Кафтан на заборе (Сказка ополченца Ефима)

Рейтинг:   / 2

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Литературная студия

Автор: Дмитрий Шпагин

Просмотров: 3776

2011 год, Выпуск № 2

Брат братом, сват сватом,
а денежки не родня.

(Русская пословица)

Отслужил солдат царскую, долголетнюю службу и думает: куда податься? Вспомнилось ему вестничество из родных мест, от односельца писаря, дескать, не дождалась родительница, прибрал господь: дом община заколотила. Да и когда это было? Погоревал нашгеройдатем и утешился. Собрал в ранец пожитки на дорогу, попрощался с сослуживцами и пошел по просторам огромного государства счастья пытать.

Долго ли шел, коротко ли, но забрался в такую глухомань, где людей не видано не слыхано. Кругом голая однообразная степь, а в низехонькой, переплетенной траве увертчливые твари шмыгают.

Вечерняя заря добагрянела, густо усеялось ярыми цепями созвездиями черное с просинью небо, высветила всю округу низкая умытая луна. В ночной бледно-голубой свежести степные травы ожили, наполнили ароматом воздух.

Солдат решил остановиться на ночлег. На траву бросил развернутую шинель, ранец, от рептилий окружил свое ложе свитой из конского волоса веревкой, но вдруг увидал всполохи зарева. Он быстро облачился к походу и двинулся напрямки через размытые вековечными дождями овраги. Хищная птица-мышелов, сова, сопровождала солдата редким, страшным криком, торжествующего охотника.

Шел солдат, шел и очутился у Синь-моря. И одубенел!

На бережном большущем камне возлежала русалка. Словно забавляясь, она подбирала с песка жемчуг, горстью бросала подругам в море, те же ныряли на глубину и снова бросали к камню. Жемчужины так переливались перламутром под луной, что излучали сияние невиданное.

Под утро, когда в посветлевшем небе, от ярких звезд осталось далекое мерцание, русалка бросила последние жемчужины и прыгнула в темную воду.

Солдат как зачарованный подошел к опустелому камню и воскликнул:

- Ах ты, матушка ты Русь! Сколько богатства и радости в необжитом краю хранишь, только руки не томные приложи! - и зашагал по берегу дальше.

Сколько шел нам не ведомо, но однажды завидел: лодки по морю снуют. «Дай-ка, - думает, - взберусь повыше, разгляжу, в какие такие места прибыл».

Перед ним раскинулась речная долина. В долине, у подножья двух гор, похожих на огромные холмы, город расположился. На одной горе - среди низкорослых, густых деревьев - солдат, на другой– возвышается каменная крепость с дозорной башней на такой высоте, что тверже разрывает пышные плывущие облака. Внизу, у причала, как памятник былого благоденствия– заброшенный карантин, за его крепостными стенами, как в сонномцарстве, вместо множества животных– тишь да гладь; в заливе, насупротив, дремлют на якорных канатах корабли.

На запутанных улочках окраины, в тени фруктовых деревьев и виноградных лоз, ютились на крошечных участках, сложенные из ракушечника и крытые соломой, шифером, а кое-где красной черепицей, выбеленные домишки с высоким цоколем аккуратно подведенным сажей. А на проспекте, как золотоверхие, горели в солнечных лучахкрытые медьюбелокаменные палаты. Здесь, в краю благословенной Тавриды, жили самые зналые купцы. У одного из них было три дочери. Старшая и средняя замужем, а младшая оставалась в отчем доме, в поре на выданье. Батюшка-купец в иноземных краях пребывает, а его любимая дочь, скучая у оконца, капризно поглядываетна улицу. Вдруг увидела солдата, который на ходу поднимал руку, хлопал по бедру, что-то бормотал. Он показался ей забавным, и купцова дочка вальяжно велела:

­ Степанида! Кликни солдата... скуки ради.

Служилый принял приглашение, вошел во двор. Глядь,а на крыльце хозяйка - не привидано такой красоты - едва удерживается от смеха и спрашивает:

– Что это ты бормочешь про себя? Иль задался народ тешить?

Званец приосанился молодцевато, отвечает:

– Да вот говорю: голова, руки на месте, а денег все нет.

Девица прыснула и горничной велит:

– Накорми егодапыль смахни, а то он с голодухи и устали невесть что несет, - и удалилась в горницу.

Повеселел солдат после угощения и предлагает:

– За приветливость и доброту хозяйки могу какую ни есть работу исполнить.

Горничная отвела его на придворок, показала напиленные акациевыечурки, топор, и солдат по чурбанам– ах! да ах! - только треск разнесся. Мах ловкий, нательная рубаха от взмока облегла богатырские плечи. Влюбовалась купцова дочка. А служилый закончил работу, ополоснулся, набросил на широкие плечи мундир, поблагодарил за хлеб-соль и приловчил на себя скатку и ранец,

– Куда же ты? - спрашивает горничная.

– Пора и честь знать,- уклончиво ответил. - Этот квас не про нас.

– И как теперича будешь?

– Мир не без добрых людей. Князья в платье и бояре в платье– будет платье и на нашей братье.

Понравился солдат красавице хозяйке: и вежа и деловец, и она разговор заводит.

– Как тебя зовут-величают?

– С малых лет Иван, Парамонов сын.

– А... долго ли служил царю-батюшке, Иван Парамонович?

– Долго...

– И в походы ходил?

– Хожалый...

– И супостата видал?

– Случалось...

– И ратоборствовал?

– Бывал оча...

– Вот и расскажи, – неутерпела горничная, – моей... – вдруг на полуслове запнулась, слащаво улыбнулась и степенно проговорила, – Удачей Умовной зовут нашу ненаглядную.

– Милости просим, – поклонилась хозяйка и провела его в белокаменные палаты.

И повел он распевный сказ проделаратные.

Как на реченьке далекой,

На восточном рубеже,

Россиянский стоял остров,

С государством на меже,

Супротивники толпою,

Воружася до зубов,

Полонить решили остров –

Генераловплан таков!

СердобольнаяРоссия,

Шлет Героя на межу:

«Охолонте-каребята,

Не уйметесьнакажу»...

Безоружненвоевода,

Не успел им досказать,

Супостаты навалились, и

Ату: штыком пырять!

Все солдатушки в тревоге,

А приказа нет – серчать (!?)

Вероломство без предела –

Впору можно одичать!

Где же ждать царев Указ?

Льетсякровькакнапоказ!

 

И по льдускровавыми штыками

(Десятки метров между нами)

На заставу, хунвейбины и цзаофани

Прут, как очумелые из бани.

Хлопнул в лоб Герой Бабанский:

«Воевода-Стрельников убит!

Защищайбратва, рубеж– Даманский,

Час наш – видите? – пробит!

Наступает твой черед,

Встретить банду: готовьсь, взвод»!

И пошла тут заваруха,

Это ж остров, не краюха,

Опустилась незаметно ночь,

Супостат отброшен прочь,

Били мы их, драли нас,

День прошел, а где Приказ?

Коли бьют, не беда,

Мы готовы завсегда,

Отплатить таким манером,

Чтоб в века вошло примером.

Так и было: супостаты плюхали,

Легионами подтаявшийнюхали.

Груды павших после боя,

Царю об этом ни гу-гу!

Нацепил,звезду Героя…

А ребятушки в глубинке,

Про бесстыжего царька,

Куплетики распевали–

Да у винного ларька:

«Брови черны и густы,

Речи длинны и пусты,

Нету мяса и конфет

На фиг нуженэтот дед».

Как на реченьке далекой,

На восточном рубеже,

Россиянскийстоял остров,

С государством на меже,

После боя остров сгинул,

Поглотила все - вода,

Да остался Леня Первый,

Скоморохом навсегда.

Так заслушалась молодена, так задумалась. Очнулась, когда рассказчик умолк,и в пору: привечерело. Поднялась, рассеянно проговорила:

Постели, Степа, в людской гостю, пусть после трудов выспится,- и ушла в свою опочивальню.

Прошел день, другой, третий. Днем солдат в работе, вечером рас­сказывает Удаче про дела бранные.

Солдат призарил к себе купцову дочь, и она его со двора не отпускает. Цветок ей подаст, иУдача никнет глазами, и цветок-то, будто свечку на сквозняке держит. И он - ведь так и вомлеет взором в девицу, до чего же она лицом хорошава и поступью грациозной смотрится. По нраву пришлись они друг другу, стешились и забыли про скуку и заботы.

Но вот с товарами заморскими, даларцами с золотой казной воро­тился на широкий двор отец-купец. Отдал наказ слугам верным и поспешает в палаты белокаменные обрадовать дочь подарками. Приметил солдата и спрашивает:

- Это что за гостенек?

- Мой нареченный, – бухнула дочь,- благослови, сударь-батюшка!

Огорошенный новостью купец аж сел. А когда пришел в себя отизумления,отрубил:

- Уж коль ты такая любонеистовая, то смотри! у нас с ним разный довол, - и приказал челяди проводить «службу» со двора.

Служилый нацепил скатку, ранец, проговорил напоследок:

- Серенькое утро - красный денек.

- Ась? - ввязался приказчик.

- Говорю: на тучу будет и погода,- и был таков.

Удача забежала в светелку, наспех собраламилые сердцу, золотые подарки покойницыматушки и легонько выскользнула ворота.

Купец как был в дорожном долгополом кафтане, так и сидит–нещадный. Вспомнилась ему жена. «Ласковая да пригожая, а младшаядочь –в нее...А теперь вот!»

Рассердчив купец, да отходчив. Спохватился и кричит:

- Удача!

- Ее уж след простыл,- подала голос Степанида,

- Како хорошо отчубучила, - вскочил. - Догнать!

Дворские побежали выполнять наказ.

Горничная с порога:

- Не идет!

- В родительское гнездо?

- Говорит: «Не пойду без Ивана Парамоновича». - А сама так и плачет, так и плачет, - ответствует Степа.

Призадумался купец, опустился в кресло и запричитал:

- Кто бы мог подумать: такую красу какой-то охламон может охмурить!.. Вона как «служба» окрутил дочку... назвездил девке... Да...

квашни крышкой не удержишь. И ведь добрые люди говорили: чего глазом не досмотришь, то мошною доплатишь, - и осекся. Подумав: - «В городе солдат неведомка. Кто «служба» али купец первой гильдии?»

- Эх, была бы честь, а деньги есть!- воскликнул.

Степанида начеку.

- Чего стоишь?- проворчал купец.- По-твоему Удача дура? Обоих

сюда!

Дворские вмиг распустили слух о суженом барышни (отом,что он солдат, ни слова). Купец объявил жениха «купцом сибирским» быстренько сыграли свадьбу.

Теперь с хорошавойженойсолдатв карете разъезжает, его сослуживцам не узнать. На крепких ногах сафьяновые сапожки, на могучих плечах шитый золотом да серебром кафтан, а на светлых кудрях бархатная шляпа, украшенная страусовыми перьями. Про Удачу и говорить нечего - радость в чуже душе и только.

Однажды, тесть призвал солдата на беседу.

- Чай наполуночничался, натешился? Пора бы поостепениться, да за

дело!

- Можно и к делу, коль время приспело.

- На тридцать золотых и скажи, что с ними будешь делать?

- Нет, сударь-батюшка, этого мало. Сто надобно! У меня задумка есть.

- Какая?

- А раскрыливать на кой спех?

- Вот ты какой, Иван Парамонович!- приятно удивился тесть.- Это хорошо, что в капитале прирост разумеешь, что дело большое решил развернуть и помыслы держишь в тайне. Получай сто золотых!

Солдат попрощался с раскрасавойженой, сказал, что отлучится ненадолго, на городской площади нанял работных людей и повел их вдоль быстрой речки. Остановились на берегу с густым лесом и давай валить деревья. Обрубленный кругляк перетаскали к воде, скрепили в плоты и пустили по течению. У городского причала бревешки перевезли на площадь, складировали в стопу.

- Зажечь!- приказал служивый.

Работникам на удивление такое дело, но коли деньги сулит хорошие, усердствуют да выполняют волю «новоприбылого купца». На огромный костер сбежался народ и пошла говорь пошептом про чудачества «купца

сибирского». Пепел (по уговору) доставили служилому в амбар. Роздал он червонцы и работники загуляли, восхвалили «щедрость Ивана Парамоновича за немудреную, пустячную, работу».

Через несколько дней солдат заявился к тестю. Купец, как увидал его, враз воспылал гневом:

- Явился погубщик! Я тебя... из по драни... в купцы вывел! А ты! Нет, чтобы сладить выгоду на радость благодетелю, он только деньги занапастил! Умыслил меня в лапти?..онучи вырядить? Ох, ты! Вот до чего довел! Маковой росинки во рту не было, а в голове шумит!

Поневоле по-волчьи захохочешь, ублажешь от такого зятька, - вылютовал тесть, уселся на диван и спросил: - Чем еще обрадуешь?

- Сударь-батюшка, дай сто золотых!

- Вкатал в убыток и дела мало, - развел руками купец и вконец возмущенный вскочил. - У голытьбы еще глотки не обсохли после моих золотых, а ты опять?!

- Не пожалеешь, сударь-батюшка.

Решительностью и упорством раззадорил солдат тестя. Из кованого ларца достал он денежный, с золотыми внагнет, кошельснапутствием в придачу.

- Кабы лес не очистил от сухостоя и кривульника, то получил бы от убытка прибыток, но коли и эти прогусаришь, то раскладывай воробья на двенадцать блюд! Знай: запас мешку не порча!

Зять принял деньги; поклонился низко и удалился. На городской площади крикнул:

- Эй, народ!.. Кто хочет заработать?!

Голь с готовностью облепила солдата.

- Приказывай, Иван Парамонович, какую хошь работу сработаем!

Солдат велел идти в лес. Поваленные древеса сплавили к городу, на

площади сожгли, пепел доставили в амбар. Дненочно воспраздновали работяги. Не жалели глоток на спасибо «сибиряку» пока золотые не перешлииз рук беднош к трактирщикам.

Прогласилась весть про второй костер, и тесть занемог: в свет не выезжает и никого не принимает.

Служилый же бодро поспешает к тестевым палатам, а тот вназерку у окна и слугам наказывает строго:

- Ворота на запирный крюк и не впущать! - Пригрозил. - У, душегуб треокаянный, видно пришел деньги выманивать! Ат-ты! подхалюза безалтынный...

- Но ничего, брань на вороту не виснет, – проговорил зять и по воротил взадь.

А дома его любезная жена-краса дожидается.

- Иванушка, поедем к папеньке, что-й-то он занедужал, сказывала Степа.

- Я уже был, золотко, народу не пробиться. Умаялся он с гостями, поедем в утрий день.

Подъезжают к отчему дому: старшая дочь с мужем–Проказом, средняя с мужем–Поддаком, а следом Удача с супругом. Зятья перемигиваются, а сестры на младшенькую глядят и безмолвно жалеют. Гости входят в белокаменные палаты, а купчина на двухметровой кроватище лежит пластом, такой болезный.

- Что с тобой, сударь-батюшка? - обратилась старшая.

- Добил–таки лиходей, - прохрипел купец, но увидел "лиходея" и вовсе сник.

- Не пьет, не ест, а ноги что с похмелья подламываются, – подхватил

приказчик-казначей.

Служилый грудью вперед.

- Сударь-батюшка, дай еще сотню червонных!

Тесть заохал, закатил глаза. Старшие сестры с мужьями переглядываются, дескать, что с родителем деется!

Служилый за свое.

- Купеческие дела чисто золото в обороте требуют!

- Какой ты купец? Кафтан ты на заборе, а не купец,- вспыжил

тесть.

Гости не поняли намека, да услужливый приказчик разжевал:

- Хоть раззолоченный кафтан на человека надень, но коли голова пуста - кафтан все равно, что на заборе. И прав благодетель, ой как прав!

- Моего Иванушку, - неожиданно громко, но спокойно проговорила Удача, - даже если удушным метаном обозвать!.. да со злости сжечь!..все равно пепел останется.

Купец приподнялся, пристально уставился на младшенькую.

А солдат не унимается,

- Во славу Отечества и благородного семейства, не жалей золота, сударь-батюшка!

Тесть пятерней ткнул казначею.

Получил пятьдесят золотых, поклонился зять и отбыл по неотложным делам.

На площади кликнул работных людей, они проделали «пустячную работу», пепел доставили в амбар.

Второй месяц служилый поднимается спозарань и допоздна постигает ремесло на кирпичном заводе.

Тесть исцелился: зять червонцев не просит - жить можно. А когда ему приказчик снаушничал про занятие «лиходея», проговорил равнодушно: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы мать не плакала», - и забыл думать, про зятя. Морщился лишь, когда слышал выражение «Кафтан на заборе». С его легкой руки, старшие зятевья, дули кому попало в уши, прозвище: аж тряслись от хохота жирномясыми телами.

В народе слышно было не только любительство Проказа с Поддаком к болтовым вестям, и лихая дея значилась за ними.

Подкопил как-то работливый Хлопотун деньгу: возжелал провернуть купеческое дело. Накупил у кустарей поделок народного промысла и договорился с Проказомдоставить в заморские края. Прибыльно продал изделия народной красоты, а обратно вез инструменты искусникам, дабы нужливые, значит, не кланялись не потевшим толстосумам - добывали хлебушко вольготно. А купцы, потехи ради, сбросили Хлопотуновы ящики в море. На этом закончилось купечество трудяги. Куда он пойдет жалиться? Ему же деньги, какие потратил, вернули!? И правда тонет, коли золото всплывает.

Однажды зятевья на своих кораблях собрались в заморский край торг

вести. Служилый к ним с просьбой.

- Возьмите меня с собой, по возвращению с расчетом не задержусь.

- Что же ты повезешь, Иван Парамонович?

- Что грузить будешь? - поддакнул Поддак.

- Товар места не пролежит, а что повезу? – дело торговое. Много будете знать - мало будете спать.

- Опять чудит, - переглянулись купцы, - валяй, грузи свой товар.

Доставил солдат на бортбревна, доски, мешки с пеплом, корзину с гвоздями и инструментом, кое-какой провиант. Раздались прощальные выстрелы, корабли подняли паруса и вышли в Синь-море.

- Где же ты торг вести будешь? - полюбопытствовал Проказ.

- Держитесь по курсу. Я укажу, где выгружаться буду.

На второй деньсолдат спозаранкувзобрался на верхнюю рею и все в подзорную трубочку берег высматривал. Вдруг как закричит:

- Стоооп!

Высыпала команда на палубу. Ни города, ни деревушки - пустынный

берег.

- Так-в-так. Иван Парамонович-то порченый, - стушевался боцман и перекрестился.

- Глуп по самый пуп, а что выше, то пуще!- сорвался Проказ.

- Поживу в рабах, авось буду в господах, - ввернул солдат и показал капитану, где высадить его с грузом.

После разгрузки попутный ветер быстро погнал корабли к горизонту.

Высадился служилый неподалеку от места русалочьих шалостей и немедленно у края подбережного камня принялся рыть яму. Песку на штык, а глубже ракушечник. Денек солнопечный, работа тяжелая, да помогала ратная сноровка и выдержка. Наконец, заполнил яму пеплом, сверху, искусно притрусил песочком. Затем уничтожил следы свои до уложенного груза и уснул.

На пустынном берегу давно отвечерело. В темно-синем небе ярче и ярче вспыхивали далекие звезды, отчетливой белизной высветлилась луна. По сонному лукоморью пролегла смиренная лунная дорожка. Ополночь всколыхнулось серебрянное отражение и разбилось на фосфорические осколки - это всплыли резвуньи-русалки. Вдруг они быстро поплыли к берегу. Одна с ходу по воде хвостом плеснула и на подбережный камень - плюх! Облокотилась, на обросшее толстозеленым мхом каменное ложе и хохочет. Волосы длиннющие - пали на песок. Подруги выныривают из морских пучин и бросают ей жемчуг, к камню. Словно посеребрился песчаный берег, озарилось бирюзовым сиянием надморье. Русалка протянет руку к песчаному берегу, а жемчугов и нет. Морские же девы бросают и бросаюткак заведенные. Жемчужная дуга освещала берег до тех пор, пока русалка не рассердилась. Заискрились очи у повелительницы морских дев бесовским блеском, задрожала она чешуйчатымзеленым телом... Вдруг ударила хвостом о ложе, воздела руки к небесам и взметнулась с камня; свечой ушла в темную воду.

Над затеряннымвпросизи туманаморским берегом только что показалось солнце. Небесное светило рассеяло мглу и разбудило, после крепкого сна солдата.

Он наперво просеял жемчужины и заровнял яму. Спроворил из бревен и досок сарай, только крышу сладил добротную и впору: нависли дожденосные тучи. Примастерил высокие стеллажи поперек сарая, с проходом посередине взялся делать кирпичи.

Глинопесочныйс опилками замес закидывает в деревянную прессформу, смоченную морской водой, брусом утрамбует, затем из формы выдавит, как из-под пресса, через пропил проволокой режет. В готовый кирпич вдавливает жемчужину, присыпает замесом и в стеллаж на просушку.

Когда жемчужины кончились: «Давай-ка, - думает, - еще сделаю кирпичей, сколько в сарай войдет, не сидеть же сложа руки».

Скоро сказка сказывается, да не скоро работа делается. Долго ли, коротко ли солдат поджидал купцов, нам не ведомо, но когда кирпичи просохли, а затем обожглись на солнцепеке, показались корабли.

Служилый распорядился погрузить товар. Но при размещении в трюм - удивил всех. Отстранил корабельную команду и кирпичи уложил сам.

- И впрямь: Кафтан на заборе, - выставился Проказ, - укладывает, будто золотые слитки, а не кирпичи.

- Намучается с ним Удача, - подъелдыкнул Поддак.

Довольнешеньки купцы. Распродали в заморских краях: лен, железо,

пушнину, лес, кожи, сало, хлопок... Обратно везут такие роскошные товары, какие простому русскому человеку за век и не приснятся: меблировку отменную, выдержанные вина, шубы-манто, краску, тончайшие ткани, бумагу, разноту изделий из кожи, но теперь раз в двадцать дороже проданного сырья. А еще везут всякие побрякушки: только девкам впору на подарушки, а русскому бывальцу не до жиру - быть бы живу. На что купить? Коли еще надо есть и пить.

Гуляют Проказ с Поддаком. Поднаберутся рому и этак манерно, под ручку, по палубе вышагивают. Меж ними говорь строго иноземная, хоть и не к месту, но все равно - вот мол поглянь на нас.

Проказ. Wie du solches kaufen konntest?

Поддак. DeкAgent hat mich űber das Wundermittel buchstäblich angesprochen.

Проказ. Der Handelsvertret hat dich wieder aufgerbläht. Wie du so und kaufen die Salbe für die Beine betrogen warden konntest?

Поддак. Für die Betrügerei werde ich vollständig abrechnen. Ich ihm werde die anziehende Falle nachstellen.[1]

Солдат здесь же, возьми да и скажи :

- Что это вы в чужебесие впали? Рассказали бы лучше, как там поживают иноземцы?..в русских мехах!

Потревоженные купцы посмотрели на солдата, и Проказ воскликнул:

- Соображает! - толкнул он Поддака локтем в пузо. - Первый раз слышат мои уши, чтобы от тебя, Иван Парамонович, высказка прозвучала думно, - но тут же, будто рассерженные, купцы отворотились и дальше сыплют непонятными словесами.

А потом сами давай приставать.

- Иван Парамонович! А что если твой товар того... в негодь образуется? Зачем держать добавок-пустогруз в трюме? Корабелы в этом предуспели! Надо бы... облегчить морское судно...

-Да... ык!.. вот!., сбросим хламье, чем торговать будешь? ыыы?!-подбойчил винопивец Проказа.

- Не сбросите. Духу не хватит! и червонцев на расплату,- осерчал солдат и удалился на послеобеденный отдых.

А купцы посмеялись над служилым, в кают-компании приняли рому и растабаривают, как устроить шутку посмешней.

Вдруг забегает в каюту матрос, будит солдата и встревоженно сообщает:

- Иван Парамонович! Твой товар... этто, как сказать... этто, за борт летит!

- Много ль выбросили? - вскочил, засуетился солдат.

- Да... этто, как сказать... этто, не мене как три тыщи штуков!

- Кличь капитана на происшествие, я сей же час там буду,- и прислушался к базарщине на палубе, как матросы под смех команды и купцов, хором:

- 3898!.. 3900!

- Рано мне еще там быть, - прошептал солдат, - пускай протрясутся, - а сам в судовой иллюминатор разглядывает праздно: как зависают над прозрачной водой потревоженные чайки, как сверкают пенистые буруны за бортом и на его лице промелькнула усмешка.

-3922!.. 3924!

- Однако же разбойчились, обхалдели купцы, - покачал головой солдат и затеял переодевание.

Вбегает другой матрос, а он стоит в исподнем.

- Не видишь одеваюсь?! - выпалил солдат,

- Эх? Какой ты неловкий, - махнул рукой добродей и бегом на веселое происшествие.

Служилый не спеша подкрашивает усы, подхорашивает расписной кафтан, мягкие сапожки, надевает золотые перстни с ярыми,как звезды, каменьями. Собирается как на балда приговаривает:

- Кусают и комары до поры.- 3998!.. 4000!.. 4002!.. 4004!..

- Разорили! Разорили вразор! - закричал не своим голосом солдат.

Кинулся на палубу и норовит через борт, в волну, в раззолоченном

кафтане. Но матросы ухватили его крепко, не пускают. Смех прекратился. Видят человек не в себе, да и купцы присмирели,

- Не позволю! - непокорливо встряхнул солдат плечами. - Не позволю разорить православное семейство! - вскричал солдат и встал у трюма с товаром, как на часах, до утра.

Надутые ветром все парусаходко мчали корабли к подернутому предрассветной мглойблизкому берегуТавриды.

На морскую ширь брызнули разноцветные лучи утреннего солнца, и море заблистало огромнымпереливчатым зеркалом.

С дозорной башни дали знать в город о приближении кораблей и, когда суда вошли в гавань, бросили концы к причалу, уже на пристани собирался народ.

На корабль по трапу взошел тесть.

В это время служилый у борта прогласил:

- Слушай! Слушай, православные!

Тесть хотел улизнуть в каюту «подальше от сраму», но встревоженный вид зятевьев заставил его остаться.

- Разбирай шкодное дело!.. Досточестные! Не успел я и глазом моргнуть, как меня подвергли разорукупцы-родственнички, - указывает на обалделых купцов, - выбросили товар, этими самыми руками спроворенный, выбросили, как есть, за борт, в волну морскую, и команда буде пожелает, мой свидетель! - служилый повернулся к экипажу и вопрошающе воскликнул: - Поддедюлили купцы мой товар?!

Переглядываются матросы, не поймут, что затевает «купец сибирский»?

- Отвечай, живовидцы, - кричат с берега, - как вкатнули Ивана Парамоновича в убыток?!

Задние ряды надавили, и нетерпеливая толпа придвинулась, уперлась в оградительное сооружение пристани. Мужичок зазевался, неожиданно перевалился через чугунные перила и бултыхнулся в воду, под дружный смех окружения.

- Во как его припало от любопрений... - посыпались реплики.- Он, наш Хлюст-то, подвертливый парень!

Матросы вытащили мокрого любозрителя на палубу, а он неожиданно и к удовольствию толпы заверещал:

- Отвечай, матросики! Али обещанка судовладельцев вам зенки затуманила?!

- Был такой конфуз... купцы... балбесили подвеселком, - пробасил боцман и звучно щелкнул себя в подбородок, - кинали за борт кирпичи... четыре тыщи штуков... с лишом.

- Было, было, - закивали матросы, - истинно.

Как услышал тесть про лихоманство, забилась в нем купеческая жилка. Он прошел на противоположную сторону палубы, прислушался.

- И то... ишь!.. - говорили матросы меж собой. - Кирпичи-то как укладывал... Иван Парамонович-то! Може,с золотом?

– Може и так, -соглашались другие.

- Заплатим мы тебе за кирпичи, че ты народ баламутишь!- рявкнул Проказ.

- А хватит ли казны? - спросил служилый и спустился в трюм.

Хлюст за ним.

Тесть причуял прибыль и бочком-бочком вышел из-за палубной надстройки.

Выносят кирпичи. Служилый кирпич хвать об борт и разлом кажет.

- Эвось! Куда запрятал, - выдохнул Хлюст.

- Говори, че видишь! - кричат с берега. - Тебя бормотать вознесли?!

- Крещеные! – передохнул. – Златоискр! - и с почти комическим изумлением смотрит то на толпу, то накирпич, то на солдата.

Служилый хватьдругой кирпич!

– И здесяка!- сообщает Хлюст.

- Дивеса, - промолвил в притихшейгрозной толпе Хлопотун.

Купцам стало невтерпеж. Подбежали, глядят.

А служилый кирпичи колет и колет, Хлюст едва успевает подносить. Так, оставшиеся девятьсот девяносто шесть кирпичей расколол и в каждом по жемчужине оказалось.

Хлопотун углядел свой час. Отыскал на берегу ювелира и потащил его, под одобрительные возгласы, на корабль.

- Говори, златолюб, сколь стоит-то златоискр? - раздалось вослед.

Ювелир зачерпнул пятерней жемчужины, степенно разглядел, замерил и изрек:

- Отборное бурмитское зерно![2] Все как на подбор, и меньше восьми миллиметров в диаметре, нет!

- Да сколь стоят-то?! - подгоняют из толпы.

- Даже по малому измерению, доброхвальные сограждане, оценка в розницу, по двадцать пять золотых за жемчужину. Это значит, почтенные, общая сумма за тысячу жемчужин – двадцать пять тысяч золотых.

- А че не щиташь те, которые кинали за борт?! - старался перекричать загомонившую толпу Хлопотун.

- Говори! - кричат с берега. - Говори, какой урон содеяли лихоманы!

- Да в рублях исчисляй, - вскрапивился Проказ, - где мы тебе столько золота накопаем! - в отчаянии застонал, схватился за голову и вдруг трехэтажно как взругнется: - Эх, ёшь твою ёшь! Все летит в ядрено вошь, а дуракам так все по затылку!

Ювелир уткнулся в блокнот и в полной тишине словно прихлопнул купцов.

- Выходитдоброумные сограждане, долг преступников за учиненные убытки купцусибирскомуПарамоновичудоводится... сто двадцать пять тысяч золотых или сто двадцать миллионов рублей.

Толпа взорвалась.

- Давай раскошеливайся, толсторылые! - после некоторого затишья, донесся все тот же крикливый голос с берега.

- Это ты Кафтан заборный! - вдруг возопил Поддак и ухватил Проказа за отворот кафтана.

- Сам ты обух! Пустожира! - и соумышленник с силой оторвал его от

себя.

- А начал-то кто? Кто жигарь? Кто подначивал подлиховать Хлопотуну? - кричал Поддак.

- Че ты орешь? - похлопал себя в лоб Проказ. - Все равно платить поровну. Подбери губы-те: городничий едет.[3]

- Досрамились вконец, - вмешался тесть. - Не смешите людей: оба вычто ни на есть кафтаны... добарничались наши бары, досумы...

Вдруг у Поддака подкосились ноги, он опустился в мокроту, которая набежала с Хлюста, затрясся всем телом и зарыдал.

- Хе-хе! Издалека как вроде поют трое, - осклабился Хлюст, - а ближе подойдешь, он воет один как волк.

Ювелир строго посмотрел на насмешника как третейский судья выбранный народомпродолжая:

- Взять корабли, так им цена ведомая: по 52 миллиона за судно. Дома у них богатые, у каждого по два, и цена есть: за лучшие дворцы с угодьями по пять миллионов рублей...

- Да торговые ряды по два с половиной миллиона, да товаров у нас почитай на восемьсот тысяч рублей, а двести тысяч отработаем приказчиками! - выпалил Проказ.

- До седых бород придется труждаться, да не как ране, - съехидничал Хлюст.

- Я тя щас как облобачу, голощап бесталанный! - взбеленился Проказ.

- Тихо, тихо, тихо,- подал голос уже из-за спины солдата Хлюст. - Талан нашелся. Не прытчай! ты теперича... здесяка сам в гостях!

Снова раздался хохот.

- Эн нет! - возразил Проказу служилый. - Приказчиком управится способливый Хлопотун, а вы в подначалии, рядскими торговцами, - и будто повсякдень приказал: - Хлопотунюшка, распорядись, чтобы выкатили бочку вина на берег. И еще: выдай по достою согражданам... десять метров на душу заморской ткани. Приступай.

– Уррра!- раздалось на пристани.

Громогласность отзвенела отзвуком в горах, и солдат проговорил:

- Когда перед людьми предстает шарлатан, то они не замечают в нем этого, потому что он, на взгляд, такой же как и все, но если они видят перед собой порядочного человека, чем-либо отличающегося от них самих, то непременно начинают придумывать, что он шарлатан.

Все пристально вглядываются друг в друга.

- Коли дела закончены, можно и на отдых, - проговорил тесть.- Супружница тебя заждалась с радостной вестью.

- Приполнилась семья?

- Аж на тройню!- ответил тесть и сопроводил служилого к карете.

- Иван Парамонович, а жемчуга-то... кхы, кхы... во всех кирпичах?

- О чем ты, сударь-батюшка?

- Девок жалко...

- Удачу жалко?

- А!.. - махнул рукой тесть.

- Я им, как отработают, долгосрочный заем дам под сорок процентов.

- Мать честная! - воскликнул тесть, - Где ж это видано?!

- Пускай продают в чужие края не пушнину, а шубы-манто; не лес, а мягкую и жесткую мебель; не кожи, а кожаные кафтаны,и все будет в ажуре.

- Да. Так оно и было бы. Кабы закон принять об ограничении вывоза сырья из страны, до самого разумного, хозяйского: от добычи. Тогда все зашевелятся. Да наш беспамятный царь-даролюбец, зацарился, а его, лукавомудрое окружение никогда не расстанется с дармовой природной прибылью... нечем им залатать бюджетные дыры! - заключил купец и замолчал, погруженный в раздумья.

В согласии с Удачей и в радостях с наследниками счастливо зажил бывший солдат. Проказа с Поддаком он отпустил через год. Так они кинулись в Синь-море кирпичи искать. Слышно, по сей день ищут… Кирпичи- то!

 

Словарь некоторых выразительных русских слов

Базарщина-шумная толпа

Балбесить-дурить без дела

Бережной-прибрежный

Беспамятеть-лишаться памяти, тупеть

Бесталанный-кому нет талану, удачи

Болтовые-пустословные

Бывалец-бывалый человек

Вежа-блюдущий приличие

Взадь-назад, обратно

Вкатнуть-кого в убыток

Влюбоватъся-любуясь пристраститься

Внагнет-плотно, битком

Вназерку-не спуская глаз

Вскрапйвиться-злобно вскинуться

Вспыжить-пожурить

Голощап-голоштанник

Даролюбец-любящий брать подарки

Деловец-деловой человек

Дивеса-дивные дела

Доброумные-кто не пускается в дурную жизнь, аживёт посветлому разуму

Доброхзальные-достохвальные

Довол-достаток

Достой-достойность, приличие

Живовйдец-очный свидетель

Жигарь-поджигатель в ссорах

Зацариться-царствовать слишком долго

Званец-званый гость

Зенко-зрачок

Здесяка-здесь, тут

Златойскр-драгоценный камень

Зналый-известный

Карантин-пункт санитарного осмотра животных

Кривульник-уродливый, мелкий лес

Лихоманить-делать зло, мошенничать

Лише, с лишом-свыше, более, сверх

Любозрйтель-зевак

Любонейстовая-бесноватая любовью

Любопрения-склонность к. спорам, разговорам

Не томные-не истощенные, не усталые

Назвездйть-ослепить похвальбою

Неведомка-кого не знают

Негодь-все что не годно

Нужливые-угнетенные, бедные

Обеспамятеть-потерять способность помнить

Облобанить-ударом в лоб

Обмишулиться-обмануться, дать промах

Обух-тупой, глупый, упрямый человек

Обхалдеть-обнаглеть

Повсякдень-повседневно

Погубщик-погубитель

Подбережный-прибережный со стороны воды

Подбойчить-придать храбрости

Подвертливый парень -всегда тут

Подвеселком-навеселе, наподгуле

Поддедюлить-подцепить, утащить

Подлиховать-подвести под лихо

По достою-как нужно, как следует

Подрань-изношенная одежда

Подъелдыкнуть-затевать ссору

Предуспеть-предварить делом

Призарить-пристрастить, разжечь

Припало-внезапно обуяло

Просизь-дымчато-голубоватый цвет

Преступник-виновный в проступке

Прытчать-становиться прытче

Пустогруз-балласт

Пустожйра-дармоед

Растабаривать-болтать

Разбойчились-расходились

Раскрыливать-замыслы подобно крыльям

Способливый-находчивый

Спроворить-сделать наскоро, 2. добыть

Срамнйчать-быть нагло бесстыжим

Стешиться-слюбиться

Так-в-так-точно

Твержа-твердыня, твердь

Труждаться-стараться; 2. мучиться в нужде

Ублажеть-ошалеть, опьянеть

Хожалый-опытный, бывалый

Чужебёсие-подражание иностранцам
 

---

[1] Проказ. Какты мог такое купить?

Поддак. Агент буквально заговорил меня о чудо-средстве.

Проказ. Торговый агент вновь тебя надул. Как ты мог так обмишулиться и купить мазь для ног?

Поддак. За жульничество я расквитаюсь сполна. Я ему подстрою заманчивую ловушку.

[2] Так называли на Руси самый крупный жемчуг.

[3] Полно дуться, сердиться.