«Самолет загружен боеприпасами, медикаментами, продовольствием и праздничными подарками для брянских партизан,— вспоминал военный корреспондент Анатолий Сафронов.— Хорошо помню, что у меня в кармане шинели было два сухаря, через плечо – сумка от противогаза, в которой были полотенце и записная книжка и ещё всякая мелочь, а в памяти — мелодия и слова нашей песни…

Шумел сурово Брянский лес,
Спускались синие туманы,
И сосны слышали окрест,
 Как шли на немцев партизаны…
 
… Самолет взлетел, мы оказались в темном небе и пошли к линии фронта. Где-то внизу виднелись вспышки зениток. Сверху небо было чистое, над нами сверкали звезды. Вскоре увидели горящие костры… Мне нераз приходилось петь свои песни, но, пожалуй, такого волнения, как именно в эту ночь на 7 ноября 1942 года, я никогда не испытывал. Я ее спел один раз, меня попросили спеть ещё раз, потом— в третий раз. Меня обнимали…
И грозной ночью на врага,
На штаб немецкий налетели,
И пули звонко меж стволов
В дубравах брянских засвистели…

… В полдень товарищ Матвеев вручал ордена и медали отличившимся в боях с фашистскими оккупантами, я стоял в стороне, на поляне, и смотрел на этих людей, выстроившихся среди заметенных снегом сосен… «Служу Советскому Союзу!..»
… В этот день уже верхом на конях мы отправились дальше в один из отрядов, расположенных в глубине Брянского леса. И снова я пел эту песню…».
Песня поэта Анатолия Сафронова и композитора Сигизмунда Каца звучала в дни, когда Брянщина была оккупирована. Фашисты расстреливали и вешали людей, с особым ожесточением расправлялись с партизанскими семьями.
Партизаны пускали под откос вражеские эшелоны, взрывали мосты, уничтожая живую силу и технику.
Мои родители-телеграфисты ушли на фронт, мы с бабушкой отправлены были в эвакуацию.
Брянск был освобождён в сентябре 43-го. Не дожидаясь конца войны, мы вернулись в свой израненный город, весь в развалинах, с обугленными домами, с могилами немецких офицеров в Центральном парке. Пленным, проходившим колоннами по улицам города, подавали хлеб те, кто в полной мере познал все ужасы жизни в тылу.
В оккупированном Брянске пришлось оставаться тогда и моемуземляку, художнику Ивану Филичеву. Много лет спустя в его кемеровской мастерской увижу то, что осталось в моей памяти навсегда: багровое в темносинем — вспышки рвущихся бомб и снарядовв ночном окне, оклеенном газетными полосками.
Средняя часть картины-триптиха — пронзительный эпизод прощания. Словно солнечным лучом очерчены-слиты в единое целое мать и худенький, коротко остриженный сынок в большой, явно не по росту шинели.
В 41-м братишка, 16-летний Егор Филичев, уходил в партизаны. Маленького Ивана мать пыталась вывезти из города в телеге, запряжённой вместо конякоровой. В дороге начался обстрел, пришлось вернуться.
Иван рассказывал мне о танках среди спиленных немцами яблонь, об угрозе расстрела за кусок сыра, унесённый с крыльца сорокой, о хлебе с опилками. И о том, как отчаянно-смелая мать прятала на чердаке немецкого коммуниста, который унёс с поля боя и хранил под одеждой советское знамя.
В мастерской среди портретов металлургов, шахтеров, первопроходцев БАМа ещё одна картина военной темы— «У родной хаты».
Солдат вернулся с войны. Дома нет. Стоит на пепелище, сжимая автомат, подобный живому памятнику всей этой страшной тишине опустевшей деревни. За плечом отсвет-кровоподтёк на кирпичах обнажённой печи.
Народные художники СССР Алексей и Сергей Ткачевы говорят о своей картине «В партизанском краю»: «Мыпросто не имели права не написать… Она посвящена патриотам Брянщины»
Знакомясь с неизвестными мне фактами, я была благодарна В.Волохову, написавшему книгу о Брянске.
Но вот учебное пособие «Военная история России. 1916-й год» (издательство «Просвещение»). Нахожу главу о партизанском движении в тылу врага. Не забыты краснодонцы, белорусы, отряд Сидора Ковпака. И ни слова о брянских партизанах.
Трудно мириться с невежеством историков. И уж совсем невозможно привыкнуть к злобным искажениям событий Великой Отечественной.
Либералы упорно переосмысливают и фальсифицируют нашу историю. Не было для них и 28-ми героев-панфиловцев, и подвиг Зои Космодемьянской—«клиника», и Ленинград следовало сдать фашистам, и тогда не было бы блокады.
«Дегероизация — хлеб всей перестройки,—откликнулся на эти кощунства писатель Александр Проханов. — Победа—это наш кислород, надо его отравить»

II

После гибели Советского Союза в 1991 году на гайдаровском форуме был установлен ритуал: входящие в зал делегаты вытирали ноги о расстеленное под порогом полотнище красного флага.
О врагах и предателях советской цивилизации историк Кара-Мурза писал: «Они изучали Советский строй, как убийца изучает будущую жертву».
Философ Александр Зиновьев делился мыслями о России 90-х годов: «… Я 21 год жил на Западе в состоянии душевной депрессии. Разрушили Советскую систему, которая была ещё жизнеспособной. Её ударили в самые уязвимые места — как извне, так и изнутри силами «пятой колонны». Сейчас страна находится в идеологическом хаосе… Нужно воспитание молодежи. Нужно понимание ситуации— беспощадное понимание…»
Пострадавший в годы репрессий, участник Великой Отечественной войны, Александр Зиновьев эмигрировал в Европу и всё же вернулся на Родину.
В 1999 году он читал лекции студентам МГУ.Рассказывал о разгуле русофобии в Европе и США, о том, как, постепенно представители элиты постсоветской России включаются в мировую сверхэлиту и становятся «пятой колонной»Запада. И о том, что буржуазная идеология оказалась мощнее социалистической, потому что «рассчитана на самые низкие инстинкты, на потребительство». Он считал, что «должны созреть новые силы для сопротивления западнистской линии развития».
Но согласны ли с ним философы-современники?

III

Николай Бердяев подчеркивал: социализм—альтернатива западному индивидуализму. Советское государство он называл «образованием нового, механического коллектива».
Мог бы поспорить с ним историк и философ Сергей Кара-Мурза. Он убеждён, что нельзя забывать о традициях русской деревенской общины: «По сути крестьянского мировоззрения и крестьянских представлений о хозяйстве родился Советский проект… Следует искать выход не на пути разделения и конкуренции, а на пути соглашения и братства…»
Николай Бердяев был уверен: в результате советской муштровки «человек стал бескрылым».
Вот взгляд Сергея Кара-Мурзы: «Советский период в течение десятилетий был временем большого подъёма физических и духовных сил народа, огромным рывком в развитии…»И с ним согласен философ-эмигрант Георгий Федотов. Он знал о трагедии репрессий в 30-е годы, но знал и о том, что «героический быт имеет своей территорией вузы, студии, учебные мастерские молодежи» Восхищался советскими инженерами и учёными, образованной молодёжью заводов, фабрик, сёл, «бесстрашием русских летчиков и полярных исследователей, музыкантами и спортсменами Советского союза. Когда глядишь на них, не страшно за Россию. Мы готовы верить в ее будущее…»

IV

Дано домашнее задание правнуку: изобразить на листе бумаги родословную. Помогая ему, уже не впервой ощущала бессилие проникнуть в глубину семейного корня.
Когда-то отец рассказывал: наши брянские крестьянские предки, будучи отпущены на оброк, трудились на лесозаготовках, земельных и строительных работах.
Известно, что при Петре I крестьяне из брянских уездов участвовали в строительстве судов для военной флотилии. Кто-то был на воинской службе. Но где? Среди ополченцев в 1812 году? На поле Куликовом?
У Брянска великое прошлое.
Родом из наших мест и «Боян бо вещий», тот, что из «Слова о полку Игореве», и легендарный Алексей Пересвет, воин-монах, чей памятник возвышается над городом.
В канун Полтавской битвы побывал у нас Петр I.
С 988 года, когда князь Владимир «начал строити городы на Десне», кто только не пытался прибрать к рукам сторожевой пункт! Хазары, татаро-монголы, литовцы, поляки. Желая овладеть Брянском, Лжедмитрий подходил к городу с отрядами польских шляхтичей.
Вряд ли нынешние украинцы знают, что в брянских лесах укрывались от поляков их предки.
Не знала и я, изучая в Ленинградском университете украинскую мову, что после так называемой «революции достоинства» на Украине будут с ненавистью убивать русскоязычных, что исчезнут книги русских классиков, но появится книга Йозефа Геббельса.
Вспомним слова этого фашистского идеолога: «Для уничтожения нации надо уничтожить её культурные ценности—традиции, язык, знания истории, культуры.»
Бессмысленное, самоубийственное отречение от славянских корней! Стремление в толерантную Европу, где процветают однополые браки, где педофилия признается одной из сексуальных ориентаций, а фашизм считается всего лишь «грубым нигилизмом»…
Поистине «пойди туда, не знаю куда…»

V

Если соглашаться со словами Сергея Кара-Мурзы, что главная проблема — «сохранение нашего культурного генотипа», то становится понятным почему с 90-х параллельно с уничтожением советского социализма, основанного на общинных традициях, стиралась и стирается как таковая с лица земли русская деревня. Закрываются сельские школы, магазины, медпункты. Исчезают пути сообщения с городом.
Так случилось с кузбасской Ивановкой и с другими правобережными сёлами на Томи в связи с продажей последнего катера и переводом речного причала, существовавшего десятилетиями, на коммерческую основу.
Считая, что наша главная опасность—технический путь цивилизации, Николай Бердаев прав: «Человекпривык жить в органической связи с землёй, с растениями и животными… Техника отрывает человека от земли…»
Он прав. Но правы и учёные: внутренне природе присуща математика. Из глубины веков слышен голос Пифагора: «Вещи суть числа».
И как не знать, что пропорции в изобразительном искусстве и архитектуре основаны на законе «золотого сечения», а в ритмах поэзии, в музыкальных созвучиях, да и в самих движениях атомов и планет всё та же «жизнь чисел».



VI.

Известно, что, вызывая чудовищные мутации, учёные вмешиваются в геном человека.
Оптимизм все же поддерживает вера в иммунитет генетической природы, в её историческую, культурную, родословную память.
Вот созданные в Ивановке полотна народного художника России Виктора Зевакина. Кто бы знал, как это в нём, родившемсяи выраставшем в индустриальном Кузбассе, а главное—на каком таинственном уровне—воплощалась в декоративную пластику живописи образная дорожка материнского кружевного рукоделия…
Избы с их геранью на окнах и бабушкиными лоскутными ковриками, искусно вплетённые в таёжные мотивы рябин, бёрёз, тополей и кедров, породнились в творчестве художника с узорочьем старинных домов провинциального Мариинска. И перед нами некий символ России.
Об этом говорят названия работ: «Мои сказки», «Мои кружева», «Сибирский иконостас».

VII

Путешествие во времени вело меня к славянскому племени вятичей — охотников, рыболовов, земледельцев. Названы они в честь родоначальника по имени Вятко. А город, возникший в гуще лесов, назывался тогда Дебрянеск.
В желании как можно больше узнать о своих предках я далеко не одинока.
Годы идут, а внуки-правнуки не перестают разыскивать могилы и архивные документы погибших и пропавших без вести в Великой Отечественной. Мы храним фотоснимки и военные награды ушедших из жизни фронтовиков. А главное — наша память.
И пишет в своём школьном сочинении, опубликованном в «Литературной газете», мальчик по имени Сашок: «Здравствуй, дорогой прадедушка. В июле 41-го ты ушёл на фронт. А в декабре тебя не стало. Поэтому многих событий ты не знаешь. Я тебе расскажу.
Войну мы выиграли, значит и ты победил. А победители всегда возвращаются»...