Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Сердцевина (повесть-миф)

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Глава 12. Сквозняк

С какой бы стороны не думал Пётр, а всё верно он сделал. Мир – миром, а его жизнь теперь сама по себе. Словно отсёк все лишнее. Труды да молитвы, так и течёт время, а иное всё – сопутствующее, как бы между делом. И в личном деле записи новые – «Поведения отличного», «В штрафах не был», «В отпусках не был», да только, зачем они ему, отпуска те, о хозяйстве ему болеть не надо, здесь он и в тепле, и сыт всегда. Молись да о деле болей, чтоб спорилось оно, да результат всех радовал, чтоб всё сделанное на пользу многим мира сего было, да во славу Господа.

Из прочих, 1910 год ему запомнился. Тогда к храму Казанскому колокольню пристраивали. На том староста храмовый Власий Максимович Рыбаков настоял, он же и средства выделил. Хорошая получилась колокольня, настоящая, высокая да нарядная. Там и его Петра вклад скромный имеется, по столярной части. За то да за предыдущие его заслуги сам Макарий Невский ему лично наградной набедренник вручил.

Всё вроде хорошо и ровно складывается… Только вот так получается: сколько мирское от себя не отгоняй, всегда оно рядом. Только ты дверь от него затворяешь, а мир в окно тотчас лезет, что сквозняк. Тянет и тянет из форточки, под лопаткой студит да сердце ещё. Никак он, мир, тебя в покое тебя не оставляет, всё – о себе напоминает, боль чужую, а с ней и смуту душевную вносит. И борется с этим Пётр, да не всегда то получается.

Вот встретились как-то намедни они с Акимом, тем самым, что артельным у него был в молодости – вот уж с кем никак не ожидал! Думал, в живых его уж нет – а в воскресенье на базарной площади встретились, у той самой, что с пристанью рядом. Всё так же там: те же пароходы стоят, баржи те же, и мужики на бревнышках сидят, ждут, не выйдет ли кто из приказчиков, не станет ли на погрузку зазывать.

На базаре те же кабаки, так же в них наливают да обсчитывают. Точно прочувствовал Пётр, понял, ну, хочется Акиму принять стаканчик, другой в честь встречи да по поводу выходного дня. Затем, видно, сюда и пришёл. А тут Петра встретил, сколько не виделись! Что ж, и его понять можно, не осуждая, ибо – «не суди да не судим будешь».

– Аким батькович, ты меня-то не стесняйся, возьми себе чего надобно да закуски, чтоб не голимую её горькую глотать, а я уж с тобой сяду-посижу за компанию, хлебца пожую-откушаю. В смрад-то этот кабацкий не пойдём, мне не пристало, а на бережку сядем, поглядим на реку, как водица течет…

– Экий ты правильный стал, Геор… – Аким осёкся. – То есть, отец Пётр. Знаю, знаю, грешен, но не могу себе совсем запретить. Нет-нет, да позволяю несколько…

– Я ж не с осуждением, Акимушка. Ведь и сам грешен был…

– Ну да, «не суди…» А слыхал, что Суриков… Марк недавно учудил. Все ведь из-за неё проклятой

– Нет, не слыхал. Что за история такая?

Аким и рассказал Петру, как сам знал, пока на берегу сидели. А история такая приключилась. Мужики-то бийские в ту пору, особенно пристанские, водку вёдрами мерили. Да и на розлив её только так, вёдрами и продавали. Поспорил как-то Марк Суриков со своими артельными на берегу, что возьмет с дородной купчихи Суховой водки ведро, дескать, не важно, как возьмёт, а только сама ему купчиха на водку деньги даст.

Выпил он тогда, правду сказать, больше обычного, крепко выпил. Ну и разошёлся,

– Возьму, и всё тут! – толкует.

– У Суховой?! – Мужики недоверчиво ухмылялись, подзуживали Марка. – Однако много лишку, Маркуша, хватил… И что, даст купчиха?..

– Даст – не даст… Я ж не то просить буду, о чём вы, дурни, скалитесь… А на ведро водки – возьму! – горячился Марк. – Юбилей завтра у купчихи, вот и выпью за её здоровье.

– И как же ты сподобишься-то?

– Не ваша то боль – моя! Сказал, возьму, так и будет…

Ударили по рукам на четверть, да разошлись.

Мужики по домам, а Марк, не долго думая, пошёл в Кривой переулок, где купчиха жила. По пути ещё к себе заскочил, побрился наскоро, чистую рубаху надел да сапоги дёгтем до блеску натёр.

Нужно сказать, что раньше, когда улочки Бийска были ещё грязными да непроезжими, а по весне ещё и топкими, что болото какое, – на пересечении улиц у самых углов дома мужики, кто похозяйственнее да подомовитее, укладывали с умыслом огромные валуны, это-то и Пётр хорошо помнил. И вот зачем укладывали, когда мимо дома кто на повозке ехал, то старался невольно ближе к дому прижаться. Средняя-то часть улицы была затоплена, того и гляди застрянет там телега, потом вытаскивай её! А у дома – всё посуше будет. Вот и объезжали. А объезжая, цепляли осью за завалинку. Раз зацепят, два, а там, глядишь, завалинка и развалилась совсем. Вот, чтобы как-то защитить её и укладывали хозяева эти валуны.

Потом-то, когда переулки выровняли да главные улицы замостили, надобность в тех валунах отпала. Убирали их, кто как мог, кто на телегу грузил да вывозил, кто расколоть пытался. Вот такой один валун и лежал в том месте, где переулок Кривой выходил к реке. Там и находился особняк купца Сухова. Как этот валун сюда положен был, одному Богу известно. Но сколько не пытался Сухов его убрать, не поддавался камень, сильно уж огромен был. В конце концов плюнул купец:

– Пущай лежит.

Сам-то купец часто по делам уезжал. А жена его любила сидеть на своём балконе и, щелкая семечки, наблюдать, что там, на базаре, твориться.

– Нюрк, а, Нюрк, – громко орала она прислуге, – чаю неси! Да подогрей так, чтоб не шибко горячий был!

Нюрка, маленькая, худая деваха скорёхонько неслась к самовару, с грохотом сбивая на ходу стулья.

– Ну, ты чего там опять, тётёха! Всю мебель уж поизбила в доме! – звонко кричала Сухова на деваху, щёлкая семечки, без злобы кричала, как бы по привычке больше.

Впрочем, тут же забывала она и про глупую Нюрку, и про избитую мебель. Внимание купчихи снова переключалось на улицу. Двое возниц попытались разъехаться на перекрёстке, один из них сильно прижался к Суховскому дому, при этом зацепил тележной чекой за камень. Чека выскочила из оси и колесо напрочь слетело. Мужики бранились, крыли друг друга, почём зря, ладно не подрались хоть. Брань раздражала купчиху, раздражал её и этот клятый валун, тем более, что такие случаи бывали часто. А особенно неприятно, когда случалось подобное рано утром, когда Сухова досматривала свой самый сладкий сон.

– Нюрка! – позвала она. – Чё там чай, остыл, поди, уже?..

– Несу! – Нюрка летела к ней со стоящим на серебряном подносе стаканом в массивном серебряном подстаканнике. Чай дымился, рядом стояло блюдечко с фарфоровой сахарницей, здесь же на подносе лежала изящная серебряная ложечка.

Отхлебнув чая, купчиха недовольно отодвигала стакан:

– Сказала же, не горячий чтоб!

Про этот валун Марк прекрасно знал, ибо не раз был свидетелем подобных перебранок. Потому-то и поспешил он к дому Суховых. Уже на самом перекрёстке чуть сбавил шаг, будто просто прогуливается. Проходя мимо балкона, обратился к купчихе, издалека зашёл,

– Матушка Марья Ивановна, хочу вам на именины подарок сделать!

Купчиха недовольно покосилась на забулдыгу, не иначе опять денег просить будет. Однако улыбнулась ему через силу, что-то, видно, подкупило её в таком начале разговора.

– И какой же это такой подарок, Маркуша? – заискивающе спросила она.

Все знали – жадна купчиха. Сам-то Сухов простоват был, душа нараспашку, порой зайдет в кабак – чарку опрокинуть, тут же кто-нибудь с вопросом,

– А не изволите ли, отец родной Кирилл Григорьевич, стаканчик налить? Очень уж потребно сегодня за ваше здоровье выпить!

Ну как тут откажешь, щедрый купец Сухов. Только со временем смекнул, не к чему ему на кармане деньги иметь, и то – с ними одна лишняя боль головная. Ему-то самому кабатчик сотку и в долг нальёт, а спросит кто из попрошаек денег, так ему ответ:

– Рад бы я, мил человек, да только я денег с собой не ношу. Это не ко мне, к Марье Ивановне моей, она у меня «малой казной» ведает.

И всё, вроде и человека не обидел, не отказал ему, да и экономия зато! А этих, мало ли их нынче по кабакам-то таких вот!

– Так что за подарок? – видно не терпелось купчихе, любопытство своё брало.

– Да вот, валун ваш хочу убрать.

– Когда ж ты его уберешь-то? – изумилась Сухова. – Именины-то завтра у меня. Неужто, успеешь?

– В аккурат к им и уберу.

– Кха… – купчиха даже поперхнулась от такой Марковой наглости. – Муж-то уже третий год как убирает, всё убрать не может. Да и я из ямщицких Богутского вон подряжала, у него кони вона какие! Отказался…

– А сколько ж он запросил-то поначалу?

– Сто рублёв!

– Да мне, матушка, двенадцати достаточно будет.

– Что так?..

– Ведро водки двенадцать стоит.

– Побожись, что уберешь! – купчиха в азарт вошла.

Марк перекрестился,

– Видит Бог, не вру!

Что делать, дала ему купчиха задаток три рубля и так сказала:

– Коли валуна завтра не будет, на ведро водки я дам!
На том и расстались. Купчиха дальше чай пить взялась, а Марк, недолго думая, купил четверть водки да распил её с мужиками на берегу.

Вот уж вечереть стало, от реки прохладным потянуло, а Марка нет и нет. Марья Ивановна извелась вся,

– Нюрк, а, Нюрк!

– Чего, матушка?

– Чего-чего… Таво! – передразнила деваху купчиха. – Сходи-ка что ли на берег, глянь, где там супостат энтот!

– Эт, кто?

– Кто-кто, Марк-забулдыга!

Нюрка умчалась на пристань. По берегу походила, нашла Марка. Чуть об него не споткнулась, тот лежал за лодкой, завёрнутый в рогожку и тихонько, по-детски посапывал. «Пьян, наверно», – решила.

Так хозяйке всё и доложила. Расстроилась купчиха, спать легла, лежит, а внутри скребёт: «Обманул паразит! Зазря три рубля отдала».

А Марк и не думал обманывать, проснулся он ночью, умылся из Бии да решил – пора. Взял брёвнышко метровое, которое загодя заготовил, шнурок пеньковый, лопату и остатки вечерней трапезы да пошёл к дому Суховой. Остатки еды собакам кинул, чтоб не тявкали, людей не будили, а сам копать стал. Благо опыт большой имел, могил в ту пору много копали. Вначале рядом с камнем, потом подпер его брёвнышком, подкоп под него сделал. А когда яма стала достаточно глубокой, обвязал брёвнышко шнуром да выдернул его из-под камня. Валун сам в яму и скатился как миленький. Марк его сверху землей закидал, да притоптал ещё. Так получилось, что никакого валуна отродясь на этом месте и не было. А сам дальше на берег досыпать пошёл.

Марье Ивановне под утро Маркова рожа приснилась, стоит красный весь, довольный, улыбается:

– Ну что, матушка, с именинами!

В ужасе купчиха проснулась – надо же, приснится такое! паразит, он паразит и есть! – прямо в ночной рубашке на балкон выбежала. Да чуть оттуда, прямо с балкона, не грохнулась. Видит – камня нет! А вместо него стоит Марк с ведром,

– С именинами, матушка! Здоровьица тебе доброго!

От растерянности такой да на радостях Сухова скинула ему 25 рублей. Позже каялась, конечно, что сверх сговоренного дала. Но Марк-то вполне доволен остался её щедростью. Снова напился с сотоварищами да на берегу, говорят, валялся. Вот спину с той поры и застудил, потаскает день мешки, и в спину ему вступает, потом дня два лежмя лежит. Но на купчиху Марк не серчал, наоборот даже, всем и везде рассказывал: матушка, мол, Марья Ивановна, добрейшей души человек. И чего только русский мужик не сделает за ведро-то водки!..

Словом, Аким рассказал, как знал, а Пётр услышал, насколько мог. И головой покивал. А чего тут скажешь, вроде и Марк – не дурак, смекалка-то в нём природная большая заложена, да вот пьёт мужик безбожно, а с чего пьёт, так кто ж его знает. Скорее всего, спросишь его, и сам он не ответит.

Как обычно бывает – это не удалось, то не вышло, что-то не сладилось, словом, куда не кинь – везде клин вбит, да такой, что не даёт мужику расправиться да развернуться. А душа русская – широкая, простору требует. Вот и пошло-поехало!

С другой стороны, водкой себя лечить, тоже сплошной обман получается. Выпил ты с горя, да такого по пьяному делу натворил, что три горя к одному добавил. Наутро и самому потом вспоминать не хочется. Жалко Марка, конечно, – только сам себя он обрекает. Видно, сердцевина у мужика ослабла. Остановиться бы ему да к Господу повернуться. Так ведь то Марку самому решать, некому боле за него…

Вспомнилось Петру, когда он как-то спросил Макария, отчего тот ему раньше решения о постриге не подсказал, старец ответил:

– Да ведь твоё это решение, в тебе и вызрело. И я здесь ни при чём. И принято оно тобой не по послушанию, а доброй волей твоей и всевышним Господним одобрением.

Хорошо старец сказал, точно. Но только далеко он ныне, ох как не хватает его Петру. А сквозняк этот из мира тянет и тянет, никак не уймётся.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.