Светлана Кекова. Толкутся люди в солнечном луче

Рейтинг:   / 2

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Поэзия

Автор: Светлана Кекова

Просмотров: 2107

2012 год, Выпуск № 6

* * *

Ты скажешь тихо и неловко,

что душу жмет и бередит

синицы звон, ветвей штриховка

и слово, взятое в кредит.

 

Не плачь, не бойся – только веруй,

что бедный звук всегда с тобой,

и снег, то розовый, то серый,

то безнадёжно голубой

под городскими фонарями,

под тонким светом зимних звёзд

похож на холст в незримой раме,

чей смысл загадочен и прост.

 

Он будет птицами исхожен, –

лимонный, розовый, седой –

а летом станет невозможен

и будет тонкою водой.

 

Ну, а пока стремится вниз он

и отражает лунный свет,

без слов в густом снегу написан

души струящийся портрет.

 

 

*   *   *

 

...где крыла берёз над водой дрожат,

где растёт трава на сухих холмах,

в пирамидах времени, где лежат

фараоны в каменных пеленах,

 

и в провалах памяти, в тех веках,

где так лёгок пепел, горька зола,

где везут этруски на двух быках

в город мёртвых медные зеркала,

 

где шуршит листвой восковою лавр,

а дорога в гору – пространства бинт -

приведёт на остров, где Минотавр

стережёт разрушенный лабиринт, –

 

там, в мирах минувших, приюта нет

ни бессмертью жалкому, ни любви…

Есть одна надежда: увидев Свет,

Магдалина скажет Христу: "Равви!"…

 

 

 

*   *   *

 

Собиратель нехитрого скарба,

видишь – стала вода       солона?

В тусклом зеркале мёртвого карпа

отразилась большая луна.

 

Волны к устью бегут в беспорядке,

и, стволы молодые закрыв,

образуют тяжёлые складки

королевские мантии ив.

 

Но листвою судьбу не закроешь,

в ней не спрячешь лицо пустоты.

Собиратель словесных сокровищ,

где сегодня скитаешься ты?

 

По каким плоскогорьям и тропам

пробираешься ночью, дрожа,

повторять в одиночку и скопом

виражи молодого стрижа?

 

Да, сегодня сорваться с обрыва

мы с тобою, как прежде, вольны.

... и качается мертвая рыба

рядом с чайкой на гребне волны.

 

 

 

 

*   *   *

 

О, сколько б мы ни делали попыток

познать законы Божьей мастерской,

чтоб, музыкальной раковины свиток

достав руками из воды морской,

 

ключ отыскать для дивных нотных знаков,

в загадочные вникнуть письмена, –

итог попыток этих одинаков:

всё глубже тайна, все прочней она.

 

Ты лучше приготовься к омовенью

в крещальных струях осени сырой,

и не познанью, а благоговенью

врата души измученной открой.

 

* * *

            Памяти тёти Маши

Человек живёт на этом свете

и нужду имеет во враче,

и толкутся люди по планете,

как пылинки в солнечном луче.

 

Так метались в бурях планетарных

богомолы, мошки, комары,

но застыли в капельках янтарных

молодой, светящейся смолы.

 

Видно из окна твоей палаты,

как блестят на солнце купола,

рукава больничного халата

сложены,

как два больших крыла.

 

И в потоках межпланетной пыли

есть следы твоих последних слёз,

и в янтарном времени застыли

мука, упованье и вопрос.

 

Снится мне цветущая долина

и плоды, солёные на вкус,

и в раю – Мария Магдалина

с ниткою простых янтарных бус.

 

 

 

* * *

Сыновья одиночества бродят по зимнему саду.

Засвистела синица, присел воробей на ограду,

задрожала рябина, кораллами ягод горя,

чтобы бедному грешнику встать у её алтаря.

 

Но завесою снега в пространстве вселенского храма

скрыт ветвей семисвечник и первая жертва Адама,

и Завета Ковчег, и рябины прощальная дрожь,

послушание Авеля, Каина каменный нож.

 

Дочерям тишины – нашим мыслям о тайной свободе

не молиться в ночи, не ходить до утра в хороводе.

Хочешь – ветку сломай, хочешь – ягоды даром бери,

а не то налетят и рябину склюют снегири.

 

Этот мир не привык откликаться на тайное имя.

Превращаются в сны те, кто некогда были живыми,

выйду тихо из храма, на паперти слёзы утру,

где рябина без ягод стоит на холодном ветру…

 

 

* * *

Мы хлеб пекли, ходили по воду

и огурцы солили впрок,

пока по слову, как по проводу,

бежал любви незримый ток.

 

Мы звали жизнь Её Величеством

за шаль, спадающую с плеч,

и насыщали электричеством

своё молчание и речь.

 

Не слово, нет, – исчадье адово –

дышало жаром и огнём,

и всё нам чудилась Ахматова

в усталой иве за окном...

 

* * *

Рядом с закрытой церковью тихо течёт река,

в мокрый песок, как в зеркало, смотрятся облака.

 

Пахнет из церкви ладаном, а от реки – хвощом.

Знать не дано, не надо нам – кто же здесь был крещён,

 

кто здесь венчался, каялся, в окна смотрел окрест,

плакал, молился, маялся, тихо целуя крест.

 

Хлеб на расшитой скатерти, лепта седой вдовы...

Сладко вдыхать на паперти запах земной травы.

 

Сладко следить, как ласково гладит песок волна,

пишет на нём бессвязные числа и имена.

 

Окунь ли, белорыбица тихо плывут к хорам,

в речке струится, зыблется белый высокий храм.

 

Видно, вода напутала – кто же в ней был отпет.

Льётся рекой из купола белый нездешний свет.

 

Жизнь оставляя здешнюю, тело теряет вес.

Над головою грешною – епитрахиль небес.

 

* * *

С церковью рядом ремесленник бродит печальный:

глину он ищет и стан размещает  гончарный.

Рядом, на паперти, голуби ходят кругами.

Вылепил мастер фигурку с крутыми рогами,

ослика белого и голубую синицу,

кисть для художника, а для поэта – цевницу,

вылепил лиру, не нужную грешному миру,

вылепил ангела – бедным мирянам  и клиру.

 

Что-то мне кажется, что-то мне чудится, мнится:

с церковью рядом горбатая бродит травница,

в яркую зелень бросает стальную булавку,

в лавку приносит простую целебную травку:

горький бессмертник, сухой подорожник и млечник,

чтобы заваривал чай себе старый горшечник,

чтоб становилось горшечнику горько и сладко,

и от больного бежала бы прочь лихорадка.

 

В гибких ветвях воробьи раскричались, как турки.

Старый ремесленник новые лепит фигурки:

двух снегирей на заснеженной ветке рябины,

пойманных рыб, изогнувших блестящие спины,

лепит павлина на древе из райского сада,

лепит Орфея, ведущего душу из ада,

и Моисея с жезлом, источающим воду.

Лепит из глины он грех, поразивший природу.

 

Мастер уснул, распростившись с земными делами,

церковь стоит и сияет во тьме куполами,

с церковью рядом горбатая бродит знахарка –

ждёт, чтоб ей подали дым от свечного огарка.

Облако в небе, как время, меняет обличье,

глиняный ангел летит, причитая по-птичьи,

тихо летит над землёю, убогой и сирой,

глиняный ангел со сломанной глиняной лирой.