Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Паломничество в страну Севера

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

В первые годы «соловецкого сидения» царские стрельцы действовали не очень активно. Всё изменилось, когда в 1674 году командиром стрельцов был поставлен стольник И. А. Мещеринов, получивший более жёсткие инструкции.

Взять монастырь стрельцам удалось благодаря перебежчику, указавшему тайный ход в стене, 23 января 1676 года — за несколько дней до смерти царя Алексея Михайловича.

После этого начались аресты и десятки казней. По старообрядческому преданию, Мещеринов сам допрашивал «сидельцев» и руководил пытками, а осуждённых на смерть по его приказу подвешивали на железных крюках, топили в проруби и оставляли умирать раздетыми на морозе. Мужество, с которым многие из них шли на смерть, свидетельствует о необычайной твёрдости их убеждений.

В эту зиму обитель опустела — впервые за два с лишним столетия. Оставшихся в живых весной разослали по дальним острогам. Новая соловецкая братия была собрана из разных русских монастырей.

События 1668-1676 годов нанесли островному монастырю страшный урон. Хотя обители было возвращено конфискованное во время восстания имущество, монастырское хозяйство пришло в сильное расстройство. Длительное время оно не могло выйти из этого положения, а цветущего состояния прежних времён уже никогда не достигло.

Ослабла и цепь духовного преемства, соединявшая соловецких насельников с основателями монастыря. Киновийный уклад жизни — главная заповедь преподобного Зосимы — постепенно стал разъедаться отдельными послаблениями. Изменилось и отношение к монастырю у жителей некоторых северных деревень — тех, где нашли приют старообрядцы.

В результате всех этих перемен влияние Соловецкого монастыря на Поморье начало постепенно уменьшаться. Но тому способствовали и иные причины.

В XVIII веке Пётр I и его преемники проводили по отношению к монастырям ограничительную политику. Отшельничество и «скитки пустынные» были теперь запрещены. По новым правилам, настоятели монастырей не могли даже сами решать, достоин ли человек принять монашеский постриг, и обязаны были вести по этому поводу длительную переписку с начальством. Пётр ограничил круг возможных претендентов в монахи и в какой-то момент попытался оставить это право только за военными, отправленными в отставку из-за старости или увечья. По указу императрицы Анны нарушителей подобных указов расстригали и подвергали телесному наказанию, а настоятель, совершивший незаконный постриг, осуждался на пожизненную ссылку.

Лишь через полтора десятилетия после смерти Петра ограничения такого рода были частично сняты.

В начале царствования Екатерины II происходит секуляризация церковных владений. В 1764 году государство конфисковало земли и хозяйственные заведения Церкви; взамен этого обители получали от государства «содержание». Соловецкий монастырь лишился своих материковых вотчин, что привело к новому кризису в монастырском хозяйстве и в хозяйственной жизни теперь уже бывших «соловецких» крестьян, лишившихся монастырского покровительства. Но с другой стороны, избавившись от управления чисто мирскими делами подведомных селений, монастырь приобрёл определённую нравственную выгоду: его жизнь получила вид, более сообразный с целью монашества.

В последние десятилетия XVIII века в среде русского монашества началось постепенное возрождение древних аскетических традиций.

Во второй половине XIX века монастырь вновь начинает оказывать влияние на другие обители Севера. Так, его постриженики принимали деятельное участие в возобновлении нескольких монастырей, закрытых ещё в XVIII веке, — Стефано-Ульяновского, Кожеозерского и Трифоно-Печенгского.

Привычка к телесному труду помогла соловецкой братии после секуляризации 1764 года сравнительно быстро перестроить монастырскую экономику. За несколько десятилетий на островах архипелага было создано множество новых производств и «служб», обеспечивавших монастырь самым необходимым и достигших своего наибольшего развития к началу XX века.

В это время монастырь обладал налаженным сельским хозяйством с фермой, конюшнями, пастбищами, сенокосами, огородами, теплицами и даже ботаническим садом. В соловецких «тонях» (прибрежных становищах) ловили рыбу и охотились на морского зверя, а монастырские суда отправлялись на промысел в другие районы моря, достигая Мурмана. Обитель занималась судостроением, сама ремонтировала и обслуживала свой флот, используя для этого водоналивной док, заложенный ещё в конце XVIII века. В 60-е годы XIX века на Соловках появились собственные пароходы для перевозки паломников. Действовали при монастыре и разнообразные производства — свечное, гончарное, кирпичное, лесопильное, кузнечное, каменотёсное, кожевенное, смолокуренное, салотопенное, а также имелись мастерские — иконописная, кресторезная, переплётная, серебряных дел, литейная, слесарная, малярная, столярная, корзинная, бондарная, санная, колёсная, сетная, сапожная, портняжная и др. Монастырь много строил из камня и дерева. Кроме того, между озёрами Большого Соловецкого острова были проложены судоходные каналы, а незадолго до революции у стен обители появилась гидростанция.

В 1897 году монастырю был передан необитаемый Кондостров в Онежской губе Белого моря, и там в течение нескольких лет тоже образовалось островное хозяйство. В 1908 году на Кондострове был освящён большой деревянный храм во имя святителя Николая Мирликийского.

В монастырской экономике были заняты как сами монашествующие, так и приезжавшие на Соловки миряне. Причём наёмные работники составляли среди них меньшинство. Преобладали трудники, захотевшие поработать безденежно.

Обычно трудничество становилось исполнением обета, данного в тяжёлую минуту. Бедные крестьянские семьи могли отправить подростка в монастырь трудником и просто «на пропитание» — чтобы хотя бы на время снять с себя заботы о нём. Трудник жил на Соловках год, но мог оставаться и дольше. Монастырь давал ему кров, одевал, кормил, разрешал пользоваться библиотекой.

Специально для трудников монастырь создал несколько ремесленных школ (включая живописную школу). А для мальчиков-трудников — ещё и особое детское училище, открытое в 1859 году. В нём преподавались церковные дисциплины и основы наук.

В XIX– начале XX века на Соловки приезжали и тысячи паломников, причём приток их постоянно возрастал. Особенно увеличился он после того, как в 1854 году английские военные корабли попытались силой захватить соловецкую крепость (тогда уже давно разоружённую), но потерпели неудачу.

Посещение островов паломниками было возможно только в тёплое время года, но и за эти месяцы они успевали ощутимо поддержать монастырь своими пожертвованиями. Среди паломников преобладали жители северных деревень, которые порой проходили значительные расстояния пешком, прежде чем достигали Архангельска, Онеги или Кеми, откуда можно было добраться до Соловков морем. Братия также состояла по преимуществу из вчерашних крестьян. В последний период своего существования Соловецкий монастырь был, как говорили сами монахи, «крестьянским царством».

При монастыре действовало Братское богословское училище, в 1913 году ставшее семинарией.

Новая власть. – Тайный монастырь. – Чудеса мужества.

В 1920 году в Архангельске установилась советская власть. На Соловки прибыла комиссия губревкома, приступившая к изъятию монастырских ценностей, запасов продовольствия и прочего имущества. Настоятель монастыря архимандрит Вениамин (Кононов) и иеромонах Никифор (Кучин) были арестованы по обвинению в хранении оружия и сокрытии ценностей.

После официального закрытия монастыря часть братии ушла на материк, но несколько десятков монахов и послушников не захотели бросить святое место. Устроившись вольнонаёмными работниками в различные организации, созданные новой властью на Соловках, они продолжали вести монашескую жизнь, собирались для общей молитвы и даже принимали в свою среду новых братьев, совершая над ними постриг. Этот тайный монастырь существовал ещё около десяти лет, не исчезнув до конца и тогда, когда архипелаг был окончательно передан в ведение ОГПУ. Лишь в начале 1930-х годов его последних насельников выслали с Соловков. История Соловецкого монастыря остановилась через пятьсот лет после его основания.

Ближайшим наследником монастыря после его упразднения в 1920 году стал совхоз.

В 1923 году на архипелаге обосновался Соловецкий лагерь принудительных работ особого назначения. В первые годы режим был сравнительно либеральным, но уже к концу 20-х годов началось ужесточение. В 1933 году СЛОН был преобразован в Соловецкое специальное (штрафное) отделение Беломорско-Балтийского комбината, а в 1937 году — в Соловецкую тюрьму Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. В 1939 году из-за начавшейся советско-финской войны (1939‒1940) тюрьма была спешно выведена с Соловков.

Попав за мнимое преступление на Соловки — в среду уголовников, под жестокую власть лагерного начальства, — немало людей ломалось. Но зато другие показывали чудеса мужества. Находясь в заключении, они были готовы страдать за свою веру до смерти, жертвовали собою ради сокамерников, продолжали заниматься научным или художественным творчеством.

Поражают воспоминания людей, сидевших на Соловках. Всего не перечислить, но, наверное, одно из самых сильных свидетельств, рисующих внутренний облик и состояние некоторых заключённых, находится в Воспоминаниях Д. С. Лихачёва.

«Под нарами жили “вшивки” — подростки, проигравшие с себя всю одежду. Они переходили на “нелегальное положение” — не выходили на поверки, не получали еды, жили под нарами, чтобы их голыми не выгоняли на мороз, на физическую работу. Об их существовании знали. Просто вымаривали, не давая им ни пайков хлеба, ни супа, ни каши. Жили они на подачки. Жили, пока жили! А потом мёртвыми их выносили, складывали в ящик и везли на кладбище.

Это были безвестные беспризорники, которых часто наказывали за бродяжничество, за мелкое воровство. Сколько их было в России! Дети, лишившиеся родителей, — убитых, умерших с голоду, изгнанных за границу с Белой армией, эмигрировавших. Помню мальчика, утверждавшего, что он сын философа Церетели. На воле спали они в асфальтовых котлах, путешествовали в поисках тепла и фруктов по России в ящиках под пассажирскими вагонами или в пустых товарных. Нюхали они кокаин, завезенный во время революции из Германии, нюхару, анашу. У многих перегорели носовые перегородки. Мне было так жалко этих “вшивок”, что я ходил, как пьяный — пьяный от сострадания. Это было уже во мне не чувство, а что-то вроде болезни. И я так благодарен судьбе, что через полгода смог некоторым из них помочь» (Курсив в цитатах здесь и далее мой — А. З).

Последние предложения трогают до слёз. Наверное, каждому в какой-то мере знакомо это чувство — не унижающей жалости, а сопричастности, подлинного сострадания и любви к человеку; желание оберечь и поддержать, доходящее до состояния, когда забываешь о себе. Но ведь здесь дело происходило в непостижимо жестоких, ужасных условиях, в которых, кажется, можно очень быстро лишиться человеческого облика. И вот в этих-то условиях человек думал не о том, как самому выжить, а о том, как помочь другим.

Возникают ассоциации с цитатами из чеховских рассказов, которые приводит Чуковский в своём очерке.

Первая — слова пастуха Луки Бедного из рассказа «Свирель»:

«Жалко!.. И, Боже, как жалко! Оно, конечно, Божья воля, не нами мир сотворен, а все-таки, братушка, жалко. Ежели одно дерево высохнет или, скажем, одна корова падет, и то жалость берет, а каково, добрый человек, глядеть, коли весь мир идет прахом? Сколько добра, господи Иисусе!.. И всему этому пропадать надо!..»

И слова другого пастуха, из рассказа «Счастье»:

«Так и пропадает добро задаром, без всякой пользы, как полова или овечий помет! А ведь счастья много, так много, парень, что его на всю бы округу хватило, да не видит его ни одна душа!».

Среди соловецких заключённых было большое количество верующих разных конфессий. Только из епископата РПЦ здесь в разное время отбывали наказание десятки человек.

Сложившийся на Соловках «собор соловецких епископов» превратился в авторитетный орган церкви. Весной 1926 года епископы выступили со знаменитой «Памятной запиской» — обращением, которое помогло тогда избежать нового церковного раскола.

Вопреки запретам, соловецкие епископы и священники совершали тайные службы, крестили новообратившихся, напутствовали умирающих и приговорённых к смерти. Д. С. Лихачёв упоминает священника Николая Пискановского, который пользовался уважением всех начальников острова и помогал заключённым. А Б. Ширяев в книге «Неугасимая лампада» пишет об «Утешительном попе», отце Никодиме, в штрафном изоляторе на Секирной горе по ночам рассказывавшем «священные сказки» (они представляли собою вольный пересказ Библии и Евангелия; особенным успехом пользовалась притча о Блудном сыне). Он приводит слова одного из немногих, кому удалось вырваться из этого изолятора:

«Зимой Секирная церковь, где живут штрафные, не отапливается. Верхняя одежда и одеяла отобраны. Так мы такой способ изобрели: спать штабелями, как баланы кладут. Ложатся четыре человека вряд, бок на бок. На них — четыре поперёк, а на тех ещё четыре, снова накрест. Сверху весь штабель имеющимся в наличии барахлом укрывают. Внутри надышат, и тепло. Редко кто замёрзнет, если упаковка тщательная. Укладывались же мы прямо после вечерней поверки. Заснуть, конечно, не можем сразу. Вот и слушаем “священные сказки” Утешительного попа… и на душе светлеет…».

Примеры духовной твёрдости показывали и простые заключённые.

В музее на Соловках среди предметов, сделанных ими, сохранилась, например, самодельная икона — хранимая, возможно, с риском для жизни.

Ширяев же описывает случай, когда на первый день Рождества в одном из лесных бараков (в нём жило человек двадцать) решили отслужить обедню затемно, до подъёма, пока дверей ещё не отпирали. Но припозднились и были пойманы охраной. Трое из них (два казака, которые пели, и отец Никодим) не прервали службы и за это пошли на Секирку, остальные успели разбежаться по нарам.

Значительная часть этих людей так и не дожила до выхода на свободу.

Выжившие узники в своих воспоминаниях нередко свидетельствуют, что среди верующих было немало тех, кто воспринимал заключение на Соловках как знак особой милости. Ю. И. Чирков, попавший туда пятнадцатилетним подростком, рассказывает, как однажды хотел утешить плачущего старика-священника, но оказалось, что тот плакал «от радости, что умрёт не в какой-нибудь тайге, а на земле, Зосимой и Савватием освящённой».

Лихачёв в похожем ключе говорит о своём первом впечатлении от Соловков:

«Нас, живых, повели в баню № 2. В холодной бане заставили раздеться и одежду увезли в дезинфекцию. Попробовали воду — только холодная. Примерно через час появилась и горячая. Чтобы согреться, я стал беспрерывно поливать себя горячей водой. Наконец, вернули одежду, пропахшую серой. Оделись. Повели к Никольским воротам. В воротах я снял студенческую фуражку, с которой не расставался, перекрестился. До того я никогда не видел настоящего русского монастыря. И воспринял Соловки, Кремль не как новую тюрьму, а как святое место».

После ухода НКВД архипелаг перешёл в руки военных — Учебного отряда Северного флота, размещавшегося здесь до 1957 года. В 1942-1945 годах на базе отряда действовала знаменитая Соловецкая школа юнг. Подростков, многие из которых потеряли на войне родителей, здесь обучали морским специальностям, после чего они уходили на фронт, пополняя экипажи боевых кораблей. Некоторые из них геройски погибли.

Соловецкие экскурсоводы рассказывают о строгости воспитания и выучке юнг; о том, какую закалку они приобретали на островах (например, они сами должны были добывать себе пропитание). Описывают и радостную встречу бывших юнг, которая произошла уже в конце XX века.

При Учебном отряде монастырские здания продолжали ветшать и разрушаться. Лишь в 1960-е годы реставраторы под руководством О.Д. Савицкой приступили к восстановлению архитектурного ансамбля Соловецкого монастыря.

В 1967 году на Соловках возник музей, и туда вновь начали приезжать люди с материка.

В 1989 году по инициативе некоторых соловчан на острове была создана православная община, а в 1990 году Священный Синод РПЦ принял решение о воссоздании Соловецкого монастыря. Ныне монастырь имеет статус ставропигиального.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.