – моё падение приостановилось. Я начала двигаться невысоко над тропинкой и так же легко опустилась вниз. Сделав несколько шагов по тропке и не веря себе, я опять приняла эту позу и уже смелее толкнула своё тело вверх. И вновь всё получилось. Остаток пути я пролетела, не касаясь земли ногами. Это было такой неправдой, что я не могла уснуть всю ночь. Мне и хотелось, и страшно было в это верить. Я научилась «ходить» – не как все.

– Вы… это можете всегда? – Это всё что я смог тогда сказать.

– Да.

Такое короткое простое слово.

– В любом пространстве?

Зачем я это у неё спрашивал, сам не знаю.

– Да. В воздушном… Чем выше, тем труднее дышать.

– Так не бывает. А земное притяжение?

Она смеялась. Просто и звонко.

– Я плохо знаю физику.

Мы пристали к берегу и углубились в березняк. Она с удовольствием собирала землянику. Я пристроился на траве и стал писать.

– А в воздухе Вы можете перекувыркнуться?

– Это может каждый. – Она притворялась непонимающей.

Я перестал писать и стал внимательно наблюдать за её движениями.

– Это также, как в плаванье. Просто тело входит в воздух, как в толщу воды и так движется. Некоторые не могут научиться плавать, нырять в глубину. А дело оказывается в первом нырке, когда ты просто подныриваешь под воду, как под одеяло. Эта удивительная женщина не умела объяснять движения словами…

Она исчезла в одну из ночей. Я как городской житель сплю плохо, с закрытыми окнами, прячусь от гнуса. Утром она не пришла. Я собрался на реку. Её не было видно. Зашёл в хлебную лавку, надеясь встретить её там. Женщины возбуждённо обсуждали последние новости. Искоса взглянули на меня и умолкли. Я вышел на  улицу. Какая-то пожилая женщина, попавшаяся мне навстречу, жадно оглядела меня и ещё долго буравила мне взглядом спину. Недоумение. Вот, пожалуй, то чувство, которое я испытал. Становилось всё жарче, и я поспешил к реке. Там было пустынно. Сел в лодку и уплыл на остров. Там замечательный песчаный берег, удобный подход для купания. С одной стороны острова есть брод, где несильное течение. В будний день там никого не бывает, и так здорово мне там пишется. Сюжет всё закручивался и закручивался. Я поздно вернулся домой. Ни записки, ни даже намёка, что она была. Только занялся нехитрым ужином, как на пороге возник нежданный гость. Он представился и попросил разрешения войти. Я сначала подумал, что он просит автограф. Но нет. У него было иное дело. Вопросы. Он хотел задать мне несколько вопросов:

– Вы знаете, что произошло сегодня ночью?

– Нет.

– И ничего не слышали?

– Нет. Я утром уплыл на остров и пробыл там до вечера. Работал.

Милиционер удивленно приподнял брови.

– Я писатель. Пишу новую книгу, – неужели он меня не узнал?

– А как Ваша фамилия?

Я назвался.

Он немного растерялся и стал бесцеремонно разглядывать меня. Огляделся в комнате, попросил предъявить документы. В его тоне появилась заинтересованность.

– Я читал ваше «Логово зверя» и «Ни за что не скажу».

– И?

– Понравилось. А Вы в милиции работали?

– Нет. Адвокатом.

– Ааа… протянул он так долго и разочарованно. У милиции к адвокатам давняя и особая нелюбовь.

Мне не терпелось узнать цель его визита.

– Сегодня ночью женщину убили.

– Какую?

– Ладу Дмитриевну.

Моё лицо выдало меня мгновенно.

– Вы её знали?

– Да. Немного

– Как давно?

– Мы познакомились здесь на отдыхе. Она писала этюды, а я книгу. Иногда вместе катались на лодке, отдыхали. Вот собственно и всё.

Эта ужасная новость была совершенно нереальной. Этого просто не могло быть. Заметив моё потрясение, участковый продолжал.

– Вы были с ней близки?

– Что? Нет!

– Нет? А в деревне судачат, что Вы глаз с неё не сводили, следили за домом, на реке крутились рядом. Да и она утрами от Вас выходила.

Я отрицал всё. Даже очевидные факты.

– Это ложь! Мы едва знакомы. Я всё оттягивал и оттягивал вопрос.

– А что с ней случилось?

– В неё стреляли.

– Что?! Это невозможно!

– Почему?

– Ну, в силу специфики моей работы я знаю, что большинство убийств это банальная бытовуха. А она снимала дом одна. Я даже не знаю, была ли у неё семья.

– Муж? Да, и муж, и дети были.

– Кто её?

– Один из дачников, выпалил из охотничьего ружья крупной дробью.

– Не может быть!

– Вот и мы пытаемся понять. Все кругом говорят, что она тихая была, спокойная, всё картинки рисовала, да книжки читала. Как она оказалась ночью на краю посёлка – непонятно.

– А что убийца говорит?

– Да с ним вообще всё сложно. Пьян, конечно, был. Задержали мы его, да толку мало. Говорит, что стрелял вверх в большую птицу, поверх кустов. А следы от выстрела у неё точно в грудь, с небольшого расстояния. Там её и нашли за оградой. Что она там ночью делала?

– Она долго жила?

– Нет. Ничего пояснить не успела, – милиционер был невозмутим.

– А муж? Как его нашли?

Участковый внимательно посмотрел на меня.

– По сотовому. Он первый в списке стоял.

– Что? Он что говорит?

– Вы сейчас как профессионал интересуетесь или с частной точки зрения?

– С обеих.

– Муж потрясён. Но вот сказать, что убит горем – не скажу. Вот и Вам сюжет для новой книги. Верно?

– Да. Спасибо.

– Ну, может всё же есть у Вас какие-нибудь версии. Что она там делала? Вы ведь с ней последние дни часто общались?

– Думаю, что она гуляла. Она была умным, талантливым человеком, но очень романтичным. Любила природу, обожала прогулки, особенно нравилось ей гулять у реки, наблюдать закат солнца. Она ведь много рисовала.

– Да. Я видел её наброски. Странные картины.

–  Это фэнтези.

– Думаю, что человек, который в неё стрелял, живёт в каком-нибудь домике на окраине.

– Да, Вы правы. Крайний дом от реки.

– Это ужасная случайность. Трагическая. – Больше мне нечего было сказать представителю власти.

В следующий раз я приехал в деревню поздней осенью. Так и не могу определиться, поздняя осень – это время года или состояние души? Какой-то большой обман природы: ведь солнце ещё ярко светит, такое приветливое и теплое, и в тоже время пустота. Пустота на этих широких речных просторах. На берегу желтая, пожухлая трава. Кое-где стоят редкие полевые цветы: ромашки, несколько тысячелистников. Что-то было не так на этом пустынном берегу. Запахи. От реки не пахло ничем. Ни запаха травы, ни тины. Где тот такой щемящий запах лета? Его не было. Стало не по себе. Спокойно. Всё хорошо. Это временная остановка природы. Нет. Не остановка, лёгкое затишье, засыпание. Мне плохо работалось. Может быть, это осень на меня так влияла? Ушло вдохновение. Глупость какая. Много лет подряд «вдохновение» начиналось одинаково. В будние дни с обеда до вечера, и улетучивалось на праздники. Я приехал туда, где оставалась память о ней, о той, которой не было. Больше не было.

Мне так хотелось найти что-то осязаемое, что со временем не потускнеет и не исчезнет за громадой дней, что позволит помнить об этой встрече до малейших деталей: как она смотрела, поворачивала голову, как взмахивала руками, расправляла плечи и парила, парила, просто парила над землёй, не замечая её тяготения. Так уж мы устроены. Нам мало знать, нам надо прикасаться всем телом: ладонями, глазами, душой… А у меня не осталось ничего. Потихоньку разговоры все стихли, а мне хотелось узнать больше. Ещё раз коснуться так мало изведанного мной. Я понимал, что она ничего не оставила мне. Просто не успела. Я так надеюсь. Мне не хотелось думать, что я даже не стал эпизодом в жизни этой удивительной женщины. Прикоснуться.

Я заглянул к участковому. Тот встретил меня доброжелательно.

– Хорошо, что заглянули. Я вот Вам хотел передать. Тут хозяйка в доме нашла какие-то листы. К делу они отношения не имеют, а вот Вам, наверное, будет интересно.

И он протянул мне сложенные вчетверо листы бумаги. Я посмотрел на него. Он был растерян. Значит, он прочитал? Я развернул листы. Вверху было написано название «Эссе о счастье». Я быстро попрощался и вышел на улицу. Неподалеку сел под дерево и стал читать.

«Мы столько говорим о счастье. Жаждем этого сказочного чувства, проводим исследования, подсчитываем: кто, сколько, когда испытывал эти волшебные минуты блаженства. И кажется, что это просто и сложно одновременно. Как Мефистофель, поджидающий сокровенные слова: «Остановись мгновенье! Ты прекрасно!» Но ведь говорим и ловим эти солнечные лучи счастья! Именно солнечные. Так как, когда ты счастлив, это чувство, как мощный прожектор, рассеивает сумрак, и человек светится изнутри, так певучий звучит светлячок, «цицинатела» по-грузински). Пока человек греется в лучах этого света, он особенно добр и внимателен к людям и творит, творит, не опуская рук. Как научиться жить и ловить эти счастливые мгновения? Да, мгновения. Именно здесь и сейчас я счастлив. Эти цветы, запахи, краски, близость дорогих и любимых людей. Даже когда они ворчат или ссорятся, и при этом они не теряют главное: любовь друг к другу. Так счастливы маленькие дети, которые весело болтают ногами, сидя на завалинке и распевая во все горло песню «О лете, солнце, улыбках…». Вот он, крик души, вот эта радость бытия. Когда можно петь хором: «Я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу…» И твоя мятущаяся душа успокаивается…»

Глядя на эти листы, я ощутил, что всё встало на свои места. Всё будет хорошо! Мне показалось, что я чувствую за спиной её присутствие, как тогда на земляничной поляне, когда она встала за моей спиной, крепко прижалась и своим телом показывала движения, которые должны научить меня летать: «Спину прямо, расправь плечи, толчок, вперёд и парить, парить над землёй…она поможет тебе, если правильно двигаться. Ну, смелее! Это же так просто. Как жить, дышать!»

Я вернулся домой и долго работал. Строчка ложилась за строчкой легко и свободно. Так, как будто она стояла за моей спиной. Работа над повестью «О женщине, которой не было» шла на едином дыхании. Я больше не боялся чистого листа. И мысли летели, летели так, что рука не успевала их записывать.

На следующее лето я снял виллу – большой старый белоснежный деревянный дом на песчаном побережье Средиземного моря. Почему-то именно там я чувствовал себя волшебно. Неподалёку дети играли в песках: песчаные замки, ракушки. Приблудившийся пёс пытался доставать из моря брошенные камни. И эта мирная картина за окном, только усиливала моё состояние счастья. Работалось мне замечательно. По утрам я плавал в тёплом пустынном море, а вечерами, растянувшись в шезлонге, смотрел на небо. Шум моря, звёзды и мигающие фонари пролетающих где-то высоко-высоко самолётов. Так высоко, что шум моря перебивал их гул. Я понимал: я счастлив, потому что умею «летать». Стоит мне взять ручку в руку и развернуть лист бумаги, как за моей спиной раскрываются упругие крылья счастья, и я буду писать, парить и приносить радость тем, кто будет читать мои произведения. Спасибо ей, женщине, которая была, и которой не было, той, что научила меня летать!