Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Салим (приключенческая повесть-притча)

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Глава 1. Что сказала монетка

Веселый парень Салим. У него смуглая кожа, белые зубы, а глаза такие черные, блестящие и живые, словно скворцы, что летают в цветущем саду заминдара. Во всей деревне не найдете другого такого – ловкого да работящего.

Есть у него старая хижина на берегу моря, есть лодка-дхони с парусом, есть даже собака Тукар – хорошая собака, умная, верная, настоящий друг. Единственное, чего нет – денег. Нет рупий – этих маленьких металлических кружочков. Их почему-то всегда нет. А деньги ох как нужны Салиму.

Вчера опять заявился Фатх – сборщик налогов и всей округе известный обжора и плут.

– Плати налог или пойдешь на суд к заминдару!

И еще много чего кричал. Толстыми руками машет, ногами топает, бороденка жидкая и та трясется. И одного только не поймет, что денег нет потому, что большие серебристые рыбы не попадаются в сети Салима.

– Почему не попадаются? – допытывался Фатх. – Чем твои сети не нравятся?

– А ты разве не знаешь? – взялся объяснять Салим. – Повстречались две кефали-йойо, и одна другой говорит: вон сети Салима, может – запутаемся в них? А вторая отвечает: нет, еще не время.

– Не время, значит?

– Не время, – вздохнув, подтвердил Салим.

– А когда время?

– Этого она не сказала.

Хитрый Фатх прищурился:

– А ты у кривого Бака, что рыбой торгует, одолжи рупий. У него их много. Или у зеленщика Раби.

– Пробовал уже, – Салим безнадежно махнул рукой.

– И что?

– Взял монетку, а она мне шепчет: «Верни меня, у тебя ж все равно карманы дырявые, потеряешь на полпути». Я подумал и вернул.

– Она права! – снова закричал Фатх. – Она тридцать тысяч раз права! А все почему? Не любишь ты деньги! Даже если б ты зажал ее в кулаке – все равно б потерял! Потому что у тебя не карманы, а руки дырявые. Ой-ей-ей! Несчастный я, несчастный!

– Ты-то почему?

– Потому что надо заставить тебя полюбить их! Ты можешь не любить лодку, дом, сети, собаку свою никчемную, но только не деньги. Деньги – это все! Убери деньги – дома в деревне развалятся, люди одичают и начнут бегать на четвереньках. Вот что такое деньги! Клянусь заминдаром, ты их сильно полюбишь, даже если придется выколотить тебя, как старый пыльный коврик.

Громко ругаясь, Фатх ушел...

Ишь ты – как вывернул: денег Салим не любит. Насчет любви трудно сказать, но ценить – ценит, поскольку даются нелегко.

Может, сегодня повезет Салиму?

Салим забросил на плечо просушенные старенькие сети и направился к лодке. Черный Тукар, повизгивая, кружился и прыгал рядом.

– Э-эй, стой! – донеслось издали.

Салим оглянулся. По дороге бежал, потрясая бамбуковой палкой, Фатх.

Тукар навострил уши, сердито зарычал, залаял.

– Ты спрашиваешь, Тукар: чего он к нам привязался? Думаешь, я знаю?

– Стой! – подбежавший Фатх, пыхтя, как слон, едва перевел дух. – Заминдар нижайше просит пожаловать к нему. Будь так добр – окажи ему милость.

Фатх дробненько рассмеялся, жирное лицо разъехалось в стороны.

– Зачем я ему понадобился?

– Как «зачем»? Для приятной беседы, – он сдернул с плеча Салима сети, бросил на песок. – Заминдар тоже хочет послушать о монетке...

 

Глава 2. Приговор

Богат и пышен дворец заминдара. Во всей округе нет другого такого. Стены и башенки из белого камня ослепительно сверкают на солнце. Узкие окна не дают выскользнуть прохладе, и в жаркий полдень, когда зной особенно донимает, заминдар и носа из дворца не высовывает. Важная стража с тонкими пиками и могучими усами стоит у ворот. А за воротами, перед дворцом – просторный ухоженный сад, лужайки с бассейнами, легкие беседки, где можно укрыться в тени.

Только перед великим падишахом, что правит империей в далекой Агре, трепещет и падает ниц заминдар. Но падишах где-то там, за горами, до него много дней пути, а здесь, на земле, щедро обласканной теплом и морем, самый грозный властелин – это он, заминдар.

Жители всех деревень платят ему налог. Много слуг заминдара следит за этим, но такого неумолимого, как Фатх, среди них не отыщешь.

Заминдар склонился над бассейном с узорной розовой плиткой по краям и, пощипывая лепешку, бросал кусочки в воду. Ленивые высокомерные рыбы с ярким разноцветным оперением, теснясь и шевеля хвостами, вытягивали округлые губы и, не спеша, подбирали угощение. Лицо заминдара было сосредоточено. Глядя на откормленных рыб, он бормотал:

– «Утром, днем и вечером рыбам делать нечего». Хм... Утром, днем и вечером... А ночь куда девать? Экая досада: ночь все портит – можно подумать, рыбам есть, что делать, именно ночью. Ночью они могут спать. А если у них бессонница? Попробовать разве по-другому: «Так уж жизнь заверчена – рыбам делать нечего». Да – это, пожалуй, лучше. Прекрасное начало для газели...

Слуги, танцовщицы и жены из гарема замерли в почтительном отдалении.

Фатх мелко просеменил по песчаной дорожке и затесался среди них.

Однако заминдар его заметил и поманил пальцем.

Низко склонившись и часто перебирая ногами, Фатх приблизился.

«Какая неприятная походка, – подумал заминдар, – и такими людьми мне приходится повелевать».

– Любите ли вы газели?

– Да, – сказал Фатх. – Чрезвычайно, мой повелитель.

– Я сегодня утром сочинил три газели, послушайте двустишие из первой:

Промолви розе, птичку уколовшей:

Преступница. Не стыдно ли тебе.

Как вы полагаете – о чем оно?...

Фатх онемел, как рыбы, вылавливающие крошки из бассейна.

– Да, вы совершенно правы – это о сложных отношениях между одной восхитительной красотой и другой. Я, представляете, не удивлюсь, если птичка клюнет розу. Совершенно не удивлюсь! А вот из другой газели:

Промолви розе, птичку уколовшей:

Преступница. Не стыдно ли тебе?

А это о чем?..

Лицо Фатха сделалось плаксивым.

– Да, да – ваша печаль обоснована. Но можем ли мы попрекать всесильных богов? Они создали мир разумно: каждый делает свое дело, и зло, я догадываюсь, изначально вкраплено в ткань бытия… А мне больше нравится вот это, – и заминдар с особым подъемом прочел:

 

Промолви розе, птичку уколовшей:

Преступница! Не стыдно ли тебе?!

Как вы его находите?...

Фатх шумно задышал.

– Вы и здесь правы! Всему на свете отыщется свидетель. Всему! Любой поступок не останется незамеченным. Вопрос только в том, как истолковать его, кто палач, а кто жертва… И все-таки, какое из этих двустиший тронуло вас больше?

– Все, – сказал Фатх.

– Да? Хм... Однако... – слегка удивился заминдар. – Но спустимся с поэтических высот. Где мальчишка? Доставили его?

– Как вы и приказали, мой повелитель.

Заминдар слегка кивнул, и тотчас двое стражников приволокли и поставили перед ним испуганного Салима.

– Ты почему не платишь налог? – участливо спросил заминдар и бросил в воду несколько крошек.

– Рыбы нет, – ответил Салим.

– Рыбы нет? – удивился заминдар.

– Да, – подтвердил Салим. – Нет рыбы.

– Рыбы нет, – задумчиво произнес заминдар. – Так-так... Ты утверждаешь, что в таком большом море нет рыбы?

– Я этого не говорил.

– Ка-ак? – еще больше удивился заминдар. – Ты отказываешься от своих слов?

В тот же миг Фатх размахнулся и изо всех сил ударил юношу палкой по спине. Салим покачнулся.

– Подожди, – остановил заминдар. – Это успеется. Подведите его ближе... А что же ты тогда хотел сказать?

– Вчера, когда я вытащил из воды сети и они опять оказались пусты, я спросил у моря: где же рыба?

– И что оно ответило?

– Оно не ответило. Ответили чайки – они пролетали над моей лодкой. Они прокричали, что пока я молод и силен – зачем мне рыба? Вся рыба ушла к старику Зарифу, чьи силы уже на исходе.

– Так-так… Не предполагал я, что на моей обширной земле, где тяжкими трудами установил я мудрый порядок, встречаются подобные тебе лентяи и лгуны. Ах, если бы все мои подданные брали пример хотя бы с меня! Если бы они работали так же – не покладая рук! Но, видно, не дождусь я этого... Вот что: ты заслуживаешь особого наказания. Да, да – особого наказания!!

Заминдар склонил голову, задумался. Даже птицы замолкли от ужаса. Стало слышно, как по стволу апельсинового дерева ползет гусеница.

– Так вот мое решение! – воскликнул заминдар. – Если у моря нет для тебя рыбы, то у меня нет для тебя земли. Иди в море и живи там, пусть оно примет тебя, а мне бездельник ни к чему. Даю срок до полудня, и если ты не успеешь покинуть берег – вряд ли кто-нибудь способен представить, что с тобой произойдет!

Расторопная стража подхватила Салима и вытолкнули вон.

– Мой повелитель слишком добр к маленькому злодею, – сладко запел Фатх.

– Добр? – заминдар приподнял бровь. – В море хижину не построишь, дальше моих владений не уйдешь.

– Так-то оно так, но...

– Неужели кто-то думает, что от меня можно спрятаться?

– О нет, конечно – нет! Но до полудня еще далеко, – Фатх вскинул глаза на солнце, которое устроилось почти над самой макушкой, – а этот мальчишка страшно коварен. Он может посеять в народе смуту.

Заминдар усмехнулся.

– И как же он ее посеет?

– Распространяя вредные слухи.

– Смуту мало посеять, надо еще, чтобы она взошла.

– На плодородной земле моего повелителя может взойти все, что угодно.

– Попридержи язык! Он что – распространял такие слухи?

Фатх скорбно вздохнул:

– Да, повелитель, – и тут же поспешно добавил. – Но я только сегодня узнал об этом.

– Он говорил обо мне?

– Да.

– И что же?

– Нет, нет, – Фатх в ужасе прикрыл ладонями рот. – Дозволь верному рабу не произносить дерзких слов.

Заминдар слегка махнул рукой, приближенные и слуги поспешно отодвинулись.

– Я требую!

– Он сказал... Он сказал...

– Ну??!

– Он сказал, что заминдар не самый справедливый правитель на свете.

Заминдар едва не выронил остатки лепешки.

– Даже так? Это я-то не самый справедливый??!

– Да, мой господин, этот паршивец так и сказал.

Заминдар прищурился.

– А признайся, верный раб: ты в детстве мотылькам крылышки отрывал?

– Н-не помню.

– Доверимся случаю: если вон та большая рыба сейчас схватит хлеб – снимем мальчишке голову. Если нет – ему и тебе…– заминдар отщипнул кусочек и метнул его в гущу рыб. Тут же одна из них открыла рот, и хлеб исчез. – Тебе повезло. А мальчишку немедленно догнать и привести!

Перепуганный Фатх, грузно топая, убежал, а заминдар докрошил остатки лепешки и задумчиво произнес:

– Я устанавливаю абсолютно правильные законы. Народу остаются сущие пустяки – счастливо жить по ним. Почему не все это понимают? Почему приходится рубить головы?…Сложу-ка я, пожалуй, еще одну газель. Когда мои справедливость и доброта подвергаются испытаниям – только газели приносят утешение…

Однако прежде, чем ловить опасного смутьяна, Фатх, желая успокоиться, заглянул еще на заминдаровскую кухню. Здесь гудел огонь в печах, булькали и окутывались паром огромные медные котлы, и было настоящее пекло. Повар, сладкоголосый Хасан – тот самый, которому Фатх подарил заимствованный у китайского купца шелковый синий халат, потрясающий халат, расшитый золотыми драконами – шепнул ему, что сегодня готовится куриный плов. Ох! Нет ничего на свете вкусней куриного плова! Так уж и быть, пусть вздорный мальчишка еще чуть-чуть побегает на воле. Пусть. Хоть и прыткий этот Салим, но куда он денется? А Фатх пока разберется с пловом...

 

Долго ли бедняку собраться? Нет у него ни сияющих зеркал в хрустальной оправе, ни дорогих фарфоровых ваз, ни тончайших китайских шелков, ни сундуков, набитых немыслимыми украшениями. Вся его утварь да инструменты, да старые рыбацкие сети, да остро отточенные крючки костяные, да небольшой мешочек с рисом, да тыквы-калебасы, да кокосовые орехи – всегда в запасе на крайний случай – свободно уместились на дне лодки.

Бросил Салим прощальный взгляд на хижину, где жил с отцом и матерью, а потом, когда осиротел – один.

– Что ж, Тукар, прыгай в лодку. И – давай пожелаем себе удачи.

– Э-эй, стой! – раздался далекий крик.

Оглянулся Салим. По дороге, тяжело отдуваясь, бежал с неразлучной бамбуковой палкой Фатх, а с ним еще пять или шесть стражников.

– Ну уж нет, – сказал Салим. – Теперь от вас ничего доброго и подавно не жди.

Он сильно толкнул лодку, прыгнул в нее и взялся за весло. Волна, что мгновением раньше обрушилась на берег, а теперь потоками убегала назад, подхватила лодку и понесла с собой. Пусть догоняют Салима, когда он в море и вода за него.

– Стой! – надрывался подбежавший к берегу Фатх. – Поворачивай обратно, кому говорю!!

Салим молча и быстро работал веслом. Что попусту бросать на ветер слова! Зато не молчал Тукар. Он встал на корму и заливистым лаем отвечал Фатху.

Один из стражников, искусный стрелок, сорвал с плеча лук и пустил стрелу вслед беглецам. Но пока она летела, Салим успел сделать еще пару гребков. Это и спасло жизнь Тукару, а, может, и самому Салиму. Стрела, теряя высоту, на излете ударила в борт и впилась в него острым жалом.

– Стреляй! Стреляй еще! Все стреляйте! – топал ногами Фатх.

– Далеко, не достать.

– Что-о?! Не слушаться?! Меня не слушаться?! – орал Фатх. – А ну давай лук!

Он отобрал у стражника лук, натянул тетиву. Но стрела, пущенная слабой рукой, нырнула в воду возле берега.

И долго еще, глядя вслед удаляющейся лодке, бесновался на берегу Фатх…

Море, море! Большое, просторное море! Хорошо ходить по тебе на лодке с парусом, хорошо ловить рыбу, когда она идет на крючки или в сети; но скажи, море, как жить на твоей неспокойной, вечно взволнованной поверхности? Нельзя ведь тебя ни обработать мотыгой, ни закопать в тебя семена, чтобы выросли кукуруза или бобы. Даже риса не вырастишь, хотя он любит воду!

Как же быть с тобой, море? А?


Глава 3. Ураган

Свищет и ревет разъяренный ветер, поднимаются перед носом маленькой одинокой лодки огромные, как дворец заминдара, волны. Белая пена мечется и шипит на их крутых, могучих горбах. Ветер срывает ее, превращает в злые капли, они тучами носятся вокруг, отчего весь воздух полон бьющей наотмашь холодной водой. Когда новый горб подкатывается под жалкую скорлупку и возносит ее на гребень – та на миг застывает наверху, а затем стремительно рушится вниз. И тогда сердце подпрыгивает к горлу и кажется – это всё.

Тукар забился под навес и только скулит оттуда.

Скулит взахлеб и отчаянно, моля о лучшем мире, куда он хотел бы отправиться, и где его собачьей душе не придется болтаться ни по каким морям. Но вряд ли расслышат собачьи боги несчастного пса в этом грохоте и свисте! Вон очередная водяная гора вырастает. Ну, сейчас как даст-даст! Ох, ты!! И глаза, и морду собачью водой залепило!

Убран парус, и плавучий якорь держит дхони поперек волн, а вода все равно захлестывает.

Черпает и черпает Салим воду половинкой кокосового ореха, черпает и черпает! Да только выплеснет ее за борт, глядь – она опять снаружи напрыгала и бегает, и крутится по днищу, вьется меж ног и на Тукара набрасывается.

Третий день ураган не унимается. Третий день не спит Салим. Голова у него тяжелая стала, как панцирь зеленой черепахи, а глаза нестерпимо режет – то ли оттого, что вода соленая их выедает, то ли оттого, что веки давно уже закрыть хочется. Звезды в просветах туч прыгают золотыми мухами, и рогатый месяц скачет как угорелый. И все тяжелее в руке черпак с водой.

Два дня у Салима было лишь одно желание – не дать свирепеющим волнам

проглотить лодку. А сейчас устал Салим. До того устал, что ураган уже не страшен. И все чаще думает он: зачем сопротивляться? Если бросить черпак, обхватить голову руками и закрыть глаза – то пройдет всего несколько коротких мгновений, и муки их с Тукаром прекратятся.

Куда они плывут, зачем? Что их ждет дальше? Ни островка вокруг, ни кусочка земли! А если и доберутся когда-нибудь до суши, разве встретит их радостно хоть один человек – с кувшином холодной воды и горячей лепешкой? Нет, не встретит, и думать нечего.

Да, да – лучше, пожалуй, бросить черпак и руль!

Их накроет волна и – все.

Возможно даже, их страдания закончатся раньше, чем они успеют захлебнуться. Подплывут большие прожорливые акулы, и одна из них изловчится и откусит Тукару голову. Бедный Тукар! Он, уже безжизненный, успеет несколько раз дернуть хвостиком, а потом разорвут и его, вместе с хвостиком.

А еще одна жадная акула откусит голову и ему, а другие мерзкие твари закрутят страшный танец, отхватывая то руку, то ногу, то вгрызаясь в плечо.

Хвать – и только кости захрустят!!

Мокрый, с прилипшей шерстью Тукар высунул жалобную морду из под навеса.

– Чего ты! – прикрикнул на него Салим. – Волн что ли никогда не видел?! Развылся тут на мою голову!...

С рассветом ураган начал стихать. Ветер обессилел. Пытался, порывами, вновь разбуяниться, но быстро выдыхался. Волны переваливались в недоумении – такая игра веселая кончается! И пена – белая, рваная, шипящая с их гребешков исчезла. После полудня и волны улеглись.

И тогда упал Салим на дно лодки и заснул крепким сном.

Появись сейчас в лодке Фатх, кричи ему в ухо, дергай за ноги – не проснется Салим.

Предел человеческих сил наступает не тогда, когда силы на исходе, а когда борьба закончена. А это может быть далеко за пределами растраченных сил.

Спит Салим беспробудно.

Тукар лизнул его два раза в нос, устроился рядом и свернулся клубком.

Солнце печет вовсю – не слышат Тукар с Салимом.

Не до того им.

 

Глава 4. Кругом лишь вода

Много дней плывет Салим неведомо куда. Много дней и ночей.

И сколько еще ему плыть не знают ни крикливые чайки, ни черные птицы суле с тонкими длинными шеями и ни морские фрегаты с узкими изломанными крыльями и острыми раздвоенными хвостами – те, что, свесив головы и внимательно поглядывая с высоты, с любопытством кружат над лодкой. Не знают и серебристые летучие рыбы, которые, выпрыгнув из мелких волн, летят, едва не состригая гребешки, над самой водой и снова скрываются в волнах. И зеленые невозмутимые черепахи, что встречаются иногда на пути, тоже, наверно, не знают. Иначе б не сворачивали в сторону.

А Тукару и подавно ничего неизвестно, хотя он и делает вид, что все идет как надо, бегает в лодке и звонко лает.

Да и Салим нисколько не встревожен. Или почти нисколько.

Море знает, что делает.

Упругий, в заплатках, парус, наполненный ветром, выгнулся дугой, быстро бежит вперед рыбацкая лодка. Опустишь в воду ладонь, ш-ш-ш – веселый бурун вскипает за нею.

Ни голод, ни жажда пока не грозят беглецам. Есть две полые тыквы-калебасы, в них хранится сладкий перец и рисовые лепешки. Есть несколько круглых, каждый как голова Фатха кокосовых орехов, но здесь под скорлупой, в отличие от пустой головы сборщика налогов, и еда и питье сразу. Однако Салим бережет эти припасы. Ведь неизвестно, когда впереди земля появится, а море всегда рыбака накормит и напоит.

За ночь в лодку запрыгивает несколько летучих рыб. Но гораздо важней то, что под утро на охладившихся бортах и днище, на крытом навесе образуются капельки воды. Ее можно собрать чистой тряпицей, а тряпицу отжать. Мутноватая влага заполняет половину глиняной миски. Пусть она и не очень хороша, эта вода, и какой-нибудь пес из заминдарской псарни не стал бы смотреть на нее вовсе, но Тукар не куражится, лакает за милую душу!

Солнце пока невысоко; припекает, но еще терпимо, значит самое время потрудиться. Прежде всего – убрать парус, чтоб лодку несло не сильно, а вместе с течением. Да в сторону отвернуть, а то рядом, лежа на боку, проплывает ветвистое дерево.

– Сейчас, Тукар, начнем добывать воду и еду.

– Гав! Гав! – не возражает Тукар.

Где тут у нас суровая нитка и крючочки? Вот у нас суровая нитка и крючочки! Замечательные крючочки из акульих зубов, которые Салим сам же и обтачивал на камне.

Здесь – не то, что возле берега, где рыба в последнее время ловилась совсем плохо.

Салим режет серебристую тушку на куски, а куски наживляет на острые

жала крючков. И – за борт, туда, где в темных глубинах ходит вольная рыба, не признающая никаких заминдаров и сборщиков налогов.

Совсем недолго ждет Салим, и вот, как живая, задергалась тонкая нитка в руке. Что там попалось? Скорее на борт! А нитка упирается, сопротивляется, режет пальцы, но – подается, подается! И вот уже рыбина йойо – большая океанская кефаль трепыхается на дне лодки.

И опять нитка скользит в глубину. И рыбы одна за другой хватают наживу, скоро и руки ныть начинают. Много уже кефали вытащил Салим, так что и хватит, нечего жадничать, когда понадобится – еще поймаем!

Салим достает нож и ловко рассекает каждую рыбину. Теперь подвесить их на веревку и подставить внизу половинки кокосовых орехов. И сейчас же на дно половинок начнет капать белая, словно мучнистая жидкость, чуть сладковатая на вкус, но пить можно. Салим поднимает глаза. Кап-кап с каждой рыбки, кап-кап...

А вчера дождь хлынул. Быстрый дождь, ливневой. И пока он лил, Салим

успел наполнить всю посуду, какая была в лодке.

Салим разворачивает парус, и тот моментально ловит ветер, снова становится упругим и тугим, и лодка, встрепенувшись, сразу рвется вперед.

Теперь и перекусить можно. Конечно, если б запечь рыбу на огне да горячую, да с дымком... Но рыбаки и к сырой привычны.

Хуже, когда солнце повиснет над самой головой. Вот где пекло начинается! Тут лучше всего забиться под навес и не двигаться. А уж когда совсем невмоготу и кажется, что макушка вот-вот закипит, приходится разматывать чалму и охлаждать голову водой.

Тукара надо тоже почаще обрызгивать, не то станет сухой и твердый, как кефаль-йойо, что болтается на веревке.

Но приближается вечер, спадает жара и надо снова пополнять запасы рыбы.

Долго тянется время, а наживу никто не хватает.

Куда ж рыба девалась?

Салим оглядывается вокруг.

Внимательному взору рыбака каждая мелочь может сказать о многом. Но ничего интересного. В стороне покачивается на волнах скопление водорослей. Недалеко от них поднимается из воды огромная спина кита. Кит отворачивает от водорослей и плывет за лодкой, а затем пропадает из виду.

И опять ждет Салим.

Тукар выползает из-под навеса и устраивается рядом.

И тут парящий в небе фрегат на мгновение замирает, а затем стремительно бросается в воду.

И сразу же неподалеку от того места, куда он бросился, два невесть откуда взявшихся дельфина начинают метаться и прыгать, и все это с невероятными ужимками, будто приплясывая.

Есть, есть рыба!

Туда, туда, где эти прыжки и кривлянья!

И вот уже задергалась нитка в руке. И большой серебристый макимахи, негодуя, шлепается в лодку. И Тукар осторожно трогает его лапой. Ох, и удивительные же эти макимахи! Прямо на глазах меняют цвет. Вот и этот бунтует, трепещет, а сам мгновенно становится нежно-зеленым, а немного спустя и вовсе золотистым – будто кто чешую толченым солнцем посыпал.

Но разглядывать некогда. Снова клюет.

На этот раз бонито.

Следом – опять бонито.

А потом – молодой большеглазый тунец. Но от тунца Салиму лишь голова досталась. Чуть-чуть не успел! У самой поверхности, метнувшись из глубины, догнала отчаянно сопротивляющуюся рыбину голубая акула-парата, распахнув, вывернула пасть, на миг сверкнули ряды ровных и острых зубов, затем мощные челюсти сомкнулись и словно ножом обрезали туловище. Все... Но не ушла, не скрылась, черный зрачок свирепо уставился на Салима.

Вот ведь какая!

Раздосадованный Салим швырнул в воду и голову.

Обнаглели эти акулы. Некоторые пристроятся рядом с лодкой и плывут, плывут. Тукар их поначалу облаивал. Но однажды развернулась парата и ткнулась рылом в борт. Лодку тряхнуло, и храбрый пес едва не вылетел в воду. С тех пор держится подальше от бортов. Салиму такое сопровождение тоже сильно не нравится. И когда кончается его терпение, берет он обеими руками весло и, изловчившись, бьет по акульему рылу. Только после этого преследовательницы пропадают в глубине, да и то ненадолго...

Вечер быстро переходит в ночь. Крупные звезды во множестве рассыпаются над головой. Они мерцают и подрагивают, как беспокойные морские рачки. Желтая луна, большая круглая рыба, лениво плавает среди них.

Салим проголодался. Он жует кусок зачерствевшей лепешки, а затем лежит, запрокинувшись лицом в небо. Между тем ветер, надувая парус, гонит и гонит лодку к той невидимой во тьме кромке, за которую совсем недавно укатилось отгоревшее солнце.

Салим закрывает глаза. Тукар давно уже спит, свернувшись у ног.

Может, лодка сама найдет дорогу, доставит их к земле, где они будут счастливы?

Попробуй, лодка!

Сумеешь?

 

Глава 5. Возле коварного рифа

Звезды еще не совсем погасли, еще дразнились и перемигивались последние из них, когда открывший глаза Салим уловил необычный, сразу встревоживший плеск волн. Так плещет вода, набегая на берег. Предчувствуя недоброе, Салим вскочил, глянул вперед и похолодел.

Лодку несло на Черные камни!

Да, да, не куда-нибудь, а на Черные камни!

Жуткое, проклятое место!

Хотя никаких камней над водой и не было. Только барашки, вскипавшие вдоль невидимой черты, указывали, что здесь притаился риф. Сколько ж несчастных мореходов, застигнутых бурей или в туманную ночь ненароком сбившихся с курса, нашли здесь печальный конец. Их бедные тела поглощала пучина на радость и кровавый пир поджидавшим стаям акул.

Как вовремя проснулся Салим!! Как вовремя! А то еще б немного и такая же участь досталась и ему!

Салим быстро развернул парус. Прочь, скорее прочь отсюда!

Лодка нехотя отворачивала в сторону. Тукар – какой уж тут сон – бегал по лодке и сердито ворчал. Ему суета Салима нисколько не понравилась.

– Куда ж это нас занесло, Тукар? Видишь, какая хитрая ловушка?!

Нет, продолжал ворчать Тукар, никакой ловушки не вижу...

И в самом деле, утро поднималось тихое и светлое – лишь легкая рябь гуляла по воде, да мирные, пенистые барашки, кольцом охватывая риф, с шуршанием опрокидывались над скрытыми у поверхности острыми выступами.

Откуда опасность, где она?

Страх Салима понемногу улегся и сменился любопытством. Действительно, почему б не подойти поближе и не осмотреть риф как следует? Все равно торопиться некуда.

– Ты не против, Тукар?

Да чего уж там, подгребай – пес согласно вильнул хвостом.

Салим убрал парус, взялся за весло и потихоньку поплыл к безобидным барашкам...

– Ты, главное, не бойся, Тукар. Чего тут бояться? Что мы – рифов никогда не видели? Тысячу раз видели.

Тысячу – не тысячу, а уж рифов-то повидали. Отец Салима, отважный рыбак, на многие дни уходил в море. Не однажды ветер и течения приносили лодку к коралловым рифам. И там, в лагунах, на песчаных островках, маленький Салим видел ловких, смуглых людей, которые жили по своим удивительным обычаям – брали копье не для того, чтобы охотиться на дичь, а для того, чтобы нырять в воду и протыкать им рыбу. Это водное копье называлось у них патиа – Салим и сам научился обращаться с ним, вот такое же лежит сейчас у него в лодке... Но даже отец – а его трудно было чем-нибудь испугать – становился предельно осторожным, когда требовалось среди скрытых водою зубьев найти безопасный вход в лагуну.

...Риф занимал много места. Если судить по пенным хлопьям – много тысяч шагов в сторону солнечного заката да столько же в ту сторону, куда лодку относило течение. А может и больше. Разве взглядом как надо охватишь?

И нигде – нигде ни одного островочка! Хоть бы узенькая полоска земли поднялась, хоть бы небольшой пятачок с двумя-тремя пальмами, где можно было бы спрятаться от солнца. Ни-че-го.

Зорко вглядываясь вперед, Салим медленно приблизился к краю. Здесь, возле края, течения особенно коварны – они могут быть направлены вдоль рифовых стен, а могут быть – вверх или вниз. Но, похоже, возле этого рифа они особой силой не отличаются.

Гора, обильно поросшая с боков кораллами и водорослями, круто поднималась

из глубины, однако, словно огромное злое чудище, разинув пасть, откусило ей голову, не дав показаться над водой. И там, где вгрызались исполинские зубы – коралловые веточки, кусты и заросли плотно затянули нанесенные раны так, что и следов никаких не осталось.

Салим вел лодку вдоль края рифа, пристально осматривая его изрезы и уступы.

Вода была прозрачна, и можно было видеть, как на большой глубине беззвучными тенями скользили косяки непуганой, крупной рыбы. Да, тут бы Салим никогда без улова не остался!

Кое-где острые, зазубренные края рифа падали вниз, образуя узкий проход-пасс в лагуну, потом вдруг опять почти к самой поверхности поднимались новыми вершинами.

Салим увлекся. Пользуясь безветренной погодой, он проскользнул в один из таких проходов и оказался внутри, в лагуне. Здесь не было течений, близкое дно отлично просматривалось.

– Что я тебе говорил, Тукар? Тут вовсе не страшно!

Найдя подходящую мель, Салим бросил якорь за борт, нацепил на нос деревянные очки-титиа – они уберегали глаза от давления, и, прихватив гарпун-патиа, скользнул в воду. Затем, отплыв туда, где глубже, нырнул.

Вода теплая, мягкая приняла его. Он ощущал ее чуть слышное щекотливое

струение вдоль спины и рук. Снизу, навстречу, поднялись и, колеблясь, ушли к поверхности пузырьки воздуха. Несколько белых медуз висели в воде почти недвижно. Видно было отчетливо во все стороны. И только вдалеке прозрачная голубизна сгущалась, делалась непроницаемой.

Погружался Салим не спеша, расчетливо сберегая силы. В трех или четырех местах росли скопления красных и зеленых водорослей. Меж коралловых кустов, на песке, то здесь, то там замерли черные колючие шарики – морские ежи, с толстыми тупыми иглами. Медленно переползали морские звезды. Небольшая карангида – морской карась – спряталась под известняковой плитой. Ярких коралловых рыбок-бабочек ничуть не смутило появление Салима. И правильно. Рыбья мелочь его не интересовала, он искал добычу крупнее.

И она сама выплыла на него.

Неторопливая черниа, темная, с открытой пастью, в которой торчали

большие, словно камнем отточенные зубы, показалась сбоку. Пренебрежительно взглянув на Салима, она вильнула хвостом, намереваясь удалиться. Однако Салим оказался проворнее. Размахнувшись, он изо всех сил ткнул рыбину гарпуном.

Ему повезло: он с первого раза пробил твердую, как кость, чешую. Рыбина

отчаянно затрепетала на острие, запоздало ощетинилась спинными плавниками и колючими жабрами. Кровь хлынула из раны.

Еще два раза ударив гарпуном по воде, чтобы рыбина поглубже на него нанизалась, Салим устремился наверх.

Внезапно вдалеке, в голубом мареве возник неясный силуэт. Он стремительно приближался. Кто-то явно уловил беспомощное биение пойманной черниа и спешил поживиться.

Вот уже обрисовались дугой раскинутые в стороны боковые плавники и твердо, прямо торчащий спинной.

Парата, к счастью – небольших размеров, стремительно обошла Салима по кругу. Солнечные блики, проникшие в воду, переливались на ее спине, и сама она – легкая, остроносая выглядела бы даже красиво, если б не злой черный глаз, который буравил трепетавшую черниа.

Разбойница была сильно возбуждена, и ее никак не следовало выпускать из виду. Салим завертелся вслед за акулой, продолжая по-прежнему подниматься к лодке.

Акула быстро сужала круги, и стало ясно, что она хочет завладеть рыбиной.

Вот это уж было совсем ни к чему!

Рассерженный Салим подкараулил момент и, метнувшись к парате, плашмя ударил ее гарпуном по спине.

От неожиданности акула завалилась набок, показав гладкое белое брюхо, а затем бросилась наутек.

Еще две-три акулы мелькнули в отдалении, но когда они приблизились, Салим был уже наверху.

Перевалившись в лодку, Салим первым делом отдышался, а затем разделил добычу на куски.

– Здесь мы, Тукар, с голоду не пропадем. Держи!

Он бросил один кусок собаке – пес рыбака никогда от сырой рыбы не откажется – остальные повесил вялиться. Перекусил и сам черствой лепешкой.

Затем продолжил обследовать лагуну.

В двух или трех местах песчаное дно подступало почти к самой поверхности, в одном таком месте обосновалась колония живых кораллов, и крайние веточки причудливых кустов едва не скребли по днищу лодки.

То, что он увидел, ему понравилось.

Когда можно поступить и так и этак – легко ошибиться. А когда нет выхода – хорош любой выход.

Замечательная мысль пришла в голову Салиму.

– Что ж мы бездельничаем, Тукар? Пора и за работу приниматься!

Салим подвел лодку туда, где на песчаном дне проглядывалось много

известняковых булыжников, бросил за борт камень на веревке, который служил ему якорем. Затем, взяв гарпун, выпрыгнул – брызги разлетелись в стороны. Воды оказалось по пояс.

Тукар непонимающе и жалобно заскулил.

– Эй, Тукар! Гляди веселей! – рыбак плеснул в него водой. – Нам не оставили места на земле?? А мы сейчас будем делать свою землю. Самую прекрасную из всех, какие только есть на свете!

И Салим оглушительно засмеялся.


Глава 6. Хозяин черных камней

Первым делом Салим воткнул гарпун в песок и еще обломками кораллов для верности обложил. Здесь будет центр его земли, здесь она должна выйти из воды.

Солнце двигалось к полудню, заканчивался отлив, и надо было спешить. Салим

тщательно, по-хозяйски, обследовал кусочек мели. Его остров должен быть достаточно обширен и высок, чтобы даже в непогоду волны, разгулявшиеся в лагуне, через него не перехлестывали. В общем, дел предстояло много.

И вот он, первый известняковый камень, который лег в основание нового острова. Он был шероховатый, белый, с легким зеленоватым оттенком; в меру тяжелый, с трещинкой на одном боку, возле трещинки прилепилось несколько мелких ракушек, а две покрупнее – каури – прятались под ним.

Салим поднял его и, держа обеими руками, боясь поскользнуться, перенес к гарпуну. Вода крутилась, завивалась у ног, легкий песок поднимался со дна. Салим положил его возле гарпуна.

За первым камнем последовал второй, третий, пятый...

Салим укладывал их друг за другом, справедливо полагая, что вода набьет в щели песка, и основание станет прочным. Когда какой-нибудь камень оказывался не под силу, Салим оставлял его и брался за следующий. Работа подвигалась, хотя результатов не было заметно – камни брались из воды и ложились в воду. Кроме камней попадались небольшие обломки кораллов – они тоже шли в дело.

Между тем отлив закончился и, встав на самый верхний камень, Салим обнаружил, что вода едва лишь скрывает колени. Начался прилив.

Солнце палило, и чайки кричали сердито, и надменные фрегаты величественно проплывали над головой. А теперь даже небольшие камни с каждым разом становились все тяжелее и тяжелее, и руки начали противно ныть, а спина взмокла от пота. Но вода была кругом, и Салим черпал ее ладонью, выливал на голову и спину – охлаждался.

Очень Салиму хотелось, чтоб его земля, хоть на коротенький миг, из воды появилась! Кинулся он укладывать плиты и коралловые обломки как попало, лишь бы поближе к гарпуну – и тут же поплатился за это. Упал и больно ударился коленкой.

И почти одновременно услышал жалобный лай Тукара. Оглянулся Салим.

Смотрит: лодка медленно удаляется – сорвалась с якоря.

Бросился Салим к краю мели и – вплавь, вплавь – в погоню за лодкой. Проворные руки у рыбака, несколько сильных гребков – догнал лодку, перевалился через борт.

– Тукар, как же так? Ты от меня удрать собрался, да? Здорово ты придумал!

Весело Салиму, хохочет Салим! И воду забортную пригоршнями – в Тукара! И Тукар визжит и хвостом виляет!

Наклонился Салим – в очередной раз воды зачерпнуть, а из воды вдруг нож показался. Прямое такое черное лезвие. Воду аккуратненько режет, а она за ним моментально смыкается. Пузыречки только шипучие возникают и лопаются. Изумился Салим: вот так да! – откуда в воде нож?! А лезвие все выше и выше!

Да это ж... это ж никакой не нож – плавник акулий!!

Глянул Салим в воду и чуть сознание не потерял! И ураган, и гнев заминдара – все недавние ужасы померкли перед тем, что он увидел!!

Рядом с лодкой, едва не касаясь борта, шла громадная серая туша. Шла она

гораздо быстрее лодки, но не было ей ни конца, ни края. Вытаращенными,

безумными глазами глядел Салим на исполинское чудище. Вот и хвост проехал мимо лодки. Да такой хвост, что шевельнись он ненароком – только бы щепки от лодки полетели!

Табаба! Тигровая акула! Самая жестокая морская тварь из всех известных

Салиму! Замешкайся он чуть – сейчас бы уж устраивался в брюхе прожорливой хищницы. Ну, дела! Вот какие гостьи заглядывают, оказывается, в тихую лагуну! Рядом с ней мелькнули полосатые тени сопровождающих ее рыб-прислужниц.

Ощущая противный озноб между лопатками, Салим опустился на дно лодки. Ноги не держали, и руки мелко тряслись... Вот как устроено под солнцем: на земле свои заминдары, а в море – свои. Как быть? Может, бросить опасную затею пока не поздно? Поднять парус и умчаться на поиски настоящей земли? Тут даже собираться не надо; все, с чем приплыл сюда, у него в лодке, лишь гарпун-патиа выдернуть из камней.

Все так, да только кто его ждет на чужой земле? Такой же Фатх – сборщик

налогов, и такой же заминдар! И такая же бамбуковая палка, которая по-свойски начнет прогуливаться по его спине.

Ну – нет!

Все это Салим уже видел.

И потом – разве он чужой в море? Разве большая часть его жизни не прошла на воде?

Пока Салим размышлял, опасный плавник, надорванный посередине, пару раз обошел вокруг лодки и пропал с глаз.

Салим ждал. Может, хищница случайно сюда заглянула? Может, и не появится больше? А мы тут страху на себя нагнали.

– Обучайся, Тукар, с веслом управляться, надежней будет!

Поскуливает Тукар да хвостом виновато виляет, тоже понимает, что не глупая кефаль-йойо скрывается под таким плавником.

Вытащил Салим якорь из воды, подгреб на веслах к краю отмели, а затем осторожно повел лодку к будущему островку.

Выбрал место, выпрыгнул в воду, якорь закрепил понадежней и с удвоенной силой принялся за работу. Только вокруг стал внимательней поглядывать: хоть и мелко, но не рискнет ли какая-нибудь зубастая тварь напасть на него? Пусть она голодна и хочет есть, но зачем обязательно Салима?

Опять же и сам виноват: ворочает камни, шума много. А всякий рыбак – даже ребенок! – знает, что акул шум привлекает; всех, вплоть до маленьких раира, которые могут цапнуть за ногу на мелководье.

Рубаха у Салима мокрая, а снять нельзя. Вон солнце как печет. Однако лучше солнце, чем дождь. Месяца три до сезона бурных дождей есть у него в запасе. За эти три месяца надо успеть как можно больше.

Салим камни укладывает, а Тукар в лодке скулит. Скучно Тукару. Непонятным чем-то занят хозяин. Сети не ставит, рыбу не ловит, домой не торопится. Обиделся Тукар. Лег на дно, морду на лапы положил, на Салима смотреть не хочет. Что за странная рыбалка у нас нынче? – гадает и не может догадаться Тукар.

Звезды высыпали на небе, уставший Салим расправил плечи и решил: все, на сегодня хватит. Забрался в лодку, пожевал горсть сухого вареного риса, запил теплой водой из тыквы-калебаса. Тукар доел пойманную утром рыбу, да поворчал еще перед сном, что не думает хозяин домой возвращаться.

– Не ругайся, – сказал Салим. – Здесь у нас теперь дом. Да смотри, если ночью ветер поднимется, сразу буди, глубже уходить надо.

Тукар даже морду скривил – что он, не понимает, что ли?

Ночь все сгущалась, и в свете луны странно торчал из воды одинокий гарпун.

– Ничего, – сказал Салим, – ничего. У нас будет замечательная земля...

 

Глава 7. Она появилась из воды!

На следующее утро небо заполонили облака, завыл и засвистел ветер. Салим видел, как вольно разгулялись за внешней кромкой рифа мрачно-зеленые валы, как яростно, с грозным шумом накатывались они на защитное кольцо, отделяющее лагуну от моря, и как бессильно рушились и разбивались в тысячи брызг, оказавшись не в состоянии преодолеть надежную преграду. Белая пена мгновенно вскипала над острыми зубцами, с шипением распадалась и сменялась новой.

А здесь, в лагуне, рядом с расходившимся морем, маленькие волны мирно и безобидно бежали одна за другой.

Вот – гляди-ка! – и Черные камни, вот и коварная ловушка! В лихую погоду нет безопасней убежища, чем тут. Пока не разберешься – трудно понять, что тебе грозит, а что тебя защищает.

Несколько чаек спокойно покачивались на воде неподалеку от лодки, а еще пять или шесть с криком носились над самой мачтой, и Тукар сердито лаял на них.

Строительные работы пришлось отложить. Нашлись другие дела. Салим пересмотрел и подлатал сеть, хотя она здесь пока без надобности. Рыбы в лагуне много, и начни ловить ее сетью – куда потом девать? Проще и быстрей надергать на крючок с внешней стороны рифа или добыть гарпуном в проходе-пассе.

Тукар азартно грыз кусок рыбы. И собачья морда, и дно лодки были залеплены чешуей.

– Ловко ты разукрасился! – сказал Салим. – На месте нашего острова я бы уж

точно – ни за что из моря не выглядывал. Я бы тебя испугался!

– Гав!

Ближе к вечеру ветер стих, волны, отплясав положенное, – тоже. И Салим отправился к своей земле.

А затем – та же изнуряющая работа.

Камень за камнем, обломок за обломком, камень за камнем, обломок за

обломком...

Одно желание было сейчас у Салима – увидеть, наконец, свой островок. Чтобы можно было ступить на него или даже растянуться в полный рост.

Известняковые камни Салим укладывал рядами. Вчера и два не закончил, а сейчас завершал пятый. Получалась полоска шагов пятнадцать в длину и шага три в ширину.

Глянул Салим на небо – солнце вниз катится. Торопиться надо!

Он быстро выложил пятый ряд и взялся за шестой. Первый же коралловый обломок не до конца ушел в воду, а остался на треть над поверхностью. У Салима сердце подпрыгнуло от ликования.

– Смотри, Тукар, вот он – наш остров! Вот она, наша с тобой земля!

Салим выдернул гарпун. Зачем обозначать место острова, если он сам себя теперь обозначил.

– Гав! Гав! – весело отозвался Тукар. Если хозяин доволен – это самое главное.

В этот, шестой ряд, вошло совсем немного камней, но они уже поднимались над водой.

Салим водрузил сверху две гладких плиты и устроился на них. После долгих дней – то в лодке, то в воде – вновь ощутить сухую и твердую опору под ногами, это было что-то! И не беда, что земли Салима пока совсем мало. Главное – у него есть руки, сильные и крепкие. А значит, ясное дело, островку расти и расти!

Но некогда тут рассиживаться. Салим вскочил и опять взялся за работу.

Надо расширять основание вот сюда, к краю отмели – чтобы лодку можно было подгонять ближе.

Известняковые камни, что были рядом, он уже собрал. Теперь приходилось за каждым отправляться и за двадцать, и за тридцать шагов. И все же Салим работал ловко и сноровисто...

Сгустились сумерки, яркие звезды вновь рассыпались в небе.

Начавшийся прилив поглотил островок, и там, где невысоко над поверхностью торчали камни, опять плескалась вода.

– Ничего, – сказал Салим, – завтра он вновь появится...

 

Глава 8. Вечер

Так, в непрерывной работе, прошли третий и четвертый день.

И все бы хорошо, если б не омрачил случай: на четвертый день утром опять приплыла тигровая акула. Салиму пришлось бросить поднятый со дна коралловый обломок и удирать на свой остров. Повезло, что вовремя заметил. Это была та самая тигровая акула – Салим узнал ее по надорванному плавнику.

На этот раз она долго кружила поблизости, и в прозрачной воде мелькала ее серая, огромных размеров спина. Потом она прошла совсем рядом, едва не задевая брюхом дно, и лишь затем удалилась.

Да и мелкие раира стали чаще крутиться возле Салима. Поодиночке они не опасны, любую легко прогнать, но вот если соберутся в стаю, то иногда в них как будто злой дух вселяется. Тогда от них лучше держаться подальше.

Но Салиму особенно осторожничать некогда.

Мал еще остров.

Так мал, что за двадцать шагов весь пройдешь.

Ведь не только камни приходится доставлять, но и песок – чтоб сверху насыпать. Иначе об острые края ноги поранишь. А раны от кораллов заживают долго, это Салим знает.

Вначале он просто укладывал камни вокруг выступившей из воды вершины, потом сообразил, что не совсем разумно получается – куча обломков торчит над поверхностью: ни походить толком, ни отдохнуть не удается.

И тогда с той стороны, где глубина нарастает, Салим решил камни больше не укладывать – пусть здесь будет причал для лодки, куда ее подгонять удобно, – а расширять свои владения к восходу и закату солнца. А мысок с причалом обустроить основательно, все выступы песком засыпать.

Вот и получилось: узкая ленточка, где лодка приткнулась, ровная да гладкая, а дальше – камень на камне, словно дно взрытое поднялось.

Но ничего – и там наведем порядок!

...Теплый вечер навис над морем. Не спалось. Салим выбрался из лодки, отодвинув недовольно заворчавшего Тукара. Плечи ныли после дневной работы.

Салим присел возле кромки воды.

Маленькие волны, тихо и озабоченно шурша – ш-ш-ш-ш-ш! – подбегали и

шлепались, осторожно ощупывая новый для себя берег.

Салим погладил песок ладонью, собрал немного в щепоть и медленно высыпал.

Каждый камешек, каждая песчинка здесь уложены его руками. Даже не верится, что такое удалось... Да нет же – остров был всегда, лишь до поры до времени таился от чужих глаз, прятался в воде, а он, Салим, помог ему подняться, только и всего, вот!

Мелководье кишело жизнью.

Множество деловитых серых крабиков сновало по песку в поисках поживы. Сталкиваясь, они на мгновение замирали, трогали друг друга клешнями и разбегались в разные стороны. Несколько их бойко возилось возле рыбьего хвоста, недоеденного перед сном Тукаром.

Чуть подальше, то там, то здесь поверхность воды охватывала мгновенная рябь – это стайки мелких рыбешек рассыпались в панике от хищников покрупнее.

Маленькая акула мао-рии, виляя гибким хвостом, подползла чуть ли не к самым ногам Салима. Не обращая на Салима никакого внимания, она принялась охотиться на крабиков. Но спина торчала из воды, а брюхо елозило по песку, и это лишало акулу ловкости. Крабики проворно уворачивались от обжоры. Однако акула оказалась настырной. Раз за разом продолжала она беспомощно кружиться на одном месте, и вскоре крабики совсем успокоились. Немного отбежав в сторону, они, как ни в чем не бывало, продолжали заниматься своими делами. Так бы и пришлось незадачливой мао-рии убраться не солоно хлебавши, но тут на

мелководье выбралась еще одна акула, поменьше первой. Теперь уже вдвоем, без толку погонявшись за крабиками, хищницы сообразили неожиданную хитрость. Одна мао-рии неподвижно замирала на дне, а вторая гнала в ее сторону трех-четырех крабиков, и тот, который оказывался ближе к акульим зубам, становился их добычей. Затем закусившая акула точно также подгоняла крабиков к пасти своей подружки.

Когда в акульих желудках исчезло по нескольку крабиков, Салим рассердился – ишь, устроили тут охоту, и метко брошенным камешком прогнал сообразительных хищниц на глубину.

Оставшиеся крабики тут же забыли о неприятностях, ибо у них были

собственные желудки, и они тоже требовали наполнения.

Крикнула во тьме невидимая птица. Легкий ветер пробежал над водой. Круглая луна наклонилась и заглянула в запрокинутое лицо Салима.

Салим спал прямо на песке.


Глава 9. Гости

На пятый день вдали белым пятнышком показался парус, а затем в лагуну вошла чужая лодка.

Правил ею Печальный юноша с прочно поселившейся тоской в глазах. Печальный юноша взошел на камни, учтиво поклонился и поведал свою

историю.

– Меня зовут Пелевк. Запомни мое имя, ибо так повернула судьба, что никому, кроме меня, оно теперь не нужно. Я родился в большом городе и делал горшки и кувшины. Денег я выручал немного, но все же их хватало на жизнь, и так бы, наверно, в скромном достатке и прошли мои годы. Но однажды возле своей мастерской я увидел девушку необыкновенной, удивительной красоты. Она пришла со своей служанкой выбрать посуду. У меня она купила кувшин и подарила такую улыбку, что раз и навсегда лишила покоя. Я долго страдал и думал о ней и когда опять увидел, сказал, что только в ней мое счастье, и тут же предложил свое сердце.

– Так-так…

– А она громко рассмеялась и ответила, что жалкий горшечник сошел с ума, и потребовала, чтобы я никогда не попадался ей на глаза. Понимаешь – никогда!

– Ты предложил ей сердце вместе с посудой?

– При чем здесь посуда?

– Ну – не знаю. Может, у тебя кувшины кривые. Почему она купила только один кувшин? Она могла подумать, что у человека, который делает кривые кувшины, сердце не может быть добрым.

– Ничуть не кривые! Нормальные кувшины! Но если и кривые, то совсем чуть-чуть.

– И что дальше?

– Я решил исполнить ее волю. Продал мастерскую, купил лодку и вот плыву, куда ветер гонит. Может, и ты со мной??

– Я-то зачем? – изумился Салим. – Ведь меня никакая девушка не прогоняла.

– Велика важность! А ты представь, будто прогнала. Что – трудно тебе представить?

– Ладно, представлю – а потом?

– Мы будем горевать.

– Как это – горевать?

– А очень просто. Мы будем лить слезы, и говорить друг другу: «Ах, бедные, бедные мы с тобой! Ах, несчастные!» И нам станет легче.

– Из этого ничего не выйдет, – вздохнул Салим. – Ведь я могу представить столь красивую девушку, что до конца дней своих сделаюсь безутешным. И даже когда ты развеселишься, я все равно буду безутешным. Скажи, а твоя в самом деле была красивая?

– Очень! Глаза – как звезды. А щечки круглые, как персики!

– Как спелые персики или как зеленые? Зеленые персики не очень хороши.

– Ты ничего не понимаешь! В ней все было совершенно!

Печальный юноша сердито засопел и прыгнул в свою лодку.

– А то, может, передумаешь? – крикнул он напоследок. – Чем заниматься пустой и бесполезной работой, вручим свою судьбу морю, пока оно не возьмет нас к себе!

– Останься лучше ты! – закричал Салим в ответ. – От слез океан солоней не станет, а вдвоем мы сделаем больше!

Печальный юноша вздохнул, поднял парус, и лодка выскользнула из лагуны.

На шестой день к островку Салима причалила еще одна лодка.

В ней сидел Беспечный юноша.

– Привет! – закричал он еще издали. – Как тебе тут живется: не свихнулся, случайно, от скуки?

Салим подивился такому вопросу и ничего не ответил.

– И долго ты намерен здесь прозябать? – спросил новый гость, спрыгнув на камни. – Смотри на меня: я всегда беззаботен и ищу только радостей и удовольствий. Если отправишься со мной, то мы вместе найдем замечательные города, красивых девушек, шумные праздники.

– Здорово! – восхитился Салим. – Но ведь нас там никто не ждет.

– Подумаешь! – ответил Беспечный юноша. – Нас вообще никто нигде не ждет. Ни тебя, ни меня – никого. Надо приходить и самому брать, что понравится, вот и все.

– Может, ты и прав, – сказал Салим. – Но я с тобой не поплыву.

– Жаль, – рассмеялся Беспечный юноша. – Придется искать другого приятеля.

С этими словами он покинул остров.

На седьмой день в лагуне появился связанный из толстых стволов плот. Правил им Отважный юноша.

– Камешки укладываешь? – гневно заговорил он, оказавшись на острове. – Народ ограблен подлыми заминдарами, а ты тут прохлаждаешься? Тебя надо проучить, как следует!

– За что? – насторожился на всякий случай Салим. Вид у гостя был решительный.

– За то, что тьмы людей живут бедно. За то, что они страдают! О-о, как они страдают!!

– Но если меня проучить – я ведь тоже буду страдать?

– Один человек – не в счет. Обо всех думать надо. Обо всех обездоленных сразу! У меня сердце содрогается, когда я о них думаю!! Послушай, как бьется мое отзывчивое сердце! Мы сейчас поплывем с тобой на далекий берег и начнем сражение с заминдаром. И победим!

Салим подумал.

– Хорошо. А куда мы после победы денем дворец заминдара, его богатства?

– Награбленное мы раздадим беднякам, а во дворце будет жить тот, кто заботится о народе, то есть – я!

– И стражники у тебя будут?

– Конечно.

– Никуда я не поплыву.

– Почему?

– Потому что стражники твои будут колотить людей палками.

– Вот чудак! Да у меня будут особые стражники.

– Стражники особыми не бывают. Если стражники не колотят людей – они уже не стражники. Ты их тут же прогонишь.

– Не поплывешь?

– Не поплыву.

– Ну и загибайся тут...

Салим глядел, как удаляется плот, и думал, что грустно вот так вот расставаться с теми, кто мог бы стать тебе другом, но не стал. И Печальный юноша, и Беспечный. И даже Отважный... Что они ищут? Забвения, радостей, борьбы? Нет, скорей всего, то же, что и недавно Салим – свою землю. Вернее, то место на свете, где счастье хоть самую малость посветит им желтым фонариком и скажет: не вешайте носа – все будет хорошо!

...И только на десятый день, к вечеру, приплыл старик Хью с дочерью.

 

Глава 10. Старикашка Хью

Такого шумного и вздорного старикашки еще не видывал свет. Когда-то, давным-давно, в пух и прах рассорившись с вождем племени, которое мирно проживало на одном из бесчисленных островков, затерянных в океане, он решительно посадил в лодку малютку-дочь Сану и отчалил в открытое море. Этот поступок был очень ко времени, поскольку рассвирепевший вождь, он же старший брат Хью, от всей души пообещал младшему брату, что отрежет его ядовитый язык, растопчет ногами и бросит на съедение самым отвратительным птицам. Из-за чего возникла ссора между горячими братьями, навсегда осталось тайной, но с тех пор Хью сделался настоящим морским бродягой.

К каким только берегам не приносило его лодку с парусом. И первое время все шло хорошо – на новом месте Хью начинал активно обустраиваться: ставил хижину, копал землю, садил таро или ямс. А еще он был на редкость удачлив в рыбалке и много серебристых рыб привозил в своей лодке. ¬Самая крупная и самая вкусная рыба бывала у него. И налоги платил исправно. Однако сметливые сборщики всюду одинаковы. Оценив ловкость и оборотистость старика, они быстро облагали его дополнительными поборами.

А поскольку Хью не терпел никаких притеснений и любому обидчику говорил

все, что выскакивало на язык, то кончалась оседлая жизнь всегда одинаково – приходилось поспешно бросать обжитое место и искать другое.

К тому же Сана расцвела и стала очень приметной девушкой, что хлопот дополнительных прибавило.

И на этот раз лодка старика, подгоняемая ветром, летела по волнам в поисках лучшей доли, а тут на пути Салим со своим островом.

Изумившись, что на таком крохотном – повернуться негде – и совершенно голом пятачке обитает какой-то ненормальный, Хью сказал дочери:

– Сана, погляди: какое славное место! Я не терплю духоты, а тут со всех сторон сквозняки. Здесь нам можно задержаться!

И направил суденышко в лагуну.

Первым, едва причалив к острову, выпрыгнул из лодки сам Хью. И теперь можно разглядеть его, как следует.

Был этот морской скандалист росточку невеликого, с худеньким высушенным тельцем – ребрышки так и лезли изнутри, однако с неожиданно выпирающим аккуратным пузцом, на котором красовалась крупная и задорная завитушка пупка. Очень смуглая кожа была со всех сторон открыта солнцу, и только бедра запахивал кусок грубой материи.

На небольшом скуластом лице, прежде всего, выделялись округлые большие

губы, они так сильно были вывернуты наружу, словно вздорный старик собирался выдуть из себя весь воздух. Широкий приплюснутый нос почти касался верхней губы, а малюсенький покатый лоб совсем закрывали толстые, курчавые и ярко-черные волосы, которые были чем-то смазаны и блестели на солнце. Из под кустистых бровей задорно выглядывали дерзкие глаза.

Но особенно изумляли уши – мочки их были оттянуты чуть не до плеч, и в каждой мочке зияло по отверстию, в которые два пальца Салима можно бы просунуть свободно. Впрочем, в одной мочке уже торчала короткая бамбуковая трубка. Украшения на этом не заканчивались. Шею охватывали еще пластинки из панцирей черепах, а на запястьях гремели браслеты из кабаньих зубов.

А Сана... Сана была просто ослепительно хороша.

– Эй, бестолковый твой лоб! – завопил Хью в лицо Салиму. – Ты зачем камней среди моря насыпал?! Сколько камней ни найдешь, моря все равно не заполнишь!

Еще никто так насмешливо не отзывался о земле Салима, он не на шутку рассердился и закричал в ответ:

– Это не камни!

– А что?

– Я тут живу!

– Ого! – сказал старик. – Он тут живет! Сана, полюбуйся на него.

И тут вышла из лодки красавица Сана. У Салима конечно же перехватило дыхание, потому что единственное, что остается молодому рыбаку, у которого есть только маленький остров и собака Тукар, – это чтобы при виде красивой девушки у него перехватывало дыхание.

– Послушай, юноша! – строго прикрикнул старик. – Втяни глаза, а то они у тебя сейчас выскочат и разобьются, как скорлупа кокосовых орехов.

Гость обошел остров. Остров был двадцать шагов в длину и пять в ширину. Так что старикашка Хью даже не очень и утомился.

– Место, прямо сказать, так себе, – объявил он, закончив обход. – Есть, где посадить таро, а вот хижину поставить негде.

– Отец! – изумилась Сана. – Как же ты собираешься сажать таро среди камней?

– Очень просто, – сказал Хью и взрыл корявым пальцем ноги песок. – Ты наделаешь ямок, я насыплю в них земли, помещу по одному клубню и начну, как следует, поливать, а вот здесь поставим будку для пса, чтобы и близко не подпускал разных любителей таро.

– Гав! – согласился Тукар.

– Но где ты найдешь здесь земли?

Старик беспечно махнул рукой:

– Да уж найду где-нибудь.

Салим разинул рот от удивления:

– Вы о чем говорите? Какое таро?!

Хью недовольно сморщился:

– Тебе что – не нравится таро? Ты не любишь его запеченным? А-а, ты хочешь посадить ямс! Ладно, сажай ямс, только вон там, на краю. Но острова придется добавить, иначе для таро тесно будет.

Выслушав это, Салим сел на корточки и рассмеялся.

– Сана, – сказал старикашка Хью. – В этого никчемного парня разом вселились все духи, какие шляются без дела над морем. Плесни на него водой.

– Я понял! – проговорил Салим, отдышавшись. – Я все понял! До вас тут были трое. И ни один не остался. Вначале приходят лишние – вот в чем штука!

– Не знаю, что ты там понял, – сказал старикашка Хью, – но все, что ты здесь натворил – ты натворил без всякого понимания... Сана, приготовь нам чего-нибудь, а то я проголодался, как стая прожорливых акул, пока слушал этого недотепу...


Глава 11. Остров растет

– Я вижу здесь три очень плохих вещи, – сказал старикашка Хью на другой день.

Он отлично выспался в лодке, свежий и бодрый выбрался рано утром на остров и, шлепая босыми ногами, быстро бегал по нему, успевая размахивать руками и говорить.

– Нет питьевой воды, нет крыши от солнца и негде спрятаться от дождя. Да! Я хочу пить. Я хочу пить каждый день. И я не знаю, что будет, когда я все выпью. Я высохну на этой жаре, как червяк! Как червяк, которого даже рыба не захочет съесть! – Хью стукнул себя по круглому, как шар, животу. – И потом: я терпеть не могу дождей. Мало разве воды под ногами, чтобы она еще лилась мне на голову! На-до-ело!!

– Но ведь ты же не видел здесь ни одного дождя! – вскричал изумленный Салим.

– Ну и что? – возмутился Хью. – Когда я увижу – разве что-нибудь изменится?

– Хорошо, – Салим пошел на попятную. – Хорошо. Я возьму копье и начну разгонять тучи. Я разгоню их все до одной, если они испугаются!

– Сана, ты послушай его. О-о, ты только послушай его! Тебя не боится даже твой пес!

– А зачем ему бояться?

– Как «зачем»? Вчера он... он тяпнул меня за ногу!

Старик выставил вперед тонкую ногу, подумал и выставил вперед другую:

– Вот сюда!

– Тукар не мог тебя укусить!

– Почему?

– Тогда от твоего крика и Тукар, и даже сам остров попрятались бы в воду!

– Ка-ак? Ты решил, что я – я могу говорить неправду??

– У тебя бамбук из уха вывалился.

– Отвечай: ты меня считаешь вруном?!

– Я тебе верю. Хотя не пойму, чего уж в твоей ноге такого съедобного. Одна кость и та кривая.

Хью ловко вернул драгоценность в ухо и сердито засопел.

– Я ж говорю – глупая собака.

– Тукар – самый толковый пес.

– Хозяин у него бестолковый.

– Так что делать с дождем?

– С ним ничего не надо делать. Надо делать с островом. Чтобы на нем могли расти кусты и деревья – из них мы соорудим защиту от дождя. Но для этого надо, чтобы он стал большой и высокий. Хотя бы как я.

– Как ты?

– Да.

– Тогда я согласен. Тогда у нас хватит камней.

– Да! Лагуна широкая. Мы можем брать камни где угодно и привозить их сюда.

– На твоей большой лодке?

– На твоей дхони!

– Нет, так не пойдет. Лодки для этого малопригодны.

– Правильно. Мы соорудим плот.

– Из чего?

– Э-э, юноша, посмотри вон туда.

Салим посмотрел.

Неподалеку за рифом на мелких барашках, лежа на боку, качалось разлапистое дерево. Вдалеке проплывало еще одно.

– Вот так удача! – ахнул Салим.

– Эта удача называется: течение. Радуйся – сейчас оно идет мимо большой земли в нашу сторону. Что в море выносят реки и что волны подбирают с берега – проплывет мимо нас, уж я эти места знаю. Тебя вот тоже, на мою голову, с берега принесло. А когда совсем скоро течение изменится, такого счастья у нас не будет.

– Почему?

– А что может принести с моря? Только тучи с долгими дождями. Да еще разве щепку гнилую с какой-нибудь лодки сдует.

– Скажи: а заминдаровых слуг с берега, случайно, принести не может? Очень я по ним соскучился.

– Я тебя огорчу: вряд ли ты их увидишь. Гостями у нас будут такие, как я, да вот иногда деревья.

– А чего же мы ждем? Можно ли упускать столь славную добычу!

– Эй, юноша! Только уговор: ты отправляешься за тем, дальним деревом.

Хотя Салим проделал вдвое большее расстояние, свое дерево он заарканил и доставил быстрее, чем Хью. Старик так раскричался на Сану – и петлю на веревке она сделала не так, и накинуть на сучок толком не умеет, – что даже дерево перепугалось и никак не хотело даваться в руки. Но, наконец, и оно с воплями и шумом было притащено к островку.

Среди инструментов Салима нашелся длинный и острый нож, и теперь он этим ножом под чутким наблюдением Хью обрубал ветки. Хью то и дело хватался за голову и, призывая в свидетели кружившихся над островом чаек, заявлял, что такого бестолкового работника он никогда в жизни еще не встречал.

Сам Хью оседлал меньшее дерево, тюкал своим топориком и хотя показывал, как надо правильно, дело у него почему-то продвигалось намного медленней.

Как ни удивительно, но к обеду разделка все же была закончена, и ни одной щепочки никуда не пропало. Тонкие ветки поступили в распоряжение Саны – для костра, чуть толще были отобраны для постройки хижины, а самые толстые, включая и стволы, пошли для плота.

Пока строители боролись с сучьями, Сана в лодке отплыла за барьерный

риф и вскоре вернулась с небольшим тунцом-желтохвостом.

Тут даже Салим удивился:

– Женщина ловит рыбу?!

– А что такого? – сказал Хью. – По законам моего племени женщины готовят еду себе, а мужчины себе. Значит, исполняя закон, я должен отложить топор и запекать рыбу. Это хорошо?

– Нет. Но не годится нарушать законы.

– Не годится, – согласился Хью.

– Я стараюсь не нарушать законы, – твердо сказал Салим, но, вспомнив про неуплаченный налог, поспешно добавил, – а Тукар нарушает: рыбу ловить не хочет.

– И я стараюсь. Еще как стараюсь. А дочь моя нарушает!

– За нарушения бьют палками по спине.

– Пусть только кто-нибудь попробует тронуть Сану! – ощетинился Хью.

– Это там, где есть сборщики налогов, – уточнил Салим.

– Я знаю что делать, чтобы было всегда по закону.

– Ничего ты не можешь знать.

– Если ты все время будешь выскакивать поперек, я тогда совсем перестану с тобой разговаривать.

– Хорошо, говори.

– Что говорить?

– То, что ты собирался сказать.

– Я забыл, что я собирался сказать.

– Про законы.

– А – вспомнил! Надо нам придумать такие законы, чтобы они не мешали.

– А разве такие бывают?

Вскоре вверх над островом потянулась струйка дыма. Сана нарезала выловленного тунца на куски, куски насадила на веточки и запекла на огне.

Обед доставил большущее удовольствие. Салиму приелась сушеная рыба.

– Такого вкусного тунца я никогда не пробовал! – сказал он, уплетая свою долю за обе щеки. – Я съем еще кусок.

Когда от рыбы осталась горстка костей, Хью вытащил из лодки три зеленых кокосовых ореха. Взяв у Салима нож, срубил у каждого макушку, и вся компания отведала кокосового молока, блаженствуя и причмокивая, после чего круглый живот Хью стал еще круглее.

Сытый и довольный Салим, спасаясь от солнца, залез в воду, разогнав трех или четырех раира. Хищницы, вильнув хвостами, недовольно уплыли.

– Что за бездельник! – закричал тут же Хью. – Вылезай связывать плот!

Конечно, Салим бы еще немножко поволынил, но знакомый грозный плавник, появившийся невдалеке, заставил его моментально выскочить на берег.

– Хью! Если ты сейчас скажешь, как избавиться от тигровых акул, я навсегда согласен быть самым бестолковым на свете.

Хью, наблюдая за плавником, как-то странно улыбнулся.

– А зачем от них избавляться?

– Но ты же не хочешь, чтоб к тебе подобралась одна из них! Это не Тукар, тут не ногу укусит, а всего проглотит.

– Меня-то уж никогда не проглотит.

– Почему?

Плавник исчез в глубине.

– Видишь ли... – Хью вдруг выпятил грудь и стал необыкновенно важным. – Мы ведем свой род от акул. От тигровых акул – табаба!

Салим разинул рот.

– Да. Чего уставился? Мне известно заклинание, которое может прогнать тигровых акул из этой лагуны, но я не могу причинить им вреда. После смерти каждый рыбак моего племени превращается в табаба. Я когда-нибудь тоже стану тигровой акулой. Да! Так что не надейся – я своих соплеменников не обижу! И скажу даже больше: в этой акуле я сейчас узнал двоюродного дядю, который умер вот таким же молодым, как ты.

От этой новости Салим едва не свалился в воду.

– Погоди, Хью, погоди! Ты объясни мне тогда: зачем твой дядя хочет сожрать меня?

– Как ты смеешь так говорить о моем дяде?!! – неистово завизжал Хью.

– Не сердись, – поспешил успокоить Салим. – Но я сам видел, что у него были такие намерения.

– Нет и нет! Запомни: мой дядя приплывал, чтобы приветствовать тебя.

И в этот момент громадная туша, скользнув к поверхности, разрезала водную гладь шагах в двадцати от острова. Сана вскрикнула, а Хью так и присел.

– Чего ты? – удивился Салим. – Это же твой дядя. Приветствуй его – сунь руку в воду!..

Как связывать плоты Хью понятие имел.

Два бревна подлиннее были уложены посередине так, что передние их концы оказались слегка загнуты вверх. Бревна потоньше и покороче Хью разместил по бокам. Всю эту конструкцию Хью и Салим крепко схватили веревками. Плот был готов.

И вот вооружившись веслами и длинной веревкой, оба умельца отправились подальше от острова – за камнями.

Вода была абсолютно прозрачной и, к радости Салима, двоюродный дядя Хью нигде поблизости не показывался. Глядя вниз, на дно лагуны, легко можно было различить, где колонии живых кораллов, а где – отмерших. Живые кораллы радовали многоцветьем – зеленые, светло-зеленые, синие, красноватые, темно-красные – каких только цветов и оттенков здесь не было. Тысячи мелких причудливо окрашенных рыбешек скользили над коралловыми зарослями, добавляя яркости в общую картину. Там, где колонии отмерли, цветов обнаруживалось только два: белый и желтый. И рыбок над такими участками было совсем мало.

Однако Хью и Салима меньше всего интересовала красота живых колоний – искать обломки там бесполезно, их, как правило, нет, а отбивать по кусочку или по веточке от кустов – дело утомительное и долгое. Зато там, где колонии по каким-то причинам погибли, обломков было достаточно.

Наконец нужное место было найдено.

Салим взял в руку конец веревки и нырнул.

В этом месте, шагах в трехстах от острова, Салим еще не спускался на дно ни разу. Колония здесь, очевидно, погибла давно, так как успела основательно разрушиться – куски кораллов валялись тут и там. И вдруг среди этих безжизненных глыб Салим обнаружил живой куст. Крайне заинтригованный он подплыл ближе. Зеленоватые веточки резко отличались на фоне белых обломков. Веточки были небольшие, толщиной с мизинец Салима, и все покрыты

маленькими бугорками с отверстиями на вершинках. Веточки как бы вспухали изнутри, и из каждого отверстия выглядывал его законный и полновластный хозяин – крохотный полип. Ишь ты, как устроились! Вокруг аккуратных ротовых отверстий венчиком располагались совсем уж ничтожные чувствительные щупальца, и эти щупальца беспрестанно шевелились, и, на первый взгляд, шевеление это могло показаться абсолютно бессмысленным и непонятным, но Салим знал, что таким образом полипы вылавливают из воды еду, заталкивают в рот и, насытившись, растут, растут. А когда растут – окружают себя известковым панцирем, вроде каменной трубочки, у которой очень тонкие пористые стенки.

С другой стороны от куста пристроилась небольшая яркая рыбешка. Желтые и синие полосы чередовались по всему телу, а плавники были красными. У рыбешки оказались очень крепкие челюсти. Не торопясь, она принялась откусывать по кусочку от нежной веточки коралла и круглым удивленным глазом поглядывала на Салима: чего ж он не делает то же самое? Ведь вкусно же! Насытившись, рыбешка вильнула хвостом и важно удалилась.

Веревка в руке Салима сильно задергалась. Это Хью наверху потерял терпение. Да, надо было работать. Салим выбрал подходящий обломок и обвязал его. Обломок подпрыгнул и поплыл вверх. Зацепив второй, Салим отправился следом – глотнуть воздуха.

– Ты не заснул там? – приветствовал его Хью. – Гляжу, гляжу, а он и не шевелится вовсе.

– Заснул, – признался Салим. – Спасибо, что разбудил.

Когда плот был достаточно нагружен и даже слегка просел в воду, Салим взобрался на него, и они вместе с Хью погребли к берегу.

– Хорошо ты придумал с плотом, – сказал Салим.

– Еще бы! – тут же откликнулся Хью. – Голова у меня умная.

 

Глава 12. Замечательное свойство

– Если у нас здесь не будет хижины, то это не остров, а непонятно что, – твердо заявил Хью. – У нас должна быть хижина!

– Может быть, кто-нибудь другой и взялся бы спорить с тобой, но я спорить не буду.

– И правильно делаешь!

– Да.

– Хижина имеет много хорошего. Когда начинаются дожди – в ней сухо. Когда печет солнце – в ней, наоборот, прохладно. Она защищает от ветра и от набегов диких свиней.

– Знаешь, Хью, я не против, если бы на нас сейчас набежали дикие свиньи. Я б не отказался поглодать ребрышко упитанного поросенка.

– Что ты все время поперек выскакиваешь?! – завопил старик, надувая щеки.

– Я хочу знать, как же нам строить хижину.

Хью поскреб ногтями смуглое пузцо и небрежно сказал:

– Да это же очень просто. Надо прежде всего нарубить жердей из бамбука. Жерди туго связать лубом гибискуса, чтобы получился прочный остов. Затем ты заберешься на кокосовую пальму и срежешь листья длиной, примерно, как два бестолковых помощника, вроде тебя, вместе взятых. Листья мы разрежем по черешку, и Сана сплетет между собой обе половинки. Из них мы сделаем крышу. Затем, на уровне колен, из таких же точно жердей укрепим пол. А уж когда покончим со всем этим, тогда как следует размочалим несколько стволов бамбука и сплетем стены и настил для пола. Все.

– Как здорово! – восхитился Салим. – Я пока подыщу место для хижины, а ты сходи, наруби из бамбука жердей. Или отправляйся к гибискусам и надери с них луба.

– А?

– Отправляйся к гибискусам! Давай немедленно приступим к работе! Чего же ты медлишь?

Хью сердито и растерянно засопел.

За неимением бамбука пришлось довольствоваться тем, что оказалось под рукой.

По углам будущего строения были вкопаны четыре корявые палки. Поверху, для большей жесткости, их обвязали поперечинами. На них, с уклоном в одну сторону взгромоздили несколько циновок, благо в лодке Хью обнаружился их изрядный запас. Однако на стены циновок уже не хватило, но выручил кусок серой ткани, который пожертвовала Сана.

Хью обошел вокруг и, довольный, сказал:

– Мне наша хижина нравится! Она такая легкая, что если рухнет, то никого не придавит!

– Это ее самое замечательное свойство, – хмыкнул Салим, с сомнением оглядев кривенькое сооружение.

– Много ты понимаешь! Когда будет у нас из чего делать – сделаем лучше, а пока и эта хороша. Правда, Сана?

– Правда.

– Чего бы нам еще соорудить? – загорелся Салим. – Для удобства жизни и вообще?

– Конечно – земляную печь! Что мы, дикари что ли – на костре рыбу жарить...


Глава 13. Колодец

Но прежде земляной печи появился колодец.

Случилось так, что через два дня на остров обрушился ливень. Толстые струи толщиной в три пальца встали стеной от неба до самой лагуны. В двух шагах ничего не было видно. Как ни удивительно, но крыша хижины почти не протекала.

Однако Хью все равно чуть не плакал.

– Ай, что делается, что делается! Сколько воды даром пропадает!

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Из-за тучи выпало солнце и давай припекать, как ни в чем не бывало. От насквозь промокшего острова густыми клубами валил пар. Тукар, отряхиваясь, поднял вокруг целое облако брызг. Оказалось, не вся вода пропала понапрасну. И в лодке старика, и в дхони ее набралось достаточно.

Сана ликовала:

– Теперь мы сделаем запас!

Пока она наполняла калебасы и половинки кокосовых орехов, Хью с озабоченным видом бегал по острову, смотрел под ноги, оглядывался и что-то бормотал под нос. Наконец он просиял:

– Вот здесь, где я стою, у нас будет питьевая вода!

Наклонившись, Хью принялся разгребать песок и расшвыривать камни в разные стороны.

– Полегче! – завопил Салим. – Иначе ты раскидаешь весь остров!!

Хью прищурился.

– А тебе что – жалко?

– А то нет! Не для того я его собирал.

– Тогда становись рядом.

– Зачем?

– Один раз свое разломаешь – никогда не будешь ломать чужого.

– Объясни: что ты задумал?

– Колодец. Чего тут непонятного – нам нужен колодец.

Сана не спрашивала. Она молча взялась помогать отцу. Салиму ничего не осталось, как самому включиться в разорение.

Вскоре посреди островка появилась безобразная яма. В эту яму с боков набежала вода лагуны, моментально превратившись под ногами неистового Хью в мутную жижу. Вытащили все камни и куски кораллов до самого твердого основания. Но это было только начало. Хью выбрал крупные, без трещин камни и сложил отдельно. А потом началось их обтесывание. Хью достал из каноэ створку раковины тридактны с остро отточенным краем и приступил к делу. Он брал по очереди камни и раковиной-зубилом убирал лишнее. Камни после обработки выходили разные – длиннее, короче, шире и уже, но за одним Хью следил неукоснительно: чтобы по высоте все они были одинаковы.

Как только подготовленных камней набиралось с десяток или чуть больше Хью откладывал зубило в сторону и принимался выкладывать стенки.

Колодец получился просторный. Два шага в одну сторону и столько же в другую.

Грязную жижу вычерпали половинками кокосовых орехов, дно выровняли слоем мелкого песка, а вместо крышки положили две циновки из пальмовых листьев – чтоб солнце не воровало воду.

Из оставшихся камней, также сделав небольшую яму, соорудили земляную печь.

Когда на небо набегали тучи – циновки убирались в сторону. Но вода поступала не только от дождей, из лагуны в колодец она тоже просачивалась, а потому была солоновата и припахивала тухлыми яйцами. Но зато теперь ее запас был постоянный, и не требовалось учитывать каждый глоток.

Дни начинались с криков Хью, криками и заканчивались. Работа шла тоже вместе с криками, и работы было много.

Проросли три кокосовых ореха. Салим специально положил их на камни –посмотреть, что будет. И двадцати дней не прошло, как сверху над каждым орехом проклюнулся росток – точь-в-точь как головка птицы из скорлупы, а снизу образовался корешок и сразу полез между камнями, норовя за что-нибудь зацепиться. При поголовном стечении всех островитян были торжественно сделаны три глубокие ямки, засыпаны песком и туда посажены орехи. Хью попрыгал вокруг, прошептал магические заклинания, а Сана полила птичьи головки пресной водой.

– Будет места больше – больше посадим! – сказал Хью.

– Не скоро мы увидим их плоды, – вздохнул Салим.

– Как – «не скоро»? – поразился Хью. – Всего лишь через семь лет! – Через семь лет??!

– А что – разве долго? Рыбка плавает – чайка ждет…

Теперь в жаркие полдни он нередко объявлял:

– Пойду, полежу в тени под кокосами...

И действительно забирался под какой-нибудь из них, грозя обломать маленький стебелек.

 

Глава 14. Купец Ахмет

Нет, все-таки, похоже, слукавил Хью, когда заявил, что остров Салима в самой глуши моря, и что вряд ли сюда кто-нибудь доберется.

Однажды после обеда к атоллу приблизился большой корабль.

Это был первый корабль, который видели здесь островитяне. Изрядное количество парусов указывало, что скорость для тех, кто ходит под ними, не последнее дело. Борта были сильно побиты, и в двух местах красовались заплаты из свежего дерева.

Боясь наскочить на риф, команда спустила паруса, и корабль лег в дрейф на почтительном расстоянии. С борта его закричали и замахали руками.

– Клянусь кабаньей печенкой – им что-то нужно! – заволновался Хью. – Сана, мы сейчас же отправимся к ним.

– Подожди, Хью, не торопись! – придержал старика Салим. – Ты слышал про петушка, который всегда норовил вперед выскочить? Чем, ты думаешь, его привычка закончилась? Его первым запекли на углях!... Не нравится мне этот корабль. Однажды я видел такой. На нем везли рабов для продажи. Я рыбачил, и за мной погнались, но я успел скрыться в мелкой бухточке, и от меня отстали.

– Вот как? – глаза и губы старика округлились. – Сана, спрячься скорее!

– Оставайтесь здесь, – сказал Салим, прыгнув в лодку. – Я один посмотрю, что за люди...

Выбравшись из лагуны, он, не приближаясь к чужакам, издали закричал:

– Кто вы и откуда?

– Мы – мирные купцы, мы в разные страны ходим и торгуем товаром всяким. – зычно ответил чернобородый детина свирепого обличья, и тут же крикнул голосом зазывалы. – «А кому кувшины, легкие да звонкие, а кому котлы, медные да крепкие?! Подходи, не купишь – даром отдам!!» Не бойся нас!

Салим подумал. Нет, пираты такими не бывают. И заминдар, и Фатх на вид совсем не страшные, а уж больших разбойников и выдумать невозможно.

– Что вам надо?

– Кто живет в лагуне?

– Я живу.

– А как твое имя?

– Салим.

– Скажи, Салим, кто хозяин того клочка суши?

– Никто.

– Значит – я могу взять его себе? – чернобородый захохотал.

Шесть или семь человек, теснившихся вокруг, тут же горячо взялись его отговаривать.

– Цыц! – закричал свирепый бородач и перегнулся через борт. – Я – Ахмет! Мы плывем уже много дней, запасы иссякли. Может, продашь нам маленько рыбки?

– Да, да! – загомонили остальные. – Сильно кушать хотим!

Салим задумался. Рыба у островитян была.

– Деньги мне не нужны.

– Как? Совсем??

– Да. Зачем мне тут деньги.

– Какой человек! Какой человек! – завыл чернобородый. – Слышали? Ему не нужны деньги! Что тебе тогда нужно?

– Если только обменяться... А что у вас есть?

– Ткани, посуда какая хочешь, ножи, мотыги, орехи кокосовые – всего не перечислишь. Плыви сюда, сам убедишься.

Салим помедлил. Однако как не разжиться таким необходимым товаром? И он налег на весла.

Один из матросов ловко подхватил брошенную снизу веревку, привязал лодку к судну. С борта скинули трап.

Чернобородый, хотя и имел ужасную физиономию, оказался щупленьким, как Хью, и маленького роста. На боку его болталась короткая кривая сабля. Он сам протянул руку Салиму, и тот очутился на палубе.

– Я бы хотел посмотреть ткани, посуду и ножи.

– А что сначала – ткани или посуду?

– Все сразу.

– Сейчас, – чернобородый мигнул, и двое из команды тут же крепко схватили Салима за руки. – Товар-то есть, да не тот. Я ведь забыл сказать: купцами мы недолго бываем. Нет, недолго. А так-то мы пираты, людишками промышляем. Наш товар на двух ногах бегает, его поймать надо.

– Отпустите меня! – закричал Салим и забился в руках разбойников.

– Как – отпустить? – изумился Ахмет. – А для чего ж мы тогда ловили?

Все на палубе, а было их человек двадцать, покатились со смеху.

– Ты ведь и сам рыбу ловишь, – продолжал Ахмет, – значит и тебя кто-то должен ловить! Ведь так? Хорошую я тебе наживку подбросил? На невольничьем рынке я за такого тунца получу неплохую монету!

Все опять принялись хохотать.

– Цыц! – вновь прикрикнул Ахмет. – Давайте сюда тех двоих – все равно живыми не довезем.

Двое матросов откинули крышку и нырнули в трюм. Гул многих голосов долетел изнутри. Чуть погодя из трюма вытащили двух невольников – молодого изнуренного мужчину и мальчика. Оба были так слабы, что их шатало.

– Живо полезайте в лодку! – приказал Ахмет.

Кое-как несчастные спустились по трапу. Веревку отвязали, бросили в лодку, и лодку сразу же понесло к рифу.

– Эй, вы! – закричал вдогонку Ахмет. – Там, я вижу, еще старик остался. Подкормитесь у него рыбкой, а потом мы вернемся и всех вас заберем!

Вновь дружный хохот загремел над палубой.

– Поднимайте паруса, – скомандовал Ахмет. – А ты, любитель мотыг и посуды, отправляйся на освободившееся место.

Матросы разбежались к мачтам, а двое дюжих молодцев потащили Салима к трюму. Салим упирался, извивался как мог, но хватка у разбойников была крепкая.

– Давай, давай, – сопели они, – а то плетей еще получишь!

И тут один из разбойников споткнулся. Салим выдернул руку, изо всех сил толкнул другого и оказался свободен. Не мешкая, он кинулся к борту.

– Куда?!! – завизжал Ахмет и кошкой метнулся наперерез.

Он успел и возле самого борта широко раскинул руки.

И тогда Салим присел, схватил его под мышки и в одно мгновение выбросил в воду. Он уже и сам взмыл над бортом, когда подбежавший разбойник поймал беглеца за ногу. Салим лягнул его, кувыркнувшись, полетел вниз и услышал, как тот взвыл от боли.

Первое, что увидел Салим, вынырнув на поверхность – выпученные от страха глаза чернобородого.

– Ты что наделал?! – завопил Ахмет, нелепо колотя по воде руками. – Здесь же акулы!

– Вот и хорошо! Сейчас я тебя им скормлю.

Он схватил разбойника за бороду и поволок к лодке.

А на пиратском корабле начался такой тарарам, что и вообразить невозможно. Матросы бегали вдоль борта, кто-то закричал: «Спустить паруса! Прыгай за ними!» Но никто не прыгнул. Двое-трое целились в беглецов из лука.

– Не стреляйте! – в ужасе орал Ахмет. – Не стреляйте!

Лодку не успело далеко отнести, и Салим догнал ее, забрался внутрь.

– А я?! – кричал Ахмет, которого Салим все также держал за бороду.

– А что ты? Подай-ка сюда свою сабельку.

Трясущимися руками Ахмет вынул саблю из воды.

– Как ты сказал: если ты ловишь – значит и тебя кто-то должен ловить? И что мне делать с таким уловом? Искрошить, разве, на приманку?

Ахмет закатил глаза.

– Нет, я поступлю иначе, – Салим взмахнул саблей и под корень отхватил бороду пирата. – Возвращайся – там по тебе соскучились.

Ругаясь и подвывая, Ахмет повернул назад.

Пучок волос Салим швырнул вслед. Он видел, как разбойник доплыл до борта и влез по трапу. После чего на корабле подняли паруса, он развернулся и помчался прочь.

– Надо же – никакие акулы таких не едят, – сказал Салим.

Лодка в это время была уже в лагуне.


Глава 15. Новые островитяне и старый кровожадный дядюшка

Новые островитяне – темный, с узким лицом господин и мальчик лет десяти были едва живы.

Доставленные на берег, они сразу повалились на песок и долго не могли сказать ни слова. Вокруг них захлопотала Сана. Придя в себя, узколицый господин рассказал, что чернобородый пират промышляет морским разбоем, торгует рабами и во время плаванья бросает умерших за борт. Отвечать на другие вопросы у него не осталось сил.

– Зачем ты отпустил бородатого негодяя просто так? – кипел Хью.

– Он уже не бородатый, – отбивался Салим.

– Какая разница! Его надо было продать!

– Кому?

– Да его же команде! – кричал Хью.

– А, ты думаешь, купили б? – не отступал Салим, однако и сам начинал сомневаться, не рано ли расстался с Ахметом.

Конечно, в этот день не было уже никакой работы. Салим добыл гарпуном рыбы, Сана испекла ее, а Хью наварил из засушенных травок целебные отвары – прибывшим надо было набираться сил. Наевшихся вдоволь и напившихся отвару, их тотчас сморил глубокий сон...

Наутро Салима разбудил звонкий собачий лай. Салим поднял голову. Тукар и мальчик бегали наперегонки по острову. Им было страшно весело...

– Зовут меня Перо, – говорил узколицый за едой. – Это легко запомнить: П-е-р-о.

– А чем ты занимался до того, как тебя сцапали в рабство? – полюбопытствовал Хью.

– Зодчим был.

– Зодчий – это кто?

– Строитель.

– Как здорово! – восхитился Салим. – Мы тоже, выходит, зодчие. Видишь, какой остров из воды подняли. Теперь все вместе будем зодчими!

Узколицый замотал головой.

– Это не совсем то, о чем вы думаете. Зодчий дает идею, план. А делают другие.

Хью тяжело и недобро засопел:

– Понятно: в горы рвется рак-отшельник, а трещит его домик. Нам ни к чему такие зодчие, нам остров насыпать надо.

– Но этого мало! – с жаром закричал Перо. – Остров должен быть как... как морская раковина. Чтоб душа от восторга замирала!

Всех поразили эти слова, и только ехидный старикашка гнул свое:

– Ты, наверно, плохой зодчий.

– Почему?

– Потому что хороший зодчий в рабство бы не попал.

Перо грустно улыбнулся.

– Я был не просто зодчий, я был непревзойденный зодчий.

– Это как?

– Самый лучший.

– То есть – выше всех?

– Да. Все восхищались красотой, которую я создавал. Я строил ради самой идеи прекрасного. Дворцы, храмы, мечети были настолько великолепны, что любой правитель, думавший, что он равен богам, рядом с моими дворцами оказывался ничтожным. И меня перестали приглашать. Тогда я решил покончить со своим ремеслом и вернуться к жизни обыкновенного человека: снаряжать караваны за товаром, торговать в лавочке. Ахмет обманом заманил меня на свой корабль, отобрал деньги, превратил в пленника.

– Повезло же нам, – воскликнул Хью, – что здесь негде строить дворцы!

– Почему? – запротестовал Салим. – Разве плохо, когда красиво? Жаль – у нас пока так мало места.

Вся компания расположилась вокруг очага и потягивала ароматный чай из запасов Хью.

– Это не беда, – сказал мальчик. – Можно построить маленький дворец.

– Еще чего, – сказал Хью, – здесь будет расти таро.

– Если постараться – места хватит и для дворца, и для таро.

– Ишь ты! – удивился Хью. – А кто ты таков, как твое имя?

– Меня зовут Хороший мальчик, – с этими словами мальчик вскочил и учтиво всем поклонился.

– Хороший ты или нет – мы потом разберемся. Как тебя зовут?

– У меня нет имени, я его забыл. Но все называют меня Хорошим мальчиком.

– Бедное дитя, – пожалела Сана. – Давай налью тебе еще чаю.

– Никакой я не бедный.

– Но откуда ты хотя бы родом?

– Я жил в городе на берегу моря. У нас была большая семья: бабушка, отец, мама, восемь братьев и сестер. Отец торговал овощами, но дела шли плохо. Я ходил к учителю. Это был почтенный человек, у него собиралось много учеников, но со мной никто не мог сравниться, и учитель удивлялся: ах, какой хороший мальчик! Вначале родителям нравилось, что меня ставят в пример другим детям. Затем, когда начали ставить в пример моим родителям и говорить, что они меня недостойны, это им разонравилось. Они сердились и кричали, что им трудно со мной. И однажды отец взял меня за руку и отвел к Ахмету.

– Да у него сердца не было! – охнула Сана.

– Ничего подобного. Отец поступил разумно, ведь Ахмет заплатил за меня деньги.

В глубоком молчании чай был допит.

– Знаете что, почтеннейший, – обратился Хороший мальчик к старику Хью, – ковырять пальцем в зубах некрасиво.

Через три дня жизнь на острове вернулась в привычное русло. Только на этот раз Хью остался на берегу, а за камнями отправились Салим и Перо.

– Давай, зодчий, привыкай к нашему строительству, – напутствовал Хью. – Это тебе не дворцами дело иметь.

Но работать, по-настоящему не пришлось. Всего несколько камней успел

обвязать Салим и отправить на плот, как в лагуне опять появилась тигровая акула, и Салиму уже не в первый раз пришлось удирать из воды.

– Хью, – сказал он, едва плот пристал к берегу, – надо что-то делать. Иначе когда-нибудь твой дядя окажется проворней, чем я.

Старик угрюмо молчал.

Так в молчании и ожидании неизвестно чего прошел остаток дня.

Но табаба тоже ждала. Она теперь была рядом, и время от времени ее плавник стремительно рассекал воду и опять исчезал в ней. Акула тоже запаслась терпением, сообразив, что люди все равно рано или поздно полезут за камнями.

Наконец перед самым заходом солнца старик поднялся мрачный и решительный.

– Все должны отойти подальше, – сказал он.

Островитяне спрятались за лодками.

Старик сел на корточки лицом к лагуне. Протягивая руки к воде, он начал быстро и невнятно бормотать заклинания. Временами он хватал пригоршнями песок и швырял в набегавшие волны. Чуткий Салим улавливал отдельные слова. Это были: «луна», «рыба», «море».

Солнце утонуло, и ночь наступила, когда Хью поднялся с колен.

– Табабы больше не будет, – печально объявил он. – Табаба навсегда уходит отсюда.

– Спасибо, Хью, – сказал Салим. – Я думаю, твой дядя не сильно обиделся на тебя.

 

Глава 16. Табаба уходит навсегда

Солнце только-только высунулось из воды, и сразу рассвело.

Салим выбрался из хижины и глянул на лагуну.

Вода была тиха. Иногда то тут, то там по ней пробегала рябь. Это мелкие рыбешки удирали от хищников. Вокруг была тишина, насколько хватало глаз, даже чайки не кричали и не носились над головой, а мирно сидели поодаль. Только шустрые серые крабики, занятые своими делами, копошились возле самой кромки едва шевелящейся воды.

Когда остров станет большим, ну то есть таким, чтобы можно было шагать и шагать, надо посадить на нем хлебные деревья. Они громадные, эти хлебные деревья, с толстыми корявыми сучьями, и тени много дают – о, как хорошо спрятаться в тени, когда солнце заберется в небе на самый верх! Но главное не в этом. Сорвешь зеленый плод, круглый, как шар, запечешь на углях – и крепкая кожура сразу лопается. Снимешь ее – и вот она: белая мякоть. Ломай ее руками и ешь прямо так, а можешь изжарить в кокосовом соке или даже закопать в землю на целый год – она перебродит и получается бесподобное кушанье. Салим сглотнул слюнки. Нет, надо помечтать о другом. Допустим, посадить еще десять кокосовых пальм. Пусть они растут и вырастут такими высокими, чтоб их издалека было видно, пусть под ними густо зазеленеет трава, и тогда прилетят и поселятся здесь какие-нибудь птицы или даже летучие лисицы. И однажды приплывут к берегу огромные черепахи и выползут на песок откладывать яйца. А утром Салим, по следам, будет находить их кладки. До чего ж вкусны свежие сырые черепашьи яйца! Хотя если запечь их на огне – еще лучше. И одним колодцем для пресной воды тогда уж никак не обойтись.

...Надорванный плавник, словно острый нож, с тихим шелестом рассек поверхность лагуны.

Салим обмер.

Салим не хотел верить глазам.

Табаба была здесь!

Она, упрямая, караулила его!

И никакие заклинания не помогли! Ай, Хью, Хью – может, ты слова не те произнес?! Забыл, какие говорить надо?

Стало ясно, что никуда, никуда она отсюда не уйдет. А если и уйдет, то ненадолго. Она ждет случая. Ну, так чего ж тянуть?

Салим тихо, боясь разбудить Хью или кого-нибудь еще, столкнул плот с берега. Затем без лишних всплесков, осторожно работая веслом, отплыл подальше на глубину. Надорванный плавник устремился за ним.

Решив, что место удачное и дальше отправляться не стоит, Салим взял нож,

несколько раз глубоко вдохнул и скользнул в воду. В минуту смертельной опасности он был спокоен, только сердце билось в груди сильней обычного.

Жизнь в лагуне словно вымерла. Даже самая мелкая рыбешка попряталась в кораллах и под камнями.

Акула без промедления начала жуткий танец вокруг Салима. Она была такая огромная, что в воде сразу стало тесно. Полосатые рыбы-прислужницы, сопровождавшие ее, резво отпрянули в сторону. Однако нападать табаба не спешила. Она приглядывалась к бесхвостому чужаку, не раз ускользавшему от ее зубов. Да, это был тот, который сгребает песок и камни. Когда он только появился здесь со своей лодкой и плюхался на мелководье, она могла схватить его за вертлявую пятку, но в тот давний день была сыта, ленива, да и поиграть с ним хотелось. А сейчас пришелец по-хозяйски обосновался в лагуне. Он делает не то, что положено делать в воде – не хватает зубами рыбу, не прячется в кораллах, когда приплывает она. Он изменил ее воду, вода стала хуже. В ней появился запах рыбных отбросов. Это никому не нравится. Он нарушил правила жизни. Зачем он это делает? Если он не хочет уйти, откуда пришел, он обязан умереть. Сейчас он, а потом – остальные. Таков порядок, чужакам здесь места нет…

Табаба сужала круги. Салима притягивал черный страшный зрачок в немигающем желтоватом глазу.

Ждать стало невыносимо – пусть скорее все кончится! Салим замахал, забил руками, показывая свою беспомощность. И акула не стала медлить. Развернувшись, она стрелой понеслась на Салима.

Нос кровожадной твари задрался, нижняя челюсть выдвинулась, и пасть

распахнулась. Салим отчетливо увидел белые ряды острых, загнутых внутрь зубов. Но за мгновение до того, как челюсти сомкнулись, он резко отпрянул в сторону и одновременно попытался быстрым ударом всадить нож в акулье брюхо.

Не получилось!

Боковым плавником пролетевшая рядом акула слегка задела плечо Салима, и рука тут же повисла плетью, пальцы разжались, и Салим едва успел схватить другой рукою выскользнувший нож.

А промахнувшаяся акула, раззадоренная неудачей, уже разворачивалась

для следующего броска.

И вот тут Салиму стало страшно.

Онемевшая рука не слушалась. Он стал неповоротлив и малоподвижен. Пройдет несколько мгновений, и табаба разделается с ним. Он перестал ощущать себя собой. Голова, руки, ноги – все существовало как бы по отдельности, все было только акульей добычей. Вот-вот, вот сейчас... От макушки и до пяток охватило оцепенение. Скорей бы уж... Салим повел глазами, мысленно прощаясь с тем, что видел перед собой. Вот кораллы внизу, а те рыбешки, что в них попрятались – они понимают, что сейчас произойдет. Вот, недвижной стайкой, всякое повидавшие рыбы-прислужницы. Вот солнечные пятна, проникающие в глубину и причудливо играющие в воде. А там что? Несколько нетерпеливых раира крутятся в отдалении. Они тоже ждут своей доли! Подумать только – и они, эти гнусные морские твари! И они будут его пожирать?! Они – дрожа от возбуждения и отталкивая друг друга?? Ну – не-ет!!

Тигровая акула уже неслась на Салима.

Сверхъестественным чутьем она уже поняла: нелепо барахтающаяся неуклюжая

каракатица теперь сломлена и осталось только взять ее.

Это был решающий, победный бросок!

Она наметила для начала вцепиться в плечо – оттуда сочилась кровь, и ее запах бил в голову, горячил акулу. Она была голодна, и пустой желудок изготовился принять первый кусок добычи. Серое чудище широко раскрыло исполинскую пасть, и тут вдруг неуклюжая каракатица пропала. А миг спустя острая боль обожгла брюхо. Но не столько боль, сколько изумление и непонимание вспыхнули ненадолго в маленьком свирепом мозгу. Изумление – почему челюсти опять клацнули впустую, и непонимание – куда же из нее так быстро уходят силы...

Тигровая стремительно приближалась.

Ах, ты!! Ярость встряхнула Салима, он рыбкой поднырнул под раззявленное акулье рыло и снизу вверх всадил нож в широкое брюхо. Его отбросило назад, и руку едва не вывернуло. Огромная туша промчалась над ним, вспарывая себя об острое лезвие. Густое красное облако потянулось вслед.

Салим развернулся, ожидая следующего нападения, но его не последовало. Акула заваливалась набок и, вяло шевеля хвостом, постепенно погружалась на дно лагуны. Ждавшие трапезы раира в ужасе улепетывали кто куда, уступая дорогу раненому чудовищу. Рыбам-прислужницам все было ясно – разочарованно уплывали они на поиски новой акулы. Когда табаба достигла неглубокого дна, она была уже мертва.

Салим выбрался на плот. Солнце давно оттолкнулось от воды и теперь, накаляясь, катилось вверх. На поверхности лагуны весело перемигивались тысячи ослепительных бляшек. Сразу за рифом резвилась стайка дельфинов. Салим прижал пальцем рану на плече. В сущности, жизнь и смерть – это так просто: видеть, что вокруг, или не видеть, вот и все.

Когда Салим подплыл к берегу, из хижины выбежал Хью.

– Ты чего спозаранку на плоту катаешься? – спросил старик подозрительно.

– Захотел порыбачить.

– И много поймал?

– Ничего.

Старик помолчал, дернул себя за ухо и вымолвил:

– Знаешь, мне под утро приснился дядя. – И что? – насторожился Салим.

– Он сказал, что перебрался в другое море, и в этом море очень много рыбы. И что он нисколько не сердится на меня!

– Да, – сказал Салим. – Да. За что ему на тебя сердиться? Вовсе не за что.


Глава 17. Начинай толстеть, Хью!

Время на острове летит незаметно.

Кажется, совсем недавно борода Перо была короткая и ровная, а вот теперь она длинная и не совсем опрятная – волосы спутались и свалялись, даже песок в них набился.

– Когда ж она успела вырасти? – изумляется Перо. – Надо укорачивать, а то сам себя узнавать перестану!

– Саблю возьми, – тут же лезет с советами Хью, – да попроси Салима. Он большой умелец по укорачиванию бород!

Хью хохочет. А чего ж не хохотать – у него борода почти не растет, ему и волноваться нечего.

Так пролетали многочисленные дни или не пролетали?

Пролетали, пролетали! И заметить это можно хотя бы потому, что остров разросся.

Если еще какой-нибудь путешественник ненароком приблизится сюда и проникнет на лодке в лагуну, он может без опаски причалить к южной части острова – глубина свободно позволяет. И пусть в этот момент все окажутся заняты делами – Сана ловлей рыбы, остальные добыванием камней – выйдя из лодки, он все равно будет встречен лаем Тукара, и угрожающим и приветствующим одновременно. Этот путешественник наверняка скривится, что нет здесь ни высоких стройных пальм, ни буйной зелени, как на других островах. Зато по правую руку от себя он обнаружит поднимающийся из песка колодец с бугристыми белыми боками, плотно закрытый потерявшими цвет циновками. А по левую руку он увидит сложенную из таких же камней земляную печь с восседающим сверху важным котлом и веселым пламенем, потрескивающим под ним. Возле печи нарубленные палки и веточки – ими поддерживается огонь. Большой отшлифованный камень приспособлен для разделки, на нем иссеченная ножом широкая доска. Тут Сана готовит еду. Здесь же чаще всего крутится Тукар. И чайки, околачиваясь на мелководье (ближе он не подпускает), с наибольшим интересом заглядывают именно сюда. Между обеими сторонами идет сложная дележка потрохов и рыбьих голов. Вся беда в том, что чаек становится больше, а потрохов и голов не прибавляется. К крикам Хью присоединяется азартная птичья и собачья ругань – мира здесь как не было и нет, так и не будет.

Дальше за очагом хижина. Она столь легкая, что, скорее, напоминает жилище, чем является им. Все лучшие и самые крепкие циновки использованы на крышу, а уж на бока что осталось. Осталось мало. Две из четырех стен обтянуты куском грубой серой ткани, но ни одна не закрыта полностью. Когда дует ветер, он подныривает под крышу и толкается внутри, и крыша выгибается и хлопает, как живая. Если б не усердие Хью – старик постоянно ее латает и подвязывает – крышу бы уж давно разметало в лоскутья.

Пол в хижине приподнят, чтоб не заливало водой, на нем куски и обрывки тех циновок, которые уже никуда и ни на что не годятся. Хижина низкая. Маленький Хью и тот должен сгибаться, забираясь в нее. Но даже такая неказистая она отлично укрывает от дождя, от слишком жаркого солнца и от холода ночью.

Сложно сказать, каким зодчим был Перо, но работником он оказался старательным. Теперь каждое утро трое островитян отправляются за камнями. Хью плывет в лодке, а Салим и Перо гребут на плоту. Отыскав подходящее местечко, Салим и Хью берут в руки концы привязанных к плоту веревок и ныряют в воду. На дне они выбирают обломки получше и обвязывают, а Перо вытягивает на плот. Скандалиста Хью лишь в воде не слышно. Но уж зато, вынырнув, он дает себе волю.

– Ты зачем маленький камень обвязываешь?! Ты что не видишь – рядом большой лежит?!

– Опомнись, Хью! Его же не только поднять – его же с места сдвинуть нельзя!

– Лентяй!! – вопит Хью...

Когда обломков набирается много, Салим и Перо отвозят их к берегу и выгружают, а Хью тем временем отдыхает или берет гарпун-патиа, надевает деревянные очки-титиа и охотится за рыбой. Сделав несколько ходок за камнями, троица затем доставляет песок. Камни надо обязательно присыпать – Перо, кстати, уже успел поранить ступни, ранки болезненные, покраснели и долго не заживают, хотя Хью смазывает их на ночь каким-то совершенно особым снадобьем.

Несмотря на то, что Хью иногда и подкалывает что-нибудь на гарпун, все-таки рыбой островной народ обеспечивает Сана. Именно она в тихую погоду отправляется к краю рифа и почти всегда привозит оттуда великолепных тунцов-желтохвостов . Часть тут же идет в пищу, а часть вялится на солнце для запаса впрок. Питаются островитяне, в основном, конечно, рыбой, но бывает и разнообразие в виде крабов, коих развелось в прибрежной полосе необычайно много. А то и парочка осьминогов варится в котле – их добывают иногда старик вместе с Салимом там же, на склонах рифа, в узких расщелинах.

Над печью Сана соорудила навес, вкопав четыре палки, а сверху натянув две плотные плетеные циновки. Теперь ливень не страшен, а то хлынул однажды и погасил огонь. Кстати, огонь добывает тоже Сана, для этого бережно хранятся веточки гибискуса: вся сложность – чтобы правильно тереть их друг о друга.

Одно удручает по-настоящему: остров совершенно голый. Не растет пока на нем ничего. Три пальмовых росточка – не в счет. Им еще не скоро стать деревьями. Хью теперь, оглядывая безжизненный песок, имеет лишний повод раздражаться:

– И зачем я тут торчу?! – громогласно вопрошает он небо. – Чего свой собственный остров не насыплю? Уж там бы всякой зелени наросло. Где здесь хлебное дерево? Нет здесь хлебного дерева! Хоть целый день ищи – не найдешь! А там было бы! И дикие свиньи по ночам хрюкали бы прямо у порога, за стеной хижины. И ручей бы в долине журчал, а в зарослях заливались птицы. Я хочу таро! Ты ел когда-нибудь таро?

– Не знаю. Не помню. Может, и ел.

– Эх, ты! «Не помню». Таро очень твердый, он в земле растет. Его варить долго надо. Когда сваришь – цвет у него как у неба, когда солнце спрячется. А вкусны-ый!.. И манго с авокадо ты тоже, конечно, не ел?

Салим отрицательно мотает головой.

– Вот – так я и знал! Манго на высоких деревьях поспевает, он на сливу похож, а по вкусу он кислый немножко. Зато авокадо нежный, прямо тает во рту, его плоды – как груша, только косточка внутри большая, – Хью жмурится, толстые губы его расползаются в мечтательной улыбке. – Авокадо много не съешь, он жирный, его еще масляным плодом зовут. Понимаешь – масляным!

– Замолчи, Хью! А то мой живот до того затосковал, что и не выскажешь...

И вот опять вдали показалась лодка.

Цепкий глаз Хью первым заметил грязноватый парус у горизонта.

– Что за бойкое место! Никакого покоя нет! – в раздражении завопил он. – Надо строить большую хижину для приема гостей, а мне подаваться в услужение.

– Да ты что, отец! – изумилась Сана. – Ты ж своим брюзжанием сразу всех разгонишь!

– Ничего, денежки будут платить – не разгоню.

– А зачем тебе деньги, Хью? – полюбопытствовал Салим. – Уж не собираешься ли ты у нас стать заминдаром? Или купить море?

– Столько глупцов в одном месте я никогда не видел! – окончательно взбеленился Хью и так затряс головой, что бамбуковая трубка опять выскочила из уха. – Зачем я буду покупать море? Оно мне и даром все глаза намозолило! А заминдаром мне не бывать. Для этого я должен стать толстым, ленивым и жадным и иметь хотя бы одного сборщика налогов!

– Есть сборщик налогов! Есть! – потрясенно вскричал Салим, ибо в подплывшей лодке он увидел старого знакомого: Фатха. – Начинай толстеть, Хью!

 

Глава 18. Камни ворочать умеешь?

Вот уж кого здесь никогда не ожидал увидеть Салим, так это Фатха!

В самом деле – кто бы мог подумать?

Насколько твердо сборщик налогов держался на земле, настолько же и воды боялся. Что-то невероятное обязано было стрястись, чтобы Фатх один – один! – отправился в плаванье!

Еще что сильно поразило Салима – вновь прибывший не выглядел ни

измученным, ни ослабевшим.

Он так резво выпрыгнул из лодки, словно злые духи доставили его с одного берега на другой не по воде, а по воздуху.

– А, вот ты где! – радостно заголосил он. – Сейчас ты узнаешь, как бегать от меня!!

И так размахался знакомой палкой, что даже Хью отскочил в сторону. Но тут случилось иное – Салим выхватил палку: р-раз! и – переломил через колено. Обломки бросил к очагу.

– А? – сказал Фатх.

– Все, – сказал Салим.

– Ты что натворил? – застонал Фатх. – Ведь дороже ее у меня ничего нет. Мы всю жизнь вместе!

– Зато теперь будешь один.

Фатх опустился на песок, захлюпал носом и сразу сделался жалок и стар.

Приблизился осмелевший Хью.

– Дай я тебя, сироту, утешу.

И погладил Фатха по голове.

– Нет на земле никакой справедливости, – жаловался Фатх. – Ты же сам знаешь, Салим, как верно я служил заминдару. Одних спин у тех, кто не платит налоги, тысячу исхлестал. И вот вместо награды заминдар пообещал содрать с меня шкуру.

– Ай-яй-яй! – сказал Хью.

– Да – содрать шкуру!

– За что же такая честь? – полюбопытствовал Салим.

По случаю прибытия гостя был устроен торжественный обед. Фатху тоже

предложили рыбу, но он, хоть и проделал неблизкий путь, с отвращением отказался.

– А все из-за тебя, Салим, из-за твоего ослиного упрямства. Ты ведь слышал, что я приказывал вернуться! Почему не вернулся, почему уплыл на своей проклятой лодке?

– Ради всех богов – не сердись. Я очень торопился, ведь заминдар дал срок до полудня. А что – надо было вернуться?

– Конечно! Ах, если б я не съел тогда у сладкоголосого Хасана третью чашку плова, ты бы ни за что не удрал, и шкуру содрали б твою, и все было бы хорошо!

Хью выпучил глаза и поперхнулся рыбой, и Перо принялся колотить его по спине.

– Наверно, ты прав, Фатх, но только привык я к ней, очень жаль было б расстаться.

– Вы послушайте-ка, ему жаль! – всплеснул руками изумленный Фатх. – А мне как быть? Заминдар приказал тебя из-под земли достать!

– Вот и доставай из-под земли.

– Да как же я могу достать из-под земли, если знаю, что ты ушел в море!! – в гневе завизжал Фатх.

Когда Фатх и стражники вернулись к заминдару ни с чем, тот затопал ногами и дал пять дней сроку для поимки беглеца. Иначе, пообещал, сдерет шкуру со всех и повесит для устрашения на высоком столбе. Стражники, выйдя из дворца, побросали оружие и разбежались, а Фатх отправился на берег моря. Днями и ночами бродил он по берегу, надеясь, что Салим захочет тайком вернуться. Но время летело, и надежда таяла. В последний день назначенного срока Фатх купил у рыбаков лодку и отправился на поиски Салима в море. Много дней провел он под парусом, плача о своей горькой судьбе.

– И вот я нашел тебя, – закончил рассказ сборщик налогов. – Съедай скорее рыбу, садись в лодку, и мы поплывем к заминдару.

– Не торопись, почтеннейший, – сказал внимательно слушавший Хью.– Придется немного подождать. Наш остров еще не достроен.

– Чего ждать, чего ждать, – загорячился Фатх. – Доставлю тебя к заминдару и дело с концом.

– Надо отправляться, – сказал Салим, рыбу он уже съел.

– Вот! И я говорю.

– Поднимайся, нечего нам рассиживаться.

Фатх резво вскочил на ноги.

– Капля рассудка в твоей пустой голове все же есть, Салим! Не люблю, когда приходится уговаривать.

– Хочу посмотреть, как ты получишь свою награду...

– Да, заминдар осыплет меня золотом!

– ...Как заминдар сдерет с тебя шкуру, и она будет трепыхаться на солнце.

Фатх проворно сел.

– Это еще почему? Я же доставлю тебя!

– Да, но пять дней давно прошли, а ты лучше меня знаешь, что заминдар любит, чтобы все его повеления исполнялись точно в срок. Поднимайся же ты, наконец!

Салим сгреб сборщика налогов и потащил его к лодке.

– Отпусти меня! – в страхе завопил Фатх, дрыгая ногами. – Отпусти меня сейчас же! Никуда я отсюда не поплыву!

Островитяне у очага покатывались со смеху, смуглый Перо согнулся и схватился за живот, Хороший мальчик хлопал в ладоши, Сана смеялась, запрокинув голову, а Хью пританцовывал и кричал: «Давай! Давай!»

Салим запихнул сборщика налогов в лодку, но тот проворно выскочил и

побежал по берегу. Тукар, полагая, что это игра, с веселым лаем прыгал рядом.

– Не подходите ко мне! – верещал обезумевший от горя и ужаса Фатх. -

Плывите хоть все к своему заминдару!!

– Так ты что – передумал?

– Передумал!!

– Иди тогда есть рыбу.

На трясущихся ногах подошел Фатх к очагу и с жадностью съел большой кусок запеченного тунца.

– Придется тебе здесь заняться новым делом, – сказал Хью. – Камни ворочать умеешь?

– Нет.

– Ничего, это хотя немножко и мудреней, чем собирать налоги, но я тебя научу.

Через несколько дней, отдуваясь и пыхтя, Фатх перебирал руками веревку и вытаскивал камни на плот.

– Это ты нарочно обвязываешь самые тяжелые! – негодующе вопил он Салиму, когда тот выныривал подышать.

– Конечно. Знаешь, какой я обломок сейчас нашел? С голову слона! Так что готовься.

– А-а, признался! Все слышали – он сам признался!!...

– Работы делаем, сколько и раньше, – говорил рассудительный Перо, – но крику стало вдвое больше.

Хью, довольный, похаживал по берегу и бормотал, поглядывая на Фатха:

– Смотри-ка! Если дурному человеку запретить дурные поступки – от него может быть даже польза. Вот если б всех Фатхов заставить зодчествовать? Острова в море насыпать?

Но в этот момент рядом появлялся Хороший мальчик и говорил:

– Ты что?! Тогда все море было бы в островах, и для воды даже маленького места не осталось!


Глава 19. Как возникли Земля и Море

Когда на небо высыпают звезды, и тонкий месяц, как крутобокая лодка-дхони, неслышно скользит меж них, загребая веслами темноту, хорошо сидеть возле очага и под равномерный шум моря пить горячий и терпкий отвар из трав. Сезон дождей еще не начался, но погода уже портится. Нет-нет да бывает, что все пространство над головой до самого края моря вдруг затянется тяжелыми угрюмыми тучами, и из их серых провисающих брюх безудержно хлещет нескончаемая вода. Колодец полон, и забыты те времена, когда приходилось беречь каждый глоток драгоценной влаги. Сейчас ее сколь угодно, пей – не хочу! Вот только запах у воды еще не ахти. Да и весь остров заодно с водой как будто насквозь пропах тухлыми яйцами. Это запах коралловых полипов, вместе с обломками, попадающими на берег.

Запах стойкий, и притерпеться к нему – не так просто.

Старикашка Хью иногда впадает в неистовство:

– Мой нос забит проклятым запахом! Сана, не подходи ко мне – я протух!

То ли из-за этого запаха, то ли еще из-за чего дикие мысли лезут в голову Хью. Вчера он сказал Салиму:

– Знаешь, я соскучился по дяде. Я хочу позвать его. Мы с ним немного поболтаем, и он уплывет обратно к себе.

– Нет, нет, не делай этого! – заволновался Салим. В заклинаниях – колдовская сила, и как бы вместо того дяди, чей обглоданный скелет покоится на дне лагуны, не приплыл какой-нибудь другой. – А ты не мог бы поговорить с ним как-нибудь иначе? Мысленно как-нибудь?

Старик заупрямился, и Салиму пришлось долго его уламывать.

– Хорошо, – сказал, наконец, недовольный Хью. – Я поговорю с ним мысленно. Но знай: это совсем не то, что нужно.

Остров все увеличивался, но был по-прежнему гол.

Основная жизнь кипела у кромки воды – во время отлива здесь по-прежнему бегали десятки и сотни «стыдливых» крабов. Особенно бурной эта жизнь в прибрежной полосе становилась с закатом солнца. За неимением других развлечений островитяне часто наблюдали за ней. То, что днем пряталось от хищников, теперь само выходило на охоту. Суета, толчея, непрерывные схватки маленьких вояк не на жизнь, а на смерть. Тысячи клешней и ножек в стремительном, непрекращающемся движении.

– Гляди, гляди! – восторженно кричал Перо и указывал пальцем Фатху на двух сердитых крабиков. Крабики замерли, напряглись, замышляя сойтись в поединке.– Ставлю пять рупий на того, который ближе ко мне! Делай свою ставку!

Фатх, который бесцельно слонялся по острову, презрительно кривился:

– Вот еще – стану я куда попало деньги тратить! Да у тебя их и вовсе нет!

Тем временем вояки, опершись на песок, схватились большими клешнями и ну – кто кого!

– Давай, давай! – подбадривал Перо «своего».

Внезапно «чужой» оторвал противника от песка, размахнулся и зашвырнул его к ногам Перо. Крабик шлепнулся на спину и судорожно засучил клешнями.

– Эх, ты, горе-боец! – вздыхал Перо, отправляя крабика в воду. – Чуть, было, мы с тобой пять рупий не проиграли...

Сегодняшний вечер выдался без дождя.

Несильный ветер, откуда бы он ни дул, он дул с моря, приносил свежесть и прохладу.

Чай из травок Хью был как всегда вкусен.

– Нам надо посадить хлебные деревья, – сказал Перо. Что-то и с ним стало происходить, раньше он о храмах и дворцах исключительно толковал. – Я слышал, что на каждом острове растут хлебные деревья.

– Вот хлебные деревья и не надо сажать, – тут же встрял Хью.

– Это почему?

– Если надо – они и так вырастут.

– Сами?

– Сами!

– Да кто ж их посадит?

– Моя вторая жена была из племени, ведущего род от хлебных деревьев. Ее душа позаботится о нас.

– Невероятно, – пробормотал Перо. – А скажи: нет ли в твоей многочисленной родне людей, ведущих свой род от банановой пальмы? Да чего там – хотя бы от обыкновенной кукурузы? Я бы с удовольствием съел кукурузную лепешку.

– И ничего тут особенного нет, – вмешался Фатх. – Каждый откуда-нибудь да ведет свой род. У меня отец был сборщик налогов, и дед был сборщик налогов. Не мог же я стать поваром. Я тоже стал сборщик налогов.

– Ни разу не слышал о таком дереве, – сказал Салим.

– Это не дерево! – завопил Фатх. – Это образование!

– Будет вам ссориться, – вмешалась Сана.

– Мальчишка! – не унимался Фатх.

– Вы почему мальчишкой обзываетесь! – тут же обиделся Хороший мальчик.

– А ты – молчи! От непочтения к старшим люди не платят налогов!

– Это глубокая мысль, но ее надо аргументировать, – сказал Перо.

– Что-о-о??

– Я говорю – от вас, любезнейший, требуются аргументы.

– Это еще что такое?

– Доводы.

– До... чего?

– Доводы.

От нового непонятного слова Фатх часто засопел.

– А зато ты, зодчий, ты зато...– он налился кровью, придумывая ответ. – Ты считаешь с ошибками!! В последний раз я привез четырнадцать камней, а ты назвал – двенадцать.

– Да как же четырнадцать, когда двенадцать и было?!

Мирный разговор превращался в перепалку. Как ни странно, помирил всех ворчун Хью. Он сказал:

– Я знаю, как появились Земля и Море.

Островитяне, сидящие вокруг очага, притихли.

– Давным-давно, когда не было Неба, Земли и Воды, в мире была одна Пустота. В этой Пустоте атуа Тангалоа гонялся за рыбой Тунец. Несколько раз он почти хватал ее за плавники, но она в последний момент, вильнув хвостом, вырывалась. Совсем обессилел атуа Тангалоа и решил: сделаю-ка я Воду. В Воде рыба Тунец будет не так ловка, и я наверняка ее поймаю.

Однако рыба Тунец быстро приспособилась к Воде, а Тангалоа окончательно изнемог. Тогда он подумал: создам-ка я Землю и буду ловить рыбу Тунец с Земли.

Создал он Землю и выбрался на сушу, но хитрая рыба Тунец уплыла глубоко в море.

Тогда Тангалоа выточил рыболовный крючок и построил лодку.

И тут рыба Тунец испугалась. Она поняла, что теперь ее можно поймать. Она быстро сделала много тунцов, похожих на себя.

Когда Тангалоа вытащил на крючок первого тунца – он страшно обрадовался. Он подумал, что это и есть рыба Тунец. Однако неподалеку от лодки увидел еще одного тунца и еще...

Он все понял. И понял также, что теперь ему самому вряд ли удастся поймать рыбу Тунец и что надо сделать людей.

Из рыболовного крючка он сделал рыбака Илу, а из паруса лодки – его жену Мамао. Затем атуа Тангалоа создал Девять Небес, возложил на Небесные Опоры, а сам устроился на Девятом Небе.

С тех пор прошло много лун. Праправнуки Илу и Мамао выходят в море.

А уставший Тангалоа спит в небе. Но иногда он просыпается и заглядывает к рыбакам в лодки: не поймали ли они рыбу Тунец?

Может, он когда-нибудь увидит нас и нам поможет...

Все легли спать и только Хороший мальчик неподвижно сидел на берегу. Лицо его было запрокинуто в небо. Тихо подошел Салим и сел рядом. Оба молчали. Звезды над головой бойко перемигивались друг с другом. На недальних рифах волны кувыркались через торчащие у поверхности зубья. Смутно проглядывалась в темноте белая пена. Легкими порывами налетал ветер и шевелил волосы. Вода подбегала к самым ногам и щекотала пальцы.

– О чем ты думаешь? – после долгой паузы спросил Салим.

– О том, как поскорее удрать отсюда...

 

Глава 20. Сезон дождей

Наступил сезон дождей.

Ливней извергалось так много, что, казалось, они ждали каждый своей очереди, чтобы изо всех сил прополоскать островок.

И время теперь измерялось от ливня до ливня.

Все промокло насквозь, все пропахло сыростью.

Тукар в непросыхающей шерсти, больше похожий на мятую тряпку, часто

выбирался наружу, задирал голову и обнюхивал тучи. Было непонятно: нравится ему дождь, или он терпеливо ждет, когда тот прекратится.

Зато Хью вся эта погода решительно не нравилась. Выпятив пузцо, он свирепо поглядывал в небо и бормотал заклинания. Дождь от этого почему-то усиливался.

На Фатха напал могучий сон. Забравшись под навес в лодку Салима, он спал днем и ночью, и только призыв Саны к столу вытаскивал его из-под навеса. Он ворчал от любой работы, однако безделье не шло ему впрок – лицо его осунулось, нос заострился, неопрятная бороденка клочками дыбилась в стороны.

Хороший мальчик возился с Тукаром или раскладывал перед собой раковины каури – их он находил в лагуне множество: и желтые с серыми полосками, и серые с желтым кольцом. А несколько крупных – коричневых «змеиных голов» и впрямь напоминали голову змеи.

Перо оказался замечательным резчиком по дереву. Он изготовил три полки для кухонной утвари и выстрогал еще много разных полезных вещей, в том числе и новую удобную рукоять весла для Хью, чем сразу покорил старика и даже ненадолго примирил его с ненавистной погодой. А из половинок кокосовых орехов сделал удобные чашки, заявив, что выхватывать куски из общего котла нехорошо и что так есть гораздо приятнее. Хью, как водится, поднял крик, но Сана быстро его успокоила, встав на сторону Перо. Чашка у каждого была своя, помеченная каким-нибудь особенным рисунком. На боку чашки Фатха был вырезан большой кошель для денег, но и так его чашка отличалась – она была самой грязной. Фатх упорно отказывался споласкивать ее после еды, заявляя, что только последние глупцы, чей ум много меньше ума самой маленькой коралловой рыбешки, способны выплескивать в воду оставшийся на стенках жир. Кроме чашек из тех же половинок кокосовых орехов, но размером поменьше, были изготовлены сосуды, куда Сана определила разные порошки да пряности.

Салим выходил за риф добывать рыбу. Сана теперь не рыбачила, лишь иногда собирала на мелководье некрупных крабов, ей помогал Хороший мальчик. Она и пищу готовила, и следила за порядком.

Самые причудливые занятия находил для себя Хью, причем переход от одного к другому сопровождался громкими воплями. Так, он внезапно обнаружил, что бамбуковая штуковина, торчавшая в мочке уха, непомерно длинна и портит его вид, а все островитяне, вместо того, чтобы немедленно указать на это, тайно смеются над ним. Салим напрасно клялся, что никто и не думал смеяться. Три дня Хью укорачивал и отшлифовывал свое сокровище. Кончилось тем, что оно совсем перестало держаться в ухе и при любом резком движении вываливалось. Однако истинным удовольствием для Хью было вытачивание рыболовных крючков из крупных рыбьих костей. Притулившись в уголке хижины и зажав коленями шершавый камень, Хью с любовью обрабатывал каждый крючочек.

Фатх, которому усидчивость в любом деле была абсолютно непонятна, едко подсмеивался над стариком.

– Эй, Хью! – задирался он. – Чего ты мучаешься? На такие корявые крючки все равно ничего не поймаешь!

Старик неожиданно соглашался.

– Правильно. Если сейчас, после твоей болтовни, отправиться с ними на рыбалку – ни одна самая захудалая рыбешка не клюнет.

– Вот!

– Разве что для приманки твой язык нацепить...

Фатх сердито сопел:

– Свой нацепляй! Он у тебя длиннее, не зря на чашке твоей язык вырезан, – и убирался в лодку Салима досматривать сны.

Хью веселился, довольный.

– Никчемный человек – никакого толка от него нет! А я вот обточу мои крючочки да скажу над ними самое верное заклинание, тогда – да!

– Неужто рыба заклинаниям верит? – простодушно удивлялся Перо.

– Вот еще один глупец свалился на голову! – кричал Хью. – Да я знаю такое заклинание, какое никто в целом свете не знает! Рыба сама ловиться начнет!!

Уже Фатх храпел в лодке, уже Перо выскакивал под ливень, как ошпаренный, а крики Хью все сотрясали и сотрясали хижину.

И все-таки чем бы ни занимались островитяне – основная работа почти не двигалась, остров не рос. Вода, поливавшая с неба, не давала. Мало-помалу все погрузилось в тупое оцепенение. Ждали окончания дождей.

Салим полюбил смотреть на руки Саны. Они постоянно были заняты – то

готовили еду, то чистили посуду, то латали циновки.

Старик Хью не мешал этим взглядам. Крепился он долго. Но однажды, когда дождь ненадолго прекратился, и все выбрались из хижины, отложил в сторону недоконченный крючок и громогласно объявил:

– Этот юноша так часто пялится на мою дочь, что скоро придется устраивать свадьбу!

– Я и не пялюсь, – смутился Салим. Он-то полагал, что его взглядов никто не замечает.

– А кого ты пригласишь на свадьбу? – сразу спросил Перо.

– Всех. Всех приглашу.

– Это будет ненастоящая свадьба, – сказал Фатх.

– Как «ненастоящая»? Очень даже настоящая!

– Для настоящей свадьбы нужно соблюдать все обычаи, – упорствовал Фатх. – А как ты тут собираешься соблюдать обычаи? Никак не собираешься!

– Это я-то не собираюсь соблюдать обычаи?! – Хью от гнева затряс головой, и оттянутые мочки ушей заплескались, как волны. – Я не собираюсь? Я очень даже собираюсь их соблюдать! Первым делом я забью свиней и быков, испеку лап-лап, а потом начищу огромную кучу кокосовых орехов.

– Где ты возьмешь тут свиней и быков, несчастный лгун! – завопил Фатх.

– Какая тебе разница? Разве ты не можешь вообразить, что они у меня есть, и что я их забил?

– Не могу!

– Почему не можешь? Все будет, как положено! Первым делом начнется

вручение подарков семье жениха от семьи невесты. Поскольку семьи жениха здесь нет, то я сам вручу и сам приму все эти подарки. Тут будут, само собой, и таро и ямс, и глиняная посуда, и циновки, и свиньи. Как отец невесты я вслух перечислю все дары, а как родственник жениха я подтвержу их наличие. Потом все в точности повторится, только я теперь буду, кто я есть – отец невесты, а за родственника жениха будешь ты, Фатх.

– Это почему?

– Но не могу же я все время быть родственником с той и с другой стороны. И теперь уже ты начнешь дарить мне подарки. Причем, как и полагается, подарки семье невесты во много раз превысят число подарков семье жениха.

– Несправедливо!

– Ты подаришь намного больше свиней, циновок и глиняной посуды. Мне ты подаришь свой халат и чалму.

– О, Боги!! Таких наглецов нет даже среди сборщиков налогов!

– А еще ты приготовишь для молодых специальный подарок. Это будет кабанья челюсть с загнутыми клыками. Ты сплетешь для нее красивую корзиночку и украсишь пальмовыми листьями.

– Зачем я буду дарить какую-то челюсть?

– Как – зачем? Невеста должна сломать ее, так принято! Затем ей придется зарезать поросят к свадебному пиру. А Салим будет держать поросят за ноги.

– Постой, постой, – вмешался Перо, – но ведь ты сказал, что бычков и поросят уже зарезали до того!

– Мало ли что. На пиру должно быть много мяса. Затем Сана в кругу семьи – в моем кругу – сядет за последнюю трапезу. Во время еды ей надо зорко охранять священную ветвь. Эту ветвь она посадит возле дома, где будет жить.

– Можно подумать, что кто-то из нас захочет воровать какую-то ветвь! Да когда я до отвала наемся свиного мяса, я свалюсь где-нибудь в тени, начну отдуваться, вытирать губы и мне ничего не будет нужно.

– Не обязательно воровать. Священную ветвь ты можешь раздавить своим брюхом. Да. Но самый важный момент, он вам запомнится на всю жизнь – это перенесение невесты к месту бракосочетания. Причем, несут лишь счастливые тетки жениха, чтобы всем сразу стало ясно, что их родственник – малый не промах и выбор делать умеет.

– А-а, я понимаю, куда ты клонишь! – завопил Фатх, вскочил и отбежал в сторону. – Нет уж! Теткой жениха я не буду! Свинину, значит, ешь в воображении, а неси, выходит, натурально! Не надейся!!

– Согласен, – смиренно сказал Хью. – Какая из тебя тетка? Ты будешь женщиной из семьи невесты.

– Это еще зачем?!

– Чтобы показать, что женщины из семьи невесты исключительно сильны и храбры.

– Как это – показать?

– О – совсем просто, – успокоил Хью. – В банановую рощу я запущу двух или трех змей, а ты возьмешь палку – ты умеешь ею пользоваться, убьешь их, разорвешь на куски и швырнешь счастливым родственникам.

Потрясенный Фатх не издал больше ни слова.

– И тогда я начну танец. Называется он сава. Я буду двигаться по кругу, петь песни и хлопать в ладоши. И ко мне присоединятся все родственники. И после этого у молодых начнется богатая и веселая жизнь! У них будет много таро и ямса и народится куча здоровых ребятишек...

Салим склонил голову вниз, сердце его колотилось. Перо печально и задумчиво смотрел вдаль. Вздыхал Фатх. Хороший мальчик пересыпал песок из ладошки в ладошку.

А ливень стучал и стучал по крыше.

И море шумело...


Глава 21. Хью отправляется к далеким берегам

Отношения у островитян разладились. Произошло это не сразу, не в один день.

Хью сделался откровенно злым – каждое слово его жгло, словно посыпанное перцем. Перо замкнулся и мог молчать целыми часами. Очень сильно сдал Фатх. Он страшно похудел. Опавшие бока и живот пустыми дряблыми мешками болтались при ходьбе. Из десен сочилась кровь, мучил желудок. Спрятавшись за хижиной, он разбрасывал палкой песок и надолго приседал над ямкой. Закопав одну ямку, вскоре поспешно выкапывал рядом другую. Глядя на слабеющего Фатха, Хью качал головой и усмехался:

– Да-а, эту сеть уже не починишь…

Хороший мальчик часто плакал. Только Сана вела себя, как ни в чем не бывало, да Салим работал как одержимый, расширяя остров.

Сезон дождей закончился, отдохнувшее солнце яростно распалялось в небе. Расширяемый усилиями человеческих рук остров был по-прежнему удручающе голым.

Фатх постоянно хныкал и жаловался на однообразие еды. И хотя Сана изо всех сил старалась придумать что-нибудь новенькое – ни плодов хлебного дерева, ни кокосовых орехов, ни таро с ямсом она ничем не могла заменить.

– Что ты все о еде да о еде! – кричал Хью. – Ты словно корзина без дна!

Но мысли островитян были схожи.

– Ах, – сказал как-то за обедом Хороший мальчик, – мне кажется, я бы сейчас съел целую горсть чеснока и нисколько бы не поморщился.

– Зачем же есть горстями чеснок? – возразил Перо. – Уж лучше бы отведать какого-нибудь плова.

– Я бы не отказался и от простой рисовой лепешки, – мечтательно произнес Салим.

– «Лепешка», «плов», – скривился Хью. – Поросенка бы приготовить в земляной печи! Обернуть листьями кокоса, обложить камнями и запечь. А затем вытащить, разделить ножом и…

– Только без соуса карри, – запротестовал Перо. – Только без соуса карри!

– Без карри – так без карри.

Фатх слушал, сопел и наливался гневом.

– Прекратите! – завопил наконец он. – Не касайтесь того, в чем не смыслите!

Все почтенное общество изумленно уставилось на него.

– Прекратите!

Фатх вскочил и тучей навис над сидящими.

– Да знаете ли вы вообще, что такое соус карри? Что такое – настоящий соус карри?!!

Глаза Фатха метали праведный огонь, словно он по недосмотру богов попал в шайку отпетых негодяев.

– Карри – это... это... берешь и растираешь в мелкий порошок, в пыль фенугрек, – Фатх изо всех сил стукнул по мизинцу левой руки и загнул его, – кардамон (удар по следующему пальцу), кориандр, жгучий красный, а также черный перец (свободных пальцев больше не осталось, все они собрались в кулак, и этим кулаком Фатх принялся молотить воздух), че-еснок, му-ускатный орех, гвоздику, имбирь, шафран, корицу, тмин – да не просто тмин, а разные виды тмина! – Фатх сделал страшные глаза и завизжал, – горчичные зерна – все, все в порошок и перемешать, перемешать! Но надо знать чего, как и сколько, ибо, – Фатх зловеще рассмеялся, – каждому блюду соответствует ис-клю-чи-тель-но свое карри. Да, вот так! Овощное, куриное или рыбное. Карри! В карри можно варить или тушить все!!

Сана на всякий случай отодвинулась подальше от Фатха.

– Вот ты сказал «какой-нибудь плов», – сборщик налогов едва не зарыдал. – Я расскажу тебе необыкновенную легенду. Она как первая любовь ударяет в голову, волнует кровь и даже притупляет всякое желание собирать налоги. Эта легенда имеет восхитительное название: куриный плов «между двух огней».

Фатх на мгновение замер и облизал губы.

– Для этого плова берут кусок самой свежей баранины, черного перца два зернышка, корицы несколько кусочков, чуть-чуть имбиря и лука штук пять средних головок. Затем все это укладывают в горшок. Горшок обязательно должен быть глиняный. Заливается вода, и горшок ставится на огонь. Мясо варится так долго, пока две трети воды не выкипит. В это время в другой посуде варится цыпленок. А в третьей посуде, обязательно медной, растапливают масло и жарят лук нарезанный на дли-инные полоски, – Фатх хлопнул в ладоши присел и рассмеялся. – Как только лук станет золотистым, сверху помещают сваренного цыпленка и слегка обжаривают. – Фатх шумно и тяжело задышал. – Дальше так: цыпленка вынимают, а на его место кладут сухой рис и баранину. Когда масло испарится, в котел заливается бульон, и все содержимое снова варят. Потом берут двенадцать зубков чеснока, двенадцать зерен черного перца, само собой имбиря, корицы...

Фатх заломил руки, и все его исхудавшее обвисшее тело выгнулось с кабаньим изяществом. А в воздухе, непонятно откуда, образовался запах плова. Островитяне обеспокоено завертели носами, а Хороший мальчик даже вскочил и заглянул в котел.

– Он издевается над нами! – вне себя зарычал Хью. – Еще слово – и у нас будет плов. А барана я знаю, где найти.

Обед заканчивался в глубоком унынии.

После долгого молчания Перо сказал:

– Мы можем все умереть от такого однообразия еды. Нам нужны овощи и фрукты.

– И мясо нужно, – добавил угрюмый Хью.

– Но где взять все это? – промолвил Салим.

Опять помолчали.

– А давайте уплывем отсюда! – подал голос Хороший мальчик.

– Как «уплывем»? – не понял Салим.

– Обыкновенно. Сядем в лодки и отправимся в большие города, где много цыплят, баранины и соуса карри.

– Нет уж, никуда я не поплыву, – внезапно заявил Фатх. – Я не хочу в лапы заминдара.

– Здесь ты скоро умрешь, – мстительно произнес Хороший мальчик.

– Ну и что? – покорно согласился Фатх. – Человек когда-нибудь все равно умирает. Почему бы не здесь?

– Хью тогда сожрет тебя, он людоед. Сана зажарит, а Хью сожрет.

У Хью глаза на лоб вылезли.

– Пусть жрет, если ему нравится, – сказал Фатх. – Но по вкусу я буду мало отличаться от тунца, я ведь и сам ем одну рыбу.

– Если я кого и сожру, негодный мальчишка, – завопил Хью, – так это тебя!

– Я тоже никуда не двинусь отсюда, – сказал Перо. – Это, наверно, очень плохо, но меня никто нигде не ждет.

– Так не бывает, – возразила Сана. – Всегда отыщется хотя бы один уголок, где ждут любого из нас.

– Ты тоже хочешь покинуть остров? – с деланным равнодушием спросил Перо, перекатывая на ладонях камешки.

– Нет, – сказала Сана, и смуглые щеки ее сделались еще смуглее.

– Но здесь ведь ступить некуда! – воскликнул Хороший мальчик. – Если еще кто-нибудь появится, мы на головах друг у друга сидеть будем!!

– Тебе, самому маленькому – мало места? – страшно удивился Перо, но тут же спохватился. – Хотя и мне всегда его не хватало. Мечталось, чтоб было его все больше и больше. А теперь я понял: это неба нужно много и моря, а земли – ровно столько, сколько сам можешь обустроить. Этот островок мне как раз подходит.

– И я никуда не двинусь, – сказал Салим.

– Однако что-то делать надо, – продолжал Перо. – Иначе мы долго не протянем.

– Я знаю, что делать! – закричал Хью. – Надо добраться до большой земли и взять все, что нам необходимо!

– Ага, там все глаза проглядели! Где, думают, наш замечательный Хью? Пусть забирает наших свиней и фрукты!

– Ты умолкнешь, скверный мальчишка, или нет?!

– Тише, – остановил перепалку Перо. – С пустыми руками плыть и впрямь не годится.

– А рыба?

– Да – тунцы! Мы можем наловить тунцов!

– И завялить!

– И продать!

– В путь лучше всего отправиться нам с Саной, – подытожил Хью. – Салим нужен здесь, а из вас никто не найдет обратной дороги.

– Без Саны. Иначе ты не вернешься.

– Замолчи, Фатх, не будь, как пустой кокос на ветру!

С этого дня началась шумная, подготовка к плаванью. Камни для острова теперь не возили – ловили рыбу. Десятки тунцов вялились на шестах. Яростные крики старика Хью почти не смолкали. Трое суток прошли, как в лихорадке.

И, наконец, день отплытия настал.

Лодка Хью, тяжело груженая рыбой, отвалила от берега. С ее борта махали руками сам Хью, Сана и Хороший мальчик.

– Мальчишка-то уж точно не вернется, – сказал Фатх, когда суденышко вышло за барьерный риф.

– А зачем ему быть здесь? – вымолвил Перо. – Может, он еще найдет своих родителей и помирится с ними?

Парус становился все меньше и меньше.

– Вот так, Салим, и я тебя когда-то провожал, – запечалился Фатх.

– Для полного сходства не хватает, чтоб ты стрелу им вдогонку пустил.

 

Глава 22. Ожидание

Потянулись дни еще больше похожие один на другой. Тягость ожидания можно преодолеть лишь работой.

И Салим работал ожесточенно. Перо молча помогал ему.

Фатх, неприкаянный, ходил по берегу и бормотал только одно:

– Они не вернутся... Они не вернутся...

Даже сдержанный Перо однажды сорвался:

– Займись чем-нибудь! Рыбу вон запекай!...

Однако повар из сборщика налогов получился неважный. Приготовленные им тунцы оказывались либо полусырыми, либо обугленными. Огонь в очаге дважды угасал. Приходилось брать веточки гибискуса и добывать его снова. Фатх пытался увиливать:

– Помогите – я не умею!

– Ничего, ничего – научишься...

Набив на руках болезненные мозоли, Фатх стал бережней относиться к огню. Поскольку рыбной ловлей занимался теперь тоже Фатх, то рыба, издеваясь над неуклюжестью добытчика, очень скоро оборвала много крючков. И когда он однажды признался, что ловить тунцов через день-два окажется нечем, Салим нашел на дне отполированные мелкими рачками до блеска челюсти тигровой акулы (той самой!) и вручил горе-рыболову с наказом:

– Будешь точить крючки из зубов.

И показал как.

Зажав камень между коленок, Фатх принялся шаркать по нему костяшкой и ругаться, и жалеть себя.

– Вылитый Хью! – восхитился Перо.

Из других важных событий произошло следующее: Перо научился не бояться мелких акул. Раньше при их приближении он норовил быстрее выбраться на плот, теперь же осмелел настолько, что гонял их как надоедливых собачонок. Стали возить больше песка: Фатх умудрился пораниться о торчащую ветку коралла. Нога распухла и долго болела, и Фатх совсем изнылся. С утра до вечера лежал он теперь в хижине, делая к ступне холодные примочки, а по вечерам рассказывал, как его надо хоронить и какие слова сказать при этом.

– Конечно, – вздыхал он, – надо бы возжечь высокий погребальный костер, чтоб тело мое очистилось огнем и отпустило душу, но поскольку дров мало, я предлагаю разобрать хижину – она вам все равно почти не нужна.

– Еще чего, – возражал Салим. – Если душе твоей надо будет, она и так выберется, но уж лучше бы ей сидеть смирно и не высовываться.

– Почему?

– А ты вспомни: у скольких бедняков ты отобрал последние деньги.

Фатх сердито пыхтел:

– Причем тут это?

– Так ведь твоей душе придется встретиться с душами бедняков, а бамбуковой палки у нее с собой не будет. Нет уж, мы сжигать тебя не будем, мы тебя в песок зароем, лежи в песке.

Фатх умолкал и погружался в мрачные мысли. И в песке лежать не хотелось, и встречаться с душами бедняков было боязно.

– Послушай, Салим, – ныл он в другой раз, – а, может, души бедняков мою не узнают?

– Может, и не узнают. Брюха теперь у тебя нет и спеси поубавилось, но я бы не рисковал.

То ли от всех этих неразрешимых вопросов, то ли оттого, что в нем еще было достаточно сил, но Фатх пошел на поправку.

Много от прежней веселости потерял и Тукар. Сана постоянно подбрасывала ему лакомые кусочки, а от этих разве дождешься. Они себе-то толком приготовить не умеют. Пес подходил к краю острова и подолгу всматривался в ту сторону, где скрылась вместе с лодкой Сана.

 

Глава 23. Разговор

– Нет, ты у меня не отвертишься, я из тебя правду вытрясу!

– Отвяжись, Фатх, иди лучше – с чайками поговори.

– С какими чайками? Нужны мне твои чайки – орут только! Пока Салим рыбу ловит, отвечай, как на духу!

– Да что отвечать-то?

– А то – понять я хочу: в чем твоя хитрость?

– Хитрость?

– Конечно, хитрость! Ладно, мне от заминдара добра ждать нечего, Салиму – тоже, но ты-то, ты-то зачем остался? Почему не отправился вместе с Хью? Ведь ты бы мог опять строить дворцы, жить богато, иметь самых лучших – о, Боги!, самых искусных поваров! Ведь так?

– Допустим.

– И что ж тебя удержало? Только не ври, что любишь нырять за камнями, есть запеченную рыбу и спать в тесной хижине – никогда не поверю!

– Фатх, честно тебе говорю: я и сам не знаю.

– Врешь! Я так думаю: за тобой тоже числится немало грешков, вот ты и боишься высунуть нос отсюда.

– Как без грехов – есть, конечно.

– Ага-а!! Я сразу подумал, что ты проворовался!

– Эх, Фатх, если б ты видел – с чем я дело имел! Ведь каждый шах, каждый заминдар изо всех сил хотел перещеголять соседа. Чтобы его дворец был не просто лучше и красивее, а – богаче! Белый мрамор доставляли на слонах из Джайпура, халцедоны везли караваны верблюдов из Малой Азии, агаты, сапфиры и лазурный камень плыли по морю с Цейлона, бирюзу спускали с Тибетских гор, алмазы прибывали из Пуны, гранаты из Бунделькханда, ониксы из Персии, кораллы из Аравии, а яшма была пенджабской.

– Я представляю – сколько ж ты всего утащил!

– Можешь не верить, Фатх, но, клянусь, не было этого!

– Ну да! Хочешь сказать – ничего к рукам не прилипло?

– Нет.

– Совсем-совсем ничего??

– А зачем? За работу мне щедро платили. И потом, это ж так замечательно – строить дворцы!

– А-а, ну если платили щедро – понимаю... Хотя... Ладно, допустим, щедро платили... Тогда – что? Какая еще может быть причина? Язык, значит, распускал? Заминдарам дерзил?

– Зачем? Я ел на серебре, моим желаниям ни в чем не было отказа.

– Так какие же грехи у тебя были, несчастный ты человек?!!

– Хм... Не любил, например, никого.

– Не болтай чепухи! Разве это грех?!

– Грех. И большой.

– Я убью тебя, если не скажешь: зачем ты остался здесь?!

– Да я и сам не знаю...


Глава 24. Они вернулись!

И вот однажды после полудня на горизонте показался парус.

Лодка – а это была лодка – держала курс прямо на остров.

Первым заметил ее Фатх, он ловил кефаль у края рифа. Завопив так, что Перо уронил с плота камень, сборщик налогов суматошно выбрал из воды снасти и быстро погреб к острову. Салим и Перо тоже бросили работу.

Салим, чьи глаза были отменно зоркими, еще издали узнал парус Хью. И вот

уже можно разглядеть и самого Хью, и Сану.

А Фатх, похоже, впал в безумие. Выставив вперед бороденку, он орал одно и

тоже:

– Я всегда говорил, что вы вернетесь! Я всегда говорил, что вы вернетесь!

Тукар заливался лаем и путался под ногами.

Наконец лодка миновала проход в рифе и торжественно подошла к острову. По осевшим в воду бортам видно было, что нагружена она изрядно.

– Эй, лежебоки! – кричал Хью. – Я вижу, вы тут без нас ничего не делали!

Сана махала рукой, а с борта доносилось отчаянное кудахтанье кур – куры услышали лай Тукара и всполошились.

Вбежав в воду, островитяне ухватились за нос лодки и потащили ее к берегу. Все радовались тому, что живы и что вновь видят друг друга.

– Фатх, а Фатх! – подначивал Хью, спрыгнув на сушу. – Где твои жирные бока? Куда ты их спрятал?

– Много будешь знать – зубы выпадут, – отвечал Фатх, выдернув из-под циновки и засунув в рот здоровенный банан вместе с кожурой, – ты лучше скажи: где вас так долго носило? Вы ж по дороге половину вяленых тунцов, наверно, съели!

– Больше половины! – подтверждал Хью.

– Ты посмотри на Тукара, Сана, – говорил Салим, – он прямо сам не свой от радости!

– Только он? – смеялась Сана.

– А Хороший мальчик, значит, остался на берегу? – вспомнил про третьего путешественника Перо.

– Как бы не так! – донеслось с лодки, и из-за мешков и ящиков выскочил он сам. Ему уже надоело прятаться, и он только ждал случая, чтобы выбраться наружу. Новый взрыв ликования.

– Ах ты, негодный мальчишка! – кричал Фатх. – Как я по тебе соскучился!

– А ведь мы тебе, Салим, особый подарок привезли, – сказал Хью, когда все немного угомонились.

– Что за подарок?

Хью подмигнул и полез в лодку, в отгороженный закуток под навесом.

Неописуемо было общее изумление, когда он выбрался оттуда... вместе с разбойником Ахметом.

– Вот уж подарок так подарок! – присвистнул Салим. – Зачем он мне?

– Не видишь? Бороду брить пора!

Маленький Ахмет и впрямь зарос черной бородой, он зло посверкивал глазками и сердито сопел. Руки его были схвачены веревкой.

– Это для порядка, – пояснил Хью.

Боязливо поглядывая на гордого старикашку, Фатх спросил:

– А заминдара вы, случайно, не привезли?...

Затем все вместе принялись разгружать лодку.

Чего тут только не оказалось! Две плетеные клетки с курами и петухами, коих насчитывалось ровно двадцать штук, мешки с рисом, кокосовые орехи, плоды хлебного дерева, бананы, апельсины, мешочки со всякими сушеными травками, мешочки с семенами, два пузатых бочонка с соленой свининой, новые сети, несколько десятков циновок, мотыги, ножи, кухонная утварь… Оставалось только диву даваться, где это все могло поместиться в лодке.

– А здесь что такое? – спросил Салим, обнаружив внизу большие корзины.

– Попробуй, определи!

В корзинах оказалась земля. Самая обыкновенная земля, про которую уж и забыли, как она выглядит.

Пока мужчины разгружали лодку – Сана хлопотала у очага.

А Фатх сидел на бережке и, смеясь от восторга, играл мелкими монетами, подаренными Хью – он уже успел отвыкнуть от вида денег. Возле него горкой валялась банановая кожура.

Нечего и говорить, с каким нетерпением все ждали ужина.

Сана чистила и крошила овощи. Весело пел огонь в очаге. Из-под крышки котла валил пар. В самом котле аппетитно булькало. Тукар, почуявший невероятный, давно забытый запах мяса, беспрерывно лаял и чуть ли не лез в огонь. Выпросив, наконец, вожделенную косточку, он отнес ее в дальний угол острова, отвернулся от всех и затих, млея от счастья.

И вот настал момент, и каждый получил дымящуюся миску, в которой среди густого варева из овощей и риса плавал большой кусок мяса. Все торжественно уселись в кружок. Ахмета освободили от веревки, тоже вручили порцию, но устроился он отдельно, на берегу. Фатх жмурился и сиял, по его щекам текли счастливые слезы. Вкусно ел Фатх. Потрясающе вкусно! Он вздыхал, причмокивал, охал, бормотал какие-то слова, и ревнивый Хью даже начал прислушиваться: уж не заклинания ли он творит? Уж не переманивает ли к себе хитрый сборщик налогов весь аромат из миски Хью? А то у самого Хью почему-то не возникает таких восторгов.

– А тебе, старик, не надо было мяса давать, – заявил ему Фатх. – Ты только с берега вернулся и нечего на тебя продукты тратить!

Хью поперхнулся. Но все закричали, что так нельзя, что праздник есть праздник, и что Фатх от обилия пищи с ума сошел. И даже Тукар из своего угла подал голос. Но Фатх и не спорил. Самое главное – Сана щедро подливала добавки.

После горячего каждый получил по два сырых куриных яйца, а уж затем настала очередь чая из душистых, придающих сил травок – их, как никто, умела заваривать Сана.

И тут уж все, конечно, блаженно откинулись на новеньких циновках, давая работу изумленным желудкам, а Перо произнес:

– Теперь осталось послушать рассказ о вашем путешествии.

– Да, да, – поддержал сытый и разомлевший Фатх, – очень желательно послушать!

– Что ж, можно и рассказать, – согласился Хью. – Повидали мы всякого немало.

 

Рассказ Хью

Наше путешествие началось спокойно, и ветер сопутствовал нам. Мы плыли к берегу большой земли, ориентируясь днем по солнцу, ночью по звездам. Но на третий день злые духи сильно прогневались, и налетел страшный ураган. Лодку швыряло вверх и вниз как скорлупку кокосового ореха. Одна волна накрыла нас полностью, а когда она скатилась, я увидел, что в лодке осталось совсем мало рыбы – все запасы унесло в море. Мы сами едва не утонули, пришлось без передышки вычерпывать воду. Тогда я встал на нос лодки и прокричал злым духам страшное заклинание. После этого ураган, конечно, стал сразу стихать. («Отец, – вмешалась Сана, – ураган стих только наутро, когда ты уже позабыл про все свои заклинания.» – «Не перебивай, когда я говорю!» – вспылил Хью.) И до самого берега погода нас больше не тревожила. Во время всего пути Хороший мальчик был такой послушный, что ни скажешь – все делает, но, как только показалась земля, начал задираться и говорить, что оставшейся в лодке рыбы хватит лишь на новые бамбуковые трубки для моих ушей. Он настолько разозлил меня, что я сказал: о деньгах нам переживать нечего – ведь я сразу отведу его к работорговцу, и тот отсыплет мне за несносного болтуна целую горсть монет. После этого Хороший мальчик тут же угомонился.

Мы приплыли в большой город Каньякумари, и не успела лодка пристать к берегу, как этот мальчишка выпрыгнул на камни, изобразил кривляющуюся обезьяну и исчез.

Собрав уцелевшую рыбу, я отправился на рынок продавать ее. Но денег выручил мало, закупить на них все необходимое – нечего было и думать. Мы сняли лачугу у одного оборванца, и я взялся перевозить с кораблей на берег товары купцов. Так, понемногу, деньги начали появляться.

Толкаясь по лавкам, я выбирал лучшие инструменты, продукты и семена. Фрукты и плоды покупали в последнюю очередь и зеленые, чтобы они дозревали на обратном пути.

В ночь перед отплытием я неожиданно проснулся. Мне послышался шорох в

соседней комнате. А там лежали все наши припасы. Кинулся туда и наткнулся на двух или трех маленьких воришек, они проникли через окно. Одного я успел поймать, остальные убежали.

Я чуть, как рыба, не онемел, когда разглядел пойманного.

Это был Хороший мальчик!

И тогда я сказал: я не держу тебя, ты свободен.

А он ответил: хочу отправиться с вами на остров.

На другой день мы купили на рынке кур, все припасы перенесли в лодку и только-только собрались отчалить, как откуда ни возьмись – твой чернобородый дружок, Салим! Он прыгнул в лодку и закричал на Хорошего мальчика: «Ага! Я узнал тебя, чертенок! Вот вы все и попались!» Клянусь, я бы не сделал ему ничего плохого, если бы он не схватил за руку Сану. А когда схватил – рядом лежал кокосовый орех, и я орехом легонько... по голове. Только вот – орех раскололся.

Мы покинули город, а на другой день этот разбойник очнулся, начал хныкать и уверять, что во всем будет слушаться меня.

Сана пожалела его и стала чистить апельсины. А он восемь сожрал («Два!» – закричал Ахмет), а он восемь сожрал, а на девятом выхватил у нее нож и заявил, что если мы не повернем к берегу – он ее зарежет. У него оказалась нехорошая привычка – приставать к моей дочери. Тут под руку опять подвернулся кокосовый орех, я легонько стукнул этого обманщика.

– Орех раскололся? – спросил Фатх.

– Конечно. И после этого я решил подержать его немножко связанным, иначе никаких орехов не напасешься. На обратном пути нам попалась огромная черепаха – в мой рост! Я раньше никогда не видел таких. Но мы ее не стали трогать.

Вот и все.

– История занимательная, – сказал Перо, – но, похоже, у Хорошего мальчика приключений было ничуть не меньше. Не так ли?

– Это уж точно, – сразу согласился тот. – У меня было еще хлеще.

– Нет-нет, – запротестовал Фатх. – На сегодня хватит, а то завтра и слушать нечего будет.

В эту ночь звезды – в последние дни бездушные и холодные – сияли совсем по-другому. И даже Фатх, засыпая, улыбался им.

 

Глава 25. Пострадавшие от обжорства

На следующее утро Фатх корчился от боли. Он стонал, скулил и таращил глаза. Рядом, за компанию, подвывал Тукар.

– Не надо было жадничать! – ворчал Хью. – Говорил тебе вчера: лопнешь!

– Ы-ы-ы, – мычал Фатх.

Салим и Перо, хотя и съели гораздо меньше, но тоже чувствовали себя не ахти.

Салим отважился даже попросить старика:

– Хью! Скажи какое-нибудь страшное заклинание от резей в животе.

– Вот еще! Стану я для обжор стараться...

Однако заварил какой-то особенный отвар и заставил всех выпить.

Ахмет тоже был нездоров, правда, немного иначе – он прикладывал примочки к шишкам на голове.

Только к вечеру пострадавшая троица стала понемногу приходить в себя. Даже Фатх рискнул выбраться к столу, но на бананы и свинину смотрел сердито и к ним не притронулся вовсе. Зато кусок жареного тунца заглотил с такой жадностью, словно его, по меньшей мере, целый год рыбой не кормили.

– Зря я много свинины накупил, – вслух рассуждал Хью. – Вредная она для Фатха. Рыбы, рыбы надо было с берега привезти!

Фатх угрюмо сопел.

– Вот теперь выкладывай свою историю, – попросил Перо Хорошего мальчика, когда все насытились.

 

Приключения Хорошего мальчика

Я решил удрать, лишь только лодка подойдет к берегу. И, когда выпрыгнул из нее, сразу бросился в толпу. Народу на берегу было много, и я тут же затерялся. Я стянул апельсин из корзины торговки, дал подзатыльника погнавшемуся за мной мальчишке, но не успел отбежать и сто шагов, как услышал над головой:

– А ты как здесь оказался?!

И кто-то больно схватил меня за ухо. Это был Ахмет! Я так испугался, что выложил всю правду: что мы приплыли сюда на лодке, но я теперь скитаюсь один.

– А этот ваш вертлявый, что ускользнул от меня – тоже тут?

– Нет.

– Опять ему повезло!

Бормоча проклятья, он поволок меня с собой. Ухо готово было вот-вот оторваться, и из глаз моих ручьем лились слезы. Ахмет втолкнул меня в сарай, где уже находилось много людей. Наутро нас повели на продажу.

Покупателей собралось мало... Больше было зевак, они глазели на

нас и обсуждали, кто чего стоит. Я отчетливо видел, как в сутолоке мелькнул мой отец. Я окликнул его и махнул рукой, но, узнав меня, он поспешно скрылся. Меня купила старая госпожа, она долго торговалась с Ахметом и все равно всю дорогу ворчала, что заплатила слишком много.

Я должен был помогать кухарке и поначалу обрадовался: вот, думал, отъемся! Но не тут-то было. Кухарка колотила меня по пальцам, если замечала, что я стянул для себя кусочек. Потом она уже колотила меня просто так, на всякий случай. При этом она постоянно твердила, что у нее тяжелая жизнь, и что она ужасно болеет. И правда, у нее была огромная куча плошек с разными мазями. В одну из них я как-то раз потихоньку подсыпал молотого перца. Не знаю, как уж она там лечилась, но однажды вечером раздались такие вопли, что сбежалась вся прислуга. Во всем почему-то обвинили меня и после этого убрали из кухни.

Старая госпожа не любила сидеть дома. Целыми днями она ходила в гости или наведывалась в храмы. Теперь я должен был ее сопровождать. В гостях я зевал от скуки – меня там никогда не кормили, зато в храмах другое дело... Пока старая госпожа общалась с богами, клянча у них деньжат, я выскакивал наружу, пристраивался к нищим и просил подаяние. Тут главное было – чтобы тебе поверили. Скособочишь как-нибудь рот, глаза закатишь: и вот – то монетка перепадет, то кусок лепешки. Да и в самих храмах было до ужаса интересно. Храмы огромные, резьба в них разная – и фигурки, и цветы, и узоры. Но больше всего мне нравилось изображение многорукого Шивы, он подпрыгивал и танцевал на маленьком демоне Раване. Демон так сильно походил на злющую кухарку, что я всегда радовался за Шиву. Мне даже иногда казалось, что Шива танцует на кухарке! Старая госпожа объяснила, что с одной стороны от Шивы – его великая супруга, богиня Кали, а с другой – сын, бог мудрости, пузатый Ганеша. У Ганеши была большая слоновья голова. Про слоновью голову госпожа рассказала, что однажды Шива рассердился на сына да как стукнул – у того голова и отлетела. И тогда богиня Кали отобрала голову у первого встречного животного и поставила на место отлетевшей. Мне, конечно, не понравилось, что Шива тоже дрался, да еще и сильно, но за демона я ему все простил.

Первое время старая госпожа неплохо ко мне относилась, но затем принялась колотить сильнее кухарки. Она кричала, что это только на пользу, что если часто колотить, то все злые духи, сидящие во мне, разбегутся.

Я сбежал вместе со злыми духами и снова очутился на базаре. Там я встретил шайку воришек, и они приняли меня к себе. Мы тащили все, что могли утащить. Я так наловчился, что мог увести пару лепешек из-под самого носа у торговки. А однажды один из наших подсмотрел, что в лачуге на берегу много разных припасов, и мы решили ночью забраться туда. Когда я взялся за мешок с рисом – меня схватил Хью. Честное слово – я ужасно обрадовался. Вот и все.

– Одно непонятно: чему же ты обрадовался? – спросил Фатх.

– Соскучился я по вам, вот что. Хотя вы все большие вредины.

– Вредины? – изумился Фатх. – Да какие ж мы вредины?

– Самые обыкновенные.

– Никакие мы не вредины!

– Вредины, вредины, – Хороший мальчик вскочил и закричал изо всех сил. – Вре-е-едины!!

«Ре-едины!» – понеслось над морем.

А Перо сказал:

– Хорошо, что твои приключения так удачно закончились!


Глава 26. Посадка

Через два дня, когда все были полностью здоровы, началась посадка.

Но до этого Хью назначили начальником над Ахметом.

– Ты научился с ним обращаться, вот и продолжай, однако кокосов для воспитания мы тебе не дадим, их беречь надо, – объявил Салим.

Хью страшно загордился, а тут как раз и подошло время посадки.

Прежде всего, подготовили место для хлебного дерева.

За колодцем, на самом краю островка выкопали вместительную яму. В нее насыпали песка, золы от костра и, наконец, земли. А затем туда, как в гнездо, посадили семя хлебного дерева.

Поскольку площадь островка все еще была невелика, решили, что десятка

банановых пальм будет достаточно.

Кроме того, сбылась мечта Хью – заложили огород.

Рачительно используя оставшуюся землю, он посадил таро, посадил какие-то одному ему ведомые травки. Все посаженное было щедро полито.

По всему острову теперь торчали прутики, обозначающие места посадок.

Вот только кур нельзя было выпускать, хотя они и рвались на волю. Бестолковые птицы могли в два счета разгрести все посадки.

Островитяне радовались, как дети. Их взволнованные глаза блестели. Еще бы: с сегодняшнего дня они здесь, на голом песке, не одни. Остров переставал быть мертвым! В темноте земли просыпались сейчас семена, проклевывались корешки травок. Жизнь выбиралась из маленьких склепов, и скоро хлынет она на поверхность и накроет зеленью однообразную желтизну песка.

Новые хлопоты странным образом подействовали на Фатха.

– Придет время, – заявил он, – я построю здесь дворец!

– Зачем?! Зачем тебе дворец? – изумился Салим.

– Я так хочу. Не забывай – это и мой остров. Я тоже возил камни для него.

– Стройте, стройте, – бормотал сам себе Ахмет, – а когда построите, я отвезу вас в большой город и всех продам на невольничьем рынке.

Хороший мальчик бегал от одного прутика к другому. Ему не терпелось увидеть первые ростки. Да и Сана, и Салим с Перо, и Фатх – неуклюжий, как слон, норовили забрести на плантацию.

– Вы мне все здесь потопчете! – вопил Хью. – Я сейчас тут Ахмета поставлю и саблю ему верну! Убирайтесь отсюда!

В этот вечер Салим улучшил момент, когда поблизости никого не было, и сказал дочери старого скандалиста:

– Сана, будь моей женой.

Девушка сильно смутилась, но затем решительно вскинула голову:

– Нет, Салим. Ты очень хороший человек, но – нет.

Даже в густых сумерках можно было заметить, как изменилось лицо Салима.

– Почему?

Сана помедлила.

– Отец столько твердил о нашей свадьбе и о нашей с тобой дальнейшей жизни, что я все это в голове своей уже пережила. И... и не хочу повторов.

И тут Салим понял:

– Ты любишь Перо?

– Да, я люблю Перо... Не сердись.

 

Глава 27. ...И последняя

Прошло семь долгих и в то же время коротких лет.

Лодка Салима держала курс в открытое море.

Величественный остров, откуда доносились сердитые крики торгующихся купцов, стук топоров, лай собак и разный шум человеческого присутствия, был все дальше.

Повзрослел Салим, постарел Тукар.

Старик Хью успел два раза вырастить таро и с воплями порадоваться урожаю, а потом он умер, тихо умер возле своих грядок, и тело его положили на плот и пустили по воле ветра и волн. И там, за далекой чертой, где смыкаются небо и вода, он – человек из племени тигровых акул – возможно, превратился в одну из них и теперь носится в немых сумрачных глубинах, подстерегая добычу. И можно

смело утверждать: если и страдает сейчас бедный Хью от чего-нибудь, то лишь оттого, что не имеет возможности пошуметь и покричать – ведь акулы неспособны к речи, они умеют только челюстями двигать.

Сана вышла замуж за Перо, у них растет маленький зодчий. Он любит складывать камешки друг на друга и если получается красивая пирамидка – громко смеется. Но соленый воздух моря не зря наполняет его легкие: мальчишка часто забирается в старую лодку и подолгу сидит, осторожно трогая борта, до черноты и гладкости отполированные дедовыми ладонями.

Фатх сделался правителем острова, превратил его в бойкое торговое место и гребет деньгу с проезжающих. Не сам, конечно. Сборщиком налогов у него Хороший мальчик. Хороший мальчик выбрал себе имя – ведь не может же сборщик налогов обходиться без имени! Вот только Салим никак это имя не запомнит. Каждое утро Фатх и сборщик обходят остров. Сзади, чуть отстав, почтительно двигаются два стражника. Да ведь и обходить уже есть что – шагов триста пятьдесят в одну сторону да шагов двести семьдесят в другую! И на всем этом пространстве надо охранять порядок от Ахмета. Ахмет на острове первый вор и тянет все, что плохо лежит. Говорят, он набрал уже целую шайку мошенников, но поймать его не могут – прячется он где-то в лачугах бедняков.

А в южном конце лагуны работники возводят еще один остров. Там будет резиденция Фатха. Перо носится, как одержимый – собирается построить настоящий дворец. С далеких берегов везут сюда мрамор и гранит, яшму и сапфиры...

Надоело!

Много народу поселилось уже на острове – ремесленники, лавочники, земледельцы, стражники. И то: зачастили сюда один за другим корабли. Купцы охотно делают крюк к «острову Салима», желая оптом прикупить нужного товара или же выгодно сбыть свой. Нашелся в рифе широкий проход, и каждый день в лагуне стоит несколько судов, идет бойкая выгрузка и погрузка мешков, бочек и корзин, и оборотистые лавочники сколачивают барыши прямо на глазах, важными людьми становятся. Дома строят, склады. Лавки ломятся от товара. Дух наживы въелся в белый песок точно так же, как въелось в него беспощадное солнце. На удобном месте, оказывается, начал поднимать свой остров Салим.

– А кто такой этот Салим? – спрашивают приезжие, полагая, что Салим должен быть сказочно богатым и влиятельным человеком, и страшно изумляются, когда получают ответ. – Ка-ак?! Вон тот оборванец в лодке – это и есть Салим??!..

А Салима по-прежнему не любят деньги – это уж точно. Казалось бы: вози товары с кораблей на берег и с берега на корабли да собирай монеты; но даже столь простое дело дается с трудом. Слишком, говорят, у этого лодочника взгляд гордый – не по чину.

Нет, не любят Салима деньги.

Ахмет не раз уже звал его в свою шайку...

Надоело!

Пусть живут, как хотят.

Пока что-то строишь – оно твое, а как построил – сразу расхватывают чужие руки. Вместе с жадными торговцами появились на острове крысы. А ведь раньше никаких крыс не было.

Он стал лишним на этой рожденной им земле. Он не нужен здесь при развернувшейся купле-продаже.

Его дело строить и ловить рыбу. Видимо, такая судьба...

Салим задремал. А когда открыл глаза – над головой переливалась звездами ночь. Было удивительно спокойно – ни малейшего дуновения ветерка. Вода за бортом не плескалась, а лишь слегка покачивала лодку.

Салим перегнулся, чтобы сполоснуть лицо и – застыл.

Лодку со всех сторон и насколько хватало глаз, окружало белое шевелящееся месиво. Лодка словно въехала в кипящий котел.

Что такое?! Салим вгляделся.

Кальмары!

Они были так близко от поверхности, что Салим, без всякого труда, мог нахватать их прямо руками. Их можно было черпать и черпать, поскольку они отбросили всякую осторожность. У них наступила пора любви, пора продолжения рода. Совсем рядом Салим видел наполненные печалью, нежностью и страстью большие выразительные глаза. Великое множество пар, обвив друг друга беспрестанно изгибающимися, поглаживающими щупальцами, неторопливо парили в воде. Иногда несколько кальмаров образовывали причудливые фигуры – клубки, гирлянды. Белые тела, постоянно двигаясь, словно исполняли торжественный ритуал. Между этими парами и группами отчаянно метались кальмары-одиночки: налетая друг на друга, отскакивая, они лихорадочно искали себе пару. Именно эти несчастливцы и создавали сумятицу и толчею. Тихий шелест разносился над водой.

Это было ликующий, жизнеутверждающий праздник маленького морского народа, невероятное и завораживающее зрелище!

И почти тут же Салим заметил, как в этой плотной массе, на миг разрывая ее, мечутся серые хищные тени – акулы.

Их было немного, но они обезумели от такого количества легко доступной добычи. Рыла судорожно двигались, вовсю работали челюсти.

Счастливые пары, блаженно сплетенные клубки, мятущиеся одиночки – всё исчезало в прожорливых акульих глотках.

Жизнь и смерть были явлены с такой выразительной силой, с такой напирающей простотой, что многое из того, что мучило Салима в последние месяцы, отлетело ненужной и незначительной шелухой.

Надо делать свое дело, чего бы это ни стоило. Не бежать, не прятаться, не ныть и не раскисать. Ты волен выбрать лишь то, к чему ты предназначен. Разве до конца построен твой остров? Разве много на нем сегодня зеленой травы, бананов и кокосовых деревьев? Разве много найдется тенистых тропинок и уголков, откуда бы ни были видны амбары и лавки? И разве не должен преодолеть ты неуемную жадность Фатха? Ведь не для торжества же корыстного сборщика налогов трудился ты эти годы.

Фатх изо всех сил разводит купцов, Ахмет – воришек. А ты разводи деревья! Зелень на острове разводи! Чтобы птицы, все чаще заглядывающие сюда, могли вить гнезда.

Пиршество любви и смерти продолжалось, а Салим уже разворачивал лодку.

Надо было возвращаться.

2009 год 

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.