Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Виктор Коврижных. Только не трожьте деревню мою

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

 СЕЛЬСКИЙ ЛИРИК

 

 Я памятник себе воздвиг нерукотворный

 в селе моём!.. Трубы водонапорной

 побольше будет он по высоте!

 Пока мечтам не писаны законы,

 роняет небо звёзды на погоны

 и званье соответствует мечте!

 А подо мной дома и огороды,

 колодцы, трактора, животноводы,

 на лавочке Серков-пенсионер.

 Вы про известность мне не говорите.

 Я здесь в селе гораздо знаменитей,

 чем Вознесенский или Искандер!

 

 Я памятник воздвиг... Высокий вроде,

 мне видно, что растёт на огороде

 и виден лес встречающий грозу.

 Я над селом, как будто в карауле.

 Кричат внизу: "Слезай, Витёк, покурим.

 Прочти стихи про кузькину козу!.."

 

 И высотою горней окрыленный,

 читаю им с восторгом, вдохновенно

 про кузькину козу и про быка.

 Что даже агроном наш на правленье

 отметил: повышаю настроенье,

 а значит и надои молока.

 

 Мой дом почти как штаб при поссовете,

 посколь стихи печатаю в газете

 под сводкою районных новостей,-

 то жители доверчиво и просто

 идут ко мне то с жалобой, то с просьбой -

 глаголом покарать лихих людей:

 

 сантехника, завхоза райбольницы

 учётчика и Дуську-продавщицу -

 обвешивает, подлая, народ.

 Я их глаголом яростным караю,

 а сам в душе печально понимаю:

 тропа ко мне травой не зарастёт...

 

 

 

 ДЕРЕВНЯ ТОКОВАЯ

 

Тихое бревенчатое счастье,

ко всему доверчивый народ.

Самое высокое начальство -

милиционер и счетовод.

 

Мёдом забродившая люцерна

колобродит зноем на лугах.

Сотня вёрст вдоль речки до райцентра,

тёмные поверья - в трёх шагах.

 

Где ещё блукает по болотам

лешачина, путая коров.

И хозяйки вяжут на заплотах

обереги хитрых узелков.

 

Ситцевы раздвинув занавески,

смотрят окна прямо на луга.

А за ними лес да перелески,

а за огородами - тайга.

 

С выводками солнечных лисичек,

с рыжиками хрусткими в кустах.

И с далёким гулом электричек

совпадают стрелки на часах...

 

 -2-

 

Ты не та сегодня, Токовая,

улочка в четырнадцать дворов.

Хоть мне мнится память вековая

в безоглядном пенье петухов.

 

Электричек гул за дальним лесом

достучался до сосновых стен:

голоса тотального прогресса

ловит жадно длань телеантенн.

 

Новый день в свои права вступает...

Солнышко не спорит с новизной -

на тесовых крышах закипает,

смоляной вытапливая зной!

 

Золотосвечение лукошек

в сумеречном травнике сеней,

кроткий взгляд улыбчивых окошек

и разлёт наличников-бровей!

 

Городьба, колодезь и ракиты,

над тропинкой лопуховый лист.

И кометой, сбившейся с орбиты,

вдалеке промчал мотоциклист.

 

На лугу стрекочет «сенокоска»,

летний день до косточек согрет.

И звенит знакомое окошко

голосами отшумевших лет...

 

 -3-

 

То ль душа невольно оглянулась

на мечту заветную в былом -

девочка с крылечка улыбнулась

на тебя похожая лицом.

 

Как тобою грезил я в то лето,

как ночами сидя под окном,

сочинял поэмы до рассвета,

воровал сирень у сельсовета.

Ты в райцентр уехала потом.

 

Написать письмо мне обещала

в наше глухоманное село.

И письмо, конечно ж, написала!

Только затерялось, не дошло.

 

Так как ненадёжные дороги,

так как до райцентра сотня вёрст...

Отцвели картофельные сроки,

скошены люцерна и овёс.

 

Так воспоминаниями греясь,

я стою у памятных ворот.

И опять с наивностью надеюсь,

что дойдёт письмо твоё, дойдёт...

 

 

 ПРЕДЗИМЬЕ

 

 А в деревне опять молодая зима

 правит праздником, жизнью и волей.

 Нынче колют свиней и встречает с холма

 терпкий запах дымов и подворий.

 

 Словно время моё покатилось назад

 вдоль румяных домов и заплотов.

 Над дворами паяльные лампы гудят,

 как заоблачный гул самолётов.

 

 ...Завалили свинью на приземистый стол,

 дикий вопль заметался под крышей,

 узкий нож безошибочно сердце нашёл,

 дух с дымящимся лезвием вышел.

 

 Дым палёной щетины синеет в щелях,

 дышит инеем сумрак оконца.

 Кровь очнётся и вспомнит себя в временах

 озарённых языческим солнцем.

 

 Гулко цепи звенят и скрипят ворота;

 чует мясо собака утробой:

 дрожь истомы - волной от ушей до хвоста,

 и язык, словно пламя озноба!

 

 Ритуально хозяин сдирает нагар -

 точность рук и наследственный опыт.

 Из распахнутой туши - клубящийся пар

 и Велеса оттаявший ропот.

 

 Шёпот жёлтых страниц - у хозяйки слова,

 ей хозяин ответствует хмуро.

 Смотрит в небо из снега свиньи голова

 сквозь глаза деревянного Чура.

 

 Тёмный смысл совпадает со всей суетой.

 В доме жарко натоплена печка...

 Вот и мясо на крючьях висит в кладовой

 и янтарная желчь над крылечком.

 

 Свежина на столе! Тёртой редьки куржак,

 млеют грузди под шапкой сметаны.

 В запотевшей бутыли мерцает первак

 и гремят нетерпеньем стаканы!

 

 За здоровье хозяев, достаток, уют,

 чтобы рожь не сгубили морозы!..

 И старинную песню по-русски споют,

 утирая украдкою слёзы...

 

 ИЛЮХИНСКИЙ ПЛЁС

 

 

 Старые ивы сомкнули

 кроны над тихой водой.

 Здесь мне в начале июля

 встретился мальчик с удой

 

 В длинной рубахе холщовой

 шёл он по краю реки,

 странный, как житель чащобы,

 стыли в глазах сквозняки.

 

 Он поравнялся со мною,

 жалобный выронив стон.

 За тальниковой стеною

 дымкой рассеялся он...

 

 Давнюю повесть утраты

 слышал ещё от отца,

 как утонули два брата,

 дети Ильи-кузнеца.

 

 В майскою пору разлива,

 лет девяносто назад

 младший сорвался с обрыва,

 старший спасал его брат.

 

 В дом не вернулися дети...

 До полуночной поры

 шарили в омутах сети,

 дно бороздили багры.

 

 Младший был выловлен в пойме

 в донных кустах ивняка.

 Старший - не найден, не пойман,-

 спрятала тело река.

 

 Он это! Он с удилищем

 ходит по краю реки!..

 Младшего братика ищет -

 так говорят старики.

 

 Давняя грустная повесть,

 тихий Илюхинский плёс.

 Травы склонённые в пояс,

 всхлипы тележных колёс.

 

 Ивы зелёное пламя,

 купола зябкая медь...

Родина, как в твою память

больно и сладко смотреть...

 

 Х Х Х

 

Слава Богу, что есть ещё лето!

Облака, одуванчики, птицы.

И красивая девушка Света -

я в неё собираюсь влюбиться.

 

Я бы с ней день и ночь целовался

в пасторальном ромашковом поле.

Я в любви ей сейчас бы признался,

да боюсь мне жена не позволит.

 

Но в тенетах домашнего плена

под цветение томной сирени

в честь её напишу непременно

совершенное стихотворенье!

 

Напишу я, как птица томится,

про любовь напишу и природу.

Что жена, прочитав, прослезится

и отпустит меня на свободу!

 

 

 СТАРОБАЧАТЫ

 

Все перестроили в русском краю.

Только не трожьте деревню мою.

 

Тихие улочки старых Бачат,

ветры степные полынью горчат.

 

В купах черемухи и тальника

белую лебедь качает река.

 

Щука с Емелей и Черт с Водяным

мирно живут за окошком моим.

 

Звоны и ягоды в травах лесных

вспомнят заглавия сказок моих.

 

Яви и вымысла зыбкая грань.

Здравствуй, лесная моя глухомань!

 

Милая родина, вечности птах,

здесь лишь воскресну листвой на кустах!

 

Тешьтесь вы – Господи! – в вашем раю!..

Только не трожьте деревню мою.

 

Белая лебедь томится во мгле.

Трудно не петь мне на этой земле…

 

 

Афганистан

Заблудилось отставшее время

средь камней, опаленных войной.

Дышат сумерки стужею в темя,

а в глаза – ослепительный зной.

 

Бросит в оторопь, будоража,

в зыбком мареве дикий простор,

где бредут будто бы в камуфляже

караваны задумчивых гор.

 

Здесь вояжи чужих демократий

завершились бесславным броском...

Полегли чужеземные рати,

захлебнувшись горячим песком.

 

В заунывных призывах имама

отражается суть естества:

как зелёное знамя Ислама

полыхают листва и трава.

 

Продиктован аскезой природы

и судьбою житейский уклад.

Направляются небо и воды,

чтоб вскормить героиновый сад!

 

И как вызов: смеясь над веками,

на глазах просвещенных планет,

превращает в обычные камни

достоянье языческих лет.

 

И как странно в садах героина

слышать мудрость Корана и свет

в заунывной мольбе муэдзина

меж разрывов гранат и ракет.

 

Эти хижины в сумерках страха,

где ознобно сквозь щели сквозят

то ль бессмертные очи Аллаха,

то ль ребенка с оружием взгляд.

 

Будто в душах – скрижали на камне,

и в глазах жгучий ветер пустынь,

что напоен седыми веками

и поруганной кровью святынь.

 

Лишь – война... Как единственный образ

жизни этой несчастной страны!

Не имеет значения возраст,

даже дети – и те для войны!

 

То ль задача – стать жертвой огромной

в искупленье всемирной вины:

превратить себя в камень надгробный

для последней на свете войны?

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.