Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Воин (рассказ)

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

Старый дощатый забор доходил мне до самого подбородка. Это был мой родной забор, от него исходила только мне понятная живая теплота. Уткнувшись носом в его шершавую кромку, я разглядывал двор – свой двор, где я провел детство и юность, откуда ушел, как говорил Багрицкий, в мир, открытый настежь бешенству ветров, которые меня основательно поистрепали.

Возле моих ног лежал рюкзак, набитый продуктами и куревом. Все это я привез из города своему одноглазому отцу-фронтовику.

Два дня назад он должен был получить пенсию и поэтому надо было успеть забрать большую часть денег для бытовых нужд. Ибо «окружение» отца тоже не дремало и старалось урвать свою долю. Прежде всего на пропой. Мать умерла и батя жил уединенно. А мне от нее был дан наказ: следить за его жизнью и постараться в случае кончины похоронить его по-людски. Вот я и следил… Стоял с наружной стороны забора и следил. Вон моя родная береза, а дальше стайка, баня и погреб – все на месте. Высокое крыльцо, а у крыльца две пары резиновых шахтерских сапог. Одни братана Лёхи и еще чьи-то. Почуяли, стервятники, пенсию и толкутся у отца, выманивая деньги на бухло. И, видно, все получилось, раз сидят в доме. В моем родном доме и пьют за моим родным столом. Гады и только!

На душе было нехорошо. Это чутьё на «нехорошее» передалось мне от покойной матери и редко когда подводило. Открыв калитку, на которой катался пацаненком, я под окнами прошмыгнул к крыльцу и вошел в сенцы. Дверь в избу была открыта.

– Да ну, дядь Мить, я тебе точно говорю, ты со своими наградами на зоне в авторитете будешь, – послышался голос Ивана Шипицына.

– Это – капитально, батёк! Ванька правильно базарит – добавил братан Лёха.

– Какая зона, какой еще авторитет? – прорыкал я у входа. За столом, увенчанным двумя пустыми бутылками и нехитрой закуской, сидели трое. Отец – в переднем углу под иконой с бумажными цветами. Ванька и Лёха у края стола. У бати из глазницы, в которую был вставлен искусственный глаз, текла бесконечная слеза? и он вытирал ее грязным скомканным платком.

– Братка прибыл? – притворно обрадовался Лёха. Ванька полез ко мне обниматься, а батя начал как-то странно подергиваться на табуретке.

– Сынок, беда-то какая у меня случилась, лейтенант два раза приходил, допрос делал. Вон, посмотри в окно…

Лёха и Ванька как-то подозрительно заторопились к своим сапогам.

Ничего не понимая, я подошел к окну на кухне и посмотрел в огород. Страх от увиденного начал сдавливать мою грудь. Сердце предательски забуксовало.

Под окном, как на картине, стоял синий трактор марки «Беларусь». Почва вокруг него была усыпана битым стеклом. Окна и фары выбиты, капот весь иссечен и погнут.

Я все понял! Работа моего отца. Призрак наказания за содеянное витал в родном доме. Ясно и неотвратимо. Мне стало жутко! Я сел на табуретку, на которой когда-то любила сидеть мать, когда чистила картошку.

– Рассказывай, – выдавил я из себя – все рассказывай.

Это произошло так…

Весна была запоздалой. Огороды долго стояли под снегом, мокли под весенними дождями и невозможно было от души поработать на них. А потом наступило тепло, божья благодать прямо-таки. И все заторопились вовремя «отсадиться». Надо было готовить прогревшуюся землю к зачатию.

Отец, получив пенсию, сходил, как всегда, за бутылкой водки и закондылял домой. А в это время по поселковой улице ехал на колесном тракторе молодой, готовый «подкалымить», паренек Серега. Вот батя и завернул его на свой огород. Убрал звено ограды, и трактор весело вкатил в пространство, где сходились все огороды соседей.

Возалкав стакан «Российской» и тоже весело закурив, батя сел на старую огуречную грядку и стал ждать, когда будет вспахан огород. В кармане лежала положенная на этот случай сумма деньжат. А между тем, возле трактора замелькали фигуры соседских бабенок. Блеснула бутылка самогонки, раздавался веселый игривый смех Надюхи. И «Белорусь» покатил на другие деляны, не отпустив даже плуги в землю отцовского надела. Батя стиснул зубы и начал закипать изнутри. Разухабистый перенек-тракторист, не понимая, какая угроза нависла над ним, весело пахал огороды соседей, прикладываясь к бутылке и собирая мзду.

Закончив он, ничего не подозревая, подумал выехать вновь через отцовскую территорию. И тут на его пути встал тот, кто прошел с боями от Сталинграда до Берлина.

– Слышь, сынок, – сказал он, – ты опусти плуги-то и вспаши мой огород напоследок, ведь это я тебя пригласил.

– Дедуля, я сильно устал, – с нехорошим смешком, промямлил тракторист, потихоньку двигаясь к месту, откуда заехал…

– Так ты не будешь пахать мой огород? – вкрадчиво спросил старый артиллерист.

Дед, вали домой, я завтра приеду… - последовал ответ.

– Нет, милок, выезжай тогда по той земле, которую пахал, здесь не проедешь, пути тебе здесь нет. Это моя земля и ты меня обидел, ты меня сильно обидел, сынок.

– Пошел-ка, ты подальше, дед!

Трактор медленно катил мимо отца и его ограды.

– Ты, сученыш! Через меня танки Гудериана не смогли пройти там, где я со своей пушкой стоял, а ты хочешь по моему родному огороду без спроса на тракторишке прорваться!

Рука старика скользнула вдоль столба и нащупала рукоять огромного горняцкого топора – это был подарок сына Лёхи.

И вдруг перед глазами полупьяного водилы стала вырастать костлявая, седая, но все еще могучая фигура русского древнего воина, вооруженного топором. И этот топор обрушился на ветровое стекло трактора.

Серега остановил трактор, проворно выпрыгнул из кабины и бросился бежать по пахоте.

Старик, рванулся было за ним, но одумался и вернулся к трактору. Он рубил топором пока не выдохся. Потом устало и отрешенно покинул поле боя, пошел к своей прошлогодней огуречной грядке, присел и закурил. Топор лежал рядом.

Улица замерла от ужаса, потрясенная случившимся. Она получила кошмарный урок первобытной справедливости. А ослабевший батя прилег на прогретую, покрытую старой огуречной ботвой, землю и уснул.

Соседка Надька, которая в числе первых переманила тракториста на свой огород, подкралась и утащила страшный топор – как вещественное доказательство.

Так обстояло дело. И все это легло на мою душу. Весь мир казался мне кошмаром.

– Сынок, вполне осмысленно сказал отец, – выручи меня, если можешь. Ты же знаешь, что это твоя земля, твой дом. У меня и деньги есть. Он пошел к древнему шифоньеру и, из одному ему известных глубин, извлек и принес мне довольно солидную сумму, на которую можно было купить, по тем временам, хорошую мебельную стенку. И как только умудрился скопить...

– Трать, сынок, как хочешь, только выручи меня…

Я забрал деньги и встал. Надо было спасать отца и что-то делать.

Верные гражданскому долгу соседи накатали на батю заявление и активно подписали. Один только дядя Андрей сказал: «Я против Митьки не пойду».

Трактор оказался не исполкомовским, а «левым». Но заявление ушло в районный отдел милиции, который курировал наш поселок.

Тихо иду по коридору «ментовки», покрашенному в теплый зеленый цвет. Заглянул в один кабинет – на столе какое-то одеяло и старый баян. «Конфисковали, что ли, – машинально подумал я, – или отняли ворованное…»

Дверь в следующий кабинет оказалась приоткрыта. Зашёл в небольшой тамбур, еще одна дверь. Тихонько толкнул плечом и посмотрел в образовавшуюся щель. За столом – старший лейтенант, курит, листает какие-то бумаги. Под моим взглядом поднял голову, и вдруг я почувствовал как жуткий, сладостный комок подкатил к моему горлу. Так у меня бывает, когда я смотрю фильм «Чапаев», тот момент, когда у Анки кончились патроны и она перебирает пустые пулеметные ленты, а оттуда, издалека, на весь экран начинает нарастать метущаяся по ветру бурка Чапаева.

Слезы заполнили глаза. За столом сидел мой родной ученик Славка, которого лет десять назад я выпустил в жизнь, являясь его классным руководителем.

- Митрич! Никак ты? Ты почему здесь, в этой конторе? Да ты что? Ты плачешь, что ли? Тебя кто обидел, а? Если блатари, порву в куски за тебя.

Я присел к столу и, вздрагивая от нервного напряжения, всё ему рассказал. Слезы продолжали предательски показывать мою человеческую слабость. Я плакал.

– Да-а-а, – протянул Славка, – ну, дед, ну дает. Слушай, а этого козла он топором не зацепил?

– Нет, – отозвался я, – убежал.

– Мне заявление не поступало, очевидно, Валентина дежурила. – Он выдвинул ящик стола и вытащил пачку бумаг, порылся. – Вот оно, дорогой ты мой Митрич. – Мы рассмотрели «заявку». – Славка взял толстую канцелярскую книгу, в которой отмечались заявления трудящихся, и полистал ее. – Митрич, а заявление – тю-тю, не отмечено здесь. Валюха замоталась, видно, идут и идут по всяким вопросам.

Славка взял листок, разодрал его на части и сунул себе в карман.

– Дальше, Митрич, мое дело. Если заявители поднимут шумиху, скажу, что «заявка» ушла на рассмотрение, возьму грех на душу. А ты поглядывай за своим батей. Пристращай его сроком, чтобы не духарился. Да помалкивай, смотри, обо всем этом… А я совсем недавно, когда мне старлея дали, думал, хоть бы тебя встретить, похвалиться «звездочкой» и поговорить, вспомнить, сколько ты от нас, пацанов, натерпелся. Ну и классик был, Митрич – как одна мама родила, один одного хлеще… Пойдем-ка перекусим, здесь неплохо кормят. Я и не подумал бы, что ты плакать можешь. Пошли, я угощаю, дорогой ты мой, классный руководитель. Ну дед, дал звону, вояка хренов. Помнишь, как ты нам Есенина читал «Расея, дуровая зыбь твоя…» Это же надо а, Митрич, «через меня танки немецкие не смогли пройти». И ведь нашел, что сказать этому шакалу. Такие вот только и смогли заделать фашистам козью морду. Иначе не устояли бы. Пошли, Митрич, есть, как удав хочу… 

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.