Сердцевина (повесть-миф)

Рейтинг:   / 3

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Лики земляков

Автор: Филатов Сергей Викторович

Просмотров: 6347

2011 год, Выпуск № 3

Глава 1. Странник

По весне 1824 года к Якову Селивёрстову, крестьянину села Сторожевое Воронежской губернии, хожалый человек зашёл. Из тех, что за Урал-хребет в самою Сибирь ходят. Воды напиться спросил. Грех в таком малом человеку отказывать, Яков дал, отчего ж не дать. Зачерпнул ведро из колодца – вода мёрзлая ещё, мелкие льдинки в ведре поверху плавают, на свету отблескивают краями.

– На вот, не застудись токмо… – ковшик мужику с бани принёс.

Только потом уж и странника оглядел как следует. Мужичок обычный, неприметный с виду, одежонка на нём поношенная, видать, в дороге поистрепалась. Борода густая, давненько не стриженная. А так, с виду, татарин – не татарин, но крестик православный на шее Яков отметил.

– Издалёка ли путь держишь?

– С Алтаю самого…

– Где ж он такой Алтай есть-то, что за страна?

– Далёко… – Мужичок отпил жадно, с удовольствием, прикрыв глаза, даже на зипун по бороде вода струйкой стекла. Так жажда одолела.

– Эх, хороша водица донская! А ледяная до чего, аж зубы ломит! – только всего и сказал, напившись. Ни спасибо тебе, ни здрасте. Да сразу и спросил тут же: – А что, хозяин, может, что подсобить по дому требуется теперь. Я бы с удовольствием подсобил ныне. Да и ногам бы передохнуть дал денёк-другой. Идти-то недалёко, вроде, уж осталось. А пристал шибко… Да и плата невелика, переночевать если где положишь да накормишь чуть-чуть, и на том – спасибо тебе будет.

– Подсобить, говоришь?.. – Яков как-то со смыслом надолго задумался.

С одной стороны, вроде особо нынче и делать-то нечего. Пахать ещё рано, огород копать тем более. Но больно уж его любопытство раздирало внутри: что там за Уралом за земли такие, чем там люд живёт?.. Слыхать-то он про то слыхивал, но всё как-то краем уха, из третьих уст, а тут человек прям оттуда, сам всё видел, всё про то ведает. Да и другая потаённая думка у Якова была…

Много уж донской воды утекло, как поселился здесь прапрадед Якова. Тогда на белгородской оборонной черте для защиты границ государства Московского была крепость Коротояк построена. Сюда на вечное житьё были посланы государем переведенцы – дети боярские да казачьи, стрельцы да пушкари, а всего в количестве 500 человек. Крепость деревянная была сооружена на правом берегу Дона примерно в 440 косых саженях от устья речки Коротоячки, считая от 1 октября 1647 года, – за 44 дня. Руководил тем строительством стольник и воевода Данила Семенович Яковлев. А среди прочих переведенцев был и давний предок Селивёрстовых – человек казачьего сословия. Оттуда и корни селивёрстовские на донской земле исчисляются.

Уже в следующем 1648-м казаки коротоякские установили севернее города в 26 верстах сторожевой пост на красивом высоком донском яру. Здесь в наскоро поставленном острожке на Сторожевой поляне они поочередно и несли свой дозор. Наблюдали за всеми вражескими татарскими перелазами, всё дотошно отслеживали и обстоятельно докладывали коротоякскому атаману. А тот, в свою очередь, дальше в Воронеж воеводе гонцов слал.

Постепенно острог стал обрастать всяческими хозяйственными постройками да участками. Кто домишко срубит – всё не в общем доме ютиться, кто участок припашет под огород да улья там с краю поставит, чтоб когда и медком да медовушкой побаловаться можно было. Так со временем многие служилые и вовсе сюда на постоянное проживание перебрались, с семьями, с пожитками. Дабы не мотаться туда-сюда, времени зря не тратить. Опять же земли много кругом, возделывай – не хочу. И с повинностями в казну послабление имеется для пограничных жителей. Мало-помалу, к 1765 году у временного стоялого острога образовалось небольшое село Сторожевое – самая крайняя на Дону казачья сторожа от безвестных приходов крымцев.
В свободное от службы государевой время занимались казаки и земледелием. Хотя больше жили с огородов, да ещё коней разводили и для себя, и на продажу тоже. Пастбища здесь были богатые, луга сочные да медоносные.

Всё так бы и было, да любая вольница, она до поры до времени – вольница. Постепенно угроза со стороны крымцев уменьшалась, пока и вовсе не исчезла, границы далёко от Сторожевого ушли, да и сами казаки окрестьянились. Послабления, как это обычно бывает, – умалились, да в большинстве своём – отменились. Чего мужичков баловать, коли в их государевой службе ныне – постоянной надобности нет. Ну и началось: в казну плати, у барина тоже аппетиты растут, а Дон да речки окружные мелеть начали, и земля хуже родить стала.

А тут ещё, когда в Воронеже народное ополчение против француза собирали, в 1812-м – из губернии аж целых десять полков сформировали. Были там и мужички из Сторожевого. Якову и самому в одном из тех полков повоевать пришлось. Правда не сильно-то много он в тех военных действиях участвовал, но землица, почитай год, без хозяйских рук оставалась. Поля сорной травой поросли, да и другое хозяйство в упадок пошло. А оно ведь, как известно, запустить – дело быстрое, а наладить снова – так на то время надобно…

Ешё прошлый год женил Яков своего младшего – Стёпку на дочери соседа Савелия. Сговорились, свадьбу с соседом вскладчину сорганизовали. Да дальше решили так: выделят молодым место под избу да за год ту избу и сладят, опять же совместными силами. Но год, как назло, неурожайный выдался. Как строить, на что строить?

Пока они с Савелием затылки чесали, Стёпка вот что удумал,

– Бать, может нам с Марией за Урал податься? Говорят там переселенческим обустроиться попроще и землицы там пахотной многотно…

Ничего Яков тогда сыну не ответил, но задумался.

А тут странник…

– Под-со-бить… гово-ришь… – Яков, будто пережёвывая, растягивал слова. Всё придумывал, чем бы ему мужика задержать, чтоб опять же не без причины было. – Пойдем в дом пока, пообедаем. Проголодался, поди?.. А там видно будет…

Странник не заставил себя долго уговаривать, прошёл в сенки за хозяином.

В избе Яков жене кликнул,

– Собери-ка нам на стол чего.

Та, молча, приняла к исполнению. Картошку в чугунке варить поставила, капустки да огурчиков с подпола подняла, пока хозяин с гостем умывались. А сына Стёпку Яков ещё раньше за Савелием послал,

– Пусть свояк придёт отобедать. Да скажи, пусть прихватит там… сам знаешь чего, чтоб не на сухую…

Знал Яков, медовушка у Савелия отменная, то ли секрет какой свояк утаивал, то ли мёд у него другой какой… У Якова и своя в подполе стояла, но она до савельевской много не дотягивала. Свояк всё подшучивал над ним,

– Это у тебя, Яша, пчёлы ленивые, они до правильного медосбору долетать не желают, всё что поближе да попроще берут…

Обидно Якову было за те слова, но виду не подавал. Всё думал, со временем прознает он ту своякову хитрость. Вот тогда пригласит Савелия, попотчует своей да скажет насмешнику,

– Ну что, не токмо твои, и мои пчёлы ведают, куда летать надобно!..

Но это потом, а пока хотелось ему, чтоб и сосед странника послушал. Дети-то общие.

Сели за стол, тут к разу и Савелий со Стёпкой подошли.

– Вот… – Яков указал на мужичка, но вспомнил, что даже не спросил у странника имени. – Зовут-то тебя как?

– Тихоном меня кличут, а милка Тишей звала. – Странник ел жадно, видать, давно уже ему так сытно не перепадало. – С под Харькова я... А медовушка у вас отменная…

Усмехнулся Савелий, увидев, как Яков насупился,

– От-мен-ная… – желая подразнить свояка, протянул он. – Только коварна, зараза! Так что ты, мил человек, осторожнее усердствуй-то. Да закусывай ладом. – Знал Савелий, пьётся его медовуха легко, да потом на ноги встать тяжело бывает, задница к лавке будто прирастает.

– Это точно. – Поддержал свояка Яков. – А ты, мил друг Тиша, скажи-ка вот лучше, чего ты в тот Алтай-то ходил? По какой такой необходимой надобности?..

– Ходил-то... – Странник неторопливо дожевал картофелину. Проглотил. – Дык, миром меня мужики туда посылали, посмотреть, значит, что там и как… А то здесь-то совсем житья не стало.

– И вас тоже видать прижало!

– Ну, дык, как и вас…

Помолчали.

– Ну и как там в Алтае-то? – снова начал Яков.

– А – правда всё.

– Чего всё-то?

– А всё, что люди сказывают…

Тихон будто нарочно тянул, а Якову не терпелось,

– Ну, так и повтори, не поленись.

– Дык, слухайте тогда, – Тихон, точно нарочно, задумался, потянул немного специально, это, стало быть, чтоб нетерпение возросло и слушали с большим интересом. И начал неторопливо: – Есть там реки да озёра дюже полноводные, рыбой всякой царской кишат, в лесах зверя всякого полно без числа, а землица там – богатая, жирная… Не меряно её там, землицы той, – будто сказку рассказывал. – Местные-то казахи да кыргызы совсем её не работают, в основном скот разводят – лошадей да овец цельными гуртами держат. А иные больше промыслом живут: охотой да рыбалкой. Говорят, и золотишко в тех горах моют, но сам не видел, врать не буду. Кочуют местные семьями с пастбища на пастбище, юрты переносные ставят… А земля рук ждёт, только руки ей и нужны…

– Далёко туда, наверное… – это молчавший, с неподдельным интересом слушающий странника Стёпка голос подал. – Как пройти-то, скажи?

– Пройти-то… – Тихон усмехнулся. – Зацепило!? Ну слухай тогда, сначала до Уралу идёшь, а там за хребтом в сторону Томской губернии… А там… щас, покажу вот… – Он полез в свой мешок, достал оттуда грамотку, аккуратно скрученную, завёрнутую в чистую тряпицу.

– Чего ж это? – и Савелий интерес проявил.

– А то не видишь, грамота подорожная…

– Дык, ведь читать её, поди, надобноть? А кто ж ныне прочтёт-то, у нас из грамотных писарь один, да и тот ныне в отъезде будет...

– Дык-не дык… – передразнил соседа странник. – А пишут-то там вот про что…

И он медленно зашевелил губами, читал по слогам, но внятно и толково, часто останавливаясь, выдерживал паузу, то ли сам отдыхал от непривычного труда, то ли чтоб у слушавших его Якова, Савелия да Стёпки всё прочитанное в голове отложилось лучше,

– Значится так: «…От Бийску идите вверх Катунью, у места Сростов спросите Петра Важинова… а тот вам путь укажет туда, где есть потаённые пещеры… а потом недалеко от сих и снеговые горы распространяются в десять вёрст вышиною… На оных снег не тает никогда… а за сими горами есть в Уймыне-степи деревня Окуленка… а в ней построена часовня, при которой уставщиком инок схимник Иосиф… Если вера крепка, сей схимник укажет путь… где от них есть проход в Китай-царство… и далее в Беловодскую землю…»

Когда закончил, осмотрел их внимательно. Сказал:

– Ну, так вот как-то…

– Да-а… – протянул Яков.

Савелий и Стёпка промолчали.

– Ну, а как насчёт подсобить? – спросил Тихон о своём после затянувшейся паузы.

– Ты ведь амбар крыть собирался?.. – Яков Савелия спросил.

– Со-бирал-ся… – Савелий понял куда Яков клонит, но не очень-то поторопился с решением.

– Ну, вот и помощник тебе есть.

– Что ж, пу-щай по-мо-гает… коли охота есть… – наконец согласился Савелий.

Отец с сыном засиделись заполночь.

Перед этим Савелий забрал Тихона к себе, совместно решили, что тот перебьётся пока в свояковой баньке. Там, если что и подтопить можно, чтоб не замерзнуть, да и полок у него в баньке широкий, на нём и ночевать вполне удобно. Хоть и чувствовалось, не сильно доволен свояк таким «подарком» от Якова, однако, с другой стороны, глупо ему было от помощи отказываться, амбар-то и, правда, крыть надо быстрее, а то скоро заботы весенние захватят, совсем не до амбара будет.

А Стёпка с отцом всё говорили и говорили:

– Значит, решил?

– Решил…

– Ну, не торопись. Видно будет… – спокойно отвечал Яков.

А сам думал: «Стёпка – молодой, недавно восемнадцать стукнуло. Парень работящий, сметливый, и руки из нужного места растут. Да и Мария баба крепкая. Даст Бог, они на новом месте обустроятся да заживут, а то здесь совсем невмоготу».

Думы да разговоры. О многом переговорили отец с сыном. Стёпка горячился, настаивал, чтоб не мешкать, весна, вот-вот, а там и лето, летом-то сподручнее перебираться. Вон, странник говорит – зимы там за Уралом лютые, не в пример здешним. До зимы бы поспеть надо – до того Алтая. Яков и не возражал, но настаивал, чтоб собрались основательно. Лошадь с телегой он даст, что-то из одежонки да домашнего скарба они с Савелием соберут, продукты какие, ещё что…

Однако, разговоры разговорами, но медовушка своё взяла, в сон мужиков потянуло. Разошлись по комнатам, отец к себе, а Стёпка – в пристрой, где они с Марией обитали. Пристрой наскоро к дому приделан был, как времянка, они его сразу после свадьбы с отцом и срубили, но теплый. И камелёк в нём сложили, времянка – не времянка, а в холоде жить – кому понравится.

Разойтись – разошлись, но так и не уснули. Когда Стёпка к себе зашёл, Мария не спала. Ждала его. Не только приласкать. Она, конечно, всё слышала, всё понимала, – их со Степаном судьба решается, но в разговоры мужицкие не вмешивалась, вот придёт Степан, всё сам и расскажет. Так оно и вышло. Всё он ей поведал: и что странник говорил, и что с отцами порешили, и что сам удумал. Она выслушала и со всем согласилась. Понимала, так уж ей по бабской своей должности положено во всём с мужем соглашаться – куда он, туда и она, как нитка за иголкой.

Не уснул и Яков. Рядом блаженно посапывала жёнушка, а он лежал и думал. Решили… Верно, ли? Понятно, Стёпке хочется быстрей хозяином себя почувствовать. Молодой ещё, горячий. Ну а он-то правильно ли сына поддержал?

Почему-то вспомнилось, как осенью яблоньки пересаживал. От свата тогда саженцы брал. Одну молоденькую – первогодку, а вторая плодоносить уже начинала.

– Чудишь, Яша. – сказал тогда Савелий, – Мне не жалко, но не приживётся та, что с плодами…

Как в воду свояк глядел, молодая по весне ото сна отошла, встряхнулась, листочки на ней проклюнулись зелёные. А вторая так и не поднялась, засохла. И к чему то вспомнилось?