Юрий Михайлов. Поход руссов на Цареград. 860 г. Поэма

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Русская школа

Автор: Михайлов Юрий Михайлович

Просмотров: 5084

2013 год, Выпуск № 1

Когда зародилась Русь

 

Когда зародилась Русь? На этот вопрос нет абсолютно точного ответа. Приход Рюриков в Новгород и затем в Киев – случайная точка отсчета. Государства формируются столетиями, потому что должны созреть все условия. И потом, мне кажется, нужно различать историю государства и историю народа. Исследование генетических корней предполагает бесконечно глубокое проникновение в древность. Таким образом, есть два вектора изучения исторического пути: один обращен в будущее, другой в прошлое.

Это подобно летоисчислению: вектор «новой эры» и вектор «до новой эры». Только за нулевую точку нашей истории нужно взять не рождение Христа, а всеми признанный исторический факт. Если базовым документом для описания отечественного пути историки считают «Повесть временных лет» Нестора, то, стало быть, за нулевую точку можно взять описанное в «Повести» явление Рюриков, то есть – середину IX века.

И это лишь точка для исследования в двух названных направлениях, а никак не начало народа. Даже не начало государства российского. Моя поэма как раз оживляет один из фактов, который говорит о государственности русов еще до захвата власти в Киеве Олегом. Этот факт – поход русов на Цареград в 860-м году.

Двести судов с 8 тысячами воинов пришли тогда к византийской столице. Для организации такого похода необходимы общее управление, распределение функций, четкая координация действий всех участников, система связи. Нужна мобилизация немалых ресурсов для вооружения войска, его транспортировки, обеспечения продовольствием и фуражом.

В «Повести» говорится о том, что во главе похода стояли киевские воеводы Аскольд и Дир. Причем утверждается, что они были воеводами Рюрика. Последнее можно взять под сомнение, потому что уже опровергнуто другое утверждение Нестора (или того, кто произвольно поправил его «Повесть») о том, что поход руссов закончился катастрофой. По свидетельству очевидца событий византийского митрополита Фотия, русы ушли домой с богатой добычей и славой.

А что говорят средневековые упоминания об Аскольде и Дире? В середине IX века киевским князем становится Аскольд. Становится по наследству как прямой потомок Кiя. Это утверждали, например, авторы текстов ХV-ХVI веков Я. Длугош и М. Стрийковский, пользовавшиеся древними хрониками, документами, летописями, часть которых позднее была утрачена.

«Из версий разных авторов выяснилось, что имя Оскольд связано с названием речки Оскол в Харьковской области, – пишет современный исследователь – научный сотрудник института физиологии Украины Тамила Решетникова – Слово «оскол» происходит от древнеплеменного названия сколотов-скифов».

Сколоты занимались землепашеством в Поднепровье в VII-V веках до н. э. Они – предки славян, то есть праславаяне. В старинных источниках употребляется двоякое написание имени князя: Аскольд и Оскольд. Превращение Аскольда и его младшего брата Дира в варягов, как считают многие историки, например, словяновед академик Борис Рыбаков, произошло в конце XI – начале XII веков, после третьей редакции «Повести временных лет».

Что касается Дира, то его существование под сомнением. Тот же Борис Рыбаков признается: «Личность князя Дира нам не понятна. Чувствуется, что его имя искусственно присоединено к Аскольду, потому что при описании их совместных действий грамматическая форма дает нам одиночное, а не двойное число, как это должно было бы быть при описании совместных действий двоих лиц».

Согласно историческим сведениям, Аскольд был выдающейся личностью своего времени, талантливым воином и государственным деятелем. Его называли хаганом, что в те времена означало – царь. В эпоху Аскольда, в середине и второй половине IX века, формировалось древнерусское феодальное государство. Русский историк В. Ключевский отмечал, что «Руська держава была основана деятельностью Аскольда...».

А началось ее формирование при князе Кiе. По древним легендам, на приднепровские холмы полян явились три брата: Кiй, Щек, Хорiв и сестра их Лыбедь. Они и построили город, назвав его по имени старшего из них Киевом. На этой земле постепенно развивалась государственность. Собрав большое войско, Кiй ходил к Цареграду, и византийский император принимал его «с великой честью». О Руси Приднепровья, о том, что там живет «рослый, могучий народ», говорится в сирийских документах того периода.

«Киев стал одним из политических центров Европы, с которым считались другие государства, – пишет Тамила Решетникова. – Им были заключены политические и экономические договоры с Баварией, Византией (после военных походов на неё), завоёваны и присоединены к Руси половцы, кривичи. Поддерживались торговые и политические контакты с Грузией, Арменией, Азербайджаном, дальним Багдадом. Происходили военные действия в 864 году с болгарами, о чем упоминается в Никоновской летописи, и под 872 годом сообщается, что «убиен бысть от болгар Оскольдав сын». Известен также поход оскольдовой дружины на южный берег Каспия, о котором сообщает персидский хронист. Воевал Оскольд и с Рюриком за Полоцк, будучи его конкурентом за власть над прилежащими землями. Более того, как пишет историк М. Берлинский, когда в Новгороде, где правил Рюрик, произошли народные волнения, вызванные его жестокостью, «великое число тамошних славян, любящих благоденствие, будучи привлечены добротою души Оскольда, поселилось в Киеве...

Лояльными были отношения Руси с мадьярами (венграми), которые некоторое время были под киевским протекторатом. Правитель мадьяр Олмош был не только союзником, но и личным другом Оскольда. Поэтому впоследствии он и похоронил Оскольда на своем Угорском (венгерском) урочище, т.е. местности, и построил над его могилой церковь Святого Николая Чудотворца. Все исторические источники отмечают, что это место с тех пор слывёт как Оскольдова могила и весьма почитается в народе».

Вероятно, именно при князе Аскольде произошло, так называемое, первое крещение Руси. Русь давно знала о христианстве. Победные походы на Византию могли стать толчком к Аскольдовому крещению. В исторических источниках называются разные даты этого события: чаще всего – 860-й и 867-й годы.

«Однажды, просматривая в архивных фондах подшивку киевской газеты за 1866 год, – пишет Тамила Решетникова, – я прочла «9 мая на Оскольдо-Николаевском урочище. В настоящем году Россия празднует тысячелетие со времени крещения перваго русскаго князя-христианина, Оскольда-Николая». Так значит, в XIX веке Оскольда еще помнили?! Как же могло случиться, что мы забыли о нем?». Пора вернуть на пьедестал великого славянского князя, собиравшего Русь и прославлявшего ее в IX веке первого тысячелетия новой эры…».

Надо сказать несколько слов и о самой Руси. В первые века новой эры праславянские племена антов занимали земли между Бугом, Днепром и Донцом.

«Один из родов иранских антов или ас был известен как светлые ас (рухс-ас), – замечает выдающийся русский и американский историк Георгий Вернадский. – Позднее славянские племена, подчиненные роду рухс, могли принять это имя. В перечне племен, покоренных Германарихом, мы находим имя Рокаса (Рогаса). Это, возможно, другая транскрипция имени Рухс-ас (Рок-Ас). Другое племя упомянутое готским историком Иорданом и могущее относится к проблеме, - это росомоны. Согласно Иордану, росомоны восстали против Германариха вскоре после вторжения гуннов. Возможно, что имя в описании Иордана, если оно не искажено устной традицией, является другой формой произношения имени роксоланы. Изначально рухс могло на некоторых местных диалектах звучать как рос, росс или русь, в свете чего могут быть поняты источники греческого rvz и славянского Русь».

Как заявляют многие исследователи, одним из ранних исторических документов, свидетельствующим о существовании древнерусского государства, являются Бертинские анналы, в которых сообщается о прибытии в мае 839 года к франкскому императору Людовику Благочестивому византийского посольства от императора Феофила. В составе византийской делегации находились послы народа рос (rhos), посланные в Константинополь правителем, обозначенным в тексте как хакан (chacanus).

Средневековый хронист сообщил следующее:

«Он [Феофил] также послал с ними тех самых, кто себя, то есть свой народ, называли Рос [Rhos], которых их король [rex], прозванием хакан [chacanus], отправил ранее ради того, чтобы они объявили о дружбе к нему, прося посредством упомянутого письма, поскольку они могли [это] получить благосклонностью императора, возможность вернуться [на родину], а также помощь через всю его власть. Он не захотел, чтобы они возвращались теми [путями] и попали бы в сильную опасность, потому что пути, по которым они шли к нему в Константинополь, они проделывали среди варваров очень жестоких и страшных народов».

Древнерусское государство, о котором практически ничего не известно, в этот период времени условно обозначается в современной историографии как Русский каганат. В ряде летописей сохранились следы того, что ранние сведения о Руси связывали с периодом правления византийской царицы Ирины (797-802 гг.). По мнению исследователя летописей М. Н. Тихомирова, эти данные происходят из византийских церковных источников.

Становится популярной и такая версия происхождения русского, украинского, белорусского, польского народов: Русь – наименование одного из арийских племен (от "рус", т. е. светлый). Именно под этим именем предки русских, в числе других ариев, пришли в Европу из Памира, основав около двух тысяч лет назад в районе нынешней Кубани Русколань, колыбель русского народа. Но современные раскопки Аркаима в южном Приуралье говорят о том, что арии уже в первой половине-2-го тысячелетия до новой эры проживали на территории будущей России. Они строили оригинальные духовно-ремесленные города, плавили медь, изготавливали колесницы. Русь воистину бездонна в своем характере и своей истории…

 

PS: Зачем написан «Поход руссов»? Не только для углубления в славянскую историю и оживления одного из ее эпизодов. Прежде всего – для изучения отечественной генетики.

Если я – ветка на дереве, то прежде чем распускать листву и давать побеги, изучу ствол, на котором произрастаю: не гнилой ли он, есть ли у нас с ним будущее? Вижу, что ствол сильно пострадал: на нем много ран, старые высохли или покрылись бугристой корой. Но он еще крепок и простоит не один десяток лет. А вот здоровы ли его корни, какая программа на эти десятилетия заложена в них?

Попытка посмотреть в корень – вот что такое «Поход русов». Она также дает возможность взглянуть из глубины веков на давние вопросы о языке, характере, обличии русов. Почему мы все время противостоим могучим державам и мирам? Почему цикличны в своем развитии: можем век довольствоваться сохой и лучиной, а потом за два-три десятилетия выйти в космос? Почему то прозябаем, терпеливо перенося все невзгоды, несправедливости, то, поднимаясь на врага, сметаем все на своем пути. Почему знали вече и ценили общинный уклад, а теперь не можем усвоить элементарные нормы демократии?

Вопросов тьма, и путь к ответам на них лежит через научное и художественное освоение глубин истории.

 

Поход русов на Цареград. 860 г.

 

*   *   *

Богат и многочуден Цареград[1],

Украшен благолепными дворцами:

Собор Софии, храмы с куполами…

На пестрых площадях торги шумят…

Воловье стадо гонят продавать.

А вон ряды усыпаны плодами…

А дальше – место с хлебными рядами,

Народ туда валит – не надо звать.

Другая площадь – и иной товар:

Посуда немудреная из глины,

Ножи, чеканка тонкая эллинов,

Нарядный шелк – предмет восточных чар.

У моря с кораблей ведут рабов.

Славянами торгуют много, споро.

Поганый[2] славянин, здоровый, скорый –

Работник на судах у рыбаков

И на участке у землевладельца.

Славянок юных беленькие тельца

Приятны для вельмож и их сынков.

Архонты[3], у которых сила, власть,

Забылись в море вин и сладострастья.

А церковь люд спасает от напасти

Добро чужое и хотеть, и красть.

 

*   *   *

На рынке при народе светлым днем

Мужчин смущает нищая гречанка:

- Купец, ты здесь толчешься спозаранку –

Возьми меня, и вместе отдохнем.

- Герой, постой – я вижу, воин ты.

Из далека? Без женщины не скучно?

Не проходи, как евнух, равнодушно.

Смотри, как груди гладки и чисты.

Эй, юноша, тебе пора познать

Любви искусство. Ну же, будь смелее!

Пойдем со мной, как дева, не сомлею,

Утешу, приласкаю, будто мать.

Старик, за сыра круг отдам себя.

Я помогу тебе, какие шутки…

Мне нечем накормить мою малютку.

Пошли… Ах, улыбнулась мне судьба.

 

*   *   *

В неволе славянин который год.

Закончив со скотом, идет на поле…

Измученный полянин[4] обездолен:

На севере его земля и род.

Они зовут тревожно в каждом сне,

И сердце от глухой тоски стенает…

Дорогу в край родной полянин знает

И от плетей сбегает по весне…

Сумел уйти от стражей далеко.

Три дня уже не ел, теряет силы,

Но все идет, идет на голос милый,

Кочевья огибая степняков…

И вот он у полян, в стране отцов,

Остались от него глаза да кости.

Родные не узнали, будто в гости

Пришел чужой, и плачет он без слов.

Но мать, всплеснув руками, обмерла:

Узнала вмиг в его глазах кровинку

Супруга, что в степи растаял льдинкой,

И родинку, что на плече была.

 

*   *   *

Цветут сады на киевских холмах,

А в Днепр шелковый смотрятся березы.

Тут вечно рядом радости и слезы,

Сласть от побед и перед степью страх.

За крепостной стеною мир и лад.

Кузнечный звон и близко, и далеко…

Как будто мир, безоблачный, широкий,

Он обтекает, как сто лет назад.

Отрадой сердце полнится, поет –

Здесь отчий кров с защитой и надеждой,

Отсюда даль не кажется безбрежной:

Для сокола всего один полет.

 

*   *   *

Купалы день[5]. В священной роще люд

В одеждах белых и венках цветочных.

Здесь – принесенье жертв медовосочных…

Светло, и птицы весело поют…

Березки собрались в веселый круг

И шепчутся: секреты – их отрада.

Но вот пришла вечерняя прохлада.

Все после трапезы на луг идут.

Зажгли костры и встали в хоровод.

Девчата по Днепру огни пустили,

Чтоб пращуры к живым добрее были:

Суровых предков чтит как прежде род…

А над кострами и велик, и мал

От разной скверны души очищает…

Бог красна лета их с Огнем венчает,

Чтоб дух подобно плоду созревал.

 

*   *   *

Прошли гулянья… Пировали всласть,

Теперь пора всерьез за дело браться.

Купцы с низовьев стали возвращаться.

К себе на разговор позвал их князь.

 

Князь Аскольд: - Почто, купцы, товар ваш стал бедней?

Неужто притесняют вас ромеи[6]?

Купец: - Скорее, князь, они не разумеют

Того, что просим. Там мы всех бледней.

Все лучшие места у христиан:

У местных и заморских персов, греков.

Нас еле признают за человеков…

Хвала богам, что не за павиан.

А многие из наших там – рабы.

Нас продают хазары и булгары[7].

Славяне там – такие же товары,

Как воск и мед, как ягоды, грибы…

Ромеи чтут торговый договор,

Что со страной богатой заключают

На тридцать лет. А нас они не знают,

И потому у нас такой разор.

Брат князя Дир: – Ромеи позабыли, ожирев,

Все славные славянские походы!..

Как будто нет на севере народа

Достойного, а есть холодный хлев!

Для них тут – скотский двор, земля рабов.

Пора напомнить, что такое русы!

Аскольд: - Не горячись – их воины не трусы,

Их армия в оружье до зубов.

Поход свершиться должен в лучший срок.

Купцы, что слышно в мире про арабов?

Купец: Воинственны… Остановить их дабы,

Сбирает кесарь войско.

Аскольд: - Чей же бог,

Арабский иль ромейский, победит?

Пускай сойдутся и воюют жестко.

А Цареград, оставшийся без войска,

Как яблоко к нам в руки упадет...

 

*   *   *

Мать: - Сынок, зачем тебе – на Цареград?

Оттуда ты пришел больным и тощим,

А здесь цветут твои луга и рощи,

И каждый здесь тебе – сестра иль брат.

Сын: - От мук душевных мне покоя нет:

Хочу отца найти живым иль мертвым.

Когда бежал, за каждым поворотом

Надеялся его увидеть след.

Еще хочу злодеям отомстить,

Что нас с купцами в поле одолели,

Да и ромеям, чьи ремни алели

От крови рабской – мне их не простить.

Мать: - Тогда иди… На шее оберег…

А вот земли родимой узелочек.

Поможет ее силушка, сыночек,

И будет с ней покойней твой ночлег.

 

*   *   *

На киевском Подоле – синий лес.

В низине многотравно и тенисто.

Туманы опускаются волнисто.

Здесь на земле господствует Велес[8].

А на холме, где солнца сотни струн

И небо удивительно благое,

Вдруг вырастает божество другое –

Среброголовый великан Перун[9].

Ему клянется храброй быть всегда

В сраженьях закаленная дружина.

Все кмети[10] во оружии едины,

Для всех одна удача и беда.

Клянется князю в верности Илья

В порубленной уже не раз кольчуге

И юный Горислав, что вскормлен кругом[11]

У ратного костра с конца копья.

 

*   *   *

Как прадед Кiй, объединивший в Русь

Полян и северян, славен, Поросье[12],

Аскольд считает Поднепровье осью,

Соединившей племена в союз.

Она одна чрез земли степняков,

Несет к морям и берегам успеха.

Торговля для Аскольда – не потеха,

А средство выйти из лесных оков.

Союзные славяне – молодцы:

Доходят на «вельблудах»[13] до Багдада,

Хвали́́ссы[14] на ладьях пройдя преграду.

Но завещали путь иной отцы:

До Цареграда – центра всей земли –

Куда везут товар Восток и Запад

И юг арабский хищно тянет лапу,

И север устремляет корабли.

Почетным гостем в Византии был

Отважный Кiй. Он княжил на Дунае,

За честь признанья кесарю[15] внимая.

Но удержаться не хватило сил…

И долг – связать разорванную нить,

Пройдя Днепром опасности степные,

Нагрянуть с моря, как ветра шальные,

И к договору Цареград склонить.

 

*   *   *

Костры горят трескуче вдоль Днепра,

И сотней змей в долине дым клубится.

Зверье забилось в лес, и смолкли птицы…

У русов сбор – тревожная пора.

Вдоль берега дощатые ладьи,

Как гуси ожиревшие, теснятся.

В кострах на вертелах коптятся зайцы

И гроздья рыб… Премного впереди

Ночевок звездных с дымной синевой.

Довольно дома на печи валяться…

Родимая Земля, прости скитальца:

Твои песчинки на груди его.

Не спит полянин – думы глубоки.

Великий Сварог[16] круг небес вращает.

И каждая звезда о том вещает,

Что надобно пройти свои круги,

Что карма[17] испытаний для души

Дана и от нее не отвернуться.

Проснись с восходом солнца-Ра[18] и лучше

На поле Яви[19] свой удел паши.

 

*   *   *

Вчера вечор полянин был в строю,

Как воду пил он княжескую фразу.

Живая речь легла на сердце сразу.

За князя он отдаст и жизнь свою.

Аскольд глаголил:

 

- Мы идем в поход,

Чтобы вернуть за морем честь и славу

И наших предков подлинное право

Там торговать, как и любой народ.

Степные орды перекрыли нам

Тропу Трояна[20] чрез поля на горы,

Где воды мчит Дунай и любо взору.

Теперь страдают братья наши там.

Тварь многоглавая теснила нас –

Мы сделали валы, закрыв от змея

Града и веси, пахарей жалея.

Перун с подмогой нашей Землю спас.

А Велес дал ремесла нам и скот.

Плодами, хлебом одарил Купала.

Любовью Лада-мать[21] соединяла.

Мы кланяемся им за свой живот.

Здесь наша родина с названьем Русь.

Мы – русы! И за морем это вспомнят.

Мы не народ рабов из чащи темной.

Сие я с вами доказать берусь.

И с нами – братья из других племен.

Все в верности мы Перуну клянемся!

И если дружно за дела возьмемся,

То наших не забудет Русь имен.

Пути нам ведомы по лону вод.

Давно натянуты тугие луки,

Мечи изострены, умелы руки –

Никто из ратников не подведет.

Взойдем же, братья, на свои ладьи

И устремимся к Цареграду скоро,

Чтобы омыть чело[22] водой Босфора.

Да ждет нас честь и слава впереди!

 

*   *   *

Рассеялся туман, и Днепр ожил.

Пришли еще ладьи, челны с верховьев.

И княжий парус, выкрашенный кровью,

Днепровский ветер вдруг разворошил.

Пошел, пошел великий караван.

Прощай, Земля, прощайте, Русь и Киев.

Платками машут люди дорогие

И молят Ладу-мать: «Избавь от ран»…

Волны лазурь вскипает за кормой,

И чайки ищут счастье над водою.

«Ну вот и все – за дело молодое!

Долой лебяжьи ласки и покой!

Как весело, как радостно в груди,

И как громадна ныне сила наша, -

Полянин улыбнулся. – Выпью чашу

Сию до дна – летите же, ладьи!».

 

*   *   *

С подмогою Купалы, Перуна

Прошли пороги и простор понтийский[23],

И скоро град великий византийский

Откроет вод седая целина.

Немеют русы, взгляд их стал суров.

Давно изострены мечи и копья.

Всем надоели волн холодных хлопья,

И поразмяться каждый муж готов.

На горизонте скалы и холмы –

Ну где ты, Константинова столица?

Все чаще над кормою вьются птицы,

Из сонной проявляясь полутьмы.

Их крики беспокойны и резки:

Тревожно им над черною водою:

«Откуда вы, с добром или бедою

И почему вас много, рыбаки?».

 

*   *   *

Полянин снова там, где пару лет

Томился в рабстве и сносил побои,

Богов своею упрекал судьбою

И лишь надеждой мести был согрет.

Рожденного землей, где нет рабов,

Где лес и поле да лихая воля.

Где только род – закон тебе, не боле,

Всадили в клеть, закрыли на засов.

Как тура из лесной холодной тьмы,

Заставили ходить в ярме несносном,

Когда душа рвалась к родимым соснам,

На славные днепровские холмы…

Но он теперь с мечом – молитесь все.

Настал неотвратимый миг расплаты.

И льется кровь ромеев по палатам –

Слепая месть в неистовой красе…

Схватились за ножи и топоры

Рабы и все обиженные кровно.

Хозяев режут, рубят, словно бревна,

И поджигают их дворцы, дворы.

 

*   *   *

Вот новый дом – полянин на крыльце…

Убогий двор… В отчаянном испуге

Бегут немногочисленные слуги.

Один из них напомнил об отце.

 

Полянин: - Ты не из русов, раб?! А ну, постой!

Не бойся моего меча – не трону.

Он – смертный враг лишь Цареграда трону.

Ну, повернись!.. О, Лада-мать, – живой…

Его глаза и нос, его лицо…

Отец, тебя ли вижу я воочью?

Как будто свет пролился черной ночью

И разомкнулось страшное кольцо.

Отец: - Сынок! Поверить не могу глазам.

Неужто милость ниспослали боги?

Я думал, ты погиб тогда в дороге.

Не знаю, как живым остался сам.

Меня, почти умершего от ран,

Отдали старцу, даром, без оплаты.

Старик меня выхаживал как брата.

Он – праведник из верных христиан.

Его жена сидела надо мной.

Слыла распутницею в Цареграде.

Старик ее пригрел малютки ради.

Нехитрый дом их – как ковчег земной.

Полянин: - Их пощадят… И нас щадит судьба.

Закончится поход – домой вернемся.

И снова над Днепром увидим солнце…

Там все родные слезно ждут тебя.

 

*   *   *

Над Цареградом черные бразды.

Они – не слуги жалкого ненастья

И не явленье колдовской напасти,

А сонм тревог, отчаянья, беды.

Ромеи стерли голени, молясь,

В безумном страхе ожидают штурма.

И лишь рабы, колодники по тюрьмам

Ликуют, ведь свободу даст им князь.

Торговые ряды пусты, немы,

Голодные собаки воют дико…

Никто не охранит от зол великих,

Жестокой боли и кровавой тьмы.

Ушел с войсками кесарь Михаил

На край своей земли громить арабов,

Остался гарнизон, как отрок, слабый.

Сопротивляться русам нету сил.

 

*   *   *

Собрал народ у храма патриарх.

Богатые и бедные смешались,

В беде большой друг друга не смущались

И Фотию внимали через страх.

 

Фотий: - Кругом испуг, отчаянье и вопль…

Град варваров обрушился жестокий,

Уничтожая не лозу, а соки,

Которыми живет Константинопль.

Срывает он не ветви и листы –

Самих людей со древа жизни люто,

Тела их перемалывая будто,

Весь род губя до полной пустоты.

И разве эта кара, ужас сей –

Не за грехи, не за проступки наши?..

Расправы вид за стенами так страшен,

Что описать нельзя картины всей.

Истерзаны, искромсаны отцы,

Их жены, дети, даже скот в предместьях.

Им все равно уже, их души вместе…

Нас тоже не спасут чины, венцы.

О, разум жадный, безрассудный наш,

Ну разве не достоин ты презренья?

Как долго нам прощались прегрешенья,

А мы, безумцы, вновь пускались в раж.

Мы не жалели ближних, становясь

Еще надменней и еще свирепей.

Казалось, снисхожденье нам нелепей,

Чем на ступенях в дом господский грязь.

Рабам простить их долг мы не могли,

Теперь они очнулись и восстали

И гневно, помогая русам, стали

Нас истреблять, стирать с лица земли.

Мы возносились, гордости полны,

Бесчестя тех, чьи руки нас питали.

И вот привел из непроглядной дали

Народ рабов к нам адские челны…

Что сетуете, что кричите мне?

И я, как вы, роняю слезы наземь.

Уныние и мой затмило разум,

Я сам как будто в мрачном полусне.

Но стонами не потушить огня,

И плачем не умилостивить Бога.

И прежде слез, страданий было много.

Но вы смеялись, страждущих гоня.

А помните, я предостерегал,

Бранил, стыдил, но вы мне не внимали.

Я прял в огонь[24], мой труд испепеляли

И слуги зла, и те, кто, каясь, лгал.

Не вижу ныне пользы в плаче я,

Когда нас настигают жала смерти

И души всюду поджидают черти,

И не подкупен мировой судья.

Довольно слез! Порукой стану сам

За ваше от погибели спасенье.

Обеты ваши и ночные бденья

В раскаянье уроком будут вам.

Настало время обратиться к Ней,

К единственной надежде в час суровый…

К Тебе Защитница и Матерь Слова[25],

Спаси твой град, грозу над ним развей,

Посредницею милосердной стань

Между людьми и Иисусом Сыном.

И я молиться буду, коль не сгину,

Чтобы отвел Он наказанья длань[26].

 

*   *   *

Аскольд: - Что за видение в моих очах?

Что на стене?

Дружинник: - Три черных человека…

Аскольд: - Еще? Не видишь? Приведите грека,

Да познатней, а с ним и толмача[27].

Дружинники: - Ведут, ведут.

Аскольд: - Спроси его, толмач,

Что эти люди делают на стенах.

 

Не слышит грек, моляся на коленях.

Как куропатка, трепетен, горяч.

 

Аскольд: - Толкни его - зачем там чернецы?..

Сильней толкни, чтобы открылись уши.

И что несут, спроси, да лучше слушай.

Толмач: - Он молвит, то – святейшие отцы.

В руках их Божьей Матери покров[28].

Аскольд: - Так это он, как зарево, сияет…

Их Богоматерь город охраняет.

Что делать нам? Зовите-ка волхвов!

 

Явились старцы с тенями у глаз.

Брады седы, одна другой длиннее.

Всю ночь богам молились, цепенея.

В огонь смотрели, ждали свыше глас.

 

Волхвы: - По знакам, князь, не наш сегодня день,

Перун Царьграда брать не позволяет.

В костре обрядном вещий камень лает,

И от него губительная тень.

На копьях спотыкался вещий конь,

Испарина была на конской вые.

А в небе снова тучи грозовые.

Гляди – вот капля пала на ладонь.

 

*   *   *

Большой совет… Аскольд собрал князей

И воевод, старшин, бывалых кметей.

Полощет флаг его холодный ветер,

На море рокот волн все злей и злей.

 

Аскольд: - Так что же, братья, брать ли Цареград?

Перун с Купалою предупреждают.

Не повинуемся – нас ожидают

Шальные бури много дней подряд.

Волхвы в тревоге: все стихии нам

Ненастьем и бедою угрожают.

Не хватит ли нам, братья, урожая,

Что мы уже собрали по местам,

Кровавой жертвой оросив сполна

Надменный, презиравший русов берег?

Погряз он в мягкой, как болото, вере.

Но наша вера славная сильна…

Ромеи предлагают вечный мир

И выкуп за сохранность Цареграда.

Признали нас, а это нам и надо.

Что скажешь ты, неукротимый Дир?

Дир: - Трофеи наши велики, и нам

Отяжелять суда уже не стоит…

Идти домой – решение простое,

Разумное, угодное богам.

Варяжский князь: - Иное наши боги говорят,

Сулят удачу нам, богатство, женщин.

Мы не должны довольствоваться меньшим.

Не зря мы здесь – идем на Цареград!

Аскольд: - Вам только бы спускать ромеев кровь[29],

Их жертвами как будто ненасытны…

Так всем скажу: отсюда было видно,

Как засиял их Матери покров.

Не ведаю и ведать не хочу,

Что значит это предзнаменованье

И что готовит нам судьбина в тайне…

Но вы зовете слепо нас к мечу.

Пойти за вами? Ну и что потом?

Как с Кесарем вести переговоры,

Когда мы лишь разбойники и воры,

Разграбившие двор его и дом?

Нельзя рубить свой сук, так говорят.

Нам торговать с ромеями придется

И через них – со всеми, кто под солнцем.

Мы устрашили их – теперь назад.

Варяжский князь: - Назад?.. Ах вот ты как заговорил.

Не кровь в тебе струится, а водица.

И будет меч твой от словес тупиться.

Предвижу: от того лишишься сил…

Аскольд: - Молчи, глупец!.. Еще полслова, и…

И ты – мой враг, тогда лишь меч рассудит.

Дир: - Уймитесь вы, поспорили и будет!

Так что, грузиться на ладьи свои?

Совет: - Домой: мы – с честью, и добра полно!

Аскольд: - Тогда обряд пройдите очищенья.

Волхвы, богам готовьте угощенья,

А к ним – меды и сладкое вино!..