Земля всегда рядом

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Заповедная Сибирь

Автор: Евгений Мельников

Просмотров: 5344

2010 год, Выпуск № 6

Вахта шестая
00.00 – 4.00, 26 августа

Баренцево море
Гашев сказал:

– Ты смотри на картушку. Куда повернется, туда и крути, поворот – одно деление. Много не надо. Гулять не будет.

– Ладно, – пообещал я. – Постараюсь.

Я осваиваю штурвал. Шкала гирокомпаса зеленовато светится в темноте. Старательно подгоняю риску к цифре 172. Это наш курс.

Мое «морское» житье подходит к концу. Через сутки мы придем в Мурманск. Я – самолетом в Москву, а «Поволжье» – в Гент, с лесом, который так долго грузили в Игарке.

В рубке мы вдвоем с Гашевым. Кирилл в штурманской «определяется». Сегодня он расстроился – с отпуском ничего не вышло. Пришла радиограмма из пароходства. Отпустили Сан Саныча – второго механика, многих ребят, а Кириллу нет замены, отпуск отдаляется на срок весьма неопределенный.

Кирилл кончил работу с радиопеленгом, стоит и смотрит, как нос «Поволжья» вздымается вверх, загораживая чернильно-синее небо.

Потом также плавно нос опускается вниз, поднимая вдоль бортов белые фонтаны брызг. Качает вторые сутки. Очевидно, здесь или где-то близко был сильный шторм, а это остаточная волна. Гашев говорит, что это самая неприятная качка. Но пострадавший только один – дневальный Женя. На меня, к счастью, качка пока не действует.

Вахтенные матросы меняются на штурвале каждый час. Стоять час на ногах – не самое лучшее занятие.

– Послушай, – обращаюсь к Кириллу, – почему бы вам табуретку какую-нибудь не приспособить? Устают ведь парни!

– Разговорчики на штурвале! – буркнул Кирилл.

Гашев подмигнул мне и тихонько выпихивает из-за штурвала. Подхожу к тахометру. Стрелка подрагивает у цифры 100. Двенадцать миль в час. Это я уже знаю без подсказок.

– Иван Акимович в ярость бы пришел от твоих вопросов, – вдруг говорит Кирилл. – И вообще, ты бы при нем здесь не болтался.

Я спросил, нужно ли понимать это как намек.

– Ладно уж, стой! Только не ври там потом. Будешь писать: мужественные, сильные, замкнутые…

– Ну, как же, милый, я могу писать о тебе «мужественный», когда ты больше напоминаешь вагоновожатого – гудки даешь.

– … Серо-свинцовые волны мрачными валами захлестывали ют, – не обращая внимания на мои слова, продолжает Кирилл. – Не повезло тебе – пробоин нет, штормов тоже нет. А разве это качка? Зря ты с нами связался. Ведь мы как извозчики: погрузим – отвезем. Ну, что ты там напишешь?

– Вот так все и напишу. Что извозчики, и что пробоин не было, – говорю я.

– Кому это надо? Раз Арктика – значит, лед, медведи, атомоход «Ленин». Ты хоть его видел?

– И его не видал.

– Ну, вот! Раз моряки – значит, шторм, SOS и прочая экзотика. Я понимаю, конечно. Ну, что вот про Гашева напишешь, когда он только и делает, что штурвал крутит да переборки с боцманом красит. Так сказать, трудовые будни.

– Я еще лекции организовываю, – обижается Гашев.

– Во! – говорит Кирилл. – Ударник коммунистического труда плюс работа. Пиши!

– Ты думаешь, только на берегу бригады комтруда бывают? Только автобусы и трамваи бывают комсомольско-молодежными? А мы тоже комсомольско-молодежный экипаж! А что? План грузоперевозок выполняем, и перевыполняем! Ну, конечно, сокращаем, экономим, повышаем, добиваемся...

– Может, закончим, – предлагаю я. – Ты лучше расскажи, как по Пикадили гулял, или в Марселе мартини пил. Козакова ему не хватает, – вспоминаю игарский разговор.

– А, – машет рукой Кирилл. Походишь три-четыре года, надоедят тебе и мартини, и марсели.

Мое сухопутное представление о морях было весьма примитивным. Этакие романтики и флибустьеры совершают свои рисковые, лихие переходы между Одессой и Сингапуром или, скажем, Богемскими острова-ми, а попутно совершают геройские поступки в суровых морских условиях. Я думал так, или что-то в этом роде, и уж, конечно, каждый морской бродяга на вопрос «почему вы стали моряком?» должен был встать в соответствующую позу и хриплым, простуженным голосом произнести:

Кто увидел дым голубоватый,
Поднимающийся над водой,
Тот пойдет дорогою проклятой,
Звонкою дорогою морской…

Романтики и флибустьеры выполняли план грузоперевозок. Для них не существовало звонких названий – Ливерпуль, Лос-Анджелес, Гент, Коломбо. Работники пароходства, как учителя арифметики, задавали задачки: перевезти из пункта А в пункт Б груз…

А груз? Боже ты мой! Ледоколы прокладывали путь во льдах, впередсмотрящий внимательно вглядывался в туман, капитан не покидал рубки для того, чтобы дудинские и игарские коровки и лошадки вкусно хрупали сеном, скошенным где-то в Рязанской или Вологодской областях. И это морская романтика! Впрочем, игарские и дудинские дети, пока еще и не имеют представления ни о какой романтике, с удовольствием пьют круглый год свежее молоко. И благодарны дядям-морякам за то, что они возят по Арктике в Заполярье сено и кирпич для уютных благоустроенных домов, и лес, и многое другое. Благодарны до тех пор, пока не выучат азбуку и не прочитают всех морских авторов – от Киплинга и Стивенсона до Виталия Коржева к Юрия Гаврилова, и – начнут напевать флибустьерскую песенку Павла Когана.

Справедливости ради надо все-таки сказать, что выполнение плана грузоперевозок – не всегда приятные морские прогулки из пункта А в пункт Б. Океанам и морям и всеобщему морскому председателю Нептуну в высшей мере наплевать, что ты там везешь и куда везешь. Старику наплевать на грузы и планы. Старик резвится, штормит, а иногда, пересмотрев резервы своего водяного ведомства, организованно проводит тайфун. А грузы-то надо доставить. И их доставляют. Почти всегда вовремя.

Мои размышления прервал Гашев. Он зашел в штурманскую и зовет:

– Женя, смотри, как стоял!

Мы смотрим на курсограф. На ленте самописец зафиксировал каждое изменение направления «Поволжья».

– Вот, – говорит Гашев, – у тебя даже лучше, чем у Васи.

Смотрю на зигзагообразную линию и, сознаюсь, – мне приятно, что у меня лучше, чем у Васи!

– Кирилл, – спрашиваю я, – когда капитаном станешь, возьмешь меня в матросы? Штурвал освоил, качки не боюсь – вестибулярный аппарат в порядке.

– Ладно, – отвечает Кирилл. – Возьму, если вопросы задавать не будешь.

Игарка, Игарка…
«Поволжье» медленно, как на параде, проходит мимо судов, стоящих на погрузочном рейде.

Корабли прощаются, как люди. Большие люди. Три длинных гудка. «Поволжье» прощается с каждым кораблем, и корабли отвечают по-разному, словно люди. Большие и разные.

Протяжные и мелодичные гудки «кубинцев» – «Александровска» и «Сретинска». Счастливого плавания!

– Спасибо!

Хрипло, по-моряцки, гудит норвежец.

– Спасибо!

Немец «Полюкс».

– Спасибо!

Густо, не по-женски, посылает гудки панамская «Тереза».

– Спасибо!

1 - АШМО – Архангельская школа морского обучения.

2 - «Машина» – машинное отделение.

г. Новосибирск