Любовь Скорик. По-каковски шпрехаем, пипл ру? Или Сан-Ремо на Советском

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Публицистика

Автор: Скорик Любовь Трофимовна

Просмотров: 2364

2012 год, Выпуск № 5

 

   

ПО-КАКОВСКИ  ШПРЕХАЕМ,  ПИПЛ РУ?

или

САН РЕМО  НА  СОВЕТСКОМ

 

   Когда моя тётка, пережившая немецкую оккупацию, пыталась после войны передать мне кошмар подневольной жизни, первое, что вырвалось из самого её сердца, – как «эти» старались заставить всех говорить «по-своему». «Сами по-человечески не могут и нас хотели приневолить гавкать по-басурмански! – задыхалась она от гнева. – Ишь ты: «шнель, шнапс, шпрехен»! Пусть они сами шпрехают, а я поганить рот ихним паскудством не собираюсь! Это у них мазе-фазе, а у меня – мать и отец! Я им не какая-то там фрау! – при этом слове её передёргивало от брезгливости. – И ребёнок у меня – дитё человеческое, а не киндер ихний!»

   Грешным делом, я иногда думаю: слава Богу, не дожила моя бедная тётка до сегодняшнего дня, когда «басурманство» буквально захлёстывает нас. Как бы отреагировала она, узнав, что одна её внучка – бизнес-вумен, вторая – топ-модель, а третья – просто гёрла? Ну а правнуки – те пока ещё  беби.

    Вообще-то им, тогдашним, было в чём-то проще: они хоть чётко знали, кого проклинать, кто принуждал их «поганить рот паскудством». А мы сегодня и этого лишены, не можем пар выпустить, он всё копится в нас,  того и гляди – взорвёмся. Но кто нас-то «неволит»? Вроде и врагов рядом нет, но скрытая, тайная оккупация явно ощущается буквально всюду – дома и на улице, на работе и отдыхе. Кто-то невидимый неотступно, каждодневно совращает  нас  на великий грех – мутить и засорять Богом и Судьбой данное  нам  величайшее из богатств – наш родной язык. 

   Просмотрел газету (как без этого?) – и засомневался: из каких заграниц она к нам заслана, по-каковски тут писано? В одной статье – про кризис истагнацию, дефолт иинвестиции, импорт иэкспорт, девальвацию икатаклизм, конфронтацию иманипуляцию. В другой – про иммиграцию и дискриминацию, гастарбайтеров, ментальность и толерантность. В третьей – про ипотеку и кадастр, квоты и конъюнктуру, креатуру и коррупцию. Даже про недавние российские выборы – будто депеша из тридевятого государства:  консолидация, легитимность, мониторинг, менталитет, претендент, лидер, харизма, имидж, оппозиция, дебаты, приоритет, процедура, рейтинг, праймериз и, наконец – инаугурация (ой, правильно ли я перерисовала?)

   Ладно, Бог с ней – с этой политикой,  не главная она в нашей жизни. Тут не заплутать бы в дебрях чужестранщины, что пронизывает нашу повседневность, куда ни глянь.

   Выйдешь на улицу – там сплошь дискомфорт истрессы: баннеры ибайкеры, автоэкстремалы иавтоинспекторы, трафики иштрафики.

         

 

 

 

 

        

   Доберёшься до работы – тут свои коллизии иперипетии: секьюрити ибосс, лейбл илоготип, дресскод ифейсконтроль, коллеги игастарбайтеры, менеджеры иаудиторы, престиж икомпромат, акции иконтракты, дилеры икиллеры… Ой, кажется, последних нет! Впрочем, это – смотря, какая работа.

   Но, какой бы она ни была, родным русским сегодня с ней не сладить. Инструкции ианнотации, акты ревизоров-аудиторов, их итог – кара или регалии – всё непременно по-иностранному или чаще – на языковом суррогате.

   Зачастую мы даже не вдруг ответим на самый простой вопрос: кто ты есть? А получив на него ответ от встреченного приятеля, можем засомневаться: позавидовать ему или же посочувствовать. Бог его знает, хорошо ли быть, скажем, маклером, брокером, кинологом, риелтором, диггером илидистрибьютером?

   Правда, кое-что из новоиспечённых мудрёных названий мы уже усвоили, да порой – так капитально, что за ними даже потеряли исконное значение самих профессий – издавна известных, привычных, понятных. Если у нас сегодня рыночные отношения, то почему мы главных героев рынка – торговцев – стеснительно перекрестили в коммерсантов? За что всегдашних весельчаков – массовиков-затейников вдруг переименовали в диджеев? За какие-такие доблести простых сторожей-охранников произвели в непостижимо мудрёное сословие секьюрити? А бедная баба Маша, сидящая у нас в подъезде на входе, за два года так и не выучилась выговаривать своё высокое звание – «консьержка» – всё долдонит, что дежурная.

   Сейчас вот всюду – менеджеры всяческих профилей. Звучит внушительно,  красиво. И задачи у них благородные, ответственные: наладить дело, продвигать его всё дальше и выше. Только вот – неужели обязательно было для этого выискивать название должности  где-то за тридевять земель, в чужом царстве-государстве? Разве на родной Руси  никогда не умели по-настоящему работать? Не было у нас собственных  умелых, старательных, изобретательных, даже талантливых управленцев и организаторов? Не у кого нам, сегодняшним, поучиться и вместе с опытом и умением предков унаследовать название нужной должности?

   Суть иных профессий густым туманом их названий скрыта так надёжно, что совсем не просто до неё докопаться. Попробуйте расшифровать, кто они такие – имиджмейкер и спичрайтер? Известен случай, когда были расклеены объявления об открытии курсов… киллеров. Оказалось, при печати ошиблись с первой буквой: нужна-то была «д». Это вроде благозвучное слово – как маска тому, кто испокон веку звался на Руси

 

 

 

 

 

 

«душегуб, палач, головорез, кровушник». Неужто скоро это новое звучное словцо зарифмуем да примемся распевать под гитару у костерка?

  Ладно, хватит о тяжёлом!  Давайте-ка о чём-нибудь приятном. К примеру – о нашем отдыхе. Уж здесь-то  всё – только к нашему удовольствию, а значит – и ни к чему словесные головоломки.

   Итак, закончена работа. Отдыхаем! Где? Как? Вечером, если нет корпоративной тусовки, то, как сейчас принято говорить,  – «имеется масса альтернатив»: раут или фитнес-клуб, солярий или аэробика, дискотека или просто променад.

   В уик-энде – свой ассортимент: фазенда или пикник, экскурсия или экспедиция, шопинг или популярное в сезоне шоу. Киноман покайфует на модном блокбастере или триллере. А фанатик-театрал от души поаплодирует своему кумиру на вожделенной премьере.

   А в каникулы есть шанс осуществить  длительный вояж любой модификации: круиз на фешенебельном лайнере, зарубежное турне на чартерном аэробусе, скромный тур на своём «краузере» или же и вовсе – «автостопом» по периферие. Суть же не в сервисе, а в полученных эмоциях… Стоп, стоп! Выходит, и здесь всё сплошь – по-чужеземному!  Уже и  расслабиться, отдохнуть по-русски не можем? Видать, некогда было нашим предкам бездельничать, не до развлечений. Не от них пошли по миру разные потехи да забавы, а значит – и их названия.

   А уж про спорт и говорить не стоит – там сплошь закордонная тарабарщина. И понятно: коль не прижились в мире наши городки да лапта, так и забавляемся мы сегодня всяческими дайвингами да сёрфингами, аэробикой да фитнесом, дзюдо да карате. Даже издревле нам родные, с детства знакомые каждому сани, лыжи и коньки скрыты-зашифрованы в сноуборд и бобслей, слалом и фристайл. А родившаяся у нас игра, во всём мире известная как «русский хоккей», нами самими с какого-то перепугу зовётся заумно, по-импортному: «бенди».

   Совершенно очевидно: захлёстывает нас шквал иностранщины. Всюду настигает – в политике, на работе и даже на отдыхе. Но ведь известно: «Мой дом – моя крепость». Быть может, тут – наше спасение от этой напасти? Увы! Уж и дома-то наши всё чаще – многоэтажки, коттеджи, особняки и даже – замки. Ушли навсегда, хоть и «не наших кровей», но за столетия обрусевшие, воспетые классиками мезонины и флигеля. Жильё у нас располагается в регионах, зонах, ареалах, которые пронизывает инфраструктура.

   А за родными стенами давно уж нет былых сеней, горниц, гостиных, опочивален – есть вестибюли, гардеробные, холлы, залы, лоджии, входят в

 

 

 

 

 

 

 моду будуары. Престижно также иметь джакузи или сауну. По моде у нас и

интерьер, оформленный дизайнером. Тут главное – чтобы модно было, ради этого можно и комфортом поступиться. Ну, а уж родным-то, русским духом-стилем – и подавно, это вовсе не в счёт. Любимые наши дачи мы превратили в фазенды. Не терема русские там строим, не избы-заглядение – всё больше  коттеджи да особняки. И гуляем вечерами не по  цветущим лужайкам, а по щёткам-газонам.

   Мы и работаем теперь не в конторах, а в офисах. И принимают нас на временную побывку отели, а не гостиницы. А какое славное название-то было:  мы там – гости, а здесь – кто? За справкой или с претензией идём в мэрию или муниципалитет, сомневаясь: ой, а русские ли там сидят-то, поймут ли по-нашему?

   Ну, а что у нас сегодня в модных шифоньерах и гардеробных комнатах? Во что мы обряжаемся, то есть, по-нынешнему – экипируемся? Я вовсе не о том, остались ли там дедовские тулупы и бабушкины кринолины. И не о том, почему их сменили джинсы, пончо, блейзеры ипарки. Нет, я – о другом. По какому праву всю мою одежду заменили сначала на туалет, а теперь и вовсе – на дресс (извините!) Кто запретил мне заказывать себе юбку длинную или короткую, а непременно – макси, миди или мини? Зачем в моей комнате старый добрый шкаф заменили на шифоньер, а зеркало – на трюмо? И почему, глядясь в него, я должна видеть там не своё лицо, а (прости, Господи!) фейс? Ведь теперь при входе в свой офис я обязана проходить фейсконтроль и проверку на соблюдение дресскода.

   Вероятно, не стоит даже начинать разговора на ту же тему применительно к еде. Здесь в последнее время столько для нас нового, что вполне естественен и вал не наших, импортных названий. Смешно было бы модные гизбургеры именовать по-русски драниками, а заморских лангуст – попросту раками. Наши дачные шашлычницы, как ни тщись, не сойдут за барбекю, а ранетки – за киви (хотя тоже могут быть зелёными). Однако, скажите мне, зачем примитивную жареную кукурузу принялись важно именовать поп-корном, а печенье – крекером? Или – привычные нам с детства (хоть и не родные по происхождению) бутерброды переименовывать в гамбургеры – зачем?!

   А этот настоящий анекдот с ланчем! Ну принят у англичан второй завтрак с таким названием, а нам-то что? Так ведь нет, в последнее время мы прямо-таки «заланчевались». У каждого кафе или ресторана – зазывалки на бизнес-ланч. Многие – с уточнением: по-европейски, по-восточному и даже – по-русски. Какая прелесть: «русский ланч»!  

   Разумеется, то, о чём шла речь выше, – всё очень важно, однако же – не самое главное в нашей жизни.  Семья, дети – вот что неприкасаемо, вот что

 

 

 

 

 

 

надо уберечь нам от импортной заразы! Поздно спохватились – уже не

 уберегли. Семья, как выясняется, – вообще излишество, пережиток, её надо упразднить. Начали с названий. И уже ценности у нас не семейные – фамильные. Чествуем не поколения одной семьи, а династию. Кредит берём в «Хоум-банке» – надо понимать, домашнем, семейном.

   Ну, а уж дети-то хоть… Да они у нас чаще значатся как иждивенцы или наследники. Встречаются кретины, уникумы ивундеркинды. Впрочем, в последнее время за всеми ними прочно закрепилось одно общее прозвище, или кликуха – они у нас все поголовно стали беби. После того, как был введён бебикапитал, в стране начался настоящий бебибум. И уже подрастает поколение бебибумеров, появились бебимаркеты и бебибоксы. В маркете можно любимого бебика принарядить, а в бокс – в любой момент выбросить, коль он поднадоел. Впрочем, в этом случае есть ещё вариант: вверить своего беби наёмной няне (в договоре она будет обозначена  «бебиситтер»). Ах,  какая поэзия: «бебиситтер Арина Родионовна»!

   И на свет появляются наши детки… простите – бебики – не в родильных домах, как в старые добрые времена, а в перитональных центрах. И не рожают теперь их вовсе, а «производят на свет». Производство это переживает настоящий бум – ведь бебикапитал всё увеличивается. Надо полагать, и бебибоксы пустовать не будут.

   Бебипроизводство у нас – на должном уровне: модернизируется аппаратура, совершенствуется учёт и классификация произведённого. По этой классификации «беби» – лишь  до тех пор, пока он под стол ходит. Как только оттуда вышел и первый раз побрился – это уже «тинейджер» (по-старинке – «подросток»). Это что же выходит: полтора столетия ошибались мы все (вместе с автором!), и пришла пора исправляться? Отныне следует говорить: «Роман Достоевского «Тинейджер»? И в новом собрании сочинений Фёдора Михайловича – тоже так обозначим?!    

   А ведь это же – сигнал нам, прямо-таки тревожная сирена. Коль чужеземная зараза поразила и детей наших, значит – уже катастрофа!

   Ну, а хоть что-нибудь-то у нас ещё осталось нетронутым? К примеру, то, что, кажется, спрятано сверхглубоко и надёжно: наша душа, чувства – без чего каждый из нас и не человек вовсе. Позвольте, а человек – это, собственно, кто? Если применительно к каждому из нас, то мы  в различных местах значимся под разными ярлыками: гомо сапиенс, индивид, особа, персона, субъект, лицо, фигура, единица общества. А если – о нас с вами, вместе взятых, то мы, в зависимости от обстоятельств, – кадры, электорат, толпа, контингент, массы, народ (или, как недавно выяснилось, – пипл). Чтобы нам, русским, хоть как-то выделяться в общей массе народов,

 

 

 

 

 

 

поставим  рядом с этим новым своим высоким званием отличительный знак, так сказать, метку – «ру» (это теперь каждому понятно). Так что, отныне мы

 – «пипл ру». А разве же у индивида, единицы или пипла (даже – ру) могут быть душа и чувства? Ни к чему, пожалуй, излишества. Впрочем, по привычке кое-что мы ещё себе приписываем, впрочем, не очень понимая без перевода – что именно. Мы выворачиваем язык и мозги, характеризуя кого-нибудь из окружающих: активный, инертный, импозантный, меркантильный, феноменальный, гуманный, экстравагантный, эрудированный, амбициозный, инфантильный, импульсивный, коммуникабельный, харизматичный... Бог его знает, правильно ли нам перевели эту абракадабру, по назначению ли мы приклеиваем тот или иной ярлык данному человеку. Ушли куда-то, исчезли столетиями выверенные, понятные, глубокие и меткие русские определения: надёжный, порядочный, честный, прилежный, рассудительный, смекалистый, расторопный, участливый, душевный, чуткий, нежный. И – напротив: жадина, прохвост, болтун, растяпа, лодырь, бездельник, врун, ворюга. Нет, мы нынче предпочитаем иносказания, какие-то чужие, туманные определения.

   Чужестранщина пожирает наш родной язык. Это уже – не просто болезнь, а страшная эпидемия. Она поразила буквально все грани нашей жизни. Иностранные заимствования вполне объяснимы и допустимы в новых областях жизнедеятельности (новинка извне приходит со своим собственным именем). К примеру, не мы изобрели компьютер (вернее – заявили права на его изобретение). И было бы глупо протестовать против ворвавшихся в нашу речь «файлов», «флешек», «принтеров» и «сканнеров». Понятно, откуда   непривычные термины – в недавно возникших областях науки и промышленности. И Бог с ними: кто изобрёл велосипед, тот и имя ему дал.

   Однако, беда в том, что иностранщина буквально захлёстывает и нашу повседневную жизнь. С первых дней на этом свете ребёнок у нас слышит: «беби», памперс,  киндер-сюрприз, пазл, ниндзя, чупа-чупс, иммунель…» Вещи в наших домах все подряд зовутся теперь на чужестранный лад, даже если они достались нам в наследство от прадедов. Занавески на окнах давно стали портьерами, бабушкино покрывало превратилось в плед, а скромный на вид, но благополучно живущий у нас второй век шкаф обрёл мудрёное, очень не идущее ему имя – шифоньер… А может, где-нибудь уже подредактировали на современный лад Чехова и звучит со сцены: «Многоуважаемый шифоньер»?

   Давайте прислушаемся к себе, когда мы при встрече просто разговариваем со знакомым. Посетовав на нестабильность ситуации в мире (политика сегодня в моде), мы похвалимся занятой  престижной вакансией, намекнув

 

 

 

 

 

 

 на потенциальные перспективы. Затронем и проблемы. Колоссальные проценты за ипотеку, обременительный кредит. У мужа – рискованная позиция с лицензией: поток аудиторов, масса претензий. Явный ущерб

имиджу, предстоит реабилитироваться. А вообще-то это – приватная информация. Вот у дочери всё – о^,кей. Престижный лицей. Артистическая студия. Она ещё не определилась с амплуа, но участвовала в кастинге, удостоена приза.

   А на каком языке нас вынуждают изъясняться  в каждой конторе (то есть, офисе) любого профиля! Мы заполняем квитанции, декларации, сертификаты. Платим пени и штрафы, подписываем контракты и рекламации, ждём компенсаций, опций, дивидендов, что-то аннулируем, а что-то пролонгируем. Иметь бы хоть какой-то словарик-проводник по этим труднопроходимым бюрократическим дебрям! А то, получив очередное извещение, порою не знаем, что оно сулит – радость или огорчение.

   Даже, попав в поликлинику, больная, еле стоящая на ногах бабушка вынуждена расшифровывать окружившую её абракадабру. Буквально – с первых шагов. Почему «Регистрация», а не попросту, по-нашему «Запись»? Обязательно ли запугивать и без того несчастных больных  приводящими в ужас названиями врачей и предстоящих обследований?  Их и выговоришь-то не вдруг: гастроэнтеролог, отолоренголог, офтальмолог…

   Неужели понятное людям название сразу резко уронят авторитет и квалификацию доктора? И что я (за что-то заклеймённая здесь пациентом) должна отвечать, когда меня строго спрашивают о симптомах и синдромах? А когда объявляют, что у меня – рецидив или регенерация, что надо пройти курс реабилитации, – мне при этом плакать или радоваться? Да, очень не помешал бы хоть тощенький словарик переводов с неизвестного науке суррогатного языка, царящего сегодня повсеместно, на  родной наш русский.

   Пожалуй, в первую очередь такие пособия необходимы при  покупках (тем, кто подзабыл: при шопинге). Вот уж где – настоящие языковые дебри! При переходе к рынку мы словно с деревьев спрыгнули, ничего не зная-не ведая. Будто никогда на Руси не торговали, не было у нас сметливых, ловких и талантливых купцов, и не имели они тысяч известнейших на весь мир ярмарок, складов, торговых рядов, привозов, магазинов, лавок. Всё мы разом забыли  и начали на пустом месте. Теперь у нас –  универсамы, супер-мега - и гипермаркеты, бутики, конфекционы, дьюти-фри-шопы, секонд-хенды. Там господствуют бизнесмены и менеджеры, брокеры, дилеры и дистрибьютеры. Главными словами стали: бренд и лейбл, номинал и прейскурант, реализация и бартер. Ещё случаются тут бонусы и опции, акции и аукционы. Словом, всё – «родное, близкое и такое понятное».

 

 

 

 

 

 

   Да Бог с ними – кем они там значатся да какими импортными словесами свои закулисные дела именуют. Но зачем, спрашивается, нас-то в них впутывать? Почему мы теперь должны в родном своём городе головоломки

на каждом шагу разгадывать? Ведь вокруг что ни вывеска – то кроссворд: на каком языке, о чём? Достаточно прогуляться по самому центру нашего Кемерово, чтобы впасть в смятение: а может, это – просто сон или бред?  Ведь вокруг на вывесках – сплошь импортные каракули, от которых и язык, и мозги сломаешь:

 

   Случаются и родные буквы. Только из них такое нагорожено, что без толмача не обойтись. О чём это? Что там скрыто за этими, к примеру, вывесками: «Креатифф», «Моби Дик», «Европа де Люкс», «Гран При», «Аквафор»? Словом, идёшь по знакомой с детства улице – и сердце радуется,  душа поёт… Правильно, как же не запеть, коль прямо перед тобой – мировая певческая столица? Вот же указатель: «Сан Ремо» Чего засомневались? Вспомнили географию, глобус? А у нас здесь – собственный глобус! У нас Сан Ремо – нет, не на 5-ой авеню (она чуть дальше), а  на Советском, у пересечения с Кузбасской.  

   Стоп! Да тот ли это, родной ли город? Не сомневайся: он, он! Вот же – для полной уверенности – крупно, золотом: «Гранд-сити Кемерово» Выходит, ошибалась я, всю жизнь считая, что Кемерово – родной мне город, столица Кузбасса. Оказывается, это – гранд-сити. Как говорится, «простенько, но со вкусом». Только вот – кто, откуда и по какому праву нам этот свой вкус навязывает-устанавливает? И что, не осталось уже никакой власти, которая бы заступилась за нас? Нет никаких правил, каждый размалёвывает город во что горазд? А может, там золотом, крупно – импортное матерное слово или – условный знак террористов?! 

    Неужели же пришла пора самим жителям подниматься на борьбу с захлестнувшей нас наглой бесстыдной чужестранщиной? А что – взять да и выйти всем вместе на субботник по очистке родного города от этой мерзопакости! Ведь сразу бы стало у нас свежее, чище, а жить – проще. А то мечется  наша бедная бабушка с авоськой от «Адамаса» до «Элетты». Ей бы кефирчик да батон подешевле найти, а уж бриллианты и платье со стразами она как-нибудь в другой раз себе купит. И вскипают систематически в «Рибоке» скандалы: почему в этом спецмагазине «Рыбак» не имеется ни удочек, ни лески?! А женщина с рулоном ярких обоев охотно поясняет спросившему, что купила эту красоту в «Орепе», и тычет пальцем в табличку «Орен» на двери магазина напротив.

 

 

 

 

 

 

 

   Я неоднократно  писала о запредельном «импортном акценте» сегодняшних кемеровских улиц. Будто предназначены они  для неких чужеземцев, тихой сапой завоевавших наш город, этаких хитро замаскировавшихся оккупантов. Мои статьи на данную тему  напечатаны и в нашем писательском журнале, и в  кузбасских газетах. Как-то я даже прорвалась на трибуну Областной общественной палаты, пытаясь там найти своих единомышленников. Увы! И «сливки общества» на мой призыв не откликнулись, и на городских улицах лишь чужестранных зазывалок  приумножилось.

   Годы идут,  «а воз и ныне там»! Вокруг  – разномастные, разностильные, но одинаково невнятные и настырно-наглые чужеродцы  с мрамора и дорогого металла, из золочёных рамок и виньеток хвастливо предъявляют себя: «Бонитта», «Дикси», «Валенти», «Голд Ридж», «Окара», «Ирбис», «Моби Дик», «Трейд», «Тревел» – и нет им числа. Причём, по-каковски  представляются – Бог его знает. Это даже не иностранцы, а какие-то выродки, не ведающие сами, кто они и откуда родом. Как правило, на вывесках – настоящая абракадабра: иностранные имена, марки фирм, названия предлагаемых товаров,  хоть и намалёваны часто золотом, но – с явными грубыми ошибками, без положенных артиклей и необходимых согласований. Не уверена, что приехавший вдруг к нам иностранец, глянув на такую вывеску, запросто опознает хорошо знакомую  ему фирму-землячку или расшифрует, о чём здесь  вообще-то речь.  

   Исколесив почти полмира,  безобразия, подобного тому, что вижу каждодневно в своём родном городе,  я не встречала нигде. В других странах вывеску с обозначением импортной фирмы или её товара встретишь не вдруг – за каждую следует заплатить солидный налог. Причём, эти, редкие – грамотны, тщательно выверены (хозяева несут строгую ответственность за это). Любопытно бы провести подобную проверку нашим вывескам, на которых зачастую – нелепые обрубки слов и фразы-уроды. А ведь даже правильно сказанное слово, перенесённое на другую землю, в иной язык, порою неожиданно резко меняет свой смысл. Помню, как нас, членов кузбасской делегации, в мэрии Шалготарьяна настоятельно просили на встречах с трибуны  свой родной край называть Кемеровской областью, а не Кузбассом, потому что по-венгерски это звучит не вполне прилично...

   Мне доводится бывать в различных российских городах, и я вижу, что этот захлестнувший нас вал иностранщины – беда всеобщая. Наш Кузбасс расположен в самом центре страны. И если уж у нас творится подобное, что же говорить о тех краях, где границы близко или рядом?! Впрочем, и столица наша в этом плане – не исключение.

 

 

 

 

 

 

   В последнее время явилась новая мода – сооружать нелепые слоганы из разноязыких слов или их обрубков. И вот уже мы смотрим  цикл телепередач «Proжизнь», читаем сборник «Маленькиеistorii», а на наших улицах любуемся названиями магазинов « е чаnet» и «Лас-Книгас». А это уже – не

просто безобразие, а преступление! Демонстративно-публичное нарушение языковых законов, настоящее оскорбление и тех, для кого исковерканный язык – родной, и нас, кто вынужден каждодневно видеть  это  непотребство на улицах своего города...

   Наступили времена, когда мы наконец-то озаботились качеством своей еды. Хотим непременно знать, из чего она приготовлена, какие в неё подмешаны добавки, соблюдены ли правила приготовления. Отлично! Но отчего же нам безразлично, чего понамешано в наш родной язык?! Мы произносим массу импортных слов, зачастую даже не подозревая, что они обозначают изначально и как мы нередко озадачиваем иностранцев невпопад употреблёнными их родными словами.  

   Беспощадный вал чужестранщины накатывает на нас, как неумолимая стихия, захлёствая даже самое близкое, родное, отнимая у нас и то, без чего просто-напросто жизни быть не может. Оглянитесь вокруг, прислушайтесь. Уже уходят извечные наши названия самого необходимого и неотъемлемого – на чём стоим, чем дышим, что пьём. Всё чаще земля нам – «терра»: территория, террариум, терра-инкогнита, а следом – на наших улицах: «Кофе-терра», «Суши-терра», «Якудзи-терра». Воздух-то у нас давно уже отняли: «Аэрофлот», аэродром, аэростат. Наверное, поэтому безропотно принимаем мы и новинки: аэробика, аэрозоль, аэрограф, аэротакси. Вероятно, пришло время отречься нам и от воды. Здесь аквариумом, аквалангом и аквапарком не обойтись. Украсили город зазывалки в разного рода «Аквафоры» и «Акватории», и уже в наших магазинах (простите, маркетах) непросто отыскать бутылку питьевой воды – всюду только «аква». Вот и любимое нами, сибиряками, тепло, кажется, покидает нас безвозвратно. Ну, к термометрам и термостатам мы уже давно привыкли. А теперь вот, чтобы окно или дверь на зиму утеплить, покупаем термоизолятор, а сами обряжаемся в термобельё.

   Настал черёд и каждому из нас. Аккуратно, с научной точностью, весь  человек (по-нынешнему гомо сапиенс) расчленён на элементы, каждый из которых наречён как можно замысловатей и непонятней – инояз тут как раз кстати.  

   Ладно уж, медицина – она всё никак от породившей её латыни оторваться  не может. Но зачем же, спрашивается, нас всюду-то расчленять на части да каждую обзывать пообиднее, по-басурмански? Это что же выходит, теперь у

 

 

 

 

 

 

 нас и лица нет, коли ввели нам фейсконтроль? Ладно ещё, руки переименовали в хенды пока только на магазинных вывесках – «Секонд-хенд». Но это же – пока. Кто его знает, что будет завтра! Ведь пришлось же

 кому-то не по нраву, как называем мы самую малую частицу своих рук-хендов. «Палец» – какой примитив! То ли дело по-импортному – «дактило». И будут теперь русские граждане проставлять в своих новых паспортах дактилоскопические оттиски.

   Уже и чувствовать (вернее – совсем не чувствовать) учимся по-импортному. И близкие отношения между людьми постепенно  исчезают. Лучший друг зачастую становится нам кентом или френдом. А любимый человек… о, тут – целый ассортимент. Он может быть пассией, симпатией, партнёром, бой-френдом или гёрл-френдой. Вы можете с ним (или с ней) устраивать рандеву, флиртовать, амурничать, завести роман, заниматься эротикой, интимом или сексом. Только вот любить друг друга – вряд ли: не модно это нынче, анахронизм. Вот и слово «любовь», ещё недавно сокровенное и вожделенное, уходит из русского лексикона.

      До какой степени уже отравлен иностранщиной наш родной язык, который, как известно, есть основа, главный стержень народа, нации вообще? Наши высоколобые учёные  нас успокаивают: не волнуйтесь, дескать, вы за язык свой родной – всё-то он пережуёт, всё переварит. Спасибо, конечно, за бодрые слова и надежду. Только вот тут какой фокус получается. Жизнь-то, практика о другом говорят. На планете нашей – более шести тысяч языков (не мы считали – те же умные учёные ). И они же утверждают, что половина (!) этих языков постепенно  умирают. Выходит, что-то в них всё же не пережевалось, не переварилось. Пока ещё наш русский в этот скорбный список не внесён. Но, судя по тому, как  шустро мы отучаемся называть на родном языке и самое обиходное, и самое высокое, – горизонт его не за тридевять земель.

   А ведь не станет русского языка (Господи, не допусти!) – не будет и народа нашего. Страшно вымолвить, но не стоит закрывать глаза на истину, хоть и беспощадную. Ведь народ как таковой определяется не особенностями жилищ, одежды, употребляемой пищи. Его наличие на Земле доказывает лишь свой собственный самобытный национальный язык. Он может быть не очень богатым, даже примитивным, но – должен быть! Пока язык жив – есть и народ, на нём говорящий. А нет языка – нет и народа. Достаточно вспомнить известнейший исторический пример. Жил некогда древний прибалтийский народ – пруссы.  Жил-был до тех пор, пока не пришли на его землю  непрошенно тевтоны. Завоеватели не стали уничтожать побеждённых, а просто категорически запретили тем говорить на родном

 

 

 

 

 

 

 языке, заменив его немецким. Запрещённый язык скоро умер. И пруссы вслед за своим языком исчезли! Навсегда! Неужели мы ждём того же?! Только нас ведь никто не завоевал (кажется), мы сами идём в добровольное

рабство. И начали со сдачи самого ценного, что имеем, – родного языка.

   А может, ещё не поздно образумиться, вспомнить, что мы – великий народ с воистину великим языком? Может, хватит нам и мудрости, и сил стряхнуть с него наносный слой шелухи и мусора, чтобы вновь восстал «великий и могучий» во всей своей красоте и полноте? Вообще-то нельзя сказать, что никто у нас и никак не пытается  заступиться за родной язык. Периодически то там, то здесь появляются умные (порою – чрезмерно) статьи на эту тему. В них – множество звонких фраз о величии (надо бы добавлять:  былом) русского языка и о том, что надобно его нам защищать. От кого? Судя по этим статьям, в основном – от нас самих.

    С некоторых пор главным врагом-диверсантом, изнутри взламывающим родную речь, объявлен мат. Сколько на «матерную» тему написано статей и книг, защищено диссертаций, составлено словарей! Научные расхождения у их авторов даже в том, как вообще этот слой нашей речи  следует называть: матерщина, нецензурщина, ненормативная или же – обсценная лексика? Да одно только это вот импортное название – поганей всех матерных русских слов, вместе взятых! Их всего-то как таковых, так сказать «в чистом виде» – не более двух десятков (сколько набирается в человеческом организме «неприличных» его органов и производимых ими действий). Перелистайте специальные словари ненормативной лексики, и вы обнаружите, что основное их «богатство» – уже производные от этих «главных» слов, объявленных вне закона. И вот из-за этих двух десятков опальных словечек – весь сыр-бор? Из-за этого – «священная война»? На это тратим силы, расходуем весь душевный запал и считаем потом, что свой долг выполнили!

   Но ведь очевидно, что пока человек окончательно не превратился в робота, пока он остаётся живым организмом со всем из этого вытекающим, всегда будут у него «нецензурные» части тела и действия, ими производимые. А уж надо ли их оголять, демонстрируя окружающим, да живописать их действия – это исключительно показатель культуры (или бескультурья) данного субъекта. И какие бы переименования в области анатомии ни последовали – они бессмысленны. Отменим одни названия – любитель непотребства  изобретёт другие и тут же станет произносить  их.

   И ещё. В своей жизни человек порой оказывается в такой критической ситуации, когда его (или окружающих от него) может спасти какой-то

 ёмкий сверхвыразительный эмоциональный выплеск. Вот тогда и выручает это тысячекратно проверенное языковое средство. Вспоминается с 16-ой

 

 

 

 

 

 

страницы давней «Литературки»: «Господа! Эту чугунную болванку вы уронили мне  на ногу и сломали её. Будьте любезны, уберите эту тяжесть – боль невыносима!» – так хотел сказать слесарь Петров, но сказал как всегда».

   Слава Богу, что слесарь Петров ограничился своим, по всей вероятности, очень выразительным высказыванием. Пусть и в другой раз, коль подобное с ним стрясётся, он обойдётся лишь этой «крылатой фразой». Ничего, мы как-нибудь стерпим, хотя после ему и попеняем. А вот как прикажете в данном случае поступить моему собрату-писателю, который взялся правдиво отобразить на бумаге героические будни слесаря Петрова? Дать его пространный монолог, обращённый к друзьям-коллегам? Интересно, а что скажет сам герой, прочитав потом это? И следом за ним –  все читатели?

   Вокруг этого «допустимо-недопустимо» кипят сейчас нешуточные страсти. На мой взгляд, если в интересной добротной книге для взрослых встретится пара подобных «крылатых фраз», если они употреблены к месту,  исключительно ради достижения «правды жизни», – в этом особой крамолы нет. Если же подобный словесный мусор – просто  способ  привлечения определённой категории читателей – об этом необходимо заранее предупреждать всех, чтобы не вляпались в грязь не желающие этого. Следовало бы узаконить какой-то знак-предупреждение (например –   переполненное мусорное ведро на обложке).  Чтобы каждый мог решать, брать ли ему вообще в руки эту книгу.

   Кажется, подобные меры уже начали осуществлять кое-где помимо литературы. К примеру, на афишах последнего спектакля московского «Современника» чётко значится: «Внимание! Ненормативная лексика!» Честно, открыто и, что немаловажно – без особых затрат и усилий. Вот бы и нам, литераторам, так же – сделать правилом  упреждать, предостерегать читателей о подмешанной в текст матерной мерзопакости. И – успокоиться, не отвлекаться больше на эту тему.

   Я против яростной борьбы с матом вовсе не потому, что – за него, а потому, что убеждена: да не стоит это считанное количество гадких слов-уродов ни нашей ярости, ни  потраченных на них сил и энергии. Не в них – главная угроза языку. Надо не растратить по мелочам наши силы, сберечь их для настоящей войны с истинным,  коварнейшим врагом – наступающей по всем фронтам иностранщиной. Вот где надо быть и твёрдыми, и мудрыми, и до конца беспощадными! Или она, эта зараза, одолеет родной наш русский, или – мы её, встав на его защиту всем миром.

   Нам бы не грех поучиться у тех, кто имеет опыт такой борьбы и, что важно, – победы в ней. К примеру, мудрые французы, почуяв угрозу своему языку,

 

 

 

 

 

 

 

 приняли государственный закон о его защите. Он возвёл надёжную плотину на пути потоков, хлынувших из других языков в их родной французский. И вот уже много лет на улицах Франции почти невозможно увидеть вывесок с

 названиями импортных фирм и товаров. Мало того, что хозяин за каждую из них платит солидный налог,– он ещё предварительно должен доказать, что без этой чужестранщины здесь просто не обойтись. Теперь не только на торговых вывесках и в рекламе, а и всюду французам приходится обосновывать целесообразность употребления практически каждого иностранного слова. За произнесённую публично иноязычную фразу французский журналист, телеведущий и даже государственный деятель рискует быть оштрафован и подвергнут всеобщему осуждению. Не нашёл нужных слов в родном языке – значит плохо его знаешь! Это расценивается не только как непрофессионализм, но и как оскорбление главного национального достояния, а значит – и всей нации.

   Какие вскипели страсти, какая волна всеобщего протеста поднялась в стране, когда вступившая в Евросоюз Франция оказалась обязанной обозначать названия импортных товаров на языках стран-производителей! Французы негодовали, они посчитали это засорением родного языка.  Протестовали буквально все. Вот он, настоящий-то патриотизм! Не громкое красивое краснобайство, а – дело. Настоящее, общее, результативное.

   Ах, если бы и нам так! А может, защита русского языка – души, сути, основы нашего народа – это и есть та самая вожделенная всеми «национальная идея», которую мы всё долго ищем?    Этой благороднейшей идеей – встать на защиту своего главного национального богатства – я уверена, загорится каждый, для кого русский язык – родной. Только необходим какой-то знак, отмашка: «С Богом! В бой! К победе!»

   Но – кто скомандует? Кто поднимется первым? И – поведёт за собою всех? Вероятно, тот, для кого родной язык – не просто высшая ценность, но и главное дело всей жизни, самая большая любовь. Эй, собратья-пишущие! А ведь это – про нас с вами. Над чем безотрывно сидим-горбатимся? Во имя чего без устали отыскиваем самые сокровенные слова в языковых сокровищницах, оставленных нам отцами и дедами? Бережём ли, как подобает, родную речь? А – дети и внуки наши? Поймут ли они, что написано нами? Выживет ли русский язык в эти тяжкие для него времена?  Хитёр и беспощаден враг, исподволь каждодневно истребляющий его, как коварная плесень и неумолимая ржа. И коль не мы с вами первыми встанем на его защиту – то кто?! Для кого ещё русский язык – и свет души, и радость жизни, и её смысл?

 

 

 

 

 

 

 

   А начать великое дело надо с себя. Разве мы сами подчас не оскорбляем свой «великий и могучий» недоверием, по лености своей якобы не находя в нём нужных слов, то и дело употребляя чужие, иностранные? Прислушаемся к себе, хотя бы когда мы говорим о самом близком – литературе. Чего тут только нет: концепт, лейтмотив, фабула, хеппи-энд, мажор-минор,

 тавтология, сентенции, кредо, курьёз, гламур, дайджест, спонсор, тендер, презентация, конкурс, номинация, шорт-лист, призёр, лауреати масса чего ещё подобного. Мы с кемеровскими собратьями-писателями с гордостью можем похвалиться первыми подвижками в нашей общей борьбе с подобной гнусью. Вот уже в который раз собираемся мы не на презентацию, а на представление только что вышедшего очередного номера нашего журнала. Маленькая, но победа! Надо надеяться – пойдём дальше, к новым победам.

   Нам бы ещё хоть чуток как-то вычистить от чужеродной скверны улицы родного города. Ведь куда ни глянь – глаз напарывается на бесстыдные и нелепые слова-уроды,  сложенные из разноязыких и искорёженных буквиц. И даже не слова, а их обрубки, обломки, настоящие языковые страшилки. И все – золотом, то по мрамору, то по цветному стеклу, то по зеркалу. Как не боятся хозяева всего этого безобразия? Ну не вечно же терпение горожан! Ведь уже на пределе градус их брезгливости и негодования, снесут же мигом однажды это непотребство! Всех дел-то – стукнул там да сям камешком – и нет гадких страшилищ!   И сразу – светлее, чище станет в городе. И мы себя почувствуем  не пешками, которых не уважают, с которыми не считаются, а – хозяевами своего города, русскими людьми.

   Только вот – когда наступит это благодатное время? Сколько ещё ждать? Да не ждать надо – приближать его!  Тут очень важно кому-то встать и пойти навстречу первым. Собратья-писатели! Неужели мы с вами уступим кому-то это почётное  первенство? Неужто испугаемся, дрогнем в борьбе за самое дорогое для нас? Разумеется, это – риск. Но когда и где идущие впереди не рисковали? А за святое дело и пострадать – отрада! 6-ое июня – всегдашний наш светлый Пушкинский праздник – объявлен Днём русского языка. Пусть же эта святая дата и станет началом движения за его освобождение от захлестнувшей иноязычной отравы. Не позволим превратить родной язык в котомку нищего, собирающего милостыню с чужих богатых столов! Начнём мы, каждый в своём  родном городе. Нас поддержат наши собратья по всей стране. Уверена: Александр Сергеевич нас бы тоже поддержал.   

                                                                ***               

                                                                                 Любовь Скорик –

                                                                                 член Союза писателей России,

                                                                                  Кузбасс, г.Кемерово.

                                                                                  Фото Юрия Чурсина