Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Материалы

Зазимок

Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Златые горы

Село Солдаткино...
Предгорье...
Бор мрачноватый даже днем.
Тесно старинное подворье —
Река почти что под окном.
В избе тепло, уютно, чисто,
А не какой-нибудь содом.
Сидим у деда Феоктиста,
Беседу ладную ведем.
Он крепко жизнью терт и пуган,
Лицо известное окрест:
С той мировой еще Пичугин
Принес Георгиевский крест.
Награда, с нонешними рядом,
Для деда до сих пор важна,
Поскольку— воину награда:
За храбрость выдана она.
Он приискатель, он и плотник,
Мастак косить, метать стога.
А главное — такой охотник,
Каких не видела тайга.
И потому-то разговоры,
Вся речь его не про войну,
А про златые эти горы,
Да про охоту в старину.
И молодо глаза лучатся,
И щеки — будто снегири,
Ну нипочем не догадаться,
Что деду восемьдесят три...
«Дак было дело, ребятишки,
Безделья сызмальства не знал:
Мыл по распадкам золотишко,
Антихрист бы его пятнал.
Бывало бьешься,
Сердцу тесно,
В глазах темнеет,
День не в день.
А там — гляди, оно известно:
Где фарт, там нож или кистень.
А то — медведь...
Как лист трясешься,
Колотит: что возьмешь с юнца.
А без добычи возвернешься —
Жди доброй взбучки от отца.
Не раз к земле от страха гнуло,
Пока окреп, поднаторел.
Потом чуть что — в тайгу тянуло:
Петлю настроить, самострел.
И как ни то, а за неделю
Возьму хотя бы одного.
Привык, втянулся в это дело
И не бросал всю жизнь его.
Теперь не то уже, ребята,
Давно я мишки не видал.
Тайга, знать, стала скуповата,
А может, хуже видеть стал.
Вон и централка-бескурковка
Висит без дела много лет.
При мне и опыт, и сноровка,
Да жалко — молодости нет.
Не пробрести тропою скользкой,
Свалюсь, как тот ячменный куль...
Дак, значит, вам на «Комсомольский»,
На Макарак да Берикуль?
Отсюда — в горы, к те-ем вершинам,
Легко достигнете вы их:
Оно, какая ни машина,
А все— не на своих двоих».
Итак, взяла дорога в гору.
Крута, извилиста она.
И даже мощному мотору
Подмога вроде бы нужна.
Направо глянешь и налево —
То кедры подпирают синь,
То лиственницы-королевы
Среди молоденьких осин
Горят снега в кремнистых складках
До боли, режущей глаза.
И соснячок в глухих распадках
Кудрявится, как мох в пазах.
В усталой дреме, начеку ли
Подорлик слился со скалой.
Блеснув, полоска Берчикуля
Пропала за зеленой мглой.
И снова — голые сушины,
Березник, темень кедрача.
Мосток.
И тормозит машина
У придорожного ключа.
Он не в теснине бьет глубокой —
Там ключ не нужен никому, —
А у такой дороги бойкой
И место самое ему.
Здесь кто бы с ним ни повидался —
Приветит, угостит того,
Как друга, с кем давно расстался,
И встретил   наконец   его...
Но вот последняя высотка,
Обрыв — и Кия на пути,
Как та внезапная находка:
Нашел — и глаз не отвести.
И самой дивной из находок,
Искря огнями в полумрак,
Лежит редчайший самородок
Долины Кийской — Макарак.
Над Киею утесы четки,
Остры, отвесны до беды.
Как рыбины, белеют лодки
Неподалеку от воды.
Смолой да половодной тиной
Несет с косы береговой,
Поет над узкою тесниной
Пролетный ветер верховой.
Вдоль всей излучины укромной
Расселись избы, как сычи.
А над стремниной трос паромный
Скрипит, как коростель в ночи.


Высоты Чумая

Над полями, лесами,
над нами
Туча бурая низко висит.
И без продыху, целыми днями,
Нудный дождь моросит, моросит.
Распекаем погодушку зло мы.
И, знать, ропот услышав людской,
Вдруг запел ветерок по разлому —
Молодой и веселый такой.
Просветлели дорожные хляби,
Дождь совсем перестал моросить,
Озерцо взволновалось до ряби,
И березы пошли парусить.
Вдоль нагорья скрипучие тучи,
Словно баржи, прошли тяжело.
Даль открылась.
И вот из-за кручи
Землю тонким лучом обожгло.
Поднялось, раскалилось светило.
Разгоняя промозглую тьму.
Все на свете, что мокло и стыло,
Потянулось навстречу ему...
Птичье пенье.
Полей неоглядье...
Будто дождь и не лил никогда.
Блики солнца чадят, как оладьи,
На литой сковородке пруда,
Опелёнутый дымкою туго,
Встал Бухтай островерхий вдали.
И глядит свысока на округу,
Будто он — пуп Чумайской земли.
Пусть он гордо взметнулся под тучи,
Пусть орлом озирает простор,
Только есть тут высоты покруче,
И о них — впереди разговор.
А пока постоим у Бухтая,
Помолчим, благо нет никого.
Только ворон кричит, пролетая —
Трехсотлетний знакомец его.
Нам у них не добиться ответов,
Хоть, наверное, помнят они
Стародавние стойбища кетов
И охотников пришлых огни.
Помнят оба, насупясь угрюмо,
Как, сводя вековые леса,
С одного неказистого чума
Здесь поселок Чумай начался.
Им слышны крики кетской стоянки.
Топоров перестуки слышны.
И раскатистый грохот берданки
Партизана гражданской войны...


Чумай 1918 г.

Не шумит Бухтай-гора,
И тайга — немая.
Тяжко.
Слезная пора
У крестьян Чумая:
Жизнь свернув на старый ряд
Шомполовым боем,
Стал карателей отряд
На селе постоем.
Горевая полоса.
Где тут быть веселым...
И такие ж голоса
По окрестным селам.
Хоть и глух воротный створ,
Хоть мощны запоры,
Одолели каждый двор
Грабежи, поборы.
Сбрую дай
и добрых кож
Для ремней и ранцев.
Если малый к строю гож, —
Дай и новобранцев.
С мужика дерут в селе
По четыре шкуры:
Чтобы были на столе
Жареные куры.
Масло, сало кабана,
Язь на сковородке
Да казенного вина
Четверть посередке.
Все тащи, мужик, к вину,
Всей душой страдая.
Да подальше прячь жену,
Если молодая.
Жизнь едва-едва коптит.
А у белой шайки
Ненасытный аппетит,
Крепкие нагайки.
...Люди вместе лишь крепки,
Как беда накатит.
Натерпелись мужики
И сказали: — Хватит!
Закипев от злых обид,
Собрались на площадь.
Ветер космы теребит,
Лопотье полощет.
И пока, речьми звеня,
Надрывали глотку,
Окружила солдатня
Ту мужичью сходку.
В спины — острия штыков,
Во стволах — заряды.
Но... в руках у мужиков —
Главный чин отряда.
Явно, ждет его тот свет,
Те?4ная пучина:
«Бросить ружья всем!
А нет —
Враз прикончим чина!
Прикажи убрать винты,
Гос-сподин полковник,
А иначе — мигом ты
Станешь упокойник...»
Сметку мужиков кляня,
Их дивясь сноровке,
Отступила солдатня,
Унося винтовки.
А когда угаснул день,
Сняв посты у лога.
Мужикам из деревень
Подошла подмога.
Стан карателей был смят
В боевом ударе. ,
Офицеров и солдат
Заперли в амбаре.
Что же дальше?
Воевать!
Сделали засады,
Стали спешно создавать
Пестрые отряды.
Кто обрез, берданку нес,
Винт — добычу в схватке,
Кто — как летом в сенокос —
Косы и тройчатки.
Силу звать во все концы,
По лесам и топям —
В Томск, Щегловск пошли гонцы
Да к Анжерским копям.
Ждать?
Не ждать?
Сердца горят.
Скоро, пыль вздымая,
В Мариинск большой отряд
Отбыл из Чумая...
Где ты, помощь шахт и драг,
Городов и станций?
Враг теснит, лютует враг,
Ломятся повстанцы.
Над Чумаем день свинцов,
Он в огне и стонах
От карателей-юнцов
В золотых погонах.
С темным гневом сопляков
(В старых нет той прыти)
Женщин бьют и стариков
На большом корыте.
И нахмурился Бухтай,
Сжался постарело,
Услыхав ружейный лай —
Гулкий залп расстрела...
Сед Бухтай.
Он — страж веков.
К самым тучам поднят.
Он героев-земляков
Чисто, свято помнит.
Имена
до одного
Вышумит вам глухо.
Породнилась высь его
С высотой их духа.